Когда Цзян Чэн хотел как лучше

Приходить в сознание оказалось неимоверно тяжело. Голова гудела, во рту пересохло, даже вдохи разносили по всему телу тупую боль. Веки казались такими тяжелыми, что пришлось приложить лишнее усилие, чтобы разлепить их. Солнечный свет проникал в комнату сквозь маленькое узкое окно под деревянным потолком. Здорово. Потолок, кстати, медленно наклонился набок и сделал круг, хотя голова Цзян Чэна оставалась неподвижной, отчего стало мутить еще сильнее и пришлось глаза закрыть. Кажется, он здорово приложился затылком когда... падал. Точно. Вчера он вновь пользовался артефактом, созданным Усянем. Похоже, прошло все не совсем гладко, и Ваньинь как-то пострадал. Вот только как? Стараясь привести мысли в порядок, мужчина вдохнул глубоко, но острая боль тут же вышибла воздух из легких, пальцы инстинктивно коснулись чувствительного места на боку под ребрами, но наткнулись на перевязку чем-то прочным. Значит, ему оказана помощь и, видимо, он в лазарете. Погодите-ка, разве в лазарете Юньшэня не большие распашные окна? Глава Цзян был там один раз, когда Цзинь Лин упал и повредил ногу. Пришлось снова уговорить глаза открыться несмотря на ком, подкатывающий к горлу. Стены, потолок, свет струится неравномерно, будто бы солнце встретило множество препятствий прежде, чем юркнуть в узкую оконную щель. Простая дверь, а еще... стопки каких-то тканей, одна из стопок рассыпана в беспорядке. Что же, это определенно не лазарет. Белая, но... может, он и не в Юньшэне вовсе? Может, он как-то вылетел за пределы резиденции и кто-то у подножья скалы нашел его... Или что угодно. Попытка приподнять голову отозвалась парализующим импульсом вдоль позвоночника. Болели бедра и… колено. И левое плечо тоже. И голова, конечно же. Правая рука медленно коснулась лица, потирая его, зачесывая челку к затылку. Вчера, выходя на прогулку, Ваньинь лишь повязал волосы лентой не видя необходимости в своих вычурных заколках в лесу, но сейчас даже пучок на голове приносил неудобство. Пальцы не слушались, но со второй попытки удалось развязать узелок и распустить копну волос, вздыхая тяжело и устало, будто бы он весь день охотился. Цзыдянь был на пальце — хорошо. Меч… видимо, где-то рядом, не будет же он спать с Саньду в обнимку. Пришлось признать, что пытаться встать — плохая идея, по крайней мере, пока не пройдет головокружение. Поблизости никого, но кто-то же его перевязал, верно? Шум за дверью привлек внимание, из-за чего Ваньинь начал мысленный отсчет до того, как он силой упрямства заставит глаза открыться, а взгляд — сфокусироваться. Это тяжелее, чем он думал, ибо вспышка яркого (как ему показалось) света, озарившего помещение вместе с открытой дверью, усиленно выжигало сетчатку глаза. Тем не менее острый взгляд впился в вошедшего юношу? По одеждам было ясно, что мальчишка из клана Гусу Лань, но идентифицировать не получалось, в конце концов, не всех адептов из дружественного клана глава Цзян обязан знать в лицо. — Приветствую, — едва дрожащим от волнения голосом произнес юноша с белой лентой на лбу, вежливо улыбаясь, в кратком приветствии выставляя руки перед собой в почтительном жесте и склоняя голову. — Рад видеть Вас в сознании. — Потрепало лазарет, хм, — поздоровался Цзян Чэн, голос вышел неожиданно сиплым, пришлось откашляться, чтобы продолжить говорить. — Помнится, окна выходили на горы. Губы растянулись в кривой усмешке. — Я же в Юньшэне, верно? — на всякий случай добавил тот, прикладывая неимоверные усилия, чтобы поднять корпус и сесть. Боль в боку навязчиво пульсировала, но такая мелочь Цзян Чэна не остановит. А вот головная боль — вполне. Все еще мутило и вертикальное положение этому только способствовало, а мысли совершенно не хотели хоть как-то складываться во что-то логичное. Почему он здесь? Что это за место? Постойте, дверь была заперта снаружи?. — Все верно, Вы в Юньшэне, — если бы Ваньинь не был так занят головной болью, он обязательно бы заметил, как юноша волнуется, и как ему пришлось собраться, чтобы ответить с улыбкой. — Но... это не совсем лазарет. Не совсем лазарет. Что значит «не совсем лазарет»? Голова ныла, и мужчина закрыл лицо ладонями, пытаясь протереть глаза, надавливая на виски, хотя боль базировалась не там. Он же ударился головой, точно. Молодой адепт Гусу Лань вдруг оказался ближе, пододвинул к импровизированной постели старый сундук, крышку которого использовал вместо стола, на нее поставил кувшин, какой-то мешочек. Последним из рукава извлек лепешку, завернутую в чистую ткань. Вот это новости... — Я что, пленник? — хрипло усмехнулся глава Цзян, пытаясь сопоставить полученную информацию. Ну как может быть так, чтобы в клане, где его возлюбленный занимает пост главы, ему обрабатывали раны в каком-то захламленном здании без окон и с запертой снаружи дверью? Его похитили? Это вообще возможно? Судя по тому, что пищу ему принесли в рукаве, точно украли, ситуация куда хуже, чем он предполагал изначально. — Я так понимаю, Цзэу-цзюнь не в курсе, что я здесь. Ваньинь за свою жизнь попадал в разные ситуации, но аналога этой не знал. А нет, знал. Юноша вдруг напомнил ему Вэнь Нина, когда тот еще был вполне себе жив. И юн. И он так же носил тайком еду и лекарства, потому что Цзян Чэн был... Спрятан. — Ох, небо, нет, конечно! — юноша говорил торопливо и посматривал с опаской, Цзян Чэн это даже со своим плохим фокусом заметил. — Вы совсем не пленник, просто... есть обстоятельства, из-за которых будет лучше, если Вас никто не увидит. Ваньинь слушал то, что ему говорит юный адепт, и не мог понять одного — мотива. Создавалось впечатление, что его, главу Цзян, прятали от чего-то. Собственно, юноша так и сказал. Но от чего его можно прятать на территории дружественного клана, которым управляет его возлюбленный? Мозг кипел, но язык, прилипший к небу, требовал влаги, потому Цзян Чэн перевел взгляд на, кхм, стол, где среди прочего отыскал кувшин, прихватил его, принюхался, и, убедившись, что в нем всего лишь вода, торопливо осушил наполовину. Отставил обратно. — Цзэу-цзюнь... — задумчиво протянул юноша. — Это... кто-то из вашего клана, господин? Вот тут Цзян Чэн чуть не подавился, услышав адепта, мать его, клана Гусу Лань. — Ты, блядь, смеешься надо мной? — он бы обязательно повысил голос, если были бы силы, но вместо этого странно захрипел и поднял тяжелый взгляд на лицо его предполагаемого спасителя. — Лента у тебя для красоты, что ли? Не в курсе титула своего... — запнулся; серые глаза, наконец, сфокусировались на ленте на лбу незнакомца, в голове пролетели имена всех пяти человек, которые носят ленту основной ветви клана Лань. Но никто из них не был этим... Этим кем? Зрачки сузились, Цзян Чэн глазам не верил. — Что… Как можно... — пробубнил себе под нос, протянув руку ко лбу юноши, желая коснуться вышитых облаков, чтобы проверить, не мерещится ли ему, но тут же одернул себя. — Прошу, господин, не стоит так... — юноша не успел договорить, по инерции шарахаясь назад на шаг от чужой руки и неосознанно прикрывая от нее ленту ладонью. Его глаза испуганно округлились, а Цзян Чэн понял, что перегнул. — Как тебя зовут, говоришь? Ваньинь был ранен и раздражен мигренью, находился черт знает где и черт знает почему. Обычно он не пренебрегал вежливостью по отношению к младшим адептам чужих кланов, но стойкое ощущение, что над ним издеваются и водят за нос, вытаскивало самые темные черты его тяжелого характера. Память, правда, подкинула пару идей, но они ему не нравились. У Лань Сичэня не было детей. Подражатель? Эта прическа и... карамельно-карие глаза. Насколько можно быть похожим на кумира? Взволнованное сердце стучало сильнее. Цзян Чэн смотрел на юношу, как хищник перед броском на добычу, ждал... Потому как даже не мог сформулировать мысли, кишащие в его голову звонким роем. — Прошу прошения, — коротко выдыхая, произнес незнакомец, усердно скрывающий то, что совсем не доверяет Цзян Чэну, может, даже слегка напуган. — Мое имя Лань Сичэнь, — юноша вновь поклонился коротко и вежливо. Собственно, а чего он ожидал? Сначала мужчине, конечно, показалось, что ослышался, потому реакция была крайне замедленной. Придумать, как реагировать, не получилось, так что Ваньинь смотрел на юношу со смесью смиренного понимания и жалости к умалишенному. Или сам был точно умалишенный? Он кивнул несколько раз, отвел взгляд. — Хуань. Конечно. Действительно, — бормотал тот, напряженно потирая лоб, после закрывая ладонью рот, стискивая челюсть, снова поднимая взгляд на ничего не понимающего юношу, как-то нервно усмехнувшись. Разве такое возможно? Память услужливо подкидывала ему внешность возлюбленного в юном возрасте, но очень смазано. По правде говоря, все воспоминания до пожара в Пристани были такими размытыми, будто бы их и не было вовсе. — Это ж сколько тебе лет... — продолжал рассуждать сам с собой Цзян Чэн, как-то не задумываясь о том, что может здорово напугать парнишку, на которого прямо сейчас смотрит в упор, будто бы тот восстал из мертвых. Он уже заставил Сичэня шарахнуться, забывшись. Перебирая все варианты того, почему может видеть перед собой будущего главу Лань, исключая лихорадочный бред из-за достаточно отчетливой боли, Ваньинь припомнил последнее, что с ним было до отключки. Артефакт Усяня. — … Мне одиннадцать, а сестра расчесывает мне волосы... — шепчет. — Тогда тебе… Небо. — смеется как-то болезненно, ведь Цзян Чэн собирался посмотреть трогательный и дорогой его сердцу сон, который был у него в одиннадцать. Может быть, именно этой ночью маленький одиннадцатилетний Цзян Чэн и видел именно этот сон. — Чертов Усянь, — вздохнул мужчина от бессилия, стараясь прийти в себя и как-то скорее усвоить мысль о происходящем. Как так вышло? Он же столько раз перемещался в сон без всяких проблем, а тут такое. Виноват ли Вэй Усянь? Цзян Чэн выпрямился, еще раз взглянул на юношу, который через каких-то двадцать лет станет его возлюбленным, прикинул ложь, которую может ему отвесить, но тут же качнул головой. Врать Хуаню казалось чем-то противоестественным, даже в такой ситуации. — Извини, я, наверное, здорово тебя напугал. Но когда я тебе расскажу все, что творится у меня в голове, ты сам будешь в ужасе, поэтому... Замер. Серые глаза видели, что Сичэнь уже сейчас напуган, даже если старается этого не показать. — Ладно. Давай с начала. Тут же выругался про себя, прикидывая, что, скорее всего, юный Лань Сичэнь его даже не вспомнит. — Меня зовут Цзян Ваньинь, Цзян Чэн. Сын Цзян Фэнмяня и Юй Цзыюань. И, опережая твои возражения, я сразу скажу, что я, видимо, из будущего, и да, я тоже не в курсе, как здесь очутился. У меня к руке был привязан артефакт, — указал на запястье. — Если он не потерялся в процессе... перемещения... ты должен был его снять вместе с одеждой с меня. Имя меча — Саньду, это — подняв правую руку — Цзыдянь, духовное оружие моей матери, пурпурной паучихи. Если ты решишь как-то проверить меня на одержимость или искажение ци — валяй. Тебе лучше соображать быстрее, потому как вряд ли я могу обратиться за помощью к кому-то еще, Лань Хуань. Ваньинь поднял бровь, когда понял, что он явно давит на парня обилием информации, но размусоливать совсем не хотелось. Если Вэй Усянь отправил его в прошлое, надо скорее выбираться. Только как? Головная боль дала о себе знать и глаза сами собой сощурились от неприятной пульсации. Ждал реакции. Логичнее было предположить, что его примут за сумасшедшего, или, скорее всего, прямо сейчас огреют чем-нибудь. Цзян Чэн напряженно ждал вердикта, но его не последовало.