Когда Цзян Чэн хотел как лучше

Шрамы на груди Ваньиня – незнакомые, непривычные, не такие. Расположены иначе. Рассматривая их, оглаживая мягкой губкой, Сичэнь испытывал смешанные чувства. Он знал и эти шрамы, и шрамы поменьше на теле его супруга, кем и когда они были оставлены, ведь появление большинства из них мужчина и застал. Но на теле возлюбленного сейчас были иные, более глубокие и более частые, сбивающие Сичэня с толку непредсказуемостью своего появления на родном теле. И волосы. Сейчас волосы Ваньиня были короче, пахли по-другому, его супруг давно сменил прическу, предпочитая распущенные, ведь Сичэню они так нравились. Не удержавшись, мужчина провел кончиками пальцев меж чужих темных прядей, элегантно маскируя это действие под желание убрать мешающие за ухо. А вот на ощупь были такими же, очень знакомыми. Мужчине было так просто говорить о своих утратах, ибо он живет с ними несколько лет, тогда как на каждое слово его новообретенный супруг реагировал так, словно слышал об этом впервые. Трудно было не заметить, что это удивление было искренним. Так же как и проигнорировать внутренний голос, который говорил Сичэню, что он неизбежно выдает желаемое за действительное. Дрожь в руках обнаружилась неожиданно. Цзян Чэн был расслаблен под ласками Лань Хуаня, потому вздрогнул от сказанного настолько ощутимо, что вода ударилась о противоположный борт. Мурашки прошли по телу, будто бы он вышел после ванны на мороз. Умыться мыльной водой было не самым лучшим решением, пена чудом не попала в глаза, но очень захотелось вдруг уйти на дно и там и остаться. – Так Цзинь Цзысюань и А-Ли живы... – только и смог произнести Цзян Чэн, глубоко вздохнув. Небо, он может увидеть сестру. Наверняка она стала лишь прекраснее. Интересно, каким вырос Цзинь Лин, окруженный родительской любовью? Как выглядит Вэй Ин, в конце концов, без золотого ядра? Как он остался в Юньмэне и принял на себя управление кланом? Вопросов слишком много, а у Цзян Чэна сердце стучало так, что больно кололо под ребрами. Очень странно слышать “глава Цзян” не о себе. Хочет их увидеть. Пока он в этом времени, у него есть такая возможность. Но нужно ли? Цзян Чэн так тяжело переживал их потерю. Наверное, теперь они переживают утрату своего Ваньиня. Хотели бы они увидеть его, зная, что он уйдет и больше не вернется? Цзян Чэн попытался сказать что-то, но ком застыл в горле, из-за чего вместо слов прозвучал какой-то всхлип. Мужчина нахмурился и напряженно сжал пальцами бортики ванны. – Я не знаю, что более странно слышать. В моем времени они погибли… – задумался. – А Цзинь Гуанъяо? Чем занимается он? Он возглавил клан после смерти Цзинь Гуаншаня вместо- Вместо. А Цзинь Цзысюань все еще жив. Вот теперь во рту вовсе пересохло. Сестра не погибла, защищая Вэй Усяня. Цзинь Лин растет в полной счастливой семье. Демонический артефакт будто бы издевается над ним, претворяя в жизнь самые сокровенные фантазии Цзян Чэна, о некоторых он даже боялся мечтать. Вода постепенно остывала, но он совсем не замечал этого. Не до того. Теплая, на том и спасибо. Обернуться на Лань Хуаня тоже стало отчего-то трудно, ему наверняка сложно рассказывать все это. Но Цзян Чэн хотел знать, жаждал. Искренне удивление, чистая, неприукрашенная реакция на, казалось бы, такие простые вещи для Сичэня и Ваньиня со стороны последнего создавала у самого Хуаня дурное ощущение. Еще несколько лет назад он сам видел свою сестру, был у нее в гостях, возился с племянником, а сейчас недрогнувшим голосом говорил, что она мертва в его мире. "Его мире" Сичэню очень не нравилась эта фраза. Ваньинь все так усложнял, пытаясь разделять себя и это место – его дом, где он вновь оказался – будто до конца не хотел принимать его. В самом деле, очень хотелось думать, что он просто не в себе до сих пор. — Цзинь Гуанъяо? Нет никакого Гуанъяо в клане Цзинь, да и не было, — ответил мужчина, не задумываясь и не переключая свой поток мыслей на попытку вспомнить всех значимых адептов другого клана. – Как не было? – Цзян Чэн не сдержал удивления, вскинув брови. Даже если Цзинь Цзысюань в этом мире остался жив, то как может вообще не существовать Цзинь Гуанъяо? Хотелось просто думать, что Ваньинь потерял часть памяти, пока он отсутствовал эти несколько лет. Увидел во сне те невероятные жестокие события, что рассказывал сейчас. Ну, или что-нибудь еще. Та драгоценная возможность вновь касаться его живого супруга, туманила разум Сичэня, заставляла думать не самые правильные мысли и искать все нелепые оправдания и объяснения, чтобы вновь вписать Ваньиня в привычную для него жизнь. — Вода совсем остыла, А-Чэн, а слуги уже должны были принести ужин, — отвлеченно произнес мужчина, заставляя себя переключиться с не самых хороших мыслей на реальность. — Присоединяйся ко мне, когда закончишь здесь. Вот чистая одежда. Он указал на столик по левую сторону от Ваньиня и, отложив предварительно выжатую губку, по привычке поцеловал мягко мужа в макушку, только после вернувшись в комнату. Цзян Чэн, может, и хотел продолжить разговор, но Лань Хуань так стремительно улизнул, из-за чего захотелось наоборот прижать его к стенке и заставить рассказывать все, что знает. Но это была бы паранойя, не меньше. Яньли жива. Эта мысль била по вискам, точно в гонг. Вэй Усянь никогда не умирал. Может, даже не уходил на Луанцзан? И у них не было причин ссориться. Точнее, их было меньше. Как так случилось, что здесь все события развернулись иначе? И связано ли это исключительно с тем, что они с Лань Хуанем начали отношения еще во время того, как Цзян Чэн учился в Юньшэне? Оставшись в одиночестве, Цзян Чэн окунулся в воду с головой, желая промыть волосы. Та и вправду остыла, но, возможно, ее прохлада была именно тем, что сейчас нужно. Закончил еще минут через пять, не торопясь вышел из ванны, обтерся полотенцем, хорошо промокнув волосы, подумав, стоит ли собирать их сейчас или пусть те высохнут, в конце концов, его увидит только Хуань, а ему можно видеть главу Цзян без прически. Бывшего главу Цзян? Нет, он свой пост не передавал и никуда не уходил. Если только в его мире его еще не считают умершим... Одежда, которую глава Лань предложил ему, была белой и с клановой символикой Гусу, но оказалась по размеру, будто бы шилась специально для него, даже рукава нижних одежд подобраны манжетами, хотя верхние все еще были глубокими и страшно непривычными. На длинных полах накидки удобные разрезы цзянсю, на которой Цзян Чэн обнаружил вышитый лиловыми нитями лотос, из-за чего осознание пришло само – это его одежды. Не его, Цзян Чэна, но его, Лань Ваньиня. … Вариантов все равно не было, его собственный пурпур был в пыли и грязи, потрепанный встречей с ветками деревьев и целых двух крыш. Мужчина воспринимал это как временную меру, поэтому не возражал и вернулся в комнату к ужину. Судя по звукам, слуги уже похозяйничали. Дожидаясь Ваньиня, Сичэнь не сразу обратил внимание на свои намокшие рукава и едва подрагивающие от волнения пальцы. Что ж, ему тоже нужно было переодеться и привести себя в порядок, особенно свои мысли. Решив начать с первого, заклинатель отправился менять одежды. И думал. Много и даже почти лихорадочно. В его руках вдруг появилась просто сказочная возможность и он должен был распорядиться ею грамотно. Он думал, и план сам рождался в его голове. Сейчас, когда Ваньинь не стоял перед его глазами, разум Сичэня постепенно прояснялся, рождая многие интересные мысли, что заставляли его все же испытывать легкий укол совести, но недостаточный, чтобы как-то на него реагировать. Глава Лань чувствовал себя безумцем. Он переоделся. Не стал надевать свое привычное количество одежд, в конце концов, ему сейчас не предстояло куда-то идти или встречать кого-то постороннего, а единственный, кто оставался рядом с ним, был его семьей. Поэтому, оставшись лишь в тонком ханьфу на нижние одежды, Сичэнь подождал, когда прибывшие слуги закончат с сервировкой ужина, отмечая, что его приготовили так, как он и пожелал — только те блюда, что всегда нравились Ваньиню. С некоторыми из них он познакомился уже будучи в браке, а кое-какие привез с собой из дома. Кроме супа сестры, это все еще оставалось той нежной маленькой любовью супруга, с которой никто из местных поваров не смел и спорить, готовь они хоть в разы лучше хозяйки Башни Кои. — А-Чэн, одежды сидят хорошо? — с улыбкой поинтересовался Хуань, стоя у окна и окидывая заклинателя взглядом. Сейчас его супруг был похож на себя, как никогда — распущенные волосы, белые одежды — все как запомнил Сичэнь, когда они виделись в последний раз. На следующее утро Ваньинь отправился на ту самую охоту, а Сичэнь – в Нечистую Юдоль. Все такое знакомое, но чужое. Лань Хуань такой родной, но тоже чужой. Вместо ожидаемого покоя Цзян Чэн получил лишь очередную головную боль и тревогу. С одной стороны, он мог расслабиться в ханьши, с другой же, пока он не находится в своем времени и мире, никакого спокойствия ожидать не стоит. – Непривычно, – признался Цзян Чэн, опускаясь за столик. Ему наверняка очень тяжело, и лучшее, что мог бы сделать для него Цзян Чэн, это не усугублять ситуацию и не провоцировать ничего лишнего. Хотя Лань Сичэня было искренне жаль. Цзян Чэн знал, что значит терять, и боялся этого до истерики. Умерев раньше мужа – о небо, мужа, – Лань Ваньинь обрек его на страдания, из-за чего Цзян Чэн его почти что ненавидел. Разве нельзя было быть осмотрительнее? Нельзя было беречь себя больше? Ради него. Ради всех! Близкие люди были живы, так почему же этот... — Ужин подан. Давай есть, пока не остыло, — чуть дрогнувшим голосом добавил заклинатель. Интонацию Цзян Чэн проигнорировал. В нос ударил аромат еды, выбивая из головы все мысли. Отчего-то пахло знакомыми специями, хотя, казалось бы, они же в Юньшэне. Неужели Лани больше не едят пресные овощи? Цзян Чэн опустился на подушку, расправил полы одежды, подождал, пока то же самое сделает Сичэнь и поухаживает за ним, как того требовали правила гостеприимства. Но попробовав, наконец, еду, Цзян Чэн вскинул брови. – Очень вкусно, – сухо произнес мужчина, но удивление в голосе таки мелькнуло. А когда поднял крышку на стоящей рядом миске, вовсе распахнул глаза в удивлении. Мясо?.. – Разве в Юньшэне не запрещено мясо? – медленно моргнув Цзян Чэн поднял взгляд на главу клана. Помнит, как Вэй Усянь плевался от приготовленных на пару овощей. Здесь отличается слишком многое. Даже кухня незнакомая. — Тот день, когда ты стал моим супругом, впоследствии неизменно поменял некоторые вещи в нашей жизни, — с улыбкой ответил Сичэнь, наблюдая за собеседником. — Например, в рацион вошли некоторые новые блюда. Разве я мог запретить тебе такую малость? Улыбнулся, будто бы вспоминая что-то с нежностью. – Спустя какое-то время многие молодые адепты подняли бунт, — заклинатель не удержался и негромко засмеялся, предаваясь воспоминаниям о том инциденте. — Впрочем, старшее поколение все еще не изменяет традициям. Все было как обычно. И этот ужин, и разговоры — все, что так было дорого Сичэню и что повторялось многие вечера подряд, прекрасная тихая идиллия. Мужчина протянул руку, открыл крышку одной из небольших кастрюль и взял миску Ваньиня. Обычно это Ваньинь ухаживал за супругом во время ужина, но сейчас он был явно не в состоянии, да и Сичэнь не просил этого. Цзян Чэн наблюдает пристально. Надо же. Мясо в Юньшэне. Мягкое, тушенное в густом соусе. Закуски отдают Юньмэнскими специями. Вкусно, но непривычно видеть на белой посуде с голубыми облаками. Из-за него нарушаются правила, притом такие нарушения явно вошли в обиход. В этом всем чувствовалась неизмеримая ничем забота к супругу, с которым вы женаты более десяти лет. Цзян Чэн наблюдал за тем, как его миску наполняют едой, слушая рассказ Лань Хуаня. — С ужином у нас была своя история. Помнишь ты или нет, но в те вечера, когда ты был особенно покладистым супругом, усыпляя мою бдительность, подвох я обычно обнаруживал в постели после, оказываясь в ведомом положении, — вдруг добавил Сичэнь, улыбаясь и ставя миску аккуратно перед супругом. — Впрочем, очень быстро я понял, что эта наша маленькая игра стоила того, чтобы ради расширения рациона приглашать повара из твоих родных мест. Брови Цзян Чэна дрогнули. — Не помню, — отрезал поспешно, прозвучало наверняка грубо. — Это было не со мной. Я не тот же самый Лань Ваньинь, я глава клана Юньмэн Цзян, Саньду Шэншоу, каратель последователей темного пути. Верховный заклинатель Цзинь Гуанъяо, глава клана Ланьлин Цзинь, звал меня бешеным псом. Мой шисюн, Вэй Усянь, замужем за Лань Ванцзи, а с Лань Хуанем мы впервые переспали около года назад. Серые глаза вцепились в мужчину напротив, сжимая палочки в руках. — Я — не он. Выпалил и почти сразу же пожалел. Он хотел отрезвить главу Лань, который смотрел на него с глубокой любовью и нежностью, отчего становилось не по себе. Но, НЕБО, этот человек так добр к нему. Не убил, не заключил под стражу, позаботился. Кормит знакомыми блюдами. Не было причин так его обижать. Цзян Чэн стиснул зубы и опустил глаза в миску. — Я... Прости. Лань Сичэнь смотрел на Ваньиня. Смотрел спокойно, без тени какой-либо обиды за грубые слова. В конце концов, он уже очень давно не был маленьким мальчиком, которого вдруг мог задеть повышенный тон. Он не был тем маленьким мальчиком, которому много лет назад не приходило в голову, как подступиться к объекту своей симпатии. Лань Сичэнь смотрел на Ваньиня, и в голове была лишь одна мысль: «Ну, зачем ты такой правильный?» Но врываться в жизнь точно вихрь, наверное, жизненный девиз Цзян Ваньиня. Как и желание все усложнять. Сичэнь любил Ваньиня всей душой, но сейчас у него не было желания помогать ему доводить ситуацию до логичного, казалось бы, финала. Чем все это должно было закончиться? Судьба — вещь крайне злая и несправедливая, если она просто решила посмеяться над трауром Сичэня. И он категорически не собирался позволять ей это.