Начало после конца: Черная воля

Смотря на женщину, плачущую на коленях и вытирающую свои непрекращающиеся слезы, я вдруг ощутил сожаление. Её кольцо на безымянном пальце, такое же, как у меня, подтверждало мои догадки — тот, у кого я взял кольцо, был моим отцом. Это означало, что и эта женщина, стоящая передо мной, была моей кровной матерью. Когда я впервые увидел её, передо мной предстала статная, высокая женщина с царственной осанкой и необычайной красотой. Она выглядела собранной, стараясь держаться с достоинством, несмотря на всю тревогу, что, очевидно, терзала её. Но когда до неё дошло, что произошло, вся эта стойкость моментально исчезла. Казалось, что она сломалась, и теперь слёзы лились без остановки, смывая ее сдержанность. Её сильный образ рухнул передо мной, как башня, оставляя за собой лишь женщину, которая потеряла мужа и сына — хотя тот стоял перед ней, он больше не был тем, кого она помнила и той, кого помнил её сын. Я не мог в полной мере понять всю боль, которую она чувствовала, потеряв мужа и увидев, как её сын забыл почти всё о своём прошлом. Но почему-то в глубине души что-то кольнуло, словно остались осколки той прошлой личности, которая умерла. Внутри меня разгоралась странная смесь вины и сострадания, и я почувствовал, как слезы невольно навернулись на глаза смотря на плачущую женщину. Не думая о том, что делаю, я подошёл к ней и обнял. Было ли это мое собственное желание? Или я действовал на каком-то глубинном уровне, повинуясь инстинктам? Я не знал. Но в тот момент я ощущал что-то тёплое, родное. Отголосок моей души неосознанно тянулся к ней. И хотя воспоминания мальчика мне не были даны, я чувствовал физическую связь, глубокую и непоколебимую с этой женщиной. — Мам, всё будет в порядке, — тихо сказал я, поглаживая её по волосам. Она лишь крепче прижала меня к себе, не в силах сдерживать слезы. Её всхлипывания и бессвязные слова тонули в отчаянии, и я не понимал ни одного из них, но это не имело значения. Я просто продолжал стоять, обнимая её, надеясь, что моё присутствие сможет хоть немного смягчить её боль. Мы оставались в этой позе достаточно долго. Со временем её слёзы иссякли, и всхлипывания прекратились. Она, казалось, была совершенно опустошена, но всё равно продолжала держать меня, как будто боялась, что я исчезну так же, как исчез её муж. Когда её слёзы иссякли, повисла напряженная тишина. Мама медленно отстранилась, посмотрела мне в глаза с такой пустотой и болью, что я снова почувствовал странное волнение внутри себя. Затем она перевела взгляд на Вириона, её голос дрожал, но звучал твёрдо: — Извините, господин Вирион. Вы не должны были это видеть... Я потеряла и мужа, и... почти потеряла сына, — её взгляд полыхал болью, но теперь в нём читалась и новая решимость. — Надеюсь вы простите за такое несуразное поведение. Её пальцы осторожно коснулись моего лица, словно она всё ещё не могла поверить, что я здесь, что я с ней. В её жесте была тихая мольба — убедиться, что это не сон, не очередной кошмар, а реальность. Вирион, стоявший в стороне с непроницаемым выражением лица, медленно кивнул в ответ на её просьбу. — Конечно, Сария. За столько лет службы, ты ведь знаешь что я не такой уж чопорный эльф, — его голос был спокойным, но в нём звучала едва уловимая забота. — Я понимаю, что для тебя это сейчас тяжелый момент. Но будь уверена, что мы сделаем всё возможное, чтобы помочь тебе и Люциусу. Мама лишь благодарно кивнула, её взгляд снова обратился ко мне. Она погладила мою щёку, её пальцы дрожали, но в движениях ощущалась нежность и забота. — Спасибо, господин Вирион, — прошептала она, прежде чем снова повернулась ко мне. —Сынок, давай пойдём домой. Я думаю, тебе нужно немного отдохнуть. Я кивнул, чувствуя странное смешение эмоций. Казалось, всё это происходило не со мной, словно я был просто наблюдателем в собственном теле. Но, несмотря на это, я не мог отрицать чувства, которые нахлынули на меня при её прикосновениях — они пробуждали что-то глубоко внутри, что-то, что я никак не мог осознать полностью. Мы медленно направились к выходу, и, прежде чем покинуть зал, я ещё раз посмотрел на Вириона. Он ничего не сказал, лишь кивнул, словно подтверждая, что всё под контролем. Домой мы дошли довольно быстро. Дом выглядел уютно, несмотря на средний размер. Казалось, каждый уголок здесь был продуман с заботой и любовью. Я почувствовал слабое чувство дежавю, как будто что-то внутри меня знало это место. — Это наш дом, Люциус, — мягко сказала мама, её голос всё ещё дрожал, но теперь в нём чувствовалась успокаивающая нотка. — Здесь ты рос, играл... Здесь мы всегда были вместе. Я огляделся вокруг, задержав взгляд на качелях и тренировочной площадке. Что-то в этом месте вызывало смутное ощущение уюта и безопасности. Как будто я сам качался на этих качелях и тренировался на площадке. В теле было ощущение, что оно знало эти движения и действия на уровне инстинкта, но ум отказывался это признать. Это было странное ощущение, как будто часть меня жила здесь, даже если разум твердил обратное. Мама провела меня внутрь дома и нас встретила одна горничная. Горничная с улыбкой поприветствовала, когда увидела меня. Однако увидев опустевшие глаза Сарии, она замолчала. В доме царил уют — деревянные панели, большие окна, через которые лился солнечный свет, и запах чего-то знакомого, возможно, домашней выпечки. Мы подошли к гостиной, где стоял большой диван и несколько семейных рисунков на столе. — Еда готова, госпожа. — промолвила горничная, прежде чем мы зашли в гостиную. Она лишь кивнула, и горничная хотела будто окликнуть её, но сдержалась. Сария жестом пригласила меня сесть. — Тебе нужно отдохнуть, — сказала она, снова проводя рукой по моим волосам. — Я пойду умоюсь, а потом мы поговорим. Моя мать ушла в ванную, а я остался в гостиной, осматривая окружающее пространство. Моё внимание привлекли семейные рисунки, размещенные на полках. Один из рисунков изображал мальчика, сражающегося на мечах с взрослым мужчиной. На другом был изображён момент рыбалки с отцом. Взгляд останавливался на каждом рисунке, и я пытался уловить, какие чувства они вызывали. Однако самым примечательным оказался последний рисунок в конце ряда. На нём были изображены пять эльфов. Два взрослых, мужчина и женщина, держали за руки двух детей: одна высокая, другой маленький, которые были в центре и сбоку стояла женщина в форме горничной. Вверху рисунка были написаны имена: — Мама – Сария, Папа – Миша, Сестра – Аля(Аллея), Тетя — Мэй и я – Люциус. Этот рисунок был наглядным подтверждением того, кто был в этой семье. — Значит у меня есть старшая сестра. — поглаживая подбородок, пробормотал я. Тут мама вошла в гостиную и позвала на кухню. Она увидела, что я смотрю на рисунки и печально улыбнулась. После чего, промолвила: — Переверни его, — сказала она, подходя ближе. — Это последнее, что ты рисовал. Ты там еще написал целую биографию о себе. Я встал и осторожно перевернул рисунок. На обратной стороне действительно была написана история — короткие заметки о каждом члене семьи. "Я очень люблю свою семью. Мне нравится играть с ними. Я обожаю, когда папа играет со мной, особенно когда он говорит, что тренирует меня. Я тоже люблю играть со своей сестричкой, хотя она меня часто бесит! Она играет со мной только по вечерам, и то когда я прихожу к ней с деревянным мечом, она часто отмахивается. Почему нельзя больше времени побыть со своим братиком?! Она говорит, что любит меня. Но я же вижу, что она не хочет играть со мной! Умммфф, бесит! Мама говорит мне умываться, прежде чем ложиться в постель, и часто ругает когда я так не делаю, но она всегда очень добрая. Но тетя Мэй добрее, она всегда дает мне вкусняшки. Хоть у неё есть своя семья, она не наша семья. Однако она не настоящая тетя. Но я ведь называю её своей тетей, получается семья. Я очень мечтаю стать авантюристом, как папа. Главное как говорит папа: никогда не сдаваться! Папа очень крутой, его все уважают, а мама тоже классная! Мама как и сестра приходит домой только по вечерам, но я рад, что папа всегда дома. Я люблю свою семью, они самые лучшие!" Дочитав запись, я почувствовал смешанные эмоции. Как мне теперь относиться к этой семье? Для меня они были чужими, но для них я был частью семьи. Наверное, так себя чувствуют приемные дети — когда начинают осознавать, что относятся к людям, которые сами считают их своими. — Мам, я пришла! — раздался щелчок двери, и девочка, сняв обувь, прошла по коридору. — Чем это таким вкусным пахнет, тетя Мэй? Войдя в гостиную, она на секунду замерла, увидев нас, сидящих на диване. Не успела мать что-то сказать, как девочка стремительно накинулась на меня: — Люци! — с радостью закричала она, обняв меня. Я почувствовал, как воздух вырывается из моих легких, и ощущение кислорода становится всё более дефицитным. — Ты уже вернулся?! Я так рада! Она продолжала обнимать меня, словно пытаясь убедиться, что я здесь, что вернулся домой. Так вот какая у меня сестра, подумал я в своих предсмертных мыслях. — Аля, ты сейчас задушишь его, — тихо посмеялась мать, прикрыв рот рукой и наблюдая за нами. Аллея отпустила меня, и я наконец смог вдохнуть полной грудью, жадно впитывая воздух. Она радостно улыбалась, потирая мои щеки, словно я был её игрушкой. Ощущения покалывания были далеко не приятными, и я попытался отмахнуться, когда на глаза начали наворачиваться слёзы от боли. Однако её хват был слишком сильным, и моя щека ещё сильнее заболела, когда я попытался отпрянуть. Что за сильная девчонка?! После того как она наигралась и поиздевалась, Аллея посмотрела на маму. — Мам, а куда отец ушел? Как обычно на рынок или с друзьями выпить после успешной вылазки? — ехидно спросила сестра. Но, заметив пустое и печальное выражение лица матери, она обеспокоенно добавила: — Мам, что случилось? Её брови нахмурились, а лицо посуровело, видя молчание матери. — Мам, скажи, что случилось? — холодным тоном добавила она. Мать встала с дивана и нежно обняла дочку. — Наш Люци ничего не помнит… — она сглотнула слюну и пыталась сдержать слёзы, но дрожание её тела выдало её. — А твой отец… он покинул этот свет… — Что? — Аллея замерла на месте, пытаясь осознать смысл слов матери. Она повторила вопрос, но мама молчала, не в силах повториться, и Сария начала плакать. Аллея отпрянула от матери, схватив её за плечи. — Мам, ты шутишь, да? — она истерично начала смеяться, глядя на мать, не веря в услышанное. — Смешная шутка, мама. Неужели заразилась странным юмором от Люци? Но видя плачущую мать, которая ничего не сказала, её истерический смех постепенно сменился на гнев. — Мам, ты ведь шутишь. Такого не может быть. Наш отец — авантюрист А-ранга! — она закричала в гневе, словно пытаясь убедить больше себя чем её. — Неправда! Он не мог! Гневно посмотрев на мать, как будто обвиняя её, Аллея развернулась и стремительно ушла из комнаты, громко хлопнув дверью. В комнате осталась тишина, прерываемая лишь тихими всхлипываниями Сарии. Я сидел на диване, не зная, что делать. Внезапно я почувствовал себя неуместным, как будто вторгся в чужую, глубокую и болезненную семейную сцену. Сария, заметив моё неловкое молчание, попыталась утереть слёзы и встряхнуться. Она с трудом собрала свои мысли и подняла глаза на меня. — Люциус, я… — её голос дрожал. — Я не знала, как это всё сказать. Пожалуйста, прости меня. Мы просто… всё это слишком тяжело. Я кивнул, не зная, что ответить. Всё, что я знал, это то, что моя память была пустой, а окружающие меня люди страдали. Мои глаза скользнули к столу, где стояла ваза с букетом цветов. Я заметил, что один из цветов был слегка увядшим, как будто кто-то пытался его сохранить, несмотря на утрату. Вскоре Сария встала с дивана и пошла на кухню. Я оставался в гостиной, где все семейные фотографии теперь казались чужими и странными. Время шло медленно, и каждый звук, каждое движение казалось преувеличенным и громким.