Неделя в коворкинге "Селестия"

@канал. А мы напоминаем вам, что сегодня у компании «Тейват» кор-по-ра-тив! После завершения рабочего дня, на парковке вас будет ждать автобус, который довезёт вас до места проведения. Можете воспользоваться им, либо добраться на личном транспорте, геолокация по ссылке. Шашлыки, катание по озеру на лодках, конная прогулка, караоке и приятный вечер с любимыми коллегами — всё это ждет вас сегодня вечером, и, если будут желающие, в субботу. Спальные места в наличии. И не забудьте как следует повеселиться и распить всё, что я накупил. С уважением, Венти, генеральный директор компании «Тейват». В автобус набивается такая толпа народу, что даже стоять там решительно негде. Один Итто занимает широкими плечами полтора места, сесть рядом — или быть прижатым к стеклу минут сорок, или вывалиться в проход между сиденьями. Кэйа задумчиво спрашивает в пространство:  — Если я напьюсь, кто хочет увезти меня домой на моём же байке? Ответа он не ждёт, вопрос скорее риторический: заночевать можно будет прямо на турбазе. Однако Дилюк неожиданно откликается:  — Продано.  — Начнём с малого, да?  — Я сейчас уеду без тебя, и ты останешься без мотоцикла. Итто будет рад твоей компании. — ехидно говорит Дилюк. Они садятся на байк, благо у Кэйи всегда припасён второй шлем, который дали в подарок к байку. Он по-дурацки, слишком олдово, разрисован, но Дилюк в шлеме, по которому вьются стилизованные языки пламени смешным не выглядит. В слаксах и футболке с принтом, но он смахивает на Призрачного Гонщика. И Кэйа с удовольствием отправился бы за ним в самый ад. Но пока за рулём байка он сам, а Дилюк руками пробирается в карманы его мотоциклетки.  — Холодно. — бурчит он в своё оправдание. Кэйа не против, ему скорее приятно ощущать, как Дилюк вцепляется горячими пальцами ему в бока. Совсем не холодно, хотя ветер на трассе пронизывает до костей. Добираться недолго, они прибывают на место много раньше автобуса. Турбаза небольшая и пустоватая, место не самое популярное, оживающее в основном зимой, когда озеро замерзает и ближайшие холмы покрываются снегами. Тогда здесь снуют сноубордисты и лыжники, а толстое ледяное зеркало озера покрывается белыми бороздами от коньков. Сейчас же из народа, похоже, только их компания, с такой бредовой идеей корпоратива. На месте только Лиза и Венти. Причем первая — на удивление — усердно работает, распекая водителей с доставкой еды, похоже, забыли привезти фрукты, и Дилюк отправляется ей помогать, едва сняв шлем. Венти же задумчиво бродит в шатре-беседке, что теряется средь сосен, пощипывая струны гитары и подкручивая колки. Гитара та самая, семиструнная, которую он берёт в досуговую, похоже, настройка ей требовалась постоянно.  — Раз вы первые, перетаскайте сюда кресла, — машет рукой босс. — Будем чиллить прямо тут, такая погода классная!  — Ну уж нет, я посижу здесь и делегирую свои полномочия кому-нибудь ещё, — заявляет Кэйа и усаживается прямо на клеёнчатый пол. Воздух свежий и пронизан запахом хвои, смолы и солнечных лучей. Хочется немедленно забить лёгкие чем-то менее здоровым, но сигареты он давно не покупал, а вейп оставил в офисе. К счастью, подъезжает автобус с остальными, потными и помятыми. Из него, как правитель, осматривающий свои владения, с достоинством выбирается Чжун Ли. В руках у него коробка с чаем. Следом за ним мнётся Сяо, нагруженный кальяном, который Кэйа радостно у него реквизирует. В четыре руки они с финдиром быстро собирают его и забивают легкой мятной смесью. Постепенно повсюду начинают сновать коллеги: разжигают мангал на специально отведённой для этого поляне, раскладывают на траве огромную скатерть с закусками, расставляют паллеты с напитками. Хоть и по-летнему светло, но уже вечереет, и в руки Кэйе кто-то походя сунул шампуры.  — Давай, будь другом, с мясом я как-то не очень, — говорит этот кто-то знакомым голосом. Чайльд в джинсах и флисовой рубашке так же хорош, как Чайльд в его выпендрёжной офисной сбруе. В волосах у него ободок, рукава бирюзовой рубахи закатаны, а в руках фольга и пакет с тушками форели.  — Рад тебя видеть. Как ты здесь оказался? — спрашивает Кэйа.  — Я не знаю, ты слишком вежливый или слишком любопытный, — смеётся Тарталья. — Будем считать, что меня пригласили, потому что я умею быть настойчивым.  — Ты напросился?  — Ну разумеется. Но я ещё и полезный. И скинул немного на выпивку, — Как же. Кэйа минут пять назад заметил, как Венти любовно и самолично расставляет по огромному полотну, по недоразумению считавшемуся скатертью, винные бутылки. Судя по их виду, вино было явно недешёвое. Похоже, чайльдово «немного» вполне может стоить как вся их аренда турбазы.  — Очень щедро с твоей стороны.  — Я вообще добрый малый! — говорит Чайльд. С рыбой он обращается умело — потрошит почти одним движением, отсекает всё лишнее. Часть пересыпает крупной солью, и часть рубит на небольшие стейки. Нож у него в руках так и мелькает.  — Оно и видно. До меня доходил слушок, что ты фанат мордобоя.  — Нет ведь. Так, любитель. — Тарталья перекидывает нож в другую руку и резко стряхивает в траву налипшую чешую. Выдаёт смешок. Довольно нервный.  — Подарю тебе билет на рестлинг, — хмыкает Кэйа.  — Очень любезно с твоей стороны, — смотрит он не на Альбериха, а куда-то ему за спину.  — Чжун Ли настолько классно выглядит в джинсах? —  спрашивает Кэйа.  — Весьма.  — Правда что ли?  — На нём скинни! — Чайльд замахивается на него рулоном фольги, — С такими ногами носить скинни — незаконно! Кэйа смеётся. Чайльд ему нравится. По-хорошему так, по-товарищески. Они перешучиваются и болтают, пока запекают рыбу и жарят мясо. Тем временем, разбредшиеся было многочисленные сотрудники «Тейвата» набиваются в беседку, возле которой уже мерцает небольшой костерок. Еда весьма кстати, и парней окружают оголодавшие коллеги. Рыба расходится быстро, и последний стейк утягивает прямо из-под руки Чжун Ли шустрая Диона.  — Я принесу ещё, — говорит Чайльд негромко.  — Не стоит, я не в восторге от морепродуктов.  — Тогда ты просто обязан попробовать то, как готовлю их я! — и он буквально выталкивает финдира из шатра. Чайльд явно решил времени зря не терять. После еды Венти начинает на пробу, пока бездумно, пробивать аккорды, которые незаметно переходят в знакомые почти всем мотивы. Кто-то из девушек затягивает слова, подключается ещё голос, уже мужской, и ещё, и ещё. Песня сменяется другой, добавляется то один, то другой инструмент, струнные переходят из рук в руки — многие здесь играют на чём-нибудь. В медленно выстывающее небо поднимаются дым костра, смех и звон бокалов. После Ноэль, смущённо и очень нежно выведшей дрожащим голосом песню Присциллы из «Ведьмака», тематика песен смещается в ту же, ведьмачье-бардовскую степь. Настроение приходит куда-то в лиричность и ролевичную романтику. Венти, вытянувший из чужих рук обратно свою семиструнную развалюху, накрытый тканым пледом, с отблесками костра на лице, как раз неиллюзорно смахивает на средневекового менестреля. Он цепляет струну за струной, перебором выводит затейливую, словно журчание ручья мелодию.  — Море хранит нашу память — мерцающий жемчуг Звёзды пророчат нам время Последней Надежды В сумерках долгих до дна выпив чашу утрат Я возвращаюсь по звонкой тропе Серебра… Дальше подпевать Кэйа не решается. Песню он помнит, но петь «Позови меня, брат», сидя напротив Дилюка он не может просто физически. Как-то глупо. И как-то тяжело. Но это и не нужно, вокруг поют за него. Дилюк так внимательно изучает свой стакан с виноградным соком, словно на дне ожидает найти самородное золото.  — Вечер перестаёт быть томным, — вполголоса говорит Кэйа, ни к кому конкретно не обращаясь. Он поднимается на ноги и нетрезвой, но твёрдой походкой направляется к озеру. Песня его преследует сквозь шорох ветвей и стрёкот цикад. Если рождённый огонь доживёт до утра Позови меня брат, позови меня брат  — Ты куда это собрался, Кэйа?  — Подышать.  — Мы почти под открытым небом сидим. Иногда Дилюк — совершеннейшая заноза в заднице. Кэйа останавливается у самой кромки почти чёрной в сгущающихся сумерках воды, где под подошвой хрустят мелкие камешки и осколки ракушек. Дилюк останавливается на метр раньше, на самой границе песка и травы. С минуту они молчат, и молчание душит Кэйю, почти до слёз. Дилюк не уходит — то ли собирается с мыслями, то ли просто вышел помолчать и попялиться на озеро вместе. Помедлив, Рагнвиндр шагает вперёд, взрывая кроссовками пересыпанный крошками гальки песок.  — Вообще-то, я давно хотел поговорить… — начинает он, но его прерывает шорох в кустах. Из кустов рябины вываливается очень недовольный и очень взъерошенный Чайльд. За ним сумеречно маячит Чжун Ли. Выглядит он, как и всегда, безупречно, за исключением ярко-алого засоса прямо повыше ворота его поло.  — Я, конечно, всё понимаю, но тут немного занято! — самодовольно заявляет Тарталья, приглаживая рукой волосы, — Поищите себе другое место для уединения! Дилюк бледнеет, а Кэйа едва держится, чтоб не рассмеяться. Абсурдно получилось. Чжун Ли хмурится и сжимает пальцами переносицу. Кажется, кто-то сейчас получит выговор, и Кэйа не уверен — они, нарушившие интимный момент, или Чайльд, явно воспользовавшийся моментом и бесцеремонно затащивший свою зазнобу в прозаические кусты.  — Хорошо-хорошо, мы уже сваливаем! — жизнерадостно заявляет Кэйа и хватает Дилюка за руку, чтоб утянуть его по тропинке, чуть дальше в лес, пока бомба красноречия не разорвалась. Останавливаются они только когда ветви сосен совсем приглушают звуки тусовки и цепляют рукава, мешая идти дальше.  — Ты расстроен? — спрашивает Дилюк. В волосах у него хвоя, и Кэйа убирает зелёную иголочку, не задумываясь. Дилюк хмурится, и Кэйе ужасно хочется его поцеловать, чтоб он перестал сердиться.  — Нет, с чего бы? Дилюк смотрит на их всё ещё сцепленные руки.  — Я думал, Тарталья тебе нравится.  — Нравится, но, очевидно, не так, как ты подумал. Я хватил лишнего со своими шутками?  — Как всегда.  — Ты хотел со мной поговорить?.. — напоминает Кэйа.  — Извиниться, — поправляет его Дилюк. Кэйа недоумённо моргает.  — За что?  — За то, что я держал на тебя обиду все пять лет. За то, что не разобрался во всём вовремя. За то, что я винил тебя в том, что ты хотел, — он сглатывает, потому что понимает, как это сейчас прозвучит, — Наследство. Кэйа смотрит ему в глаза и разжимает пальцы. Что-то у него внутри, только воспрявшее и ожившее, мерзко трескается и осыпается.  — Ты не всерьёз же да, скажи… — говорит он жалким и болезненным голосом. Ему тяжело и противно. Неужели Кэйа все эти годы был для Дилюка таким? — Боги, Дилюк… Ты и твой отец были для меня всем, как ты мог вообще такое подумать? Я же люблю тебя больше своей ёбаной жизни… Он отступает с каждым словом всё дальше, пока не упирается спиной в шершавый ствол дерева, что очень кстати. Кэйе кажется, что он сейчас упадёт куда-то глубоко, на самое дно, упадёт и разобьётся вдребезги.  — Ты… что, прости? — переспрашивает Дилюк. Ему кажется, что он ослышался, что Кэйа сказал что-то совсем другое. Наверняка, назвал его бесчувственной мразью или послал далеко и надолго, потому что Кэйа просто не может испытывать к нему чувства после пяти лет отвратительной холодной войны между ними. Односторонней войны, потому что воевал только сам Дилюк, против чего-то надуманного, ненастоящего. Ответа от Кэйи, вжавшегося в дерево, он не дожидается. Дилюк только что разрушил их такую важную и такую хрупкую связь. Единственное, что он может сейчас сделать — ткнуться лицом Кэйе в грудь, схватить его за плечи, чтоб не отдалиться ещё больше и извиняться ещё и ещё, пока он не простит. Дилюк задолжал очень много извинений. Кэйа же ждёт чего угодно, но только не этого. Он дрожащими руками вцепляется в Дилюка сильнее, потому что такого он не ждал. Он, если честно, вообще ничего не ждал, приучился за эти годы.  — То есть, ты извиняешься за то, что вёл себя как придурок? — говорит наконец Кэйа хрипло, почти каркая. Дилюк кивает, всё ещё пряча лицо в его рубашке, и на душе становится хорошо, словно зимней морозной ночью кто-то запалил костёр. — Ты прощён. Но своё наказание ты ещё получишь.  — Какое ещё наказание? — ошеломленно спрашивает Дилюк. Кэйа ухмыляется.  — Завтра мы поедем ко мне, и я покажу тебе свою коллекцию лютневой музыки. Подкат ужасно дешёвый и настолько дурацкий что Дилюк смеётся, и вполне искренне:  — Ты слушаешь R-n-B и панк-рок, кого ты пытаешься обмануть?  — Ох, ну тогда давай будем слушать Рианну… — Дилюк зажимает ему рот обеими руками. Кэйа мычит сквозь его пальцы и обхватывает его за талию.  — Ты тоже не был паинькой. Мы поедем ко мне и будем целоваться, пока не станет нечем дышать, — говорит Дилюк, и от собственной смелости у него перехватывает дух уже сейчас. — И я требую свой аванс, господин тимлид.  — Надеюсь, ты не все авансы так просишь… Кэйа бережно убирает прядь с его лица, зарывается пальцами в волосы и наконец-то целует. Конечно же, так, что нечем дышать.