Этот вкус любви

Неприсущая СанМун флегматичность поначалу ещё могла быть списана на ранний подъём, латентное нежелание идти в такой хороший день на работу и прочие мелочи, из-за которых её поведение могло быть таким, но когда они с Чонгуком вышли из дома, доехали до пекарни и разошлись на входе, не обменявшись даже секундным поцелуем, Чонгук заподозрил что-то неладное. СанМун до их отношений могла быть вспыльчивой, вредной и упрямой. Она крайне редко скупилась на негативные эмоции, щедро поливая ими Чонгука, а он переживал это куда проще её отстранённого взгляда и напускной занятости, которой в такую рань и не пахло. За завтраком, как казалось Чонгуку, всё оставалось под контролем — СанМун немного удивилась приглашению его на шоу, но шутка господина Кима сменила тему на обсуждение меню пиццерии, каких-то выборочных клиентов — завсегдатаев как пекарни, так и кафе — и, по классике жанра, семьи Чонгука. Он рассказывал о родных, давая понять, что родителей уважает, но не придерживается той же консервативной точки зрения касательно семейных отношений, что и господин Ким. Чонгук предпочитал более европейские взгляды на это, когда каждый нёс ответственность за свою жизнь и свои действия сам, а с некоторого времени семья больше не принимала никакого участия в принятии чьих-либо решений. При первой же удобной возможности он сослался на работу и стал поторапливать СанМун, непомерно раздражая её своим бухтением и исконно корейским «быстрее, быстрее». Из-за него она раз пять переделывала макияж, и когда выходило плохо нарисовать тоненькую стрелочку в уголке глаза, она бранила Чонгука, заводясь не на шутку. Она была по-настоящему зла и расстроена, когда он увёл её из дома за полчаса до автобуса, и они просто стояли на остановке, тратя время впустую. У СанМун всё утро не было желания разговаривать. Чонгук догадался об этом по тому, как она кивала и мотала головой, вместо нормальных развёрнутых ответов, и как складывала руки на груди, если только он пытался заговорить с ней о шоу. — Она же не может обижаться на это, верно? — спрашивал он пустоту зала с ещё влажным после мытья полом. — Это глупо… Он притих, когда двери в кафе приоткрылись, а седовласая миниатюрная старушка прошмыгнула внутрь. Чонгук с удовольствием после первых встреч выкинул бы её образ, осуждающий взгляд и недовольный голос из головы, ещё с тех пор, как она поймала его целующимся с СанМун, но это было непросто, учитывая частоту посещений ею пекарни. Правда, увидеть её наверху было чем-то экстраординарным. — Доброе утро, — поздоровался он бодро, предчувствуя какие-нибудь нотации. — Доброе, — загадочно улыбнулась госпожа Кан, — а мне нужна пицца. Большая и с двойным сыром. Выглядело так, словно она всегда была на стороне СанМун, даже когда та сочиняла небылицы о пиццерии или самом Чонгуке. Вот почему его удивил её визит. — Да, конечно, — он потянулся к клавиатуре, собираясь оформить заказ, а затем метнул взгляд на приближающуюся женщину. — Какую именно пиццу вы хотите? Он дал ей время на то, чтобы изучить меню, а когда она ткнула пальцем в Барбекю, Чонгук на всякий случай пересказал ей состав и убедился в том, что все ингредиенты её устраивают. Он быстро добавил к сумме дополнительный сыр и рассчитал её до того, как начал готовить. — Что-то СанМун сегодня не в духе, — заговорила она спустя небольшую паузу после того, как Чонгук взялся раскатывать тесто. — Вы, часом, не поссорились? — Нет, — Чонгук усердно работал руками и скалкой, — у нас всё в порядке. Ведь так? Чонгук очень надеялся. — Тогда почему она грубит направо и налево? — госпожа Кан вздохнула. — Я только хотела узнать, нет ли свободных мест в твоём классе, а она накричала на меня, сказав, что у неё тут пекарня, а не справочный стол… — И поэтому вы пришли за пиццей и не взяли черничные кексы? — Чонгук чуть замедлился с работой, чувствуя себя частично виноватым в том, что после такой неприятности госпожа Кан пришла именно к нему, а не в другую пекарню. Бабушка точно знала, как разозлить СанМун ещё сильнее. — Мне в последний раз кексы с комочками попались, — запричитала она, — надкусываю, а мука в рот сыплется! Что-то СанМун не идёт на пользу влюблённость, она становится рассеянной, а её и без того не лучшая выпечка… — Госпожа Кан! — он ляпнул соусом мимо теста. — Что? — не сбавляла темпов женщина. — Все и так в курсе, что поддержка её пекарни — жест доброй воли. Я ходила сюда в магазин её деда, и видела, как её отец рос, а также как сама СанМун росла — я ей как двоюродная бабушка, так разве не имею я права пожаловаться на некачественную выпечку? Она о тебе и не такое говорила. Чонгук был уверен, что она много чего о нём сочинила после ссоры за ступеньку, и сейчас это странным образом веселило его. Только подумать — СанМун распускала о нём слухи, а всё пыталась притвориться серьёзной и честной. — Я ей разрешаю говорить о себе гадости, — он стал очень быстро раскладывать начинку, чтобы скорее покончить с этим заказом и отправить куда подальше эту женщину, — а она вам не разрешала. И слушать про «жест доброй воли» я не хочу — у СанМун предостаточно покупателей, которые искренне наслаждаются её выпечкой. У неё стояла огромная очередь на ярмарке, отбоя не было от желающих отведать её персиковый пирог. Его разгневанный голос и хмурость могли увенчаться тем, что госпожа Кан отменила бы заказ и потребовала свои деньги обратно. Но, к счастью, всё обошлось раздражённым фырканьем и повисшей неуютной тишиной. — Между прочим, — Чонгук заговорил снова, когда передавал ей готовую пиццу, настолько горячую, что коробку было сложно держать, — свободных мест в классе нет. Возможно, стоит записаться в следующий раз, через пару месяцев. Приятного аппетита. В отличие от пиццы, он немного остыл. Он сам знал немало таких же вредных бабуль, у которых единственной целью на старости лет было уколоть кого посильнее. После её ухода Чонгук хотел спуститься к СанМун, чтобы убедиться в том, что с её настроением всё более-менее нормально, но его задержал звонок от мамы. — Ты почему не сказал, что Беатриче приехала? — её голос звучал взбудораженным, даже счастливым. — Отец мне сообщил пять минут назад, что господин Босконо места себе не находит, ведь дочь улетела в Корею за женихом. Ты представляешь, о чём сегодня весь день улица говорила? Чонгук только и смог, что языком цокнуть. Он, конечно, запросто представлял, кто и что там говорил из-за всей этой ситуации, раздутой из мухи в слона очень постепенно, — почти за двадцать лет — но вдаваться в подробности не хотел. Что бы там в Италии ни происходило, он к этому больше никакого отношения не имел. — Чонгук? — обратилась мама, боясь, что связь прервалась из-за плохого интернета. — Да, я тут, — будто устало произнёс он. — Беатриче приехала не то чтобы ко мне, она просто ищет жениха. Не меня. К тому же, она знает, что я уже встречаюсь, как знаешь это и ты, мам. — Но Чонгук, отец очень обрадовался! — Не сомневаюсь, ведь это такой шанс заграбастать себе виноградники, не так ли? Ресторана мало, половины моего наследства мало, — он выдохнул прерывисто. — Я, честно говоря, не планирую возвращаться. Он подразумевал именно эти слова под своим внезапным переездом, но не думал, что родители когда-либо всерьёз задумывались о том, что он переедет насовсем. Отчим считал это запоздалым порывом бунтарства, ожидая, что рано или поздно Чонгук вернётся в Верону, чтобы попробовать там строить свою жизнь заново. Да и события последних лет и месяцев сказались на том, что Чонгук решил всё бросить. У него появилось чувство, что без нонны семья не очень-то стремится его поддерживать, и навязанная женитьба с Беатриче не сыграла на руку, но последним, что не просто подорвало его веру в будущее в Италии, а поставило на нём крест, была вереница неприятностей с работой, в ходе которой Чонгук был уволен, а вернуться ему было, в общем-то, некуда, потому что отчим решил продать ресторан. Но мама всё равно ни на секунду не сомневалась в том, что Чонгук вернётся. В её понимании, естественнее некуда было бы поиграть немного в великого бизнесмена, а затем свернуть своё дело и вернуться в родной город. — Что значит, не планируешь? — от былой весёлости в голосе ничего не осталось. — Мне нравится в Мокпо, — он был полон уверенности, когда говорил, — тут хорошие люди, стабильность, моя девушка и её семья, и я… чувствую себя спокойно здесь. И дело не только в папе или тебе, — он даже назвал отчима папой, что позволял себе крайне редко, — мне просто хорошо здесь, и я хочу, чтобы это продолжалось как можно дольше. Чонгук знал, что маме было непросто бросить всё, когда она выходила замуж за итальянца. И проделать нечто подобное ещё раз, начав с чистого листа, для неё было бы равносильно худшему ночному кошмару наяву, но Чонгуку это не виделось такой проблемой. И какая вообще разница, если здесь у него всё замечательно? Точно лучше, чем в Италии. — Я не буду говорить этого твоему отцу, — мамин голос зазвучал жёстко, давая понять, что она не одобряет выбор Чонгука, — лучше вообще не торопить события. Мало ли, когда тебе захочется вернуться. Чонгуку было просто начать с ней дискуссию на этот счёт, чтобы ещё раз пройтись по всем причинам, из-за которых в Италии, кроме родителей, его никто не ждал, но не хотелось расстраивать маму ещё больше. — Не захочется. — Передавай привет Беатриче от меня, — попросила она более подавленно. — И хорошо кушай. Готовь не только для своей девушки, ладно? Он сбросил вызов раньше, чем она договорила, потому что чувствовал себя наполовину счастливым и наполовину опустошённым. Он готовился к тому, что останется в Мокпо в лучшем случае, но говорить об этом вслух было странно. Пока мама снова не набрала, он включил беззвучку и оставил телефон на рабочем месте. Меньше всего ему хотелось, чтобы во время утешений СанМун ему кто-то стал названивать. У неё в зале было пусто, за исключением Беатриче, которая словно прилипла к стулу за ближайшим столиком, и только ногой болтала, без конца пялясь в мобильный. Она осыпала Чонгука итальянскими проклятиями, когда он в шутку выхватил у неё телефон и краем глаза зацепил селфи Беатриче, отправленное кому-то. Видимо, она пошла во все тяжкие и уже перешла к той фазе, после которой люди обычно назначали друг другу свидания. — М-м, чем это так вкусно пахнет? — Чонгук нарочно громко сглотнул, приближаясь к витрине и адресуя СанМун обаятельную широкую улыбку. Она на всех производила хорошее впечатление и зачастую СанМун тоже улыбалась, но сегодня она и правда была не в духе. Её холодный презрительный взгляд мог кого угодно заставить почувствовать себя неуютно. И это с тем, как Чонгук старался задобрить её утренними круассанами. — Ты обслужил госпожу Кан, — беспристрастно констатировала она. Чонгук не понял, было ли это обвинением или ещё чем, но кивнул. Было бы глупо отрицать своё участие, учитывая, что госпожа Кан ушла с коробкой пиццы. — Думаю, до неё наконец дошли слухи, что моя пицца лучшая в Мокпо, и что её стоит попробовать, хотя бы для того, чтобы после сказать, что тесто у меня отстой, соус слишком сладкий, а кукуруза была лишней, — Чонгук усмехнулся, всё ожидая, что насмешит СанМун, но она упорно притворялась безразличной. Он уже начинал скучать по игривой и расслабленной СанМун. Ему было сложно понять, что не так и в какой именно момент её стало сложно развеселить. — Не слушай ты её гадости, — ткнул пальцем в небо Чонгук, зная, что всю свою обидчивость с него она непременно в двойном размере переложит на кого-то другого. — Она просто невыносимая старуха, которой нравится обижать других. Ты же сама знаешь, с какой охотой она обсуждала грязь на моей кухне. Чонгук обошёл стойку, а затем притянул СанМун к себе, опустив ладони ей на плечи. Его крепкие объятия, слегка пахнущие выветрившимся одеколоном и пиццей с дымком, были ей очень нужны. Она не думала об этом, наоборот была уверена, что оттолкнёт его, но вот он уткнулся подбородком ей в макушку и нежно потёр тёплой ладонью по голому плечу, так что ей оставалось только прикрыть глаза и на несколько мгновений выпасть из реальности, в которой она обижалась на слова отца, на нулевую реакцию Чонгука на них, на госпожу Кан и Беатриче, которую не особо волновали переживания СанМун в переводчике и которая хвасталась переписками, в том числе и с Джином. СанМун от этого только на брата злилась, что он так занят перепиской с Беатриче, что сестре вообще не звонит. — Так что вкусного ты готовишь? — он чуть сильнее сжал её плечи напоследок, а потом со вздохом отстранился, заглядывая ей в глаза. — До этого был хлеб и булочки с вишнями, но у вторых начинка потекла и карамелизировалась на противне, так что я не готовлю, а собираюсь драить. — Ни слова больше, — на его губах всё играла улыбка, когда он закатал рукава огромной рубашки, которая даже на него была большой, — я помою. Чонгук считал худшей частью своей работы необходимость мыть посуду. Его б воля, и вся она у него была бы одноразовой: всякие мисочки, венчики, ложки, доски и ножи. Иногда требовалось уговаривать самого себя, чтобы расправиться с горой посуды, которую нельзя было просто сунуть в посудомоечную машину. Вроде противня. — Я сама, — с напором сказала СанМун. — У меня всё равно никого нет и до обеда ещё достаточно времени. С одной стороны, СанМун было бы лучше, если бы не пришлось мыть противень — после долгой борьбы с металлической щёточкой и перчатками у неё руки пересыхали сильнее, чем от работы с тестом; но в то же время, было как-то неправильно дуться на Чонгука, а потом заставлять его мыть в своей пекарне что-то. — Тогда лучше помоги Беатриче, — предложила СанМун. — Ей за вчера написало ещё двести мужиков, которые хотят оказаться с ней в одной кабинке по пути на Кохадо. И с чего вообще СанМун взяла, будто Беатриче зациклится на Джине, когда в сети можно найти ещё пару десятков нереально привлекательных парней? Вполне вероятно, что Джин там тоже с разными девушками переписывался, решая, с какой именно ему пойти на свидание. Чонгук СанМун не послушался. Без её разрешения он пошёл к раковине, у которой стоял остывший противень, и стал надевать перчатки. СанМун такую самодеятельность не оценила и тоже ринулась туда. Пока Чонгук надевал правую перчатку, она стащила у него левую, упрямясь до последнего. Она попыталась отобрать у него и другую перчатку, но он уже включил воду и потянул к себе противень. — Всё, моё, — рассмеялся Чонгук, когда со злости СанМун плеснула рукой по струйке воды, забрызгав его рубашку. И как ему удавалось никогда не злиться по мелочам или по другим поводам? Как бы плохо СанМун себя ни вела с ним, у него хватало терпения оставаться золотцем, ещё и мыть за ней посуду. Из-за этого СанМун всегда выглядела той, кто всё портил — не может отпустить обиду, придумывает новые обиды, дуется, когда Чонгук так старается. — Не мог бы ты, пожалуйста, позлиться на меня за что-то? Её просьба была такой странной, что Чонгук нечаянно накренил противень, полный воды, и создал дополнительную причину СанМун злиться на него, а не наоборот. — Что? Зачем? — недоуменно поинтересовался он, работая руками. — Просто за что-нибудь, что тебя во мне бесит, — она сложила руки в умоляющем жесте, — как на Кохадо. — Притвориться, что мы в ссоре, чтобы потешить самолюбие какой-нибудь госпожи Кан? — Моё самолюбие, — исправила она, опираясь на столешницу и глядя на Чонгука в упор. — Ты не чувствуешь себя неловко из-за того, что из нас двоих в девяносто девяти процентах раздражена я? Он оглянулся через плечо на Беатриче, которая отвернулась к окну и делала новые селфи. Она была единственным посетителем на два заведения, так что Чонгук не постеснялся закинуть руку на плечо СанМун, попутно капая водой на пол, и притянуть её к себе за звонким поцелуем в губы. — Меня устраивает, — сказал он, понемногу понижая тон, — да и если ты раздражена, мы могли бы… Он даже не удивился, когда в самый неподходящий момент дверь в пекарню приоткрылась. Он буквально ждал этого и быстро отпустил СанМун, что выдвинулась к кассе. — Добрый день, — немного уныло, намекая на то, что слова Чонгука не произвели на неё должного эффекта, поздоровалась она. — Здравствуйте. Мужчина пронёсся мимо витрин, направляясь к лестнице, и тогда СанМун дёрнула Чонгука за рукав, указывая на клиента. — Господин Ча! — окликнул его Чонгук, выключая воду и снимая перчатки. Он разгладил рубашку в тех местах, где были мокрые пятна, и подошёл ближе к СанМун, не спеша выходить за пределы её кухни. Со спины узнав звонившего с утра, Чонгук сразу с какой-то осторожностью и даже предубеждением отнёсся к столь раннему визиту. — Мы разве не договорились на вечер? — первым делом спросил он, пока мужчина спускался вниз по лестнице, придерживаясь за перила. — Простите, — улыбка в совмещении с весёлым тоном и сложенными домиком бровями создавали видимость максимально приятного человека, — вышло заскочить уже сейчас. Вам удобно говорить? Очевидно, что Чонгуку не было удобно. Даже с его безалаберностью, без согласования сдвигать встречу с вечера на день было свинством. Чонгук ведь ясно дал понять, что ему удобнее вечером, так как тогда конец рабочего дня и он может себе позволить задержаться, предварительно обслужив всех клиентов. — Да, ему удобно, — СанМун опустила ладонь Чонгуку между лопатками, подталкивая его к выходу из-за стойки. С чего бы ей так хотелось избавиться от него? Или ей не терпелось, чтобы он всё обсудил касательно шоу и пересказал ей? Узнав утром про Ким Тэхёна в качестве ведущего, Чонгук ждал больше радости в глазах СанМун, но она выглядела максимум задумчивой. — Вы же уже открыты? — взбудоражено спросил господин Ча. — Хочу заказать пиццу. — Если мы будем говорить, не лучше ли взять что-нибудь здесь? — предложил Чонгук, ожидая, что такое предложение улучшит его отношения с СанМун. Он ей обеспечит продажи — она будет ему благодарна — она перестанет злиться — у них всё будет отлично. — Нет, я не люблю такого рода выпечку, — мужчина чуть скривился, обхватывая пухлыми руками округлый живот под голубой рубашкой, — да и это очень калорийно. СанМун натянуто улыбнулась, снова подталкивая Чонгука к выходу, в этот раз настойчивее. Почему её вечно окружали те, кто не любил всё то, что любила она? Благо, Беатриче с большим аппетитом поглощала булочки СанМун, тратя деньги здесь уже который день подряд. — Пицца вообще-то не менее калорийная, — так, между прочим, сообщила СанМун. — Но она хотя бы вкусная, — эта широкая улыбка начинала её бесить. Сегодня что, был какой-то день унижений СанМун? Потому что Чонгук и слова в защиту её выпечки не сказал, просто поторопил мужчину, уводя его наверх и интересуясь тем, какую пиццу ему хотелось бы отведать — хозяин угощает. Значит, этот придурок обидел выпечку СанМун, даже не попробовав, а Чонгук за это хочет его пиццей угостить? Зашвырнув перчатки в противень, СанМун открыла выключенную, но ещё горячую духовку, чтобы та поскорее остыла, и потёкший джем было возможно и оттуда выскрести. Она посвятила всю себя усердной уборке, натирая духовку и противень до блеска и скрипа, чтобы немного унять всё то, что сегодня действовало ей на нервы. День был откровенно паршивым, и даже милый Чонгук был не в состоянии спасти его.

***

— А почему выбрали его пиццерию, а не кого-то из Ассоциации? — Джин был очень собранным весь разговор, только и делал, что развивал и обсуждал темы, что подкидывала СанМун, а о Беатриче или ком-то другом и словом не обмолвился. — Новое лицо, плюс режиссёру пицца его понравилась, — пока говорила, СанМун тыкала пальцем в поднявшееся тесто, которое ещё предстояло расфасовать по пакетам и спрятать в морозилку. — За четыре года никто ни разу не звал тебя или нас, хотя персиковые пироги из твоей пекарни уже по праву можно считать одной из достопримечательностей Мокпо, — Джин подлизывался, но мысли СанМун были примерно такими же. Даже когда она с пирогами взяла приз, никто не заинтересовался её пекарней и не брал во внимание длиннющий список заказов персиковых пирогов на дни рождения. Возможно, она была самым главным поставщиком пирогов в Мокпо, — помимо тех, замороженных, из супермаркета, — и люди хвалили её рецепт достаточно часто для того, чтобы какое-нибудь телевизионное шоу захотело заполучить его, в отличие от пиццы, рецепты которой на каждому шагу в сети, и которая ничем не отличается от тех же замороженных из супермаркета. — В любом случае, Чонгук выглядит солиднее из-за этого, — с толикой досады признала СанМун, — если не смотреть на его ужасную рубашку. Он будто с великана её стащил. — Но он всё ещё красавчик? — улыбку Джина можно было расслышать в голосе. — Итальянцы и правда очень привлекательные. Это та зацепка, которую очень ждала СанМун. Она оставила глубокую дыру в тесте, а сама выпрямилась и взглядом нашла Беатриче, которая дремала за столом. Она ждала окончания рабочего дня Чонгука, чтобы он помог ей перевезти вещи в мотель. — Что? Ты всё-таки занялся поиском итальянского парня для себя? — она захихикала, гадая, расскажет ли он ей или будет молчать до самой встречи с Беатриче. Обычно Джин не был тем, кто делился чем-то, что не было однозначным и до конца понятным, но он ведь говорил с СанМун, так что вполне мог поделиться с ней подробностями своих переписок. — Нет, но если я ещё раз разочаруюсь в девушках, я определённо займусь его поиском. — Просто начни встречаться с кем-нибудь красивым, богатым и говорящим ciao, если у тебя появится такая возможность. — Ты так рьяно советуешь, потому что думаешь, что все итальянцы так хороши в постели, как Чонгук? — Джин хмыкнул. — Моя мама сказала, что твоя мама ей сказала, что вы с Чонгуком угробили стиральную машинку. Боюсь поинтересоваться, каким боком вы к этому причастны и помечена ли данная информация стикером «18+»?.. Джин единственный поднимал ей настроение в этот день. Она уже начинала переживать из-за того, как долго господин Ча не уходил от Чонгука, а разговор с Джином отвлекал и расслаблял. — Помечена, — сквозь стиснутые зубы шепнула она, тут же разражаясь смехом. — Тогда мне ужасно хочется её купить, — СанМун расслышала звон — Джин стучал ложкой и наивно полагал, что это чем-то похоже на звон монет. — Это конфиденциально и стоит не меньше информации с такой же пометкой от тебя. Джин забурчал в трубку, шуточно возмущаясь тем, какой скрытной стала СанМун. — Тогда, пожалуй, держи эту информацию при себе. Я в любом случае рад знать, что у вас всё хорошо целых три дня, что меня нет в Мокпо. Продолжайте в том же духе, — он на время убрал трубку от уха, чтобы после сказать со стоном: — Блин, пора идти. Напиши мне потом, как там у Чонгука встреча прошла. СанМун согласилась написать позже, ведь она тоже безумно занята ничегонеделаньем. Хотя после окончания разговора работа правда появилась из-за заглянувшей компании школьников. Они галдели и обсуждали, кто что уже пробовал здесь и что возьмёт теперь, и СанМун даже дала им пару советов касательно того, что сегодня получилось особенно вкусным. А булочки с вишней папа кушать будет. — СанМун, — Чонгук помахал ей с лестницы, идя следом за господином Ча. Тот выглядел всё таким же довольным, как Чеширский кот. — Ты домыла противень без меня? Он немного огорчился тому, что не смог ей помочь как следует, но в большей степени он тоже был как Чеширский кот. Видимо, обсуждение привело к неожиданно хорошим результатам для обеих сторон. Чонгук по-хозяйски прошёл к ней, будто её рабочее место было привычным и для него тоже, а затем опустил ладонь ей на поясницу. Он был очень тактильным сегодня и весь день мечтал затискать СанМун, чтобы хотя бы от щекотки она хохотала. — Да, я уже давно всё убрала, — она нечаянно задела его руку, а испугавшись, что он поймёт неправильно и вовсе уберёт её, ухватилась за его указательный палец, не пуская его никуда. Господин Ча смерил СанМун не слишком заинтересованным взглядом, но при этом уделил особое внимание выпечке на витрине. Некоторое время он прохаживался вдоль, высматривая что-то, а потом вдруг озвучил свой заказ. — Три такие плетёнки, две вот эти… — он дал СанМун немного времени, чтобы понять, что происходит, и начать собирать заказ. Она бросила удивлённый взгляд на Чонгука, а тот пожал плечами, не прекращая улыбаться. Пока она рассчитывала господина Ча и выдавала ему чек, Чонгук заклеил всё фирменными стикерами и пожелал режиссёру и его коллегам приятного аппетита, а потом провёл его взглядом до самой двери. Беатриче уже вскочила и стояла поблизости, ожидая чего-то. Чонгук сначала сказал ей буквально пару слов, не факт, что о встрече, возможно, о заселении в мотель или других мелочах, потому что Беатриче закивала и вернулась к столику, чтобы собрать весь мусор из пакетиков и стаканчиков и забрать свою сумку. — Она боится, что возле мотеля не будет такого круглосуточного магазина как тут, так что пойдёт за покупками. Кажется, ей нравится корейская еда быстрого приготовления больше, чем она когда-либо нравилась мне, — объяснил для СанМун Чонгук. — А насчёт встречи… Господин Ча сказал, что они намеренно искали в этом году кого-то на ярмарке, так как вообще-то они регулярно ездят по подобным мероприятиям, и в том году они тоже были, и ранее, и только в этом заинтересовались мной. Если что, не потому что пицца не калорийная, а потому что им кажется, что я красивый. Перед родителями СанМун Чонгук смущался назвать такую причину, потому что это обесценивало его труд как пекаря, но ему казалось, что СанМун куда меньше будет беспокоить чувство зависти, если окажется, что дело вовсе не в качестве его блюд — в конце концов, через телевизор их всё равно никто не попробует, пусть даже Чонгук приготовит поистине паршивую пиццу. — Но есть одна очень-очень хорошая новость, — он выпрямился и расправил плечи, чуть вздрагивая от волнения. — Я спросил, действительно ли шоу ведёт тот парень, который тебе нравится, и сказал, что ты фанатка и всю жизнь мечтала его повидать. Так что я согласился попробовать со съёмками, если мне разрешат взять тебя с собой. К сожалению, не в качестве гостя, но в качестве моей девушки. Если ты, конечно, обещаешь, что не сбежишь с пресловутым Ким Тэхёном под венец без моего ведома. Потому что я против. По правде говоря, это было непросто, потому что господин Ча оказался очень идейным неугомонным человеком, который говорил исключительно о выпуске, о камерах, о меню, и заставил Чонгука приготовить две пиццы-ассорти с разными вкусами за бесплатно, чтобы тот, как режиссёр, решил, что лучше готовить перед камерой. Он галдел и часто отходил от того, о чём пытался поговорить Чонгук, так что пришлось буквально поставить ультиматум — или СанМун едет как гость, или Чонгуку нет дела до продвижения собственного бизнеса. Какое чудо, что господин Ча был совсем не против и даже разрешил позвать ещё кого-то одного, только бы Чонгук представил своё заведение в Мокпо на камеру. — Правда?! — СанМун крепче сжала его указательный палец. — Я смогу постоять поближе? Я смогу с ним поговорить? Господи… О чём мне с ним говорить? Про музыку? Или про еду? Она качнула бёдрами из стороны в сторону, приковывая к ним внимание Чонгука. — Про танцы? Он хорошо танцует и наверное хорошо кушает. Что, если я приготовлю для него персиковый пирог? — она отпустила палец Чонгука, который от силы её хватки уже начал неметь. — А ты к нему даже приближаться не будешь, потому что знаю я твоё умение уничтожать мои пироги, и совсем не в том смысле, в котором мне этого хотелось бы. Он был согласен на что угодно, потому что СанМун впервые за сегодня выглядела по-хорошему возбуждённой и не скупилась на улыбку и блеск в глазах. Из-за того, какой она прекрасной в этот момент была, Чонгук убрал прядку волос ей за уши. Он любовался её поалевшими щеками, большими карими глазами с россыпью блёсток на веках из палетки, с которой она промучилась всё утро, и губами, с которых она за день съела всю помаду. Чонгук собирался присоединиться. — Обещаю ничего не испортить, — он потрепал её по щеке и приблизился для недолгого, но чувственного поцелуя, от которого у него самого мурашки побежали, а СанМун съёжилась и подкралась ближе, прижимаясь к его груди. Она заключила его в объятия, просовывая ладошки к нему за спину и поглаживая его всё то время, что он её целовал. — Думаю, у твоих родителей сегодня будет шанс отдохнуть от нас, — он прижался пальцами к её щеке, чувствуя этот жар. — Ты же переночуешь у меня, когда мы избавимся от Беатриче?

***

Чонгук зажмурился, работая челюстями и ёрзая по подушке. Он был очень быстрым, в то время как СанМун хихикала, сжимая покрывало под мышками. — Просто кошмар как кисло, — гримасничая, простонал он, потирая сначала голую грудь, а затем и живот ладонью, — если я умру из-за того, что кислота разъест мой желудок, ты должна будешь позаботиться о Крудо. СанМун отобрала у него из рук пачку жевательных конфет и села ровнее в постели, ожидая, что Чонгук возьмётся за игральные карты и перетасует их перед тем, как они продолжат играть. — Просто прекращай проигрывать, потому что я не хочу заботиться о Крудо, он царапается, кусается и не даёт спать по ночам, — вспомнив о царапине, что сегодня оставил кот на её лодыжке, она потёрла то место, чувствуя, как кожа вокруг немного щиплет. Заметив, как она поморщилась, Чонгук отложил карты и звоночек в сторону, садясь в постели. — Всё ещё болит? — с сочувствующим видом спросил он. — Я говорил, что надо чем-то замазать, а не только антисептиком. Этот болван лазит где попало. — Да всё нормально, — заверила его СанМун, — просто задела пальцами, вот и саднит. Чонгук посмотрел на неё испытующе, надеясь уличить её во лжи или взглядом уговорить использовать мазь, но она проигнорировала это и упёрлась холодной ступнёй — потому что босиком по квартире бегала — в бедро Чонгука. Он воспринял это как призыв к баловству и нырнул под покрывало, обхватывая ногу СанМун ладонями. Она не очень боялась щекотки, но брыкаться начала, опасаясь того, что Чонгук нечаянно тоже царапину заденет. А он всего лишь прижался губами к месту чуть ниже, начиная чуть ли не с тыла стопы и быстрыми, горячими и влажными поцелуями двигаясь вверх по её левой ноге. Сначала щиколотка, затем икра, голень, колено и ляжка. Он поцеловал опасно близко к хлопковым трусикам, потянул зубами пришитый чёрный бантик и, постепенно устраиваясь между ног СанМун, дошёл поцелуями до её шеи, выныривая из-под покрывала и разваливаясь у неё на плече. Ну и что это? Он возбуждал её для того, чтобы после просто лечь рядом? Она надеялась хотя бы на парочку приличных поцелуев. — Сегодня странный день, — Чонгук поднёс левую руку к лицу и закрыл ею глаза, таким образом прячась от света лампы, — всё складывается на удивление хорошо. И господин Ча, и то, что ты увидишь своего кумира, и что Беатриче наконец перебралась, и что мама не стала слишком бурно реагировать на моё заявление о том, то что я хочу остаться в Мокпо. — Ты сказал ей, что собираешься остаться? СанМун в целом не думала о том, что Чонгук может однажды просто отказаться от аренды, закрыть пиццерию и вернуться в Италию. Было множество нюансов, а ещё была она, так что её порадовали слова о том, что он не хочет уезжать. — Да, — Чонгук поджал губы, пару секунд размышляя над чем-то, а затем убирая руку и поворачивая голову к СанМун. — Знаешь, почему Мокпо? Она замотала головой. Догадывалась, что здесь дешевле, чем в Сеуле, да и после шумной Вероны здесь гораздо спокойнее. — Побережье, мало людей, а ещё у меня тут раньше бабушка жила, — воспоминания о тех далёких временах вызывали у Чонгука приятный трепет. — Мама моего родного папы. И когда-то мы часто приезжали к ней в гости, ещё до переезда в Италию. Даже разочек после того, как мы с мамой остались одни. Чонгук долго не моргал, глядя СанМун в глаза и решая, что стоит говорить, а что нет. У него не было ни малейшего страха, что ей можно сказать что-то не то, что она не поймёт, осуждать станет или рассмеётся, просто Чонгук очень давно ни с кем об этом не говорил. Он немного забыл, с чего правильнее начинать. — Твой папа умер? — она повернулась на бок, опуская ладонь на его грудь. — Не так давно, — сообщил он. — Он вас бросил, когда ты был маленьким? Теплее, но Чонгуку не нравилось играть в угадывания, потому что, как он считал и в ситуации с Беатриче, СанМун не пошла бы в своих фантазиях так далеко, как есть на самом деле. — Его посадили за мошенничество, — он развёл руками, если бы мог, а так лишь немного ими пошевелил, — так что фактически он не бросал, а так вышло. Но это заслужено. Он был не самым хорошим человеком, и тем, что попался, он нас с мамой тоже выставил нехорошими людьми. Он отвёл взгляд в сторону и немножко улыбнулся, самую малость, чтобы показать СанМун, что это не так уж и важно теперь. — Дети в саду и во дворе дразнили меня. Говорили, я тоже мошенник, раз получаю бесплатное питание из-за матери-одиночки и хотели, чтобы я извинялся за своего отца. И тут, в Корее… люди кажутся мне более жестокими, чем в Италии. Возможно, я был слишком маленьким и не помню, но никто из здешних ребят никогда не сочувствовал тому, что мы с мамой оказались в таком дерьмовом положении, но в Италии друзья, которым я решался рассказать, всегда поддерживали меня. Беатриче, например. И моя сводная сестра. И ещё некоторые мамины подруги. Там нам ни разу никто не говорил, что вина моего отца это вина всей нашей семьи. И тем не менее Чонгук оказался в Мокпо. Не в Вероне. Не в Милане. Не в любом другом итальянском городке, который в одно мгновение превратился для него в худшее место, какое он только мог себе представить. СанМун подняла руку, сама подползая повыше, чтобы обнять Чонгука и прижать его к себе. Он зарылся в складки покрывала носом, вдыхая слабый запах кондиционера, пока СанМун гладила его по голове и плечам. — То, что он плохой человек, вовсе не значит, что ты или твоя мама несёте ответственность за это. Глупо, что некоторые люди так считают. Они идиоты. — Ещё какие, — выдохнул Чонгук, обхватывая плечи СанМун в ответ. — Но твои родители ведь подумают так же, если я им расскажу? Она пощекотала его по шее, вблизи окантовки. — Неправда, — в голосе уже не было той уверенности, с которой она говорила прежде. Чонгук отстранился, чтобы взглянуть на неё. Прищурив глаза, он снова чуть улыбнулся. Всё ещё как-то печально. — Точно подумают, они ведь корейцы до мозга костей, — он неловко рассмеялся. — А если они узнают, что я тоже мошенник, они выгонят меня из здания? А госпожа Кан будет одной из первых, кто забросает меня помидорами. Переспелыми. — Они уже знают, — СанМун не выпускала Чонгука из рук, чувствуя его горячее дыхание на своей шее, — как ещё тебе удалось так бесить меня и при этом похитить моё сердце? Ты настоящий мошенник — притворялся засранцем, когда в действительности такой душка…