Неучтённые девочки и Опустошение Севера

Перед Новым годом Марго исчезла. В университете преподаватели удивлённо разводили руками и ставили ей неявку на зачёт, в общаге её разыскивали подруги. Одногруппницы пожимали плечами. Наверное, махнула на всё рукой и уехала к родне в Новосиб. Соня сходила с ума. Махнула на всё рукой посреди зачётов и экзаменов? Марго была смелой и прямолинейной язвой, а не раздолбайкой. Марго никогда бы так не поступила. И не уехала бы, не сказав ни одной живой душе. На Новый год Оля осталась дома, с Соней. Вместо ёлки они нарядили Сонин фикус. Раньше они праздновали с Марго и Шурой. В этот раз вместо атмосферы праздника квартира была пропитана Сониным горем. Горе было в шариках и мишуре на дурацком фикусе, оно было на книжных полках, которые Соня не стала украшать пластиковыми снеговичками и вырезанными из бумаги оленями. В полночь они напились шампанского и скоро легли спать. Соня плакала. В январе оставалось сдать лишь один экзамен — историю языка. На коротких новогодних каникулах Соня пыталась вбить в свою голову периоды, даты, фонетические законы, лексику, грамматику, но в результате только травила свою душу. — Марго так хорошо умела объяснять, — сказала она. — Любую сложную вещь простыми словами… я никогда не разберусь сама. — Давай я тебе объясню, — предложила Оля. — Что конкретно ты не поняла? — Ничего, — замогильным голосом ответила Соня. Оля вздохнула. — Дольфовна не поставит тебе двойку. Она… обещала мне. И тройку вряд ли поставит. Ты скажи хоть что-нибудь, чтобы она видела, что ты учила. — Спасибо. — Соня посмотрела на Олю, и та вдруг увидела чуть больше, чем просто осунувшееся лицо. Было ясно без слов: Соня хотела бы порадоваться. Она была бы рада обещаниям Дольфовны, но исчезновение подруги пожирало её. *** Оля вернулась из магазина с пакетом продуктов. В прихожей стояли сапоги Сони, значит, она уже вернулась с экзамена. Оле предстояло пройти через пытку истязом через два дня. “Интересно, что она ей поставила…”, — подумала Оля, а потом почувствовала запах горелого. У плиты стоял стул, на него были свалены Олины вещи — кофточка, куртка и шарф. А ещё у плиты стояла Соня, держала в руках то, что осталось от чёрной блузки, и обжигала ткань о голубо-рыжее пламя. “Что ты делаешь”, “Прекрати”, “Это подарок Вады” — пронеслось в голове. И те вещи, что были на стуле, тоже были подарены Вадой. Соня знала об этом. Точнее, Соня знала, что Олина девушка подарила эти вещи. — Ты что!.. — выкрикнула Оля. — Ебанутая, брось! Огонь сжирал ткань и подбирался к Сониным пальцам. Оля ударила её по рукам. — Это ты ебанутая, — поправила Соня тихо, будто не выходя из транса. Оля выключила газ, открыла форточку. Она явно недооценивала, до какой степени Соня повредилась головой, сидя дома со своими проектами и кодами. Она и куртку собиралась сжечь вот так?.. Зачем? Она смотрела на Олю. Лицо Сонино было перекошено, как от боли. — Ты конченная, Оль, я не знаю, как тебе это в голову пришло. Трахаться с преподавателем. С этой!.. С этой сукой! Она меня травила, она сделала из меня ходячий анекдот для других студентов, а ты в это время с ней лизалась и… — Соня не договорила, не зная, какой ещё жуткий глагол нужно добавить. — Кто тебе сказал всё это? — Да она сама и сказала. Намёками… но я всё поняла, на её сальной роже всё было написано. Ты врала мне! Как противно, как мерзко… Соня села на стул и уронила голову на ладони. Оля мысленно молилась, чтобы театральное представление было закончено. Сердце колотилось в горле, резонировало с боем кухонных часов. Тиканье вдруг стало оглушительно громким, когда они с Соней замолчали. — Будешь чай?.. — спросила Оля. Соня подняла голову, посмотрела на чайник на плите безжизненным взглядом и кивнула. Пока кипятилась вода, Оля трогала коробочки в шкафчике и перекладывала с места на место кухонное полотенце, поглощённая этими делами, как чем-то невероятно важным. Потом наконец запыхтел чайник, она налила две кружки чая и села напротив Сони. Оля пожалела о своём предложении: давать Соне в руки целую кружку кипятка сейчас — плохая идея, ничто не мешает ей плеснуть Оле этим кипятком в лицо… — А в остальном… как всё прошло? — спросила Оля осторожно и отклонилась назад, будто бы взять что-то с тумбочки. Соня покачала головой. — Я пришла к ней первая, сажусь, тяну билет, она такая: “Нет-нет, не надо, у вас пятёрка автоматом”. Классно, да? Я была уверена, что она шутит. А она смотрит, щерится. За меня, оказывается, “попросили”, — Соня снова поморщилась. — А знаешь, что дальше было? Я думала, она меня просто отпустит. А она зачем-то начала спрашивать меня. Гонять по всей программе. Я еле проблеяла, что успела выучить, а перед глазами — ты, ты с ней… Я такой бред несла, а она не останавливалась, ещё вопросы задавала, упражнения мне какие-то дала… Я думала, что я в аду. Она отдаёт мне зачётку, улыбается, я выхожу. Смотрю. Там стоит “пять”. — Соня прокусила губу. — Я такого позора никогда… Оля кивнула — мол, понимаю, хотя мало понимала на самом деле. И что, что пять, а она чего хотела? Соня сама просила замолвить словечко. Глупая, невыносимая гордячка Соня… И какое ей было дело до того, с кем Оля спит, “лижется” и всё остальное? — Интересно какие потребности она об тебя удовлетворяет, — ядовито прошептала Соня. — Может, материнские? — По крайней мере, она меня любит, и я её тоже, — сказала Оля и тут же разозлилась на себя. — Я бы рассталась с ней, если бы мне было куда уйти. Соня промолчала и пила свой чай, позволяя Оле вариться дальше в стыдном осознании: первая фраза была ложью, а вторая её зацементировала. — Я сука, — сказала Оля. — Я плохая, все вокруг тебя плохие, а ты хорошая. Тебя окружают сплошные ублюдки. Знаешь, неудивительно, что ты их к себе притягиваешь. Соня будто пошатнулась на своей табуретке. — Я что?.. — Что слышала. Тебе нужны те, кто тебя не любит, чтобы ты страдала. Стасики и Димочки, чтобы тебе постоянно было плохо. Я тебя любила. И что ты со мной сделала? — Не… — Ты просила меня подкараулить твою тётку на улице и убить молотком. А когда я отказалась в последний момент, потащила меня травить её. Ты убила кастеляншу. А потом и от меня избавилась. Мне вообще-то тоже было херово, Сонь, после всей той истории с кастеляншей и её сынком, я думала, мы во всём вместе, за всё дерьмо ответим вместе. А ты меня кинула. Оля замолчала. Всё равно Соня никогда не поймёт, как ей было больно, когда Соня сказала, что больше не любит её. “Кому понравится встречаться с девочкой, которая всё знает про твои грехи?” — Вада была права, Оля была для Сони балластом и напоминанием о плохом. Соня отвернулась к стене. Она кусала губы и шмыгала носом. Весь оставшийся вечер они молчали. Оля отнесла вещи, которые Соня не успела спалить, на место. В кухне будто всё ещё пахло палёным, Оля и Соня делали вид, что этого не замечают, пока готовили ужин, каждая себе по отдельности. Оля хотела лечь спать и всё забыть. Комната ощущалась чужой, постель тоже. Оля лежала под одеялом и чувствовала себя будто в детдоме или в больнице. Оранжевый свет, горевший в коридоре, тоже ощущался потусторонним. Свет погас, и костлявая фигура легла на Сонину кровать. Оля сверлила взглядом потолок. “Наверное, так ощущается несчастье”. Оля упала в зыбкую пропасть вместо того, чтобы уснуть. В темноте её разбудили прикосновения. Соня захватывала всё больше пространства на кровати, пыталась забраться под одеяло руками. Оля поддалась, и у Сони получилось. — Сонь?.. Соня задрала её майку, принялась зацеловывать живот, рёбра, добралась до груди. Так странно и дико, что Оле даже было не неловко. — Этого ничего не было, — жарко прошептала Соня куда-то в ямочку между ключицами, одновременно пробираясь ладонью под резинку Олиной пижамы. — А?.. — Тебе это снится. Оля засмеялась, пустила пальцы в рыжие локоны, гладила Соню по голове, пока она покрывала её шею поцелуями. В горле стоял ком. Конечно, Сонечка, как ты скажешь, ведь память моя работает так же, как у твоего компа, можно удалять из неё всё, что тебе угодно, можно легко переместить в корзину что-то постыдное, раз уж любить меня так стыдно, давай, удаляй. И мы притворимся, что ночью никто не разделся, не всхлипнул, не простонал. А сколько ещё будет этих не случившихся событий? Сонь, может, все эти годы мы вот так и трахались регулярно, а я и не замечала, потому что ты стирала мне память? — Как вы делали это? — спросила Соня. — Она трахала тебя, да? Она же не способна любить. — Пожалуйста, Сонь. Пожалуйста, если не можешь дать любви, не отбирай ту, что есть. — Хочешь, делай со мной всё то, что вы делали с ней. Мне даже не будет больно уже. — Соня притянула ладонь Оли к своей промежности. — Будет. Сонь, что вообще… — Оля замотала головой. — Просто ляг уже, вот так… Раньше Оля мечтала о том, чтобы ещё раз быть близко к Соне, трогать и гладить, почувствовать, что от Сони всё так же пахнет Сонёй — её проклятым малиновым гелем для душа. Оля думала, что чему-то научилась с Вадой, но теперь чувствовала себя такой же потерянной, как много лет назад, когда впервые раздела Сонечку. Невозможно осквернить её теми грубыми ласками, к которым приучили Олю. И Оля робко поцеловала внутреннюю сторону бедра и лизнула, подбираясь ближе к промежности, давая Соне возможность передумать, запротестовать, уйти. Соня не протестовала. Они лежали всю ночь до утра, делая вид, что пытаются уснуть, но спать не могли. — Ты не права, — сказала наконец Соня. — Про то, что я притягиваю только тех, кто меня не любит. Марго. Марго меня любит. Любила… Оля погладила её по плечу. — А если её реально уже никогда не найдут?.. — почти шёпотом спросила Соня. — Знаешь, что мы хотели с ней сделать? Мы хотели создать онлайн-переводчик, который подстраивался бы под пользователя, его нужды. То есть, это был бы не просто перевод с одного языка на другой, можно было бы менять стиль текста, и его сложность, и простоту, и… Знаешь, как у Марго. У неё был настоящий дар, она умела одно и то же описать кучей способов, она умела объяснять и очень сложно, и очень простыми словами. Я бы назвала эту программу в её честь. Если… смогу доработать. Оля вспомнила, как Марго однажды сказала: “Хрена с два я пойду работать в школу. Я бы спокойненько посвятила всю свою жизнь созданию программ и искусственных систем, людей, персонажей. Потому что всё реальное вечно какое-то уродское”. — Ты хочешь посвятить всю свою жизнь созданию программ и искусственных людей, — сказала Оля, — потому что реальные люди тебя пиздец как пугают. Соня не возразила и не согласилась. — Я мало чего боюсь. Я боюсь любить тебя. Ты моё наказание. — Соне понравилась горечь последней фразы. — Ты моё наказание. В детдоме их иногда запирали в разных комнатах, когда хотели наказать за шалости. Соня наказала саму себя, когда отвергла Олю. — Что мне теперь делать? — спросила Соня. Из окна уже лился унылый утренний свет. Оля видела, какой несчастной и растерянной — искренне — выглядит Сонечка. — Знаешь, молодость — это всегда вопрос, на который... Оля задохнулась, махнула рукой и не стала продолжать. Попробовав эти слова Вады на языке, она поняла, что они значат: "Забей на свои правила ради моей прихоти. Соверши ошибку, которую боишься совершить, потому что я так хочу". — Давай будем опять вместе, а? — попросила Оля. — И никогда больше не будем разбегаться. Хорошо же было когда-то?.. Я напоминаю тебе о плохом? Я знаю, что я для тебя сплошное дерьмовое воспоминание. Но всё же проходит?.. Ты не хочешь помнить о том, кто ты такая и откуда ты родом. А мне кажется, что никого нет лучше тебя. — Соня улыбнулась. И Оля договорила: — Я знаю про всё твоё самое мерзкое. И мне нормально.