Этот вкус любви

Из-за Чонгука и его курсов СанМун была в полном экстазе. Благодаря его готовке и тому, как усердно трудились все учащиеся, в том числе и госпожа О, у СанМун было два идеальных ужина на выходных. В субботу они ели немецкий пивной суп — сливочный и нежный, но с хрустящими гренками, над созданием которых поколдовала сама СанМун. А в воскресенье было столько мяса, что ни один кореец равнодушным не остался — и свинина в баварском стиле, и жаркое из маринованной говядины, и свинья рулька. А в качестве гарнира были картофельные клёцки. СанМун боялась представить, сколько Чонгук вложил денег в закупку продуктов, потому что говядина нынче была на вес золота, но это обеспечило прекрасное настроение всем присутствующим. Ли Джуё была сегодня на удивление разговорчива и обещала Чонгуку, что уже на следующей неделе попробует накормить чем-нибудь вкусным детей и свекруху, следуя его рецептам. Сон Миджи тоже болтала без умолку о том, как рады родители, и о поисках потенциального жениха, а Чонгук добродушно потешался с проявленной радости из-за мяса. О Юби бурчала поначалу, но в итоге оказалась весьма довольна накрытым в конце вечера столом. Да и все выглядели по-особенному счастливыми в этот вечер. Чонгук перед трапезой открыл окна в кафе и раз десять поцеловал СанМун в губы, пока никто, по его мнению, не видел. Он был не очень-то осторожен, а она была разморенной и довольной после отличного рабочего дня, и позволяла ему не только целовать себя, но и класть руку на поясницу и чуточку ниже, если поблизости никого не было. — Так ты появишься в телевизоре? — Чарли старательно избегал вежливой формы речи, полагая, что ему простят, как американцу. — Ты, должно быть, будешь смотреться нереально круто. — Да, вы очень хорошо рассказываете и показываете, господин Чон, — ликующе сказала Миджи, смущая Чонгука уж слишком формальным обращением. Он предпочитал слышать от людей в разы младше его «вы», но при этом «Чон Чонгук». В крайнем случае — «учитель», но не господин. — А я не могу унять дрожь в коленях, когда думаю, что придётся говорить на камеру, — он наигранно вздрогнул, чуть крепче сжимая ладонь СанМун под столом. — Если вы будете представлять Мокпо, госпожа Ким тоже поедет? — любопытство Юби сопровождалось мимолётными поглядываниями в сторону уплетающей за обе щеки СанМун. Вот она была по-настоящему тихой и больше ела, нежели говорила. — Точно, — воскликнул Чарли, — мы с мамой пробовали персиковый пирог на ярмарке. Было очень вкусно, — он улыбнулся во все тридцать два и показал СанМун поднятый вверх большой палец. — Но лимонный крем так себе в пироге, — Пак Санук — одинокий старик, живущий по соседству с госпожой Кан, тоже вставил своё. Пока другие говорили, у Чонгука, наконец, появилась возможность поесть. Так как правой рукой он сжимал руку СанМун, вилку приходилось держать левой, и это было слегка неудобно. Все его мысли были заняты тем, как бы донести картофель до рта и не перевернуть его на широкие бежевые штаны, в которые была заправлена чёрная футболка с цветными буковками, что гласили «happy» и в точности отражали то, что чувствовал Чонгук. — А мне понравился лимонный, — на новый комментарий Чонгук согласно закивал. — Это возможно только в том случае, если вы не пробовали пирог по классическому рецепту… СанМун напряжённо улыбнулась и подбила Чонгука локтем, из-за чего он капнул мясным соусом на стол. Выдохнул с облегчением, что не на штаны. — А? — сначала переспросил он, не совсем понимая, о чём шла речь. — СанМун поедет со мной в качестве поддержки. Господин Ча сказал, что их не очень интересуют десерты. — Так разве СанМун не могла бы придумать что-то другое? Для разнообразия? — высказал своё предположение Чарли. Чонгук хохотнул, махая вилкой и одновременно с этим качая головой. — Вряд ли их там заинтересуют сэндвичи, — пренебрежительно сказал он. СанМун больше всего раздражал такой его тон, как будто то, что делал он и она, было на совершенно разных уровнях. Конечно, СанМун не могла отрицать, что некоторое у него получалось лучше и вкуснее, как и большой опыт, который он получал во многих местах и даже странах, но это портило впечатление о нём и заставляло её злиться. — Вряд ли пицца их тоже удивит, — буркнула она негромко, но все за столом услышали. — Ну не скажи, — защебетала госпожа О, — у Чонгука особенная пицца. Я просто обожаю ту, что с инжиром. Такой божественный вкус! Чонгук снова кивнул, адресуя госпоже О благодарную улыбку. Ему льстили её слова, как и любые приятные слова клиентов, но замечания по поводу вкуса его еды от тех, кто мог купить, а мог и не купить, его не очень-то волновали. Он прекрасно знал, что человек не обязательно влюбится с первого укуса и станет постоянным клиентом. Завсегдатаями становились единицы из тысячи. — Да, конечно, — фыркнула СанМун, высвобождая свою руку из хватки Чонгука и вытирая влажную после сжиманий ладонь о его штаны. Он ей позволил и даже слова не сказал, улавливая в её поведении и тоне угрозу. — Давайте скорее кушать, — поторопил всех он, — нам с СанМун завтра рано вставать. Он взял вилку в правую руку и, подавая всем пример, стал быстрее поглощать еду из своей тарелки.

***

Чонгук чувствовал себя измотанным после посиделок. Он мечтал забросить гору посуды на день или два, так как из-за предстоящих съёмок всё равно брал выходной, а после, возможно, взял бы ещё один, чтобы передохнуть после поездки в Сеул. Студия находилась именно там, несмотря на многообещающее название про колёса, которые запросто могли бы приехать в Мокпо, но звёздный ведущий не мог. — К концу вечера я возненавидела того старика, — СанМун не только выглядела, но и звучала раздражённой. Она сносила посуду из зала в кухню, где Чонгук пытался распутать узел на фартуке. — Всё ему не так, видите ли… — Просто не обращай внимания. Люди всегда будут чем-то недовольны, особенно, когда они клиенты. Считают, что им можно высказываться по любому поводу, и они будут правы. СанМун с грохотом поставила сложенные одна на другую тарелки, заставив Чонгука поморщиться. Его лень предпочитала расставить множество тарелок по кухне, но сохранить дно сравнительно чистым, чем выстроить Пизанскую башню из посуды и потом драить их отчаянно очень долго. — Ладно, клиенты, — процедила она, — но почему ты говорил с ними обо мне? Её испепеляющий взгляд вовсе не заставлял Чонгука чувствовать себя неуютно. Он его смешил. — Я просто поддерживал разговор, — оправдался он, берясь за перчатки и намыливая мочалку. — Нет, — возразила СанМун, — ты помогал им унижать меня. Это было явным преувеличением и от того, как она на это реагировала, Чонгук закатил глаза. Видимо, она понятия не имела, что вообще значит слово «унижать». — Это не было унижением, это была критика, СанМун, — объяснил он притворно-сладким голосом, будучи уверенным в том, что она расценит это как издёвку. — Они и мою еду критикуют. Одна пицца лучше другой, одно мясо нежнее, другое жёстче… Кто-то Гордон Рамзи на телевидении, а кто-то какой-нибудь Чон Чонгук из Мокпо, так в чём проблема? — Проблема в том, что тебе на это плевать, а мне — нет. И когда госпожа О или Кан говорят о тебе гадости на всю пекарню, я всячески опровергаю их… Чонгук поддел ручку крана резко и быстро, бросая через плечо вопрос: — А кто ввёл тенденцию слухи обо мне распускать? — когда он злился, начинал морщить нос при разговоре. — Я же не сказал, что еда у тебя дерьмо и кухня твоя не блестит чистотой, так что я бы предпочёл десять раз подумать, прежде чем брать у тебя что-то. И я даже не вникал в разговор, чтобы потом ты не могла мне вот это всё высказывать. Прежде СанМун могла понять, что Чонгук уставший и нервничает перед завтрашней поездкой, и спустить ему некоторое с рук, но его последние высказывания были до потрясения грубыми. — Я говорила это тогда, когда мы враждовали. Потому что ты мне не нравился. А теперь, когда нравишься, я не хочу слушать, как кто-то обижает или высмеивает твои навыки готовки или ещё что-либо. — Но это вовсе не значит, что тебе нравится всё, что я готовлю и делаю, верно? В Чонгуке снова проснулась честность, о которой СанМун знать не хотела. Она считала приемлемой маленькую ложь в отношениях, когда кто-то притворялся довольным дурацкому подарку на Рождество, принимал цветы, на которые аллергия, и говорил, что еда очень вкусная, даже если это было не так. Чтобы не заставлять своего партнёра чувствовать себя неудобно, СанМун была готова немножко солгать и потерпеть, а Чонгук был абсолютно честен как в хороших, так и в плохих вещах. — Я могу сказать это тебе лично, — пытаясь совладать со своими эмоциями, отчеканила СанМун, — хотя и этого не делаю. Но при других я ни за что не стала бы обижать тебя. Чонгук звенел столовыми приборами и тарелками. — И тем не менее сегодня ты сказала, что пиццей никого не удивишь. Ах, так это он запомнил? Это его задело? — Потому что ты сказал то же самое про мои сэндвичи! Ссора казалась Чонгуку такой нелепой, но в то же время такой невероятно заводящей. Он не понимал, как кто-то мог настолько цепляться к словам и переворачивать всё с ног на голову, чтобы оказаться правым в сложившейся ситуации. — То есть в отместку при всех обижать меня можно? — слегка задыхаясь от ярости, спросил он. — Мы что, всё ещё соревнуемся? Почему ты пытаешься сравнивать свою пекарню с моей пиццерией? И почему тебе хочется, чтобы я вечно тебя невесть от чего защищал? На каждый чих не наздравствуешься. СанМун заняла оборонную позицию: расставила ноги на ширине плеч, упёрла руки в бока и посмотрела на парня исподлобья с таким холодом во взгляде, что это граничило с ненавистью. — А почему тебе хотелось, чтобы бабушка тебя защищала? В понимании Чонгука это были слишком далёкие друг от друга ситуации. Семейные отношения и любовные, как ему казалось, требуют разного рода отдачи. В своей бабушке он видел защитницу, которая неоднократно отстаивала его перед родителями, которая награждала и наказывала, которая всегда могла выслушать и поддержать. В СанМун же Чонгук видел самостоятельного взрослого человека, который сам был способен постоять за себя. В отличие от него, который разделял с нонной все лучшие и худшие свои моменты, СанМун нечаянно поделилась с ним подробностями только о своих сексуальных предпочтениях, но в большинстве случаев открывался ей именно он. Если так подумать, он рассказывал ей о детстве, о юношестве, об учёбе и путешествиях, но из неё щипцами пришлось вытягивать информацию об учёбе в университете. Всё время, что они были вместе, она предпочитала слушать, а не рассказывать. А то, что видел Чонгук воочию, говорило лишь об обидчивой и неудовлетворённой натуре СанМун. Ему почему-то вспомнились слова господина Квона о госпоже Мин, и лёгкая дрожь промчалась по его телу. Он думал, действительно ли СанМун может всю свою жизнь оставаться такой. Обидчивой, в чём-то невыносимой, капризной и ворчливой. И как надолго хватит терпения Чонгука? Что, если в какой-то момент он разуверится в своих собственных силах и тогда, наверное, тоже станет вспыльчивым, тоже будет обижаться, как сейчас. И во что превратятся их отношения, если он не будет вести себя как господин Квон и чаще станет отвечать на нападки СанМун? — Потому что нонна любила меня и я точно знал, что она в обиду меня не даст. Чонгук поставил тарелку на стол, и СанМун бросила в неё полотенце, которым прежде собиралась вытирать вилки и ножи. Из-за подавленного вида она казалась болезненно-бледной. — Получается, меня ты не любишь, — пришла к выводу она, кивая самой себе и лишь убеждаясь в том, что права. Для Чонгука было пустым звуком то, что она признавала своё некорректное поведение прежде, и ему было всё равно на её потуги с госпожой Кан или другими. Он не считал это важным или серьёзным, и не хотел даже делать вид, что это не так. Он и обиды СанМун считал несерьёзными, скорее незрелыми, потому что он перерос то время, когда обижался на критику или думал, что умрёт, если кому-то из родных его стряпня не понравится. — Это не так, СанМун, — он всё ещё морщил нос, всё ещё злился. — Давай не будем ссориться перед поездкой? Извини, что не заступился за тебя перед учениками, мне правда жаль. И извини, что плохо высказывался о сэндвичах, они были очень вкусными. Со временем он расслабился и в разы медленнее стал намыливать тарелку и ополаскивать её водой до скрипа. Он и не ждал, что СанМун будет помогать, потому ничуть не удивился тому, что она ушла в зал. Какое-то время он слышал скрежет, — она таскала стулья, — а затем всё смолкло. Когда после мытья посуды он вышел в кафе, СанМун уже не было. Он проверил внизу, но она, видимо, ушла.

***

СанМун миновала лужу, что натекла из шланга на каменную дорожку, и вдохнула запах свежескошенной травы, а также цветов, что были высажены у дома. Осторожно, побаиваясь насекомых, которые могли скрываться внутри цветка, она коснулась пальчиками бархатных лепестков, что сложились воедино на ночь. — СанМун! — мама постучала ей в окно кухни, после махая деревянной лопаточкой, которой помешивала рисовое тесто. СанМун помахала в ответ. Она снова заставила родителей волноваться прошлой ночью, когда сказала, что едет в гости к Чонгуку, а в итоге осталась у него на ночь. Папа говорил, что она должна была хотя бы смс-ку отправить, он ведь волновался. — Я смотрю, ты уже почти перебралась к Чон Чонгуку, — встретила дочку госпожа Шин. Она с ходу отобрала у неё сумку, подставила поближе домашние тапочки и забрала белую кофту, которая спасала от вечерней прохлады. — Ты же остаёшься? Или уходишь? — Нет, остаюсь, — слова СанМун переросли в зевок, и маму это позабавило. — Тяжёлый денёк? — с улыбкой спросила она. — Я слышала, что сегодня три пирога заказали на именины. — Да, полдня провозилась. Ещё заказали целую коробку печенья и я выпекала сразу два противня. Госпожа Шин, сюсюкаясь, потрепала дочь по щеке, а потом отошла в спальню, чтобы принести что-то, что «увидела и сразу подумала, что СанМун подойдёт», а сама СанМун в это время подхватила сумку и ушла в гостиную. Папа сидел в кресле с очень умным видом и очками, съехавшими на кончик носа. Он читал инструкцию к стиральной машинке, всё ещё надеясь разобраться в причине поломки и решить её самостоятельно. Он был наслышан о стоимости работы сантехника, и до последнего отрицал нужду вызывать кого-то. — Привет, пап, — СанМун вдохнула полной грудью, пересиливая ту вредность в себе, с которой обычно подходила ко всему, что касалось её отца. — Привет, — почти равнодушно отозвался он, перелистывая инструкцию. Шероховатыми мозолистыми пальцами он отделял один лист от десятка, и покашливал, съезжая чуть ниже по спинке кресла. Его внешний вид был всегда очень домашним — заношенные почти до дыр спортивные штаны с «модными» белыми полосками по бокам, шаркающие тапочки и футболка, непременно мятая в нескольких местах и с нагрудным карманом, чтобы носить там сигареты и зажигалку. Выбеленные сединой волосы были аккуратно причёсаны так, чтобы скрывать виднеющуюся на макушке лысину. СанМун не удержалась от желания всё испортить, зарывшись в тонкие волосы пальцами и заставив папу громко возмущаться. От его равнодушия не осталось и следа. — Боже, ну зачем ты это сделала?! — Ты всё равно скоро пойдёшь спать. Его причитания и обозлённое бормотание подстрекнули СанМун наклониться и опереться на спинку кресла, руки опуская отцу на плечи и имитируя объятия. Она уже целую вечность его не обнимала и у них давно не было глупых ссор и таких же глупых примирений. Зато она все силы бросала на борьбу с Чонгуком и своими собственными заскоками. — Что это? — изумилась мама, выйдя из комнаты с пакетом из магазина. — Почему у вас такой вид, будто вы самые родные на свете? Ты там что, улыбаешься, ДжэХа? СанМун наклонилась чуть больше вперёд, чтобы заглянуть папе в лицо. И на его губах правда играла широченная улыбка. — Отстань, дочка в кои-то веки обнимает меня, — протянул он, гордый тем, что именно он удостоился объятий. Отложив инструкцию в сторону, он накрыл руки СанМун своими большими горячими ладонями и даже чмокнул её чуть выше кисти, заставляя жену рассмеяться. Она отставила пакет с покупками на диван и тоже присоединилась к семейным объятиям. — И чем это мы заслужили столько нежности? — утонувший в запахе женских парфюмов, спросил господин Ким. — Сегодня без свиданий с Чонгуком? — У него завтра съёмки, — прозвучал удручённый ответ, а потом СанМун разомлела, тычась носом в отцовское плечо, — но вообще мы как бы поссорились. Фактически, он извинился, только СанМун не хотелось его прощать. Её злило то, что она всячески пыталась смотреть на одну проблему с обеих сторон, предполагая, что Чонгуку может не понравиться и на какой компромисс им стоит пойти, а Чонгук как смотрел однобоко до их отношений, так и сейчас вёл себя так же. — Сильно? — огорчилась мама. — Нет, но… — СанМун сильнее вжала подбородок в папино плечо, и он чуть поморщился от боли. — Пап, разве ты не говорил маме всё время, что вы встречались, что ты её любишь? — Кто? Я? — шуточно удивился он. — Не было такого. Это она мне в любви признавалась. Шин Джиён стукнула мужа по руке, потому что умел он, шельмец, небылицы сочинять. — Не слушай его, — вкрадчиво сказала она, — он признавался мне с первой встречи. Покоя не давал, вёл себя, как преследователь, и конфетами на каждом шагу задаривал. Измором брал. Я даже как-то пряталась от него у… — Подружек, — закончила СанМун. — Я знаю. Но он правда всё время говорил, что любит тебя? Отстранившись, мама присела на край дивана, а СанМун продолжила жаться к отцу, который легонько водил пальцами по тыльной стороне её ладони. — Да, постоянно. — А ты скоро ему тоже призналась? Чонгук подкупал своими ухаживаниями, а ещё словами о том, что она ему с первой встречи понравилась, но за столько раз, когда они были близки, и СанМун правда хотелось услышать что-нибудь большее, он вообще ничего не говорил. Она была уверена, что он первый её ошарашит словами, но он словно избегал их, и это зарождало в СанМун непонятное беспокойство. — У-у, — протянул отец, — после свадьбы. Месяц на третий. А до этого она носом воротила. — Как так? — подняла голову СанМун, глядя на маму во все глаза. — Ты вышла за папу, не по любви? Мама хмыкнула, вскидывая руки и давая понять, что это вообще-то не новость. — Конечно! У его отца был здесь магазин и мои родители там скупались. Так что господин Ким наплёл, что мой будущий муж великий бизнесмен и я партии лучше в Мокпо не найду, — вспоминая о тех временах, госпожа Шин рассмеялась. Но СанМун не считала это смешным. Даже мысль о том, чтобы она вышла за кого-то, кто ей совершенно не нравился, или что Чонгук женился бы на Беатриче ради виноградников, заставляла всё внутри неё стягиваться в тугой узел. Ей такой исход казался слишком безнадёжным. — Но я правда бизнесмен, — с обидой в голосе возмутился папа, после чего СанМун окончательно от него отстранилась. — И ты всё равно счастлива со мной. Ведь так? И у нас есть хороший дом, и замечательная дочь, и родственники в Сеуле… СанМун вздохнула преувеличено тяжело, забирая пакет с вещами с дивана и поднимаясь наверх. Она пообещала маме примерить всё позже, под этим подразумевая, что сегодня уже слишком уставшая для примерок. У неё не было сил даже сходить в душ, потому она решила поставить будильник на пораньше и успеть сделать всё утром, до отъезда в Сеул. До этого они с Чонгуком уже двести раз проложили маршрут до студии и выписали расписание автобусов и поездов, которыми собирались воспользоваться, а также высчитали время, когда им необходимо выехать, и учли все нюансы, в том числе и вариант, в котором им пришлось бы остаться в Сеуле с ночёвкой. СанМун против него изначально бастовала, но в последние дни всё меньше отметала такую возможность. Когда они были с Чонгуком наедине, только вдвоём, у них появлялось гораздо меньше проблем и претензий друг к другу. Им удавалось каким-то образом сосуществовать и поддерживать идиллию. У них всё оставалось в порядке. Рухнув на кровать, она до боли прикусила нижнюю губу и разблокировала мобильный. Несколько уведомлений от банковского приложения и ещё ежемесячную рассылку — дайджест новостей — от Ассоциации пекарней Мокпо она смахнула пальцем, а затем открыла пустой чат с Чонгуком. Они раньше не переписывались, потому что и так проводили каждую свободную минуту вместе, и она знала, что после прихода домой Чонгук, в девяносто девяти процентах случаев, просто ложится спать. Что, если бы она его разбудила сообщением? Или он обижался на неё за то, что она ушла не попрощавшись? СанМун надула губки, сама обижаясь на то, как Чонгук реагировал в таких случаях. Почему он ничего не предпринимал? Не звонил первым, не писал, и просто ждал следующей встречи, чтобы убедиться в том, что у них всё в порядке или не в порядке. Как будто проверял СанМун — сделает она первый шаг или нет? Злясь с новой силой на его бездействие, она перевела будильник и положила мобильный под подушку. Иногда она хотела, чтобы Чонгук был настойчивее, инициативнее и смелее. Но пока он вёл себя как болван.

***

Этот надоедающий звук клавиш, который Беатриче включила на телефоне, Чонгука ужасно злил. Ритмичное клацанье, под которое он мог просчитать количество букв, что она набирала, отдавалось тупой болью у него в затылке и ноющей — в висках. Словно мало того, что он всю ночь и утро был на нервах, и ссора с СанМун только поддала сомнений. Ему уже не хотелось никуда ехать, не хотелось ни в чём сниматься и уж тем более переживать о том, придёт СанМун или нет. Вот был бы обычный рабочий день, и она уже стояла бы за стойкой и смазывала верхушку пирожков взбитым желтком. — Я тут! — её голос заставил Чонгука резко поднять голову, ощутив боль в трёхкратном размере. Но от сердца у него отлегло — СанМун бежала вниз от остановки. Чтобы не запутаться в длинной юбке, она приподнимала её немного, и шлёпала мерцающими в солнечном свете сандалиями, от которых — Чонгук был готов поклясться — можно ослепнуть. Она помахала в первую очередь Беатриче, здороваясь с ней по-итальянски и спрашивая, как её дела. Ответа она совсем не поняла, но неловко улыбнулась на пятисекундную болтовню девушки. — Привет, — сказала она и Чонгуку, даже не глядя в его сторону. — Привет, — он протянул руку к большой, похожей на пляжную, сумке, что СанМун сжимала в руках. Беатриче ограничилась крохотной сумочкой через плечо и своим мобильным, а СанМун с собой кирпичей сложила, потому с губ Чонгука сорвалось поражённое «ого», когда он отобрал у неё сумку, не столкнувшись с сопротивлением. Наверное, это был хороший знак, пусть она и поглядывала в большей степени ему за спину, на закрытую пекарню и распечатанные объявления о выходных днях. — Я взяла с собой воду, кое-что из сменной одежды на всякий случай, а мама запекла куриные плечики, перед этим оставив их в соевом маринаде на всю ночь, так что их тоже пришлось взять. — Мы же не собираемся их кушать в поезде, да? — осторожно предположил Чонгук, приподнимая брови и почти с мольбой засматриваясь на СанМун. Наконец, она прекратила пялиться на пекарню и пересеклась взглядом с Чонгуком. Она старалась не смотреть на него особо, потому что знала, что стопроцентно начнёт сожалеть из-за вчерашней ссоры. Она порывалась ему написать полночи, сначала убеждая себя в том, что сама виновата в их разногласиях, а потом скидывая всё на совесть Чонгука. — Конечно собираемся, — в её глазах вспыхнуло баловство, — или ты думаешь, моя мама вставала в такую рань, чтобы мы их выкинули? К тому же, кушать куриные плечики в путешествиях на поезде это корейская традиция. — Серьёзно? — с недоверием спросил Чонгук. Он не думал, что ему кусок чего-либо в горло полезет. Его подташнивало от недосыпа и переживаний. — Нет, — смеясь, СанМун легонько похлопала его ладонью по плечу, вызывая любопытство у Беатриче, желающей тоже знать, что смешного произошло, пока она переводила для Джина сообщение, — я просто шучу. Мама приготовила их для господина Ча и сказала непременно угостить его, если ты хочешь произвести хорошее впечатление. Обязательно скажи, что это приготовила мама твоей девушки. Чонгук не хотел бы, чтобы осторожность после ссор становилась их корейской традицией. Когда всё вроде приходило в норму, но осадок ещё не отпускал. — СанМун, — он старался звучать как можно увереннее, — прости, что вчера повёл себя таким образом… — Да всё нормально, — заверила она его поспешно, — мы оба виноваты. К тому же, ты ещё и извинился. Так что и ты прости. Какая-то скованность присутствовала в её движениях, несмотря на то, что она всем своим видом старалась дать понять, что расслаблена. Чонгук от неё перехватил это и ещё немного типичной для него неуклюжести, когда приобнял её за плечо, нечаянно путаясь пальцами в длинных распущенных волосах. СанМун ойкнула как раз в тот момент, когда Чонгук её поцеловал, и вышло странно и неловко. — Не при Беатриче, — со стоном взмолилась она, медленно открывая глаза и сталкиваясь с тёмно-карим омутом глаз Чонгука. Им лучше было поторопиться, чтобы не пропустить автобус до вокзала, а там успеть сесть на поезд. — Тебя смущает моя подруга, которая свой взор от телефона не отрывает? — с полуулыбкой спросил он, вновь приближаясь к ней и оставляя более основательный и глубокий поцелуй на её губах. СанМун вовсе не хотелось отстраняться. Она с ужасом осознала, что всего ночь провела в своей постели без Чонгука, и успела соскучиться по его поцелуям, прикосновениям и запаху лимонной цедры, которой пахнул его гель после бритья. Из-за этого он ассоциировался у СанМун с лимонной меренгой, и его хотелось целовать до головокружения. — Да, потому что она на самом деле поглядывает на нас, — по секрету сказала СанМун. — Ну и пускай, — Чонгук сглотнул с трудом, вскидывая подбородок и на выдохе, постепенно теряя громкость и чёткость, тушуясь, сказал: — Надеюсь, ты знаешь, что я тебя люблю, даже если мне бывает непросто говорить об этом. Иногда я полагаюсь больше на свои действия, нежели на слова, и я просто хочу, чтобы ты видела и чувствовала это, а не слышала. Он нежно погладил её по плечу, выпутываясь из волос, и поправил брошь в виде мака на кофточке, которую надела СанМун. Прежде он такой в её шкафу не видел, но у неё вообще была целая Нарния с потайным гардеробом в глубине, так что не исключено, что она достала её оттуда. — Теперь я знаю, — в её голосе и чертах её лица читалось спокойствие и удовлетворение, — но ты всё равно иногда говори мне. Особенно если мы ругаемся. Это может ускорить процесс нашего примирения. А ещё его могут ускорить звонки или смс. — Я возьму на вооружение, но продолжу надеяться, что ругаться мы будем не чаще раза в год, учитывая, сколько всего ссор у нас было в первые месяцы знакомства. Беатриче со скучающим видом ждала, когда Чонгук уже обернётся к ней и скажет, что им нужно поторапливаться, потому что автобус будет минуты через две, а к остановке подниматься минуты четыре. И согласно закивала, когда он всё же заговорил с ней, а не только с СанМун. Чтобы никого не смущать, она вырвалась вперёд, ступая грациозно и быстро, краем уха слушая как Чонгук смеётся и как СанМун повторяет раз за разом «нет» на что-то, до чего в уроках корейского Беатриче ещё не дошла. Ей уже не терпелось понимать больше, потому что крайне мало парней, с которыми она поддерживала связь в сети, были способны выдавить из себя что-то на английском при личной встрече. Но Беатриче сказала себе, что если парень ей понравится, она переводчика для них наймёт или, следуя примеру мамы Чонгука, она просто увезёт своего мужа в Италию, а там ему придётся выучить итальянский. Это будет неизбежно.

***

Ради шоу Чонгук сделал причёску, зачесав чёлку наверх, а после того, как он задремал в поезде, парочка непокорных завитков спускалась на лоб. Но то, что его разбудили пальцы СанМун, отводящие упавшие пряди с его лица, было довольно приятно. Он ещё какое-то время притворялся спящим и жался к её плечу, надеясь, что причёска испортится ещё больше и касаться его лица она будет чаще. От вокзала до павильона, где проходили съёмки, Беатриче вызвалась оплатить такси, назвав это подарком в честь дебюта Чонгука на телевидении, а при первой же удобной возможности сбежала на свидание с одним из потенциальных наследников виноградников её отца. СанМун скрестила пальцы, чтобы это был Джин, а сама ненавязчиво стала написывать ему, выясняя, занят ли он сегодня и какие у него планы на день. Он ожидаемо игнорировал её. — Кому ты там строчишь? — Чонгук без конца поправлял застёгнутые рукава рубашки, в которую его насильно переодели. Он настаивал, что футболка под низ никому не помешает, учитывая, что она его счастливая, но господина Ча ничуть не волновало то, что думал по этому всему поводу Чонгук. Более того, его заново причесали, нанесли на лицо толстенный слой тона и через все его «не хочу» и «не буду» намазали губы тинтом. Липким и пахнущим малиной, но СанМун уже успела слизать его за те два часа, что они находились на съёмочной площадке, по которой всё время сновали рабочие, а Тэхёна было не видать. — Джину, — сосредоточенность у СанМун была колоссальной. Она даже не моргала, пока писала. — Хочу узнать, занят ли он сегодня после работы, чтобы выпить с ним чего-нибудь, раз мы здесь. — Класс, — Чонгук уже мечтал о том времени, когда это закончится и можно будет спокойно развалиться на диванчике в каком-нибудь кафе с бутылкой холодного пива, — мы можем взять с собой Беатриче? В смысле, она не слишком смутит Джина? О, СанМун очень надеялась, что она ещё как смутит Джина, но ещё больше — очарует. Да и избежать этого было крайне сложно — Беатриче выглядела той самой европейской красоткой, на которую молились здешние парни. Джин обязан был входить в их число. — Нет, совсем нет, — СанМун рьяно затрясла головой, — он точно не будет против. Она организует ему случайное свидание, а потом заставит признаться, что всё это время он переписывался с Беатриче. — Чонгук, — господин Ча подобрался со спины в тот момент, когда Чонгук пытался почесать предплечье, не расстёгивая рубашки, — не могли бы вы, пожалуйста, подойти к оператору, он наденет микрофон. Чонгук бросил на СанМун измученный взгляд, но она на это только посмеялась. Он надеялся, что она будет сопровождать его едва ли не всюду, но с того момента, как им выделили стулья напротив выстроенной кухни-локации, она стала второй Беатриче и не отрывалась от телефона. Из-за своей вовлечённости в социальные сети и переписку с братом, она пренебрегала волнением Чонгука. — Пойдём, — он отошёл буквально на два шага, но быстро вернулся, чтобы ухватиться за рукав кофты СанМун и потянуть её за собой. — Зачем? Ты один не справишься? Сидеть было так удобно, к тому же СанМун волновалась, что их стулья растащат или перенесут в другое место, откуда ей будет совсем не видно место съёмки. — Нет, — кричащим шёпотом сказал Чонгук, — я привёз тебя со мной не только ради Тэхёна, знаешь ли. — Микрофон надевать совсем не больно, Чонгук, — подразнила его она. Она чувствовала себя комфортно, хотя это была первая за долгое-долгое время поездка куда-либо. Она буквально раз или два была в Сеуле и каталась на поезде, и если бы это были её съёмки, она бы точно с ума сходила от волнения, но Чонгук обычно неплохо справлялся с любыми стрессовыми ситуациями. Ему и сейчас удавалось выглядеть непревзойдённо, хоть он и часто облизывал губы, которые уже обветрились и покраснели от этих повторяющихся действий, и дёргал рукава рубашки, рискуя однажды оборвать пуговицы. — Он будет прикреплён сзади к брюкам, — объяснил мужчина, давая Чонгуку маленький чёрный микрофон и показывая, как именно его протянуть под рубашкой и прицепить к воротнику нужно. Выглядело довольно просто. — Джункван, где мой микрофон? Топот пронёсся по залу, и каждый шаг бегущего пробуждал в СанМун огромное восхищение, с которым в итоге она и уставилась на приблизившегося Ким Тэхёна. Тот тоже был в рубашке, светло-голубой в едва заметную белую полоску, и она всё ещё была расстёгнута, когда он подошёл. — Опаздываешь? — с неодобрением подметил оператор, выдавая один микрофон Тэхёну. — Я застрял в пробке, — парень натянуто улыбнулся мужчине, а как только опустил голову, улыбка сползла с его лица, и утомлённый сонный взгляд устремился на спутанный провод микрофона. СанМун сделала шаг вперёд, наклоняя голову и тут же сталкиваясь с ладонью Чонгука. — Эй! — она нахмурилась, пытаясь приподняться на носочках, но Чонгук тоже руку поднял. — Дома посмотришь, — строго сказал он, преграждая ей вид на грудь и живот Тэхёна, который уже начал застёгивать пуговицы. Он расслышал и повернул голову влево, адресуя Чонгуку слегка виноватую улыбку, а СанМун немного кланяясь. Как только оператор отошёл, а рубашка Тэхёна была полностью застёгнута, Чонгук смог опустить руку, убирая мнимую преграду между СанМун и её кумиром, и она тут же ринулась вперёд, подходя ещё на шаг к айдолу, но придерживаясь дистанции приблизительно в метр. — Здравствуйте, — глаза СанМун блестели из-за всех этих игр со светом, который тестировали, — я ваша фанатка. Почти с самого дебюта. Она держала себя в руках, чтобы не перейти на более взволнованный и быстрый говор, который бы выдал её истинные чувства от этой встречи. Она была наслышана о том, что кто-то сталкивался со знаменитостями в кафе или спортзалах, даже просто на улице, но СанМун за все двадцать семь лет ещё ни разу не удавалось встретить кого-нибудь знаменитого в Мокпо. — Правда? — Тэхён вздохнул, отвлекаясь на ленточки на рукавах рубашки. — Я же не один заметил, что песни всегда становятся хуже? — Нет, это не так… — попыталась СанМун. — Ни одной награды за последние два года, — он улыбался одними губами и до боли в щеках, невидящим взглядом сканируя происходящее за спиной девушки, — но у нас всё ещё есть фанаты. Чонгук не смог бы назвать парня недружелюбным, но он определённо вёл себя отстранённо. Вместо благодарности в голосе Чонгук различил разочарование, и неискренность улыбки было распознать проще простого. — Хотите фото или автограф? — предложил Тэхён, очень стараясь придать своей усмешке лучистости, но выглядело всё ещё паршиво. — А можно? — СанМун стала крутить в руках телефон, пытаясь разблокировать его, на ощупь тычась пальцем в сканер. — Конечно. Тэхён разобрался с проклятыми ленточками и встал ровнее, готовясь смотреть в камеру. В это время СанМун отдала мобильный Чонгуку, безмолвно наблюдающему за этими двумя, пытающимися встать как-нибудь нормально. Она попросила у Тэхёна две секунды, чтобы потом громким шёпотом спросить Чонгука, хорошо ли она выглядит. — Отлично, — сказал он. — Красиво, — добавил Тэхён. Для фото он поднял руку к плечу СанМун, но касаться его пальцами не стал, удерживая их в нескольких сантиметрах от её кофты. Чонгук сделал несколько снимков, на которых СанМун одинаково счастливо улыбалась, а парень рядом то улыбался, глядя в объектив, то с какой-то тоской смотрел на девушку рядом. — И с вами, пожалуйста, — с наиболее проявленной экспрессией за весь недолгий разговор, обратился Тэхён к Чонгуку, когда мини-фотоссесия СанМун была закончена. — Это для социальных сетей нашего шоу. Чонгук напрягся от необходимости фотографироваться с этим парнем. В отличие от него, у Тэхёна не было тонального крема на лице, его покусанные пухлые губы не липли от тинта, и он получался подозрительно хорошо на фото. Поскольку Чонгук пятился, Тэхён схватил его за рубашку, притягивая поближе к себе, а другой рукой дал СанМун мобильный с включённой камерой. — Улыбайтесь, — попросила она, не так бездумно, как это делал Чонгук, фотографируя парней. Царапинка на экране прямо в том месте, где у Чонгука находилось лицо, мешала, и СанМун, рефлекторно пытаясь избавиться от неё, смахнула вкладки, переключаясь на браузер, где у Тэхёна была открыта страница. Тёмно-зелёные буковки были подведены такой же зелёной линией и гласили «Психологическая поддержка #МыСВами». — Спасибо, — Тэхён выхватил у неё мобильный, больше десяти раз подряд нажимая на клавишу «домой». — Увидимся на съёмочной площадке? Его уже кто-то звал, потому он снова устроил забег и со всем нежеланием пошёл раздаривать свою улыбку работникам. — Мне кажется, он не в порядке, — СанМун стиснула полные губы, досадуя по поводу того, что нечаянно увидела. — Если они и правда работают столько, сколько ты рассказывала… — Чонгук пожал плечами. — Он мог просто устать за день. Что поделать, Ким Тэхён воспринимал общение с фанатами как работу, и не всегда это было в радость. — По-моему, у него депрессия. Чонгук щёлкнул её по носу, не давая ей зациклиться на этой идее и углубиться в свои теории. — Прекращай играть в доктора и лучше поправь мне микрофон. Он сзади странно болтается и оттягивает штаны. Я не хочу потерять их во время съёмок…