We'll meet again

После окончания школы Мик не подал никуда документы, да и не планировал, ведь попросту не знал, чем бы он хотел заниматься, чтобы на кого-то учиться. Он устраивался на различные подработки, чтобы не быть обузой для своих родителей, помогал им по хозяйству и, в целом, не думал о чём-то великом. Мик Манди — человек, привыкший к отсутствию социума, что не видел перспектив в образовании. Ему просто хотелось заниматься фермой родителей, пасти овец с любимой собакой, читать книги и ни с кем не общаться без крайней необходимости. Кажется, он даже не представлял свою жизнь, если бы что-то вышло из бесконечного повтора действий, где он живёт в Австралии с родителями на их ферме, встаёт в шесть часов утра, кормит овец и ухаживает за остальным зверьём, читает книги в городской библиотеке и иногда ездит с отцом в походы, изучая всю флору и фауну местности. Но мать парня, посмотрев на всё это дело, предложила сыну подать заявки в разные университеты и колледжи, ведь работа — это, конечно же, хорошо, но лучше, когда есть образование. Мику ещё жить и жить, он ещё не нагулялся, а найти хорошую работу он успеет. Тем более, он мог бы выбрать, что близко его душе с сердцем. Мик долго объяснял матери свою позицию, пока отец не сказал, в своей слегка раздражённой, но любящей манере, хотя бы попробовать увидеть мир, а не торчать лучшие годы в глуши Австралии, поэтому, сдавшись, Мик подал заявки на специальности, не связанные с социумом. Вот так Манди младший оказался в американском университете, поступив на лесничего. Он долго не хотел верить в то, что попал туда, но всё-таки полетел в другую страну, настолько далёкую от Австралии, что хотелось ущипнуть себя где-нибудь, чтобы такой сон, превращающийся в кошмар, закончился. Первым человеком, с которым познакомился Мик, был Михаил. Он помог долговязому парнишке донести два чемодана и сумку до нужного этажа, хотя тот долго отнекивался. Но Михаил, смотря на уставшего и с трудом идущего первокурсника после перелёта, решил не бросать его на произвол судьбы и с лёгкостью донёс багаж прямо до комнаты. — Как тебя зовут, кстати? — поставив руки по бокам, спросил Михаил, глядя в сторону еле стоящего на ногах Мика. — Я Михаил. Австралиец поднял голову и, взявшись за ручки двух чемоданов, вздохнул. — Мик. — совсем шёпотом произнёс Манди, открывая дверь в комнату. — Спасибо. Ничего не расслышав, Михаил решил тактично промолчать и, слегка улыбнувшись, пошёл к своей комнате, сказав вслед «обращайся». Обосновавшись в комнате общежития, Мик узнал и о своём соседе. Точнее, узнал только о его наличии, больше он не знал, да и напрашиваться на общение не хотел. Парни кивали друг другу при встрече, практически не обменивались и парой слов, находясь в комнате, поэтому было решено не знакомиться где-то на ментальном уровне. Сосед тихий и спокойный — замечательно, а если сосед ещё и не разговаривает — вообще сказка. Мик звонил каждый день родителям, с крайне скудным описанием, но рассказывал, как проходил его день. А день и не был сильно насыщен на какие-то события, чтобы о них вещать предкам. Учёба, работа, сон — главные составляющие его первого семестра, а если бы не вынужденное общение с людьми и тяжёлая акклиматизация, то Мик считал бы это даже хорошим опытом в жизни. Не считая себя частью какого-либо коллектива, Мик просто наблюдал со стороны. Он видел, как его сосед обращался за помощью к какому-то крепкому, но низкому пареньку насчёт бытовых приборов или проводки, как тот самый Михаил всё ходил готовить на кухню со своим соседом, похожем, если честно, на маньяка из фильмов, и как странный одноглазый парень пытался незаметно протащить бутылки с алкоголем под курткой, каждый раз нервно оборачиваясь по сторонам. Мик знал, что не сможет начать общение с ними — ему попросту не хотелось мешать их жизни. Многие познакомились уже сразу, зачем пытаться знакомиться через месяц, два, три после начала учёбы? Да и что дадут эти знакомства, если он всё равно вернётся в Австралию и, может быть, даже не вспомнит о студенческих знакомых. Каждый день похож на предыдущий, жизнь кипела у всех, кроме Мика, который никогда никуда не спешил. Всё, что ему хотелось — это вернуться домой, в свою родную атмосферу глуши, отдохнуть хоть немного от социума. Но, к сожалению, он не знал, что билеты до Австралии обойдутся настолько дорого, из-за чего Рождество он провёл в одиночестве и в первый раз без родителей. Они позвонили ему, чтобы поздравить и поддержать, ведь он редко оставался вот так один, ещё и на семейный праздник. Многие, кого он часто видел в университете или общежитии и даже его сосед по комнате, уехали на время праздников домой, оставив в абсолютном одиночестве парня. Нет, безусловно, Мик не любил общение, новые знакомства и выход из своей маленькой зоны комфорта, но и полнейшее одиночество тоже не сказывается хорошо на состоянии психики. Как бы то ни было, человек — социальное существо и хоть какой-то собеседник должен присутствовать, иначе так недалеко до разговоров с самим собой в комнате с мягкими стенами. Рождество в Австралии и Рождество в США отличаются, что тоже ввело в ступор Мика. Он привык ходить в поход с родителями или ходить на пляж, а после дарить подарки друг другу. Да, он всегда мечтал увидеть то самое Рождество «из другого мира», которое он видел по телевизору, когда на улице снег, парочки катаются на коньках, а вечером, в кругу большой семьи, все сидят у камина, попивая горячий шоколад, но его родное Рождество с самым жарким периодом года и барбекю явно не то, что ожидали бы увидеть американцы. Поэтому Мик, не придумав ничего лучше, просто купил себе выпить и заперся в комнате, читая недавно купленные книги, которые он мог считать подарком от себя себе же. Праздник продолжался без Мика, на улице были слышны счастливые возгласы, пока в комнате были темнота, опущены жалюзи и томные вздохи парня после каждого глотка шампанского. Дни шли, все вернулись на учёбу, а Мик подавил в себе некую обиду на судьбу, что он не смог провести праздник с семьёй дома. Даже не было плеча, в которое можно было бы поплакаться, но наступила другая примечательная дата — день рождения Мика Манди, который, конечно же, он тоже провёл в одиночестве, нанеся ещё один удар по сердцу. У Мика и так был тяжёлый день — почему-то всем он вдруг срочно понадобился. То помочь в незавершённых делах, то групповые проекты от преподавателей, то начальство на работе решает уволить по не до конца понятной причине. Утреннее поздравление от родителей вертелось где-то в глубинах сознания парня, каждый раз приводя его к мысли о собственной ничтожности, когда он расчёсывал запястья, не зная, что сказать. Где-то глубоко в горле появлялся неприятный комок от каждого косого взгляда в большом кругу незнакомых людей. Но он продолжал держать безразличие на лице, иногда выдавливая из себя кривую усмешку. Ко всему этому, Мик привык, что к его дню рождения стоит жара в Австралии и он мог отпраздновать этот день где угодно, пока в США на этот день выдалась пасмурная погода со слякотью под ногами, заставляя промокнуть до нитки, прогулявшись по улице сквозь толпу раздражённых людей. Уже вернувшись обратно в комнату поздно вечером, Мик застал готовящего ко сну соседа и, забравшись на свою кровать, стал непроизвольно думать о дальнейших перспективах такой жизни. Стоило ли это того? Почему цена, как денежная, так и моральная, настолько велика? Почему ему приходится общаться с кем-то, когда можно засесть где-нибудь и наблюдать со стороны. Он не хочет, чтобы проблемы касались его жизни, он не хочет что-то менять в устойчивой системе. Зачем чинить то, что и так не сломано? У Мика перехватило дыхание, связывая узлы в горле, в груди что-то больно сжалось, а в глазах неприятно защипало. Всё, что так долго копилось — каждая мысль о доме, все переживания и стресс при разговоре в большой группе людей, чувство полнейшего одиночества в таком огромном мире, сейчас вырвалось наружу. Глухие всхлипы и попытки вытереть слёзы с лица не помогали успокоиться, истерика набирала обороты, а мозг бил тревогу. Нужно не мешать соседу спать, неужели не нашлось другого времени для этого? Неужели такие привычные мысли вывели на совсем непривычные эмоции? Мик никогда прежде не позволял себе лишних слёз — это, как казалось парню, ему не свойственно. Ничего серьёзного в жизни не случилось, чтобы хватать ртом воздух, будто бы рыба в прибрежной грязи, жалобно извиваясь, чтобы вернуться в привычную среду обитания. — Я могу как-то помочь тебе? Вопрос разрезал душный воздух комнаты, заставляя Мика поднять голову и жалобно хныкнуть, от чего пришлось прикрыть стыдливо рот. — Я разбудил тебя? Прости, навалилось всякое. — Мик стал вытирать ещё сильнее щёки от горячих слёз. Его сосед сел на кровати, положив ладони на свои колени. Из-за расплывчатости на глазах Мик не мог видеть выражение лица проснувшегося от чужих слёз человека, из-за чего становилось вдвойне неприятно. — Всё в порядке, иногда эмоциям нужно выйти наружу. — парень вздохнул и стал смотреть на подрагивающего от слов человека с соседней кровати. Он знал уже некоторые факты о Мике, ведь старался узнать как можно больше о любом человеке из окружения, чтобы понимать, стоит ли доверять. Парень знал, что Мик из Австралии, что сегодня ему исполнилось двадцать два года, какое у него расписание, кто его родители, кем он работает. Да, он знал, что сбор информации без разрешения владельца не позволим, как со стороны морали, так и закона. Но Томас, о котором Мик знал целое ничего, даже имя было загадкой, уже привык к такой секретной добыче информации. Для француза никто не являлся загадкой, он умел подслушивать и запоминать нужное, он умел лазить по документам и расставлять всё так, как было изначально, он умел незаметно фотографировать и всегда был скрытен, будто растворялся в дымке за секунду. Поэтому слёзы Мика полностью оправданы и это было вопросом времени, хоть его сосед не ожидал увидеть их воочию. — Да… да, это так. — Мик шмыгнул носом, продолжая пытаться вытереть влагу с лица. — Принести тебе воды? — Нет, не нужно. Томас сложил руки в замочек и посмотрел в окно. Он явно не понимал, как реагировать на слёзы парня, тем более того, с которым он официально не знаком. Ему стоило что-то сказать? Если так, то что? Может, просто стоит подождать? А как спать дальше, когда под боком оказался плачущий одиночка, не желающий общаться с кем-либо? На откровение стоит ответить откровением и это будет правильно. — Ты не из Америки, да? — на это Мик неуверенно кивнул, нервно глотая слёзы. — Я тоже. Но ты, наверное, дальше, чем я. — Да, я... — голос дрогнул, пытаясь нормализоваться. — Австралия. Я из Австралии. — Что ж, действительно далеко. Ты не летал домой, насколько помню. Из-за этого переживаешь? Руки сами тянулись в привычном направлении кармана пиджака с портсигаром, но Томас решил повременить с этим или оставить хотя бы до утра. Его сосед должен успокоиться, иначе это полнейшее неуважение к человеку. Наступила мучительно долгая, неловкая и болезненная пауза между ответом и вопросом. — Почти… Да, из-за этого. — голос Мика становился всё более спокойным, хоть и с хрипотцой после довольно долгого терзания души. Томас заметил, что Мик стал вытирать слёзы более успешно и принимать попытки закончить разговор. Австралиец чувствовал себя погано теперь не только из-за возникших слёз, но и из-за усталости после, а также из-за таких слабостей на публике. Он не хочет, чтобы это продолжалось. Ужасное состояние, когда направлен взгляд на твои слёзы и проблемы. Незачем было мешать человеку, разве Мик не может справиться один? В конце концов, проблемы решаются не через плач посреди ночи и жалость к своей личности. — Прости, что так получилось. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, бушмен. Парни кивнули друг другу, как бы благодаря за понимание. Томас лёг, смотря в потолок, а Мик отвернулся к стене. Кажется, эта ночь откровений отпечатается в памяти до конца жизни.

Весь оставшийся учебный год Манди не пытался поговорить с кем-то, его хватали панические атаки и он остерегался большого скопления людей, общение с Томасом не изменилось, но где-то глубоко в душе Мик понимал, что у него есть знакомый незнакомец, перед которым он показал свою уязвимую сторону. Михаил и Делл старались как-то наладить коммуникацию, но Мик лишь молчал в ответ, кивая. На время экзаменов австралиец перестал окончательно выходить на связь с людьми, его руки тряслись, а голова постоянно болела. Ему пришлось обратиться к врачу, ведь однажды, просто намекнув на плохое самочувствие, мать заставила его хотя бы поинтересоваться, что же не так с ним. Пришлось пропить курс антидепрессантов, за которые Мик отдавал деньги со скрипом зубов. Зачем ему это всё? Чем это поможет с его одиночеством и страхом перед людьми? Но Мик смог накопить денег, не без помощи родителей, и отправиться обратно домой на летние месяцы. Всё лето он заставлял себя хоть немного поработать, чтобы были средства полететь обратно, но всё чаще он проводил вечера в тишине, смотря в стену несколько часов, пока в комнате не становилось темно и не приходилось укладываться обратно спать. Встать с кровати было тяжело как физически, так и морально, ничто уже не имело смысла. Иногда Манди старшему удавалось вывести сына в поход, где Мик витал в своих мыслях, расчёсывая руки. Ему хотелось всё бросить, но он видел огоньки в глазах родителей, когда рассказывал о своих наблюдениях за людьми из общежития и университета. Ближе к концу лета, которое считалось дождливой зимой в Австралии, парень решил обратиться за советом к сварливому отцу. Под лучами закатного солнца, пока паслись овцы, Мик рассказал о своих переживаниях и ночном срыве перед соседом, на что отец, оперившись о перекладину скрипучего забора, долго молчал. Мик тоже замолчал и посмотрел в сторону, куда направлен взгляд родителя. — Ты хочешь продолжать там учиться? — Манди старший поправил на носу квадратные очки и смотрел куда-то за пастбище с овцами. На его лице не было злобы, грусти или разочарования в сыне — абсолютно нейтральное, умиротворённое выражение лица. — Я… Я не уверен. — Да или нет. — Я не знаю. Продолжая смотреть вдаль, Мик опустил свою широкополую шляпу на глаза и прикусил губу. Отец вдохнул и сложил руки в замочек. — Тебе нравится, что вы там изучаете? — Вполне. — Мик взял шляпу в руки и тоже опёрся о перекладины забора, который пора бы починить с одной из сторон. — Хотел бы продолжать изучать это дело? — Да, я бы хотел продолжать работать с природой. Я бы даже сказал, что мне нравится это. — Так почему бы не остаться? Ты уже знаешь, как там что работает, у тебя лежит к этому душа. Манди старший повернул голову к сыну, наблюдая за эмоциями в его глазах. Мик смотрел на одну из небольших чёрных овец среди стада таких же, но белых, пытаясь отогнать от себя удручающие мысли. — Я ни с кем не подружился, как вы хотели. — Неужели? — Ну, да? — Мик перевёл взгляд на отца. — А как же твой сосед по комнате, который пытался успокоить тебя или тот большой парень, которого тяжело не заметить в коридоре? Или мужчина низкого роста, которого ты называешь местным инженером? Ты знаешь столько людей, не зная о них ничего. Может, пора бы что-то менять? Не думаю, что они отнесутся плохо к тебе. — Но есть ли смысл? Это как-то глупо, что-ли… Я год видел их и не хотел знакомиться, а тут резко подойду и… Ох, пап, я даже не знаю, что мне вообще сказать им? — Начни с малого. Подойди и поздоровайся. Если они хорошие парни, то не будут посылать. Хотя ты не рассказывал чего-то ужасного о них. — Даже не знаю. — Да чего тут знать. Надо пробовать и сам не поймёшь, как уже завёл друзей. — Манди старший опустил руку на плечо Мика, приподнял уголки губ и пошёл к овцам, чтобы загнать их обратно, оставив сына со своими мыслями. Мик вернулся в США и в начале второго курса решил принять попытку поговорить с людьми по общежитию, ведь видел их чаще. Найдя их небольшую компанию кафетерии, он громко вздохнул и поздоровался, подсев к ним с купленным обедом. Больше он не говорил, но для него была маленькая победа, что он смог что-то сказать и его не выгнали. Михаил с Деллом, отойдя от шока, приняли Манди в компанию. Так они и стали обедать все вместе — Михаил, Делл, Людвиг и Мик, где последний никогда не принимал участия в разговорах, но внимательно слушал, иногда кивая на заданные вопросы. К середине второго курса австралиец начал здороваться первым и даже отвечать на банальные вопросы про настроение и погоду. Он чувствовал себя странно, когда где-то глубоко в груди отдавало то ли болью, то ли счастьем, растекающейся по всему телу. Мику нравилось, что его принимают, ему нравилось говорить об этом родителям и они искренне радовались за него, даже отец, откладывая газету, ухмылялся. К концу второго курса вся компания и новый человек в ней узнали имя молчаливого друга и откуда он. Мик Манди знал, что это правильно, что он может доверять, что они те, кто приняли его. А в начале третьего курса в его тёмную и уютную комнату, когда он читал у себя в уголке, а Томас перебирал фотографии в папках, ворвался Пиро с каким-то мальчишкой, которого он, возможно, уже видел в коридоре и которого тот сбил с ног. От поступившего к щекам стыда Мик закрыл лицо ладонью, а парнишка, весь разгорячённый и с бесконечным зарядом энергии на болтовню, продолжал извиняться. Он так хотел познакомиться, что Манди не понимал, как можно настолько яростно желать завести друзей, особенно, когда тебя уже конкретно так послали, но он решил дать шанс, как ему показалось, недалёкому пацанёнку и сказал приходить через пару дней. Что-то сжалось в груди Мика, когда Томас резко захлопнул дверь перед носами двух парнишек, представляя, а если бы это был он, когда знакомился со своей компанией. Француз ещё долго говорил о надоевших ему гиперактивных детишках с первых курсов, которые не знают меры при знакомстве, перебирая дальше фотографии в папках. Пока Мик, расчёсывая запястье, продолжал стоять возле двери и обдумывать противоречивые чувства к говорливому первокурснику, ведь он, наверное, хотел бы так просто уметь знакомиться, а не стоять в стороне. Но и в то же время, его устраивал медленный темп жизни. Кажется, спокойному существованию наступил конец из-за этого маленького парнишки, которого боялась социальная неловкость.