Мимикрия II

      Мимолетный приступ тошноты заставил Василису пробудиться ото сна и, скуксившись, перевернуться на другой бок.       Она аккуратно, так, чтобы не потревожить спящего Витю, выпуталась из его объятий и придвинулась ближе к краю кровати. Из приоткрытого окна доносился теплый ветер последних августовских дней, который Пчёлкина жадно вбирала в легкие.       Частое слюноотделение застревало в горле и топило язык, на лбу мелкими каплями проступила испарина, ладони, сжимающие одеяло, взмокли липким потом.       Что за чертовщина?       Пчёлкина зажмурилась, сглотнула вязкую слюну и направила силу разума в организм, чтобы успокоить воспалившийся вдруг желудок, после чего глубоко задышала.       Как там говорили ее коллеги из хирургии? Мысль сильнее материи.       Медленно, но верно дыхательная гимнастика смогла погасить тошноту, благодаря чему Василиса расслабила мышцы и легла на спину. На потолке заиграли первые солнечные лучи, улица просыпалась после ночи рокотом автомобильных моторов и стуком чужих каблуков, слева от Васи спал Витя.       Повернувшись к нему лицом, Пчёлкина улыбнулась, любуясь мужем. Его волнистая челка спадала на глаза, густые ресницы слегка подрагивали, губы приоткрыты, обнаженный торс источал аромат парфюмированного геля для душа.       Красивый.       Василиса хотела было по примеру Пчёлы доспать последний час перед началом нового дня, но не успела она удобнее устроиться под боком супруга, как в гортани застрял колючий ком рвоты.       Распахнув веки, Вася резко подорвалась с постели, прикрыла рот рукой и размашистыми шагами унеслась в ванную комнату.       Все, что находилось внутри нее, горечью вывернулось наружу. На глаза навернулись непроизвольные слезы, слабость обрушилась на плечи бетонной стеной, а ватные ноги едва могли удержать на себе дрожащее в ознобе тело.       И только когда желудок окончательно опустел и избавился от вчерашнего ужина, Пчёлкина сокрушительно выдохнула. Вытерев уголок рта тыльной стороной ладони, она изможденно осела на холодный пол, прикрыла глаза и прислонилась затылком о бортик ванны.       Прав был Витя, когда говорил, что запивать рыбу молоком — плохая идея. Но разве в их семье жена хоть когда-нибудь слушала мужа?       Василиса не знала, сколько вот так просидела бесформенной кляксой в закрытой ванной. Возможно, она находилась бы здесь до самого вечера, пока мучительная тошнота не отступила от нее, если бы не стук в дверь и раздавшийся следом голос Пчёлкина. — Цветочек, ты в порядке?       Твою мать.       Все-таки, забеги Васи разбудили Витю.       Она хотела было ответить ему и успокоить, но тот, не дожидаясь сигнала, без спроса распахнул дверь и замер в ее проеме.       Пчёла возвышался над обмякшим телом жены со стаканом воды в руке и с задумчивым прищуром оценивал масштабы бедствия. Бледная, уставшая и растерянная, Василиса с трудом могла держать голову прямо.       Кисло. — Я тебя разбудила, — уголок рта Пчёлкиной дернулся в кривой улыбке, — прости. — Все нормально, — Витя, нахмурившись, присел на корточки рядом с ней и протянул стакан. — Выпей, полегчает. — Спасибо.       Голубые глаза в беспокойстве метались от дрожащих девичьих рук к лицу, чье выражение сделалось таким замученным, будто Вася прошедшую ночь не в объятиях Пчёлы провела, а вагоны в одиночку разгружала.       И, судя по подавленному состоянию супруги, ее близкие взаимоотношения с белым другом на этом вряд ли закончатся. — Ну, и что с тобой произошло? — Витя, усмехнувшись, притянул Васю к груди. — Все-таки, рыбно-молочный коктейль оказался лишним? — Пчёлкин, прекращай, — Василиса с благодарностью прижалась к мужу и поджала губы, силясь предупредить новые рвотные позывы. — Ни слова о еде, умоляю тебя. — Сегодня ты на работу не поедешь, — отчеканил Пчёлкин так уверенно и строго, что Вася недоуменно захлопала глазами. — С какой это радости? — Пчёлкина подняла на него возмущенный взгляд и повела плечом, слабо противясь. — Ты стакан в руках держать нормально не можешь, — хмыкнул Витя. — Как ты в таком состоянии скальпелем десять часов орудовать собралась? — Во-первых, я скальпель только подаю, — начала нравоучения Василиса. — Во-вторых, я сегодня участвую в такой редкой операции, что не могу ее пропустить. И вообще, мне уже лучше — вода помогла.       Невыносимая.       Пчёлкина будет гореть на смертном одре, но все равно умудрится попасть в больницу, чтобы увидеть важную для себя операцию — то есть любую.       Спорить с ней было делом настолько бесполезным и неблагодарным, что Пчёле ничего не оставалось, кроме как уступить. В конце концов, когда его слова окажутся пророческими, — а в этом Витя был твердо убежден — то Вася обязательно пожалеет о том, что не осталась сегодня дома и ослушалась его.       Поднявшись на ноги, Пчёлкин помог встать жене и бережно обхватил ее за талию. — Хрен с тобой, Цветочек, — он вскинул уголки губ в тени легкой улыбки, заправил выбившуюся прядь волос за ухо Василисы и пальцем погладил ее по щеке. — Я отвезу тебя до Склифа, а вечером Вадос заберет. Сама ты за руль не сядешь, поняла меня? — Хорошо, — согласно кивнула Пчёлкина, наслаждаясь лаской супруга. — Собирайся, — Витя оставил короткий поцелуй на девичьей макушке и покинул ванную комнату.       Дождавшись, когда дверь за ним закроется, Вася подошла к зеркалу.       Она не узнавала свое отражение. Вместо уверенной и грациозной девушки в стеклянной глади на Василису смотрела уставшая, болезненно бледная и выжатая тряпка. Лицо осунулось, под глазами, чей блеск померк, пролегли синюшные тени, губы лопнули на мелкие трещины. Даже макияж и тот не спас Пчёлкину от потасканного тошнотой внешнего вида.       Привычные запахи заставляли ее в отвращении кривиться, отворачиваться и задерживать дыхание. Парфюм мужа, какой Вася любила, также попал в немилость ее организма вместе с кожаной обивкой Вольво.       И только лишь шлейф табачного дыма, что танцующей струйкой плясал на кончике сигареты Вити, Василиса смогла стойко вытерпеть.       Что, черт возьми, с ней происходит?       Когда машина притормозила у входа в Склифосовский, Пчёлкин щелчком выбросил окурок в приоткрытое окно и обернулся на супругу. Его глаза не без сочувствия рассматривали отвернутое от него лицо и сжатые в кулаки ладошки. — Цветочек, — предпринял последнюю попытку Витя, положив руку на бедро Васи, — может, хер с ней, с этой работой, м? Сколько ты смен за эту неделю отпахала? — Сегодня будет шестая, — призрачно отозвалась та. Василиса вяло сжала мужские пальцы своими, но оборачиваться на Пчёлкина не торопилась.       Она бесцельно блуждала стеклянным взглядом по больничной парковке, не желая, чтобы муж видел ее разбитое состояние.       В конечном счете, лечит именно труд, потому Вася была уверена, что как только переступит порог Склифа, немощность тут же покинет тело, а сама она вновь будет благоухать прежней энергией. — Ты перерабатываешь, — Пчёла недобро ощерился. — Поэтому и херово тебе так. Сколько у вас смен в неделю — норма? Четыре? Пять? — Кто бы говорил, — предприняла попытку усмехнуться Василиса, после чего обернулась на супруга. — Сам сутками из офиса не вылазишь. — Не сравнивай просиживание задницы за столом с операциями, — Витя покачал головой.       Он облокотился о подлокотник, подался вперед корпусом и, притянув жену к себе, зарылся пальцами в ее распущенные волосы.       Сладкая, податливая и нежная, Вася так и манила припасть к своим губам, что от недомогания слегка иссушились, и послать к черту работу, деловые встречи и сделки. Улыбнувшись, Пчёлкин невесомо, дразняще, дотронулся до ответной улыбки супруги и вовлек ее в поцелуй. Нерасторопный, такой, который не утяжелит ее и без того больную голову.       Близость с Витей всегда являлась для Василисы лекарством от всех болезней, и в этот раз она также помогла заглушить слабость своей лаской. Пчёлкина и хотела бы углубить поцелуй, послушаться мужа и остаться дома, но операция, что маячила на горизонте необычным медицинским случаем, заставила ее нехотя оторваться от мужских губ. — Мне пора, — шепнула Вася сквозь мимолетную улыбку. — Смена скоро начнется, не хочу опаздывать. — Иди, — Пчёла вальяжно развалился на сидении, положил ладони на руль и с ноткой строгости посмотрел на жену. — Только давай договоримся на берегу: если станет хреново — сразу звонишь мне. — Пчёлкин, ты забыл, что я в медучреждении работаю? — Василиса, закатив глаза, показательно вздохнула. — Если мне и станет хуже, вокруг полно врачей, которые смогут помочь. — Пчёлкина, — парировал Витя с язвительным акцентом на их общей фамилии, — лучше не спорь со мной. Я же как лучше хочу. — Хорошо, — Вася вскинула руки в капитулирующем жесте и мелодично рассмеялась. — Как скажете, Виктор Павлович. — Другое дело, Василиса Андреевна, — улыбнулся Витя.       Поцеловав мужа на прощание, Василиса поспешила покинуть автомобиль, пока Пчёлкин окончательно не приковал ее к себе — зная его уже пять лет, это было вполне в его стиле, лишь бы уберечь возлюбленную от любого недуга.       Чем дальше она отдалялась от белого Вольво, тем заметнее опускались уголки девичьих губ. Стук каблуков пульсировал в висках режущей болью, а сами шпильки, казалось, застревали в асфальте, как в болоте, из-за чего передвигаться становилось труднее с каждым шагом.       Игнорируя одышку и спазмы в животе, Вася наскоро сменила брючный костюм на хирургическую форму и отправилась в операционную. Она брела по длинным коридорам больницы и чувствовала себя в замедленной съемке. Все вокруг казалось чересчур заторможенным и неестественным; яркий свет ламп резал по глазам и расплывался нечеткими картинками, уши закладывало шумом и пульсацией сердца. Вдыхая через нос и выдыхая через рот, Василиса ощущала металлический запах озона даже через ткань маски.       Именно он стал точкой невозврата для ее организма.       Как бы Пчёлкина ни пыталась быть сильнее материи, но перманентная тошнота на пятый час операции взяла верх над разумом и обрушилась на нее новым приступом рвоты.       Барабанные перепонки сдавил гулкий звон, ладони онемели, горло сковало невидимой цепкой хваткой, перекрывая доступ к кислороду.       Последующие сорок минут прошли мимо Василисы. Она не помнила, как была выведена из блока под руки коллегами и оказалась в сестринской.       Вася очнулась лишь тогда, когда обессиленной лужей осела на полу комнаты медперсонала, ее плечо крепко сжимал рукав тонометра, а в ноздри ворвался резкий аромат духов Поповой, которая примчалась сразу же, как только узнала об ухудшении самочувствия близкой подруги.       Сев на колени рядом, Лизавета со всей серьезностью, какая была присуща специалистам ее квалификации, следила за показателями артериального давления Пчёлкиной. — Повышенное, — заключила Лиза, сощуренным взглядом рассматривая цифры на приборе. — Ты переутомилась, дорогая моя. — Блять, — Василиса вымученно простонала и запрокинула голову к потолку. — Какой позор… еще и операцию пропустила. — Не драматизируй, — равнодушно отмахнулась Попова и поднялась на ноги с тонометром в обнимку. — Здесь все врачи, все понимают. Думаешь, ты единственная, кто такой сюрприз устроил? Чего и похуже видали, сама знаешь. — Но не на четвертый же год работы! — Вася выкрикнула, взмахнув ладонями. — Я же не какой-то там зеленый интерн, чтобы блевать от каждого вскрытого тела. Никогда такого не было. — Ну, вы посмотрите-ка на нее, — Лизавета, обернувшись, изогнула бровь и язвительно усмехнулась. Прежде подруга не позволяла себе подобный всплеск эмоций в стенах больницы. — Нашлась тут гуру хирургии. Лучше домой собирайся, тебе отдых нужен. У тебя нервное истощение. — Витя мне тоже так сказал, — понуро отозвалась Пчёлкина, опершись затылком о стену. — Дома предлагал остаться. — Не думала, что скажу это, — хмыкнула Лиза, — но в кои-то веки я с твоим ненаглядным муженьком согласна.       Теперь черед изогнуть бровь и ядовито ухмыльнуться настал для Василисы — чтобы Попова хоть в чем-то согласилась с Витей, было за гранью фантастики.       Вася подняла на Лизу отрешенный взгляд, чтобы парировать в их словесной схватке, как заметила за ее спиной вазу с цветами. Пышный букет белых роз едва умещался в хрустале, источал аромат свежести и по-настоящему украшал скудное помещение сестринской своей грацией.       В том, что эта дорогая цветочная композиция принадлежала Лизавете, сомнений никаких не возникало.       Вот только кто мог расщедриться на такой знак внимания? — Красивый букетик, — беззлобно хмыкнула Пчёлкина. — Неужто Головин решил порадовать свою любимую? — Если бы, — Попова театрально вздохнула и склонилась над букетом, вдыхая его запах. — Космос все никак не успокоится. У меня из-за него уже скоро квартира в оранжерею превратится. — Не думала, что Косматый такой романтик, — в удивлении взметнула брови Василиса, а после строго глянула на подругу. — Почему ты не скажешь ему все, как есть? У тебя есть Гриша — вам не по пути. — Будто ты своего друга не знаешь, — закатила глаза Лиза. — Ему плевать, что у меня есть другой. Сказал, что парень — не стенка; подвинется.       Знакомая фраза.       Так часто выражается Витя, и теперь Вася понимала, с какой стороны дул ветер такой непробиваемой целеустремленности Холмогорова. Наверняка они уже давно решили совместными усилиями отбить Лизавету у Гриши.       Только вот ни Пчёла, ни Кос даже не представляли, кто стоял за спиной у Поповой, а их действия могли оказаться для обоих бригадиров чреватыми неминуемыми последствиями.       За полтора года жизни в Санкт-Петербурге Головин оброс не только толстой шкуркой, но и влиятельными связями. — А как отношения между Светланой Львовной и Витей? — Лиза поспешила сменить тему, не желая говорить о Космосе. — Все еще воюют? — После того, как Витя предложил моей маме застрелиться, они больше не виделись, — мрачно отозвалась Пчёлкина. — Ну, у вас и семейка, — прыснула Лизавета, но стоило ей столкнуться с недобрыми искрами Василисы в свой адрес, тут же осеклась и сдавленно кашлянула. — Наверное, это к лучшему, — Вася устало вздохнула. — Они уже год не пересекаются и, что самое главное, не ссорятся. Так мне хотя бы спокойнее.       Долгие паузы между словами и хриплый голос Пчёлкиной побудили Попову обернуться и хмуро вглядеться в ее лицо, что от недомогания приняло болезненно зеленый оттенок. Частая смена настроения, рвота, быстрая утомляемость — подобные симптомы она ни раз видела в своей сестринской практике.       Лизавета опустилась на колени перед Василисой и приложила ладонь к ее лбу. — Хреново выглядишь, — подытожила она, покачав головой. — Не беременна ли ты часом, подруга? — Исключено, — резче, чем следовало, шикнула Вася. — Ну, да, — Лиза иронично усмехнулась. — Еще скажи, что вы с Пчёлкиным сексом не занимаетесь. — Я на таблетках, — отчеканила Василиса и вцепилась в Попову прожигающим, не терпящим оспаривания, взглядом.       Она не допускала и мысли, что могла забеременеть, ведь сразу после свадьбы стала принимать противозачаточные, относясь к половой жизни с Витей с должной осторожностью. Потому сейчас, услышав подозрения Лизаветы, Вася восприняла их в самые настоящие штыки.       Нет, беременность в ее случае невозможна. — Пчёлкина, сколько лет ты работаешь в медицине? — Лиза меланхолично ухмыльнулась. — Таблетки могут и не сработать, или у тебя уже выработался на них иммунитет. — Что ты предлагаешь? — Василиса сжала челюсть, не желая продолжать диалог. — Бежать в детский магазин за коляской и памперсами? — Для начала сделать УЗИ, — пожала плечами Попова. — Благо отделение гинекологии находится на втором этаже. — Хорошо, — Пчёлкина развела руки в стороны. — Пойдем; докажу тебе, что никакая я не беременная, и ты возьмешь свои слова обратно.       Зная о том, как Лизавета не любила признавать собственную неправоту, Вася натурально разводила ее на слабо. Ведь, когда окажется, что ее подозрения были напрасными, ей будет легче сигануть с крыши Останкинской башни, чем повернуть язык во фразе: «Я была не права». — Если окажется все так, как ты говоришь, я с радостью это сделаю, — кивнула Лиза. — Мир еще не готов к вашим с Пчёлкиным детям — они же ваши характеры унаследуют.       Внешне Василиса сохраняла невозмутимость и безразличие, умело делая вид, будто была абсолютно уверена в своем убеждении. Но внутренне же все ее органы содрогались в нервозности; желудок скручивался в узлы, а руки, охваченные паникой, рябили судорогами. И, чем ближе подруги подходили к кабинету гинеколога, тем четче Пчёлкина понимала, что готова унестись из отделения как можно дальше, сверкая пятками.       Она не могла оказаться беременной. Это невозможно.       Остановившись перед дверью, Вася бегло прочитала висящую на ней табличку:

«Заведующая отделением гинекологии

Кузнецова Е.Н.»

— Попова, ты издеваешься? — Василиса в ярости обернулась на Лизавету, что остановилась за ее спиной. — К кому ты меня привела? — А что такого? — Лиза приглушенно шикнула. — Екатерина Николаевна — лучший специалист в своей области. — Она — тетка Белова! — Пчёлкина, находясь в пограничном состоянии между истерикой и злостью, сжала кулаки. — А если я правда беременная? Мы из кабинета выйти не успеем — она все своему племяннику доложит, а там и до Вити недалеко. — И что? — Попова обреченно закатила глаза. Биполярное расстройство Васи за последний час ее порядком утомило; если она в самом деле была беременна, то Лизавета не завидовала Пчёле, которому придется почти год терпеть психозы жены. — Или ты до девятого месяца свою беременность от Пчёлкина скрывать планируешь? Извини, но живот не так легко скрыть уже на середине срока.       Честное слово, не будь Лиза подругой, Василиса бы без зазрения всякой совести разукрасила ее миловидное личико собственными руками.       Мало того, что Кузнецова являлась прямой родственницей Саши, так еще и женщиной Катя была не самой приятной. Громкая, бойкая, языкастая и с отсутствием чувства хоть какого-нибудь такта.       Но деваться было некуда, потому, вобрав в легкие больше воздуха для храбрости, Пчёлкина на негнущихся ногах переступила порог кабинета.       Екатерина Николаевна сидела за письменным столом и с сосредоточенным лицом читала записи в медицинской карте одной из своих пациенток. Но стоило ей завидеть девушек, она тут же отложила документы и с широкой улыбкой встала со своего места. — О, — громогласно воскликнула Кузнецова, — Васька, невестка наша, заходи-заходи! Случилось чего или поболтать заглянула?       Василиса поджала губы, сдерживая позывы закатить глаза от панибратства Кати, какое раздражителем застряло в горле. Никакая она ей не невестка. — Кать, — взяла слово Попова, незаметно толкнув Васю в плечо, — нам бы невестку нашу обследовать; УЗИ малого таза сделать. Поможешь? — А в чем дело? — Екатерина Николаевна нахмурилась и подошла ближе к Пчёлкиной, спрятав руки в карманах халата. — Заболела, не дай Бог? — Нет, — через силу подала голос Василиса. — Есть подозрение, что я беременна; хотелось бы узнать наверняка. — Тю, — расхохоталась Кузнецова. — Это мы с радостью! Давай, ложись на кушетку, попробуем Витьку твоего осчастливить.       От обреченного вздоха Вася, все-таки, не удержалась. Она была не в том состоянии, — ни моральном, ни физическом — чтобы щебетать о радости материнства, и тем более оказалась не готова мусолить разговоры о том, на каком небе от счастья будет Пчёлкин, если беременность его супруги, все же, подтвердится.       Гель холодил обнаженную кожу живота, датчик УЗИ отвратительно давил на мышцы, а сердце, разрываясь в тревоге, рисковало вырпыгнуть наружу, из-за чего Пчёлкина прикусила нижнюю губу и прикрыла глаза. Она сжала руку Поповой, что сидела рядом, пока тетка Белого слишком уж медленно всматривалась в монитор прибора.       Она будто специально издевалась над и без того шатким терпением Василисы. — Ну, что я могу сказать? — Екатерина задумчиво сощурилась. — Кать, — раздраженно процедила Вася, крепче сжав ладонь Лизаветы, чье дыхание в ожидании остановилось, — говори, как есть. Не томи. — У нас уже пятая неделя, — расплылась в убийственно широкой улыбке Кузнецова. — Плод развивается согласно сроку. Поздравляю, мамаша!       Этого не может быть.       Высвободив руку Лизы из своей хватки, Пчёлкина подняла отсутствующий взгляд к потолку. Она зарылась пальцами в копне волос и принялась жадно хватать ртом недостающий воздух.       Будто помещенная в клетку собственных страхов, Василиса совершенно не слышала, о чем над ухом ворковала суетная Катя; не видела кристалликов счастливых слез Лизаветы. Всю концентрацию внимания Васи заглушала лишь одна мысль: она беременна. Внутри нее в самом деле росла новая жизнь их с Витей будущего ребенка.       Новость настолько огорошила Пчёлкину своей неожиданностью, что стой она в настоящий момент на ногах, наверняка бы грохнулась в обморок без желания снова возвращаться к реальности. — Твою мать, — одними губами вымолвила Василиса, а после повысила голос до стальных ноток. — Блять!       Девичий рык заставил женщин смолкнуть и уставиться на Васю в полном недоумении. Еще ни одна девушка, будущая мама, в стенах этого кабинета так не реагировала на весть о своем интересном положении. — Я не поняла… — стушевалась удивленная Кузнецова. — Мы радуемся ребеночку или нет? — Катя, конечно, радуемся, — Попова криво, почти несмело, улыбнулась и перевела опасливый взгляд на Пчёлкину. — Наверное…       Встав с кушетки, Василиса сглотнула густую слюну и, не смотря на Катю, грубо схватила ее за предплечье: — Надеюсь, напоминать тебе о врачебной тайне мне не придется? — Вася говорила холодно и тихо, едва не шипела, как ядовитая змея. — Васька, ты чего? — Екатерина Николаевна нервно хохотнула, но тут же замолчала, чувствуя, как девичьи пальцы сжимаются цепким кольцом на ее руке. — Я ж профессионал. Никто о твоем положении не узнает, обещаю, даже если мне будут угрожать голодовкой.       Кивнув куда-то в пустоту, Пчёлкина высвободила Кузнецову и направилась к выходу из кабинета.       Казалось, что кто-то выпотрошил из тела все внутренние органы и оставил вместо них пепелище; и пепелищем этим являлся ее собственный ребенок, с которым Василиса теперь делила одну оболочку на двоих, отдавала ему свою энергию и здоровье.       Как это произошло? Она же всегда была осторожной.       К горлу подступил новый ком, но вместо желчи, какая только и оставалась в Васе после прошедшего дня, это был комок разрывающего ее на куски крика. Он рвался наружу щиплющими глаза слезами, растерянностью и абсолютным непониманием будущего. Что ей теперь делать?       Замерев посреди коридора гинекологического отделения, Пчёлкина обреченно вздохнула. — Вась, — окликнув подругу, Лизавета остановилась за ее спиной, — ты не рада? — Я обещала, — невпопад шепнула Василиса. Она пялилась в одну точку, точно загипнотизированная, и не обращала внимания на Лизу. — Что? — Попова нахмурилась. — Кому? Что ты обещала? — Вите, — Вася, обернувшись, перевела на нее пустой стеклянный взгляд. — После свадьбы я обещала, что через год рожу ему ребенка. — С планированием у тебя все в порядке, — предприняла попытку шутки Лизавета. — Идешь точно по графику. Скажешь ему?       Но вместо ответа Пчёлкина глянула сквозь Попову и направилась к выходу из блока гинекологии.       Все вокруг было заволочено густым непроглядным туманом. Чужие голоса смешивались в один звуковой хаос; взгляд не фокусировался на предметах, мысли путались и кружились вокруг паники и смятения. Ноги, как ходули, передвигались на автоматизме.       Покинув больницу, Василиса глубоко вдохнула вечерний сладкий воздух и оглядела парковку. Вадос, точно швейцарские часы, уже ждал ее у черного новенького Мерседеса. Но вместо того, чтобы сесть вместе с ним в тачку и поехать домой, Пчёлкиной хотелось пройти мимо.       Впервые за два года ей не хотелось возвращаться в любимую квартиру на Остоженке. — Добрый вечер, Василиса Андреевна, — Вадик кивнул в приветствии и открыл перед ней заднюю дверцу. — Привет, — в ответ Вася призрачно улыбнулась, опускаясь на кожаные сидения дорогого автомобиля. — Можем ехать.       Она удобнее устроилась в салоне, оглядев его по сторонам. По левую руку от себя Василиса заметила пакет с фруктами и бутылку с водой. — Вадос, а это кому? — Пчёлкина кивнула на пакет, когда охранник занял место за рулем мерина. — Пчёла… — Вадик кашлянул, поправляя самого себя, и глянул на Васю через зеркало заднего вида. — Виктор Павлович сказал, что вы плохо себя чувствуете, поэтому я купил немного витаминов. Угощайтесь. — Спасибо.       Из всех телохранителей четы Пчёлкиных Вадос больше всех импонировал Василисе не только закаленным характером и смелостью, но и чуткостью. Он всегда с должным уважением и вниманием относился к жене бригадира, не боялся перечить, если того требовала ситуация, и заботился о ее состоянии, когда Вити не было рядом.       Но вместо того, чтобы съесть яблоко, радуя пустой желудок, какой за день не видел и крошки, Вася достала из сумочки пачку сигарет. Покрутив ту в пальцах, она на миг задумалась, а после раздраженно запихнула ее обратно вглубь сумки. Ладонь сама собой опустилась на живот.       С курением, как и алкоголем, Пчёлкиной придется расстаться минимум на ближайшие полтора года. Даже эти прелести жизни ребенок бессовестно украл у своей матери.       Господи, неужели Василису и правда скоро будут называть чьей-то мамой?       Как назло привычно стоящие колом столичные дороги этим вечером были пустыми, из-за чего Мерседес неминуемо быстро добрался до Остоженки. Не успела Вася опомниться и должным образом подготовиться к встрече с мужем, как она уже оказалась у двери квартиры.       Будто стоя над пропастью, Василиса глубоко вздохнула, прежде чем войти в собственный дом.       Сердце набатом стучало в волнении и разламывало грудную клетку, руки дрожали так, словно Пчёлкина только что вернулась с сурового мороза, слух улавливал голос супруга, доносящийся из гостиной.       Замерев в дверном проеме, Вася пустыми глазами уставилась на Витю. Он сидел на диване в расслабленной позе и, довольно улыбаясь, разговаривал по сотовому телефону, от которого не отлипал почти круглосуточно. — А как погодка-то в Майями, Сань? — Пчёла с прищуром прислушался к ответу из динамика, после чего кивнул болванчиком, словно собеседник на том конце провода мог увидеть его лицо. — А Кабан че? Не сварился еще под солнцем? Он же уральская душа у нас — холод любит.       Василиса склонила голову, наблюдая за поведением супруга. Отчего-то она пыталась представить, каким бы отцом стал Пчёлкин.       Если родится мальчик, он наверняка будет для него в меру строгим, но справедливым родителем, воспитывающим сына по пацанским понятиям, на каких вырос сам, и не скупился бы на его престижное образование. Если на свет появится девочка, то она определенно станет папиной дочкой, для которой Витя не будет жалеть ни единого рубля, балуя любимую принцессу дорогими подарками и запугивая ее ухажеров своим авторитетом.       Если бы Пчёла только догадывался, как близок он оказался к тому, чтобы в скором времени стать таким папой.       Ворох рассуждений настолько завладел Васей, что она не сразу услышала, как Пчёлкин закончил разговор и обратился к ней. — Цветочек, ау, — Витя помахал рукой, обращая на себя внимание жены. — Чего в дверях застряла? Ты в порядке? — Да, — часто проморгавшись, Василиса слабо улыбнулась. — Немного задумалась. — Иди сюда, — привстав с дивана, Пчёла взял супругу за руки и усадил ее к себе на колени. — Как себя чувствуешь?       Зарывшись пальцами в белокурые волосы, он дотронулся кончиком носа до бархатной шеи, вдохнул горчинку женских духов и вскинул уголки губ в удовольствии.       Они не виделись всего лишь день, но Витя умудрился соскучиться по Василисе.       Мужские руки плавно скользили по спинке, заставляя Васю прогибаться в пояснице. Каждое прикосновение Пчёлкина давалось ей непосильным трудом; от его пальцев хотелось уворачиваться, как от летящих в самое сердце сюрикенов. Было тяжело сохранять самообладание и улыбаться так, будто ничего не произошло.       Хотелось оттолкнуть мужа, забиться в дальний угол комнаты и разреветься так горько и громко, чтобы сорвать голос. — Уже лучше, — вяло, чуть с запозданием, ответила Пчёлкина. — Ты был прав: у меня небольшое нервное истощение на фоне работы, поэтому утром было плохо.       Ложь. — Не хочешь взять отпуск? — Витя нахмурился и склонил голову набок, сканируя Василису тяжелым цепким прищуром.       Он словно заново изучал Васю. Зрачками, точно катаной, разрезал кожу, клетки и нервные окончания, чтобы добраться до черепной коробки и выскоблить острием каждую спрятанную там мысль. — Хочу, — кивнула Пчёлкина. Она опустила глаза на свои пальцы, какие в нервозности принялась гнуть в разные стороны. — Неделю отдохну дома, чтобы восстановиться.       А еще помочь организму перестроиться и подготовить его к вынашиванию ребенка. — Хорошо, — Пчёлкин медленно кивнул, будто обдумывая слова супруги, а после неопределенно улыбнулся. — Я тут с Саней разговаривал. Он из Майями возвращается — Олька же его рожать будет скоро, вот он и хочет его крестить. Предлагает нам тоже.       Василиса заметно дернулась, поджав губы, и беспомощно состроила бровки домиком. Ей потребовалось приложить немало усилий для того, чтобы сохранить выражение лица невозмутимым, таким, как будто слово «ребенок» нисколько не являлось для нее самым главным раздражителем.       Но не только это завладело ее вниманием. — Ты хочешь покреститься? — Вася недоверчиво глянула на Витю. — Ты же атеист. — Я долго думал об этом, — пожал плечами Пчёла. — В нашей работе год за три идет, сама понимаешь, а верить во что-то хочется. Может, грехи хоть свои замолить смогу. — Не думаю, что крест на шее тебе в этом поможет, — покачала головой Пчёлкина, беззлобно усмехнувшись.       Руки ее мужа по локоть утопали в чужой, порой невинной, крови, и одного крещения будет безбожно мало для того, чтобы искупить вину перед теми, кого Витя отправил на тот свет.       Это понимала Василиса. Это осознавал сам Пчёлкин.       Но, кажется, не только в этом обстояло дело, и суть крылась гораздо глубже, чем могло показаться на первый взгляд. Быть может, таким способом супруг хотел думать, что после смерти его ждала другая жизнь, а не совершенная пустота и тьма?       Ведь Вася знала, как на самом деле Витя боялся собственной гибели. — Так что, — подал голос Пчёла, снова пронизывая Василису пытливым прищуром и крепче сжимая ее талию, — покрестишься вместе со мной? — Я подумаю, — криво улыбнулась Пчёлкина. — Это серьезное решение, и быстро ответить на него я не могу.       Ее тело охватил приступ жара, от которого Вася не знала, куда деться. Она попросту не имела ни малейшего представления, как сказать Вите о том, что его жена не может вместе с ним принять важную для него веру.       Медленно, но верно Василиса летела в бездну. — Договорились, — Пчёлкин прислонился губами к ее виску и опустил ладонь на девичий животик. — Я и нашего ребенка крестить хочу, чтобы он был одной с нами веры. Имею ввиду, когда мы будем к этому готовы.       Что?       Мало того, что Витя заведомо не давал никакого выбора самой Васе, ставя той призрачный ультиматум на крещение, так еще и принял решение за их будущего ребенка.       Но с чего вдруг он поднял эту тему?       Казалось, что кто-то, возможно, даже сам Пчёла, пнул Пчёлкину в самую сердцевину солнечного сплетения, из-за чего воздух в ее легких мгновенно испарился, а сама она замерла, подобно обледеневшей статуе.       Опустив взгляд на руку ничего неподозревающего мужа, Василиса едва не сорвалась на плач, наблюдая, как Витя ласково гладил ее по животу, внутри которого уже формировался плод их любви.       Бездна, в которую так стремительно падала Вася, оказалась гораздо ближе. Она соприкоснулась с ее поверхностью так явственно и болезненно, что натурально почувствовала, как хребет от удара о твердую поверхность надломился и раскрошил каждую ее косточку.       Пчёлкина оказалась в полном дерьме.