Когда Цзян Чэн хотел как лучше

Сказывалась бессонная ночь, полная кошмаров и откровенностей, потому мужчина спал крепко и совсем не заметил, как опустела его постель. Лань Сичэню следовало быть осторожным, потому Цзян Чэн не удивился, когда почувствовал, что юноши нет слишком долго. Во-первых, гуй его знает, во сколько Ваньинь проснулся, ибо, когда он вышел на улицу, солнце было в зените. Во-вторых, случиться могло что угодно, начиная от дополнительных занятий, заканчивая разоблачением их небольшого укрытия в горах. Правда, во втором случае, Ваньиня бы уже выкуривали адепты в белом. Ну или шокированный всеми этими признаниями Хуань мог просто решить не приходить посреди дня. Думать об этом не хотелось, но самобичевание привычно засосало под ребрами. Но это оказалось единственным неприятным ощущением. Из интереса Цзян Чэн даже снял перевязку, чтобы удостовериться, что от ран остались только заживающие рубцы. Похоже, мелодия сяо сработала как надо. Но тело ныло и закостенело без движений, «отпуск» главе Цзян по вкусу не приходился, слишком много времени расходуется впустую. Потому решение размяться далось достаточно легко. Он подвязал волосы в привычный пучок и начал с малого. Затекшие мышцы приятно тянуло, натренированное тело просило нагрузки, потому разогрелось быстро. Хотелось бы, конечно, выйти на воздух, но пришлось довольствоваться тем, что есть. Немного медленной и тягучей растяжки, немного отжиманий, немного упражнений на пресс. Чем больше Ваньинь занимался в удобном для себя ритме, тем больше входил в раж. Никто не ценит того чудесного времени, когда у них ничего не болит, хех. Так как Цзян Чэн уже ожидал адептов Гусу Лань с мечами наголо, он был сосредоточен и реагировал на любой звук. Потому, когда дверь распахнулась, мужчина на нее глаз скосил и сразу же упокоился, когда заметил Лань Хуаня. Вот только поза, в которой он находился, не простила бы ему хоть какого-то лишнего телодвижения, будь то взмах руки или поворот головы. Потому, с реакцией пришлось повременить. Глава Цзян застыл в сложной позе: ноги расставлены на ширину плеч, вес перенесен на носки, и ему удивительно удавалось балансировать, отклонившись корпусом назад до такой степени, чтобы держать тело параллельно полу, да еще и так низко. Все мышцы напряжены: спина, пресс, шея, ноги, только их под нижними штанами особо не видно, в отличие от остального обнаженного разогретого тела, покрытого испариной. Руки мужчина вытянул перед собой со сцепленными в замок пальцами, что помогало держать равновесие. Лицо раскраснелось, наверняка он стоит так некоторое время, что выглядело значительно сложнее какой-нибудь планки. Цзян Чэн знал, что на него смотрят, но не то чтобы специально красовался перед юношей. Он мысленно досчитывал до двухсот, чтобы стойка не прошла даром, а уже в процессе, поняв, что Сичэнь не спешит подходить, едва заметно усмехнулся. И не сдержался. Ни малейшего понятия, что им руководило в тот момент. Расцепив пальцы, Ваньинь чуть качнулся вперед, чтобы удержать тело, но, тем не менее поза выглядела так же устойчиво, даже чуть более пластично. Рукой, что была ближе к двери, оперся на пол, а свободной неспешно провел по груди и торсу, будто бы смахивая бусины пота, но тягуче, хоть и небрежно. После прогнулся в спине, что уже больше напоминало мостик, оттолкнулся от руки и выпрямился, размял плечи, кисти, потер шею. Только после, как бы невзначай, взглянул на дверь и поднял бровь, улыбнувшись. — Лань Хуань. Ты здесь. Сегодня он позже, чем обычно. Выдалась непредвиденная прогулка в город, но юный Лань уже направлялся в сторону склада, стараясь всем своим видом не выдавать собственное нетерпение, а еще сжимая в руках сяо и, неожиданно, мешочек цзянькунь. Настолько он был погружен в свои мысли и пребывал в нетерпении, что вновь забыл о двери склада и о том, что иногда в нее нужно стучать. Не вспомнил об этом, даже когда распахнул ее. И все бы было ничего, в конце концов, оголенный торс Ваньиня он уже видел, но то, что и как мужчина делал... Сичэнь буквально чувствовал, как медленно и неизбежно его лицо начинало заливать краской и лишь после недолгих, но очень сложных попыток отмереть, он пробормотал невнятное «извини» и отшатнулся от входа на склад, прячась за углом, дабы перевести дух. Цзян Чэн поднял бровь. Надо же, неужели он переборщил? Помедлив пару секунд, мужчина направился следом, но остановился у только что хлопнувшей о стену двери, замерев. Возможно, для молодого Сичэня это был перебор… Стоит ли извиниться? Тогда придется признать, что он сделал все специально, что тоже не вариант. Юноша нервно сглотнул. То, как Ваньинь проводил пальцами по своей груди, как произнес его, Хуаня, имя, и как улыбнулся — все это еще стояло перед глазами, и, что еще хуже — отдавалось некоторой проблемой ниже пояса. Сичэнь чувствовал, как его бросает в жар и, сев на корточки, уткнулся лбом в мешочек с прохладной тканью, стараясь перевести дух и сосредоточиться. Делу совсем не помогала память, все повторяющая произошедшее, но что Сичэнь мог сделать с этим, если перед глазами была такая картина? Хочется провести языком по чужому торсу, слизывая те самые бусины пота- Выбирая из двух зол меньшее, юный заклинатель забрался рукой под полы белого ханьфу, оттягивая чуть край штанов и запуская туда пальцы. Позвоночник прошибла дикая волна дрожи, и Сичэнь вовремя успел вцепиться зубами в мешочек, лишь бы не закричать или не застонать. Касаться себя было поразительно приятно и, действуя по абсолютному наитию, юноша продолжал это делать с одной-единственной мыслью: лишь бы его не увидел Ваньинь. Сжимая зубами несчастный мешочек, он признавался в себе, что одинаково хочет как остаться незамеченным, так и быть обнаруженным мужчиной. Это лишь спустя несколько минут, когда его пальцы стали влажными от семени, а резкое возбуждение стало постепенно сходить, Лань Хуань понял, в насколько ужасной ситуации находился. Выкинув подобную постыдную вещь так внезапно и необдуманно, поведясь лишь на нахлынувшее на него возбуждение, юноша поставил себя в столь неловкое положение, что хуже представить было сложно. И в довесок, даже переждав оргазм, Сичэнь все еще не чувствовал себя полностью удовлетворенным. Утерев пальцы запасенным платком и убедившись, что на нем не видно никаких следов того, что он только что делал, юный адепт на ватных ногах поднялся и, помедлив немного, направился к входу на склад вновь, делая теперь это с не настолько очевидным энтузиазмом. Произошедшее все еще плохо укладывалось в его голове. Ваньинь решил не следовать за Лань Хуанем и позволить ему побыть одному какое-то время. Походил по складу, восстанавливая дыхание и потирая взмокшую шею, пока вдруг не осознал, насколько сильно вспотел. Тогда он поднял ханьфу, которое все равно не хотел надевать, и принялся промакивать им тело. Мышцы горели от продуктивной тренировки, кожа не скрывала рельефа. Самое время для Лань Хуаня, чтобы вернуться. — Эм... Добрый день, Ваньинь, — произнес юноша, несмело улыбаясь и зачем-то кланяясь. Он всегда неосознанно делал давно заученные вещи, когда нервничал. — Я решил размяться. Рана совсем зажила, а тело уже ныло от лежания. Цзян Чэн пожал плечами, решив никак не комментировать то, что Сичэнь где-то потерялся минут на десять. Поднимать глаза было очень стыдно, впечатлительный молодой адепт все еще не до конца осознал, что ему нравятся мужчины, какой бы приятной ни была влюбленность в одного определенного, но делать то, что он делал несколько минут назад... Сердце колотилось, а руки, которые Сичэнь стыдливо прикрывал рукавами, дрожали. Чем отчаяннее он пытался выглядеть спокойно и естественно, тем хуже у него это получалось, и только слепой не заметил бы, насколько дерганным юноша сейчас был. Оставалось лишь мысленно благодарить Ваньиня за то, что он ничего не спрашивал. — Я очень рад слышать, что рана зажила, — искренне ответил Сичэнь, все же мельком поднимая глаза, не удержавшись от того, чтобы самому оценить состояние чужого ранения, и тут же опуская, натыкаясь взглядом на мешочек в руках. — Ах да!.. На миг возбужденные эмоции, с которыми он бежал сюда, вновь нахлынули на него, но смущение не собиралось уступать свое место и потому, стушевавшись, Сичэнь подошел ближе к столику, а, значит, и к Ваньиню, робко сжимая пальцами мешочек. — Я принес тебе кое-что, — пояснил юный адепт, бросая короткий взгляд на Ваньиня, а после возвращая свое внимание к вместительному мешочку, легко доставая из него две небольшие бамбуковые коробочки и бумажный сверток и ставя их на столик. — Это.. Кхм. Я подумал о том, что ты не питаешься достаточно вкусно для адепта с не настолько строгой диетой, как в клане Гусу Лань, и… вот. В одной был рис, а в другой гарнир из овощей, мяса и специй с обилием соуса, что почти напоминало суп, который просто не мог быть приготовлен в Юньшэне. Вся еда была еще теплой и источала едва уловимый приятный запах. — Я купил это сегодня в деревне, когда ходил туда с дядей. Было сложно сделать, чтобы он не увидел... Сичэнь смущенно улыбнулся. — Я не пробовал, но меня заверили, что это очень вкусно. А здесь, — юноша показал на бумажный сверток. — Специи. Если тебе все же не понравится, а рис захочется посолить. Воистину ничто сейчас не могло добавить юноше больше смущения. Еще не отойдя от недавнего маленького происшествия, он теперь стоял и показывал, как отчаянно и по-детски попытался позаботиться о вкусах Ваньиня. Он был полон эмоций, не только сейчас, но и всегда. Цзян Чэн знал это, ибо даже спустя год их отношений, Лань Хуань умудрялся радовать его своим искренним смехом, своей злостью, печалью, каждый раз, как в первый. И только глупец будет думать, что вежливая улыбка — верх его проявления чувств. Но в этом юноше горел пожар. Отсутствовал столь долгий опыт ношения масок, чтобы скрыть мысли от посторонних. Открытый, нежный, слегка наивный. Было в этом что-то, что отличало его от Цзэу-цзюня. И тем не менее он был так же добр, так же заботлив и ласков. Сердце растаяло, пока Цзян Чэн слушал его. Представляя, каких нервов стоило адепту отлучиться от дяди, чтобы купить нечто подобное, потратив собственные деньги. Мужчина ощутил, что впервые за долгое время действительно растрогался. И хоть глава Лань топил его в своей заботе, вызывая у диковатого главы Цзян недоумение, молодой Лань Хуань умудрился перемахнуть какой-то незримый предел и почти пробить его на слезы. Нет, слез, конечно, не было, но в носу неприятно защипало. — Хуань… — вздохнул Ваньинь. — Это... Очень мило с твоей стороны. Цзян Чэн подошел ближе к юноше, рассматривая обед, прокручивая в голове слова своего юного опекуна. Он стоял достаточно близко к Сичэню, но старался не задевать белые одежды телом, не хватало еще испачкать их потом. Зато позволил себе слегка наклониться и поцеловать щеку ближе к губам. — Спасибо тебе. Я тронут. Опускаясь на постель, первым делом перевязывая растрепавшийся после тренировки пучок, мужчина подумал, что стоило бы сходить вымыться. Перехватывая палочки и притягивая пищу поближе, Цзян Чэн озвучил свои мысли. — ... Только ночью, чтобы наверняка не встретиться с кем-нибудь. — коротко пробуя кушанья и сдабривая их острыми специями. — У нас с тобой есть одно местечко у горного ручья, мы несколько раз там прятались ото всех. Интересно, как оно сейчас выглядит. Ваньинь улыбнулся и отправил в рот кусочек мяса. Он восстановил свое тело и духовные силы, а потому завтра можно спокойно вернуться. По-хорошему, прямо сейчас, но Цзян Чэн чувствовал, что им еще нужно немного времени. Попрощаться? С одной стороны, своим уходом он облегчит жизнь Лань Хуаню, который почти не спит и прячется от дяди. С другой стороны, вряд ли подросток будет так уж рад этому. Ваньинь не глуп и знал, что явно перегнул в искренних разговорах, и мальчишка будет здорово тосковать по нему, если не больше. Но пока слова не шли, хотя стоило бы озвучить это все, но... может, позже. Сичэнь незаметно коснулся места поцелуя на щеке и смущенно улыбнулся. — У горного ручья… — задумчиво повторил юноша, отвлекаясь и вспоминая, знает ли он сам какие-либо тайные места. — А зачем мы там прятались? Наблюдать за обедающим Ваньинем было приятно. Сичэнь видел, что предыдущая еда, что он приносил, не вызывала на лице мужчину столь теплой улыбки. Невольно юноша подумал о том, что, должно быть, в Юньшэне всегда были веселее всех именно приглашенные адепты и гости — они ведь в итоге возвращались туда, где могли есть вкусную еду. Юноше впору было вновь загрустить от факта не идеальности жизни в его родных стенах, но сейчас его занимали более важные вещи — в прямом смысле вещи. Одежда Цзян Чэна, в которой он его нашел, нуждалась в стирке и руке швеи, а к Сичэню явно возникнут вопросы, если он неизвестно откуда принесет одежды чужого клана. Нужно подумать, что стоит с этим сделать. Вернется в свое время... Об этом юный адепт вообще старался не напоминать себе об этом, ведь за последние дни каждый раз от одной этой мысли в сердце что-то болезненно кололось. Глава Цзян не отличался капризами и умел жить и по средствам, и здорово экономить, не балуя себя изысками. Эта способность выработалась во время восстановления Лянхуа и еще много раз спасала Ваньиня в разных ситуациях. Да и, чего греха таить, с воспитанием Юй Цзыюань вообще было тяжело вырасти избалованным. Цзян Чэн никогда не критиковал кухню Юньшэня, пусть и в восторге от нее не был, просто относился к пище, как к топливу, и не более того. Но сейчас мясо казалось безумно вкусным, и дело было не столько в мясе, сколько в той заботе, что вложил в это блюдо Лань Хуань. Да, он не сам это приготовил, но ведь мог бы и не заморачиваться так. Но он заморочился. Подумал, потратил деньги, скрылся от дяди. Было в этом что-то, что грело сердце. Раньше для него с такой заботой готовила сестра… Ваньинь отправил в рот рис и задумчиво поднял глаза на юношу, что заинтересовался ручьем. Зачем прятались? Ну… — Мы занимались там любовью, — ответил как можно более буднично, чтобы не провоцировать лишние волнения, которые и так бы отразились на лице Сичэня. Что же, врать и придумывать ответ получше было не в его стиле. Усмехнулся сам себе и вернулся к еде, мельком бросая взгляд на стопку пурпурной одежды. Дом… Скоро он будет дома. — Я полностью здоров, потому могу отправиться в свое время уже завтра, — произнес, стараясь скрыть в голосе горечь. Конечно, он возвращается в свое время и рад этому, и тем не менее представляя, сколько потрясений он принес юному Сичэню, невольно вздрагивал. Зато смог произнести это вслух. Это было необходимо.