Когда Цзян Чэн хотел как лучше

Вопросов было много, а растерянности — еще больше. То ли кажется, то ли Лань Ванцзи выглядел так, будто бы слова Цзян Чэна его задели. И неизвестно, что больше Ваньиня заинтересовало: реакция на то, что он говорит, или факт того, что он вообще смог распознать какие-то эмоции на лице фарфоровой статуи по фамилии Лань. Но гуй с ним, главное — он вернулся. Лань Ванцзи поймал протянутую к нему, пусть и по ошибке, руку и уже только бодрый пульс и тепло тела доказывали, что перед ним живой человек, а не беспокойный дух или мертвец. — Ты дома. Все хорошо, — по крайней мере, Ванцзи мог попытаться хоть как-то сгладить ситуацию и сбавить накал недоумения в чужих глазах. — Как ты себя чувствуешь? Лань Чжань уж было протянул руку, чтобы коснуться головы мужчины, но отвел ее — кажется, Ваньинь был не в себе, и пока стоило повременить с не требующей срочного проявления тактильностью, он и так смотрел на Лань Ванцзи напряженным взглядом, когда тот коснулся запястья, пощупал пульс. Но все же происходящее не укладывалось в голове. Неужели адепты ошиблись? Они все ошиблись? Ванцзи уж точно не должен был быть единственным, кто начнет разбирается в этом. И не единственным, кто должен был увидеть вернувшегося Ваньиня. — Где сейчас глава? — спросил Лань Чжань у начавших мельтешить в проходе младших адептов, привлеченных шумом. После пары коротких невнятных рассуждений между собой, они наконец выдали Хангуан-цзюню точное местоположение главы Лань и скрылись из виду, едва тот махнул рукой в призыве пойти по своим делам. — Как твоя голова? Идти можешь? — вновь обратился он Ваньиню, вполне целому и почти невредимому. — Мх, — вздохнул мужчина в ответ, пытаясь понять, как он себя на самом деле чувствует, но взгляд упал на толпящихся адептов. Все-таки Цзян Чэн рухнул с неба и проломил крышу, еще бы он не вызвал ажиотажа. Глава. Сичэнь? Сичэнь... Уголок губ дрогнул сам собой, но лицо быстро стало сосредоточенным и серьезным. — Сколько меня не было, Ханьгуан-цзюнь? Как Сичэнь? — вместо ответа он задал свой вопрос, застонал, пытаясь пошевелить ногами, чувствуя боль только в спине, но не такую, чтобы нельзя было встать. Упрямство упрямством, но напряжение сковало мышцы и пришлось процедить сквозь зубы едва слышно: — Подожди, дай мне минуту, — тут же выдохнул, будто переводя тему. — Блядь, я убью этого… Усяня. Хочу видеть его наглые глаза и плюнуть в лицо. Небо! Он рявкнул со злости, но тут же пискнул и осыпался обратно на пол, потер переносицу. Потуги Ваньиня совершить хоть какую-то двигательную деятельность сопровождались таким поражающим и бесполезным упрямством, что Ванцзи не выдержал и придвинулся ближе, максимально аккуратно обхватывая заклинателя за талию и перекидывая его руку через свою шею, помогая подняться на ноги таким образом. Ситуация продолжала становиться дикой и Лань Чжань в самом деле растерялся после встречных вопросов. Сколько его не было? Ох, ну… Говорить о том, как чувствовал себя его старший брат, было не в его силах и лучшее, что Ванцзи мог сделать сейчас — это придерживаться своего же плана. — Два года, — ответил без увиливаний и прикрас. ДВА ГОДА?! Для него прошла неделя! Неделя же? Сейчас Цзян Чэн засомневался в том, сколько на самом деле прошло, но погрешность в его воспоминаниях была буквально в день или два, потому как выздоровление текло одинаково долго и скучно, и он мог просто потеряться в днях. Но не в годах же! О небо, что с кланом? Что с А-Лином?! Как Сичэнь, в конце концов? Цзян Чэн не мог видеть этого сам, но он наверняка побелел, словно пергамент, и почувствовал, как интенсивно седеет. — Глава Цзян... имеет какое-то отношение к твоему возвращению?.. — неуверенно уточнил Лань Чжань. Цзян Чэн только успел открыть рот, чтобы озвучить хоть один из своих вопросов, как Лань Ванцзи поставил его в тупик. — Имеет отношение что? — Как бы Цзян Усянь ни относился к твоему возвращению, — продолжил рассуждения. — Он, кажется, совершил невозможное. Тут Лань Чжань смалодушничал, ведь перед ним сейчас пыхтел и ругался вполне живой Ваньинь. — Цзян Усянь? Я не давал ему разрешения носить фамилию моих покойных родителей, какого демона здесь произошло за два года?! Цзян Чэн вспылил, будто бы это лично Лань Ванцзи виноват в его проблемах. По крайней мере, точно виноват в том, что Ваньинь стоит на ногах. Вот же! Оттолкнув чужую руку, мужчина отшатнулся и чуть не врезался спиной в шкаф. — Не прикасайся ко мне! Цзыдянь на пальце опасно затрещал, хотя Цзян Чэн испытывал больше волнения, чем злости. И растерянность. Ладно, хорошо, за два года кто-то должен был управлять кланом, но почему не Цзинь Лин? Кто вообще мог доверить Вэй Усяню Юньмэн Цзян?!? — Как А-Лин? Он занял пост главы? Кто за ним присматривает?! — выпалил тут же, не зная, за что хвататься в ситуации, когда упущено так много времени. Два БЛЯДСКИХ ГОДА. Далось ему это путешествие во снах! Он наворотил столько дел, что теперь был почти в истерике. А еще Лань Ванцзи ведет себя СТРАННО. Почему прикасается, почему обращается на ты? Он совсем оборзел? И только отдаленная мысль мелькнула в голове: если Вэй Ин — в Юньмэне, почему Лань Ванцзи — в библиотеке Юньшэня? Если до этого Ванцзи был растерян, то сейчас своей реакцией Ваньинь его просто-напросто ошарашил. И это вполне читалось по его лицу, мужчина и не пытался бы даже скрывать эмоции от этого человека. — Подожди… — то ли Ваньиню, то ли потоку собственных мыслей сказал Лань Чжань, выдыхая. — Молодой господин Цзинь еще не занимал место своего отца... Да и сейчас не это важно. Послушай меня. Ты явно не в себе и будет лучше, если я отведу тебя к брату. Он должен узнать о том, что случилось и увидеть... тебя. Проще было сказать, чем сделать: Ваньинь не очень-то горел желанием куда-то идти, и это доставляло некоторые неудобства, ведь у входа в библиотеку вновь начинали мелькать силуэты в белом, желающие выяснить, что случилось, а Ванцзи все еще не нужны были лишние глаза. Сичэнь будет в ужасе, видя на пороге своих покоев человека, исчезновение которого из его жизни разбило ему сердце. И лучше этого человека к нему приведет младший брат, а не толпа адептов, искренне желающая помочь главе, но, как всегда, делающая только хуже. Ваньинь думал о другом: Лань Ванцзи был в ахуе. То есть, ошеломлен. Он выглядел так, будто бы ожидал от Цзян Чэна совсем другой реакции, будто бы поведение Цзян Чэна его обижает, даже ранит. Но почему? Почему на лице нефрита столько эмоций? Почему его речь не похожа на серый монотонный шелест листьев. Почему он такой… Живой? Факт того, что его эмоции были столь очевидны для Цзян Чэна, заставил его вскинуть брови. Шестеренки в голове вращались с такой интенсивностью, что раскладывать новую информацию по полочкам приходилось в ускоренном темпе. Переместившись в прошлое, в своем времени он умер. С тех пор прошло два года. Как это работает — оставалось только догадываться. Вэй Усянь — теперь глава клана Цзян вместо него. А-Лин до сих пор не глава Цзинь, что… странно. И формулировка ответа показалась дурацкой, но это с этим можно разобраться после. — ... Как ты отпустил Вэй Усяня в Юньмэн, он же бестолочь... — произнес тише, усиленно потирая виски, где-то в глубине души признавая, что беспокоился бы чуть меньше, если во главе клана был еще и Ханьгуан-цзюнь в качестве какого-нибудь советника, у него железная хватка, дисциплина была бы на уровне. Что же за два года мог сделать с Пристанью его шисюн — оставалось только догадываться. Упоминание возлюбленного возвращало его в реальность. Цзян Чэн помолчал немного и кивнул. Хорошо, он сможет все ему рассказать и объяснить. Небо, два года он считал его мертвым... Это же чудовищно. Лань Ванцзи вновь легко махнул рукой и произнес пару слов, которые заставили покорно отхлынуть вторую волну зевак и, пожалуй, пора было прекращать это — всех любопытствующих все равно не отгонишь. — Почему бы я должен был держать его? — задал встречный вопрос заклинатель, подходя к двери, дабы проверить, что никто и в самом деле не остался погреть уши. — Цзян Усянь и я… Мы же договаривались больше не говорить об этом. Договаривались? Ни о чем они с Лань Ванцзи не договаривались! Хотя сейчас Цзян Чэн уже мало что понимал и готов был допустить какую-либо потерю памяти, поскольку, ну... он дважды переместился во времени. Нефрит вздохнул, но на самом деле он и не пытался обижаться на Ваньиня, его фраза пробудила в нем неприятные воспоминания, но раз заклинатель не помнил, сколько времени отсутствовал, то можно ли было винить его в том, что он позабыл чувства другого? — Что? Стой. Лань Ванцзи, — мужчина поднял тяжелый взгляд на нефрита, но серые глаза были обеспокоенными и замученными от осознания, что пришлось пережить Сичэню. Из-за него. — Он в уединении? Ну, по крайней мере, чувства Сичэня его напугали не на шутку, и чтобы хоть как-то смягчить чужой тяжелый взгляд, Ванцзи тут же возразил: — Нет, он все еще глава нашего клана. Но, на самом деле, он был близок к этому. Твой уход подкосил его, и не думаю, что до сих пор он оправился от этого. Но у него все еще была семья, которая поддержала его. Воспоминания о том, что творилось в то время с его старшим братом, были, пожалуй, еще хуже и, поморщившись, Ванцзи наконец шагнул мягко за порог, останавливаясь и переводя взгляд на Ваньиня — ожидая его. Одной проблемой меньше, конечно, но пальцы еще крепко сжимали артефакт, который положил начало череде его бед. И ему нужно было поговорить о нем с Вэй-Цзян Усянем. И теперь оставалось только разорваться, чтобы приехать скорее в Юньмэн и взяться за дела, пока клан не сгинул вовсе, и чтобы остаться подле Сичэня, который, как и ожидалось, был на грани. В смысле, Цзян Чэн, конечно, не хотел бы, чтобы после его смерти Лань Хуань загибался, но думал о том, что без своего нефрита он бы точно сошел с ума. Слишком много потерь. А Цзян Чэн так и не успел побороться за их отношения… — Пошли, — хмуро ответил Ваньинь, пересекая порог библиотеки. Пурпурные одежды сейчас наверняка могли привлечь много глаз, если уж в течение двух лет Саньду Шэншоу был мертв. Как же там А-Лин? Один... Позаботился ли о нем Вэй Ин? Слишком много мыслей, слишком много дел. Для начала он разберется с Сичэнем. — Я такой идиот, — произнес он почему-то вслух, хотя при Ханьгуан-цзюне наверняка стоило бы держать язык за зубами. Он явно должен ненавидеть его за то, что Цзян Чэн обрек его брата на страдания из-за какого-то сраного каприза. Но тот почему-то зол не был, был даже взволнован, и оттого Ваньинь ощущал себя странно в его присутствии, желая ощетиниться еще больше. Но в то же время поделиться тем, что у него на душе. Брови дрогнули, и мужчина опустил взгляд. — Лучше бы никогда не прикасался к этому талисману. Ваньинь шел очень уверенно и, пожалуй, знание местности было единственным, что напоминало в нем прежнего человека. Кроме внешности, конечно же, но и в ней проскальзывали изменения — нынешний Ваньинь будто бы был чуть более суров и отстранен по сравнению с тем заклинателем, которого помнил Лань Чжань. Ваньинь шел уверенно, но все же Ванцзи пришлось направить его — увести с потенциально наиболее людных мест подальше от глаз к ханьши Сичэня через извилистые тропки и проходы за фасадами зданий, чтобы никто не увидел их и не задавал вопросов. Мало кто знал эти тайные ходы, и в число этих «избранных» входил и Ванцзи. — Талисман? — переспросил заклинатель, услышав бормотание мужчины, уводя его за очередной угол. — Все дело было в талисмане? А разве не... Кхм. Адепты, которые были с тобой в ту ночь, рассказывали другую версию. Вести его окольными путями было мудро, Цзян Чэн не сопротивлялся, поскольку пурпур явно выделяется. А Лань Ванцзи — очень странно себя ведет. С другой стороны, лишь демоны знают, как отреагировал бы сам Цзян Ваньинь, если бы Ханьгуан-цзюнь вдруг восстал из мертвых. — Странно, я почти уверен, что у меня не было свидетелей, — он вздохнул и показал причудливую вещицу. — Я забрал его у Вэй Усяня и... Все пошло не по плану. Но чтобы смерть... Неужели в этом времени он просто взял и умер. Это до сих пор никак не укладывалось в голове мужчины. Свободной рукой он потер лицо, стараясь не обращать внимания на ломоту в спине. — Бедный Сичэнь... — вздохнул Ваньинь, когда они уже подходили к ханьши. Все выглядит так... Странно, будто знакомо, но в то же время иначе. — Мне нужно отправить письмо Усяню. Или самому отправиться в Юньмэн, там же без меня все... Небо, за что хвататься... Маска сосредоточенности на миг спала, явив растерянность. — В Юньмэне все хорошо, как и многие года до этого, ты вновь беспокоишься по пустякам, — не отвлекаясь от размышлений, на автомате ответил Ванцзи на последнюю реплику собеседника. Талисман ни о чем не говорил Лань Чжаню, он ничего подобного не видел и не встречал до этого, а потому и о его назначении не мог знать. Разве что предполагать в нем неудачный защитный талисман — с талисманами этого назначения уж точно ходили на Ночную Охоту. Чем больше они говорили, тем сильнее становилось ощущение, что говорят они о совершенно разных событиях и вещах, и это было… тревожно. — Не было свидетелей? — Лань Ванцзи недоуменно посмотрел на собеседника. — В ту ночь у тебя были свидетели. Много. Те самые адепты, которых ты защитил... ценой своей жизни. В горле встал легкий ком, но Лань Чжань быстро совладал с собой, перематывая и анализируя все события в своей голове. Неужели обстоятельства гибели Ваньиня были другими? А, может, он вообще не погибал, а лишь потерял память? Кто-то пытался избавиться от него хитроумным способом, но облажался? Вопросов становился уж слишком много и заклинатель уже с легким отчаянием пытался сохранить трезвость своего рассудка и не превратить поток мыслей в кашу. Чем больше Ванцзи думал обо всей этой ситуации, тем больше он путался. Он, конечно, решил для себя, что доверит разбирательство старшему брату, но просто не мог не думать обо всем этом сам — спустя два года после своей гибели Ваньинь явился совершенно внезапным образом домой, даже не помышляя о том, чтобы помнить произошедшие в прошлом с ним события, и абсолютно дико реагируя на него, Ванцзи. Можно ли было тут смиренно ждать, когда кто-то другой разрешит за тебя все эти загадки? Голова кипела от этого разговора, Цзян Чэн вообще с трудом понимал, о каких событиях идет речь, он даже затормозил и похлопал глазами, глядя на Ванцзи озлобленно и напряженно. — Какая еще ночная охота? Какие адепты? Чтобы я погиб на охоте?... Кто это придумал? — его снова залихорадило и «успокаивающая» реплика о том, что много лет в Юньмэне все было хорошо, его совсем не охлаждала. В горле застрял ком. Много лет в Юньмэне был он сам, кто знает, что мог наворотить Вэй Ин? Но сейчас больше беспокоило, с какой легкостью Лань Ванцзи говорил о его смерти. Нет, не так. Для Нефрита это было тяжело, было видно по его лицу, неожиданно преисполненному эмоциями, но он же не может сочинять на ходу или врать, в Гусу Лань запрещено лгать. — Что ты несешь... — еле выдавил из себя Цзян Чэн. Быть раскрытыми в таком месте, когда до покоев главы оставалось совсем ничего, только из-за того, что Ваньинь не мог сдержать свои эмоции, было бы не лучшим исходом событий. Адептов Ванцзи не боялся, а вот то, что они могли доложить о странном, неожиданном госте не только Сичэню, но кому-то из Старейшин, уж точно было нежелательным исходом. Не то чтобы это могло повлиять на ситуацию в целом, но лишние уши могли раздуть и лишний конфликт. — А-Инь... — Ванцзи все еще пытался звучать как можно более спокойно, хоть и видел, что это никакого эффекта не имеет. — Ты явно не в себе сейчас. Прежде чем впадать в отчаяние, давай увидим моего брата? Раз вера в мои слова дается тебе с трудом. Ванцзи не обижался на чужую реакцию, хоть и был сам до сих пор обескуражен таким отношением к себе, вот только неподдельный ужас на лице Ваньиня явно был красноречив. Немного помедлив и, возможно, дав мужчине привести мысли в порядок, заклинатель продолжил путь. Останавливаться больше нельзя было, они и так шли уж больно лениво и размеренно для тех, кто, вообще-то, пытался скрываться от чужих глаз. Ситуация вышла из-под контроля окончательно, и Цзян Чэн паниковал оттого, что не владеет информацией. Последний раз такое было, может, тогда, когда... Что с кланом, что с Цзинь Лином, что делает Усянь в Лянхуа? Как Сичэнь себя ощущает, когда его возлюбленный вышел среди ночи погулять и пропал в лесах?! Почему Ханьгуан-цзюнь зовет его А-Инем, что, блядь, здесь происходит? Он хотел продолжить спор, но Лань Ванцзи был прав, лучше ему скорее встретиться с Хуанем и... решить что-то с ним. Как возвращаются из мертвых? Особенно когда не помнишь, что вообще умирал. Особенно когда и не умирал вовсе, просто как идиот потерялся во времени. Лань Хуань... будет в ужасе? Зол, когда узнает правду? Небо… В то же время Лань Сичэнь отвечал на почту в своих покоях и о произошедшем не подозревал. Пока не уловил общее волнение у дверей и не сбился с мысли, которую так витиевато и изящно пытался отразить в письме. Когда же мысль вновь была поймана, один адепт, осмелев, подобрался и отвлек главу окончательно. Вот только ничего толком не смог сказать, лишь обронил, что Ванцзи интересовался его местонахождением и намерен, по всей видимости, навестить его. Отчего же при этом у адепта был такой испуганный вид, заклинатель не понял. Все стало предельно ясно, когда через некоторое время на пороге показался сам брат, с видом не менее растерянным. За его плечом маячил кто-то, кого Лань Чжань явно не хотел показывать раньше времени, что вдруг и Сичэню придало какого-то странного волнения, вынуждая подняться на ноги. — Брат, — негромко, но уверенно позвал его Ванцзи. — Кое-что произошло, что очень трудно объяснить… В общем-то, Лань Чжань вдруг понял, что больше ничего не может сказать. Здесь надо было показать. Поведя плечом и явно чувствуя нетерпение Ваньиня, он чуть отошел в сторону, позволяя перейти порог покоев и предстать перед Сичэнем... его мертвому возлюбленному. Цзян Чэн обнаружил, что почти стукнулся о спину Лань Ванцзи, когда он остановился. Тот говорил с Сичэнем, а Ваньинь был готов оттолкнуть его и ворваться в помещение, но, когда действительно увидел Лань Хуаня, замер. Не придумал, что сказать. Нет никакого пособия или совета. Он кашлянул и решительно подошел ближе, по дороге оставляя меч у стены, хмурясь в растерянности. Наверняка Лань Хуаню было плохо. Очень плохо. Два года, небо, это же просто кошмар. — Мне очень жаль, — выпалил и тут же поймал мужчину в объятия. Наверное, он бы хотел этого, — Прости меня, я не знаю... Ханьгуан-цзюнь рассказал мне, и я просто. Это кошмар. Все было не так. Я такой идиот. Ты в порядке? Как ты? Хуань? Говорил и говорил, цепляясь за белое ханьфу на спине, поглаживая успокаивающе. Ему нужно успокоение? Кому оно нужно? Его собственное сердце было готово проломить ребра, наказывая за... вину. Как ощущают себя люди, когда любовь всей их жизни возвращается из мертвых? Лань Сичэнь буквально чувствовал, как его парализовало при виде родного лица, а когда заклинатель более-менее пришел в себя, Ваньинь уже обнимал его. И теперь сердце Хуаня сжималось от невыносимой горечи и тоски, что, ноющие где-то внутри при виде потерянной родной души, разразились диким воем, выплескиваясь наружу. Он коснулся ладонями чужих щек — осторожно, несмело — и отчего-то вспомнил, как касался их до этого момента в последний раз, когда те уже были покрыты мертвой негой. Провел пальцами по чужим щекам, чувствуя, как они отзываются теплом, и где-то рядом с щемящей болью в нем проснулась и любовь. Безмерная и все такая же сильная. За спиной Ваньиня легонько зашуршала ткань — Ванцзи, все это время стоящий на пороге, понял, что должен откланяться и если он и получит какие-либо ответы на свои вопросы, то это будет позже. А Сичэнь целовал Цзян Чэна, лишь где-то на периферии сознания отмечая, что его младший брат оставил их одних. Лань Хуань не мог никак насытиться и продолжал поцелуй до тех пор, когда не он, а Ваньинь начал откровенно задыхаться. — А-Чэн... — наконец негромко произнес заклинатель, чуть сбивчиво дыша и чувствуя, что у него не только колет в груди, но щиплет в уголках глаз. Если внешность можно было подделать, то вкус губ — невозможно, и перед Сичэнем, действительно, стоял его возлюбленный, растерянный и смотрящий так, будто он был виноват в своей смерти. — А-Чэн, — снова повторил Лань Сичэнь, на этот раз наконец-то улыбаясь несмело, разрешая себе поверить, что перед ним не морок, а в самом деле... Руки с щек заклинателя спустились на талию, а после и вовсе ниже ягодиц, подхватывая под них и приподнимая мужчину. Ваньинь был рядом и, обнимая его, прижимаясь щекой к его груди и чувствуя лихорадочное — должно быть, такое же, как у него самого — сердцебиение, Сичэнь уже не ждал ни от кого никаких оправданий и разъяснений. Он здесь — и это главное. А Цзян Чэну смотреть на Лань Хуаня было просто больно. В его глазах была такая тоска, что хотелось залезть к нему под ребра и согреть изнутри. Какой он дурак. Обрек возлюбленного на такие чудовищные страдания. Его поцелуй был таким отчаянным, объятия — крепкими, руки — нежными. Было тошно... Совесть жрала его изнутри и просто разъедала. К горлу подкатывал ком, а глаза щипало. Он совсем не сопротивлялся, когда его подняли на руки, обхватил шею Лань Сичэня и зарылся пальцами в волосы. — Прости меня, — целуя висок, макушку, еще куда-то, случайно сбивая гуань и теребя ленту, не специально, просто не знал, куда деть руки, мял голову, прижимал к груди, едва не всхлипнул. — Небо, прости меня... Два года... Два года, как же так? Цзян Чэн прижимался к макушке губами с трепетом, рвано дышал и пытался собраться. Из-за него. Все проблемы из-за него. — Это не охота. Не знаю, кто сказал про охоту, но я сам во всем виноват. Я хотел... Небо, я зря трогал этот талисман. Я не умирал, я даже не помню, как два года прошло. Я был жив и здоров, я был... Я во времени... — он мотнул рукой, на миг показывая талисман, закусил губу. — Мне надо так много рассказать тебе... И теперь притих, действительно замолчал, сжался, волосы смял в руках, медленно выдохнул и отстранился, чтобы заглянуть в глаза Лань Хуаня. Как вообще можно загладить вину после такого? Ощущение тепла любимого было ни с чем не сравнимо. Спустя года холода и одиночества, когда в постели он просыпался один, завтракал и ужинал один, проводил время отдыха и работы в пустой комнате, а искренние жесты заботы со стороны младшего брата все еще были жестами заботы младшего брата, и ни в коем разе не заменяли тепла любимого мужчины. Спустя все это, Сичэнь и не надеялся, чтобы когда-нибудь сможет вновь почувствовать поцелуи родных губ и услышать срывающиеся с них слова. — Все хорошо... — негромко то ли сказал самому себе, то ли ответил на все чужие сбивчивые слова, вновь проводя ладонями по щекам, никак не желая отрывать взгляд от его лица, будто Ваньиня вновь в любой момент могли забрать. — Все хорошо, тебе не нужно ничего объяснять. Но лишь на мгновение промелькнувшая мысль о том, что Ваньинь может вновь исчезнуть, не давала мужчине успокоиться окончательно. Подрагивающими ладонями Лань Сичэнь провел неспешно по чужим плечам вниз, чтобы в полной мере ощутить мужчину в своих руках — живого и почти невредимого — и для того, чтобы нашарить в его ладони злополучный талисман, о котором он говорит и который его беспокоит. — Ваньинь, ты должно быть, устал, — тепло произнес мужчина, рукой проводя по чужой талии, а второй все так же едва ощутимо касаясь подушечками пальцев талисмана в чужой руке. — Тебе больше некуда спешить, ложись в постель и отдохни. В объятиях Лань Хуаня — безопасно. Больше некуда спешить, он правильно сказал. Цзян Чэн медленно выдохнул и обнял мужчину еще раз, прежде чем встать тверже на ноги и отступить на шаг назад. Он будто только сейчас осознал, что действительно вымотался. Перемещение отнимает много духовных сил — это он понял еще в прошлый раз. Потому собственная ци ощущалась лишь отдаленно на кончиках пальцев. Наверняка заклинатель с меньшим уровнем духовных сил воспользоваться артефактом не сможет. А, может, и пострадает, кто его знает, как поведет себя эта штука. — Да какая постель, я грязный и пыльный. Мне бы тряпку и тазик, потом можно подумать. Глава Цзян (или уже бывший глава Цзян?) опустил взгляд на собственную ладонь, уставившись на талисман. Сколько бед он принес. Два года, он исчез на два года, заставил Лань Хуаня пережить его потерю и оплакать его. Быть в одиночестве. А что стало с Лянхуа, с кланом? С обоими кланами? Вся та ответственность, что лежала на нем, рухнула из-за какой-то прихоти. Он вложил артефакт в ладонь любимого и потер переносицу. — Убери его куда-нибудь в хранилище, я не знаю. Чтобы адепты не добрались. Я должен буду обсудить это с Вэй Усянем, он же его создал. Он в Юньмэне... Надо лететь. А кто присматривает за Цзинь Лином? Кланом Цзинь? Что вообще произошло за эти два года?.. А еще Лань Ванцзи вел себя странно, но это вопрос десятый. Цзян Чэн медленно выдохнул, пытаясь собрать мысли в кучу и не впадать в истерику. — …У меня очень много вопросов, Лань Хуань. И все же смотреть на Ваньиня было... боязно. Он был как видение, и в то же время был до боли живым. В ладонях Сичэня до сих пор чудилось ощущение его тепла, и разум его говорил о том, что Ваньинь жив и цел, но неверие Лань Хуаня в происходящее рисовало его любимого как сон или злую шутку сознания. Очень правдоподобную шутку. Хотелось просто сесть и обдумать все, перевести дух и, наконец-то, в самом деле, с щемящим чувством в груди, просто-напросто обрадоваться случившемуся чуду. Но Ваньинь был все же важнее в этой ситуации. — Ты — супруг Главы клана, как можно заставлять тебя довольствоваться одним тазиком, — Сичэнь впервые за весь короткий промежуток их внезапного и скомканного общения издал смешок, который, впрочем, от переполняющих мужчину эмоций звучал самую малость истерично. — Я распоряжусь, чтобы приготовили ванну. Талисман неприятно холодил руку и выглядел в высшей степени неприглядно, угловато, уже потерто и так, будто его сделали без ставки на изящный внешний вид. Сичэнь смотрел на него достаточно долго, не сразу опомнившись. А после вновь подошел к Ваньиню и, сжав мягко в ладонях его плечи, задержал взгляд на лице, любуясь и рассматривая черты, прежде чем оставить нежный поцелуй меж его бровей. — Я отойду ненадолго, отдам несколько распоряжений адептам, — Лань Сичэнь улыбнулся привычно мягко и коснулся мимолетно чужой щеки ладонью. — Мы обо всем поговорим, но позже. А пока побудь здесь и отдохни. Очень не хотелось оставлять Ваньиня именно сейчас. Руки буквально ломило от сильнейшего желания обнять любимого и никогда больше не отпускать, но и пару вещей надо было сделать именно сейчас. Выходя из ханьши, Хуань мазнул коротким взглядом по талисману в своей руке. Лань Хуань покинул ханьши, оставляя после себя больше вопросов, чем ответов. Сердце билось почти в истерике при виде возлюбленного. Его прикосновения такие знакомые. Руки — родные. Голос успокаивает душу. Взгляд нежен и полон любви. Но стоило створкам дверей закрыться за главой Лань, как дыхание перехватило и ком застрял в горле. Он сказал, что они женаты. Они не были никогда женаты, не могли быть, если бы даже захотели. Слишком много обязанностей у обоих, слишком много ответственности. Цзян Чэна как осенило, и осознание отдалось липким холодным потом на спине и ладонях. Это не его Лань Хуань. В глазах потемнело и Ваньинь медленно сел на край постели, поставил локти на колени и закрыл лицо ладонями, надавил на глаза, потер щеки, будто пытаясь умыться, пошлепал, каждый следующий удар сильнее предыдущего, пока кожа не начала гореть. Это не его время. Точнее, не его... что? Не его реальность? Так может быть? Может ли быть какая-то другая реальность, где есть такой же Лань Хуань, а у него такой же Цзян Чэн, который умер, когда сам Цзян Чэн вот он, здесь, живой? Или, может, это будущее, его собственное будущее, в котором им все же удалось пожениться, но Цзян Чэн уже... умер. Погиб на ночной охоте. Безумие. А если это будущее, то сколько времени прошло с тех пор, как он исчез в прошлом и, видимо, вернулся? Сколько сейчас Цзинь Лину? Как давно Вэй Усянь является главой Юньмэн Цзян и почему Лань Ванцзи не его супруг? Слишком много вопросов, но обратиться больше не к кому, кроме самого Лань Хуаня. Следовало поговорить с ним, обсудить свои опасения. Разве можно довериться кому-то еще? Если он действительно в будущем, где он сам уже мертв, то будет тяжело объяснить Хуаню, что ему нужно вернуться в свое время, чтобы… Чтобы что? Лань Хуаня не было не так уж и долго — полчаса не больше — но успел он многое: успокоиться всполохнувшихся адептов, приказать приготовить ванну в его покоях, спрятать талисман в тихое место, встретиться с Ванцзи и Старейшиной Лань, чтобы пусть и не объяснить им сразу все, но заверить, что не произошло ничего страшного и он, Сичэнь, все объяснит позже, когда у него самого будет больше информации. Ни младший брат, ни дядя не были удовлетворены ответом Хуаня, но и сделать ничего не могли — он звучит слишком убедительно. А сам Лань Сичэнь не мог прекратить думать о супруге и, с плохо скрываемым терпением, вернулся к нему, как только появилась возможность. Но у самих дверей своих покоев ненадолго остановился с панической боязнью того, что он сейчас откроет двери, а там никого не будет и все, что видел до этого — бред овдовевшего несчастного человека. Стало так душно и больно в груди, что, прерывая начало всего этого критичного состояния, Сичэнь просто-напросто потянул в сторону дверь, бескомпромиссно входя в ханьши. Цзян Чэн не знал, сколько провел времени в своих размышлениях, только и успел, что снять сапоги и пояс, ведь обещали подать ванну. Лучше, наверно, не пересекаться пока с адептами клана Лань, раз официально он должен быть мертв. И Лань Ванцзи вел его окольными путями до ханьши, вроде никому не попались. Потому и сидел тихо, потупив взгляд, не сразу среагировав на открывшуюся дверь. Нечего пугать слуг. Зато, заметив главу Лань, облегченно вздохнул и улыбнулся устало. — Лань Хуань, нужно поговорить. Вопросов просто... невыносимо много, — начал Цзян Чэн, потер переносицу и покачал головой. Разговор будет тяжелым.