Мимикрия II

— Твою мать! Сука…       Приглушенный рык Пчёлкина и последующий за ним грохот заставили до этого спящую Стрельникову нехотя разлепить глаза.       Ей потребовалось несколько секунд, чтобы вернуть утерянное коротким сном сознание к реальности и не обнаружить рядом с собой Витю. Глянув на часы, чьи стрелки едва перевалили за семь утра, Василиса вымученно простонала.       И на кой хер Пчёле потребовалось просыпаться в такую рань?       Накинув на обнаженное тело халатик, Вася вышла в коридор на поиски своего неугомонного жениха, который продолжал сотрясать воздух стуком металла о дерево, но уже заметно аккуратнее и тише. Она нашла его на кухне, одиноко сидящего за обеденным столом.       Одетый лишь в одни домашние штаны, Пчёлкин чуть сгорбился, из-за чего неуложенная по обыкновению гелем челка светлыми прядями спадала на глаза. Взгляд его был сосредоточен и слегка сужен фирменным прищуром, губы сжаты, брови сведены друг к другу. Окруженный уютным антуражем кухонной утвари, Витя вполне мог сойти за обычного молодого человека, собирающегося ранним утром на работу, если бы не пистолет, который он все это время сжимал в ладонях.       Опершись плечом о дверной косяк, Стрельникова скрестила руки на груди и с легкой усмешкой на губах стала наблюдать за тем, как скрупулезно Пчёла разбирал огнестрел прямо на светлой скатерти стола, за которым они каждый вечер ужинали.       К тому, что их квартира была полна патронами, запасными пистолетами и компроматом на вражеские группировки, Василиса привыкла почти сразу, потому не высказывала Вите никаких недовольств.       В конце концов, ведь это была его работа, приносящая в семью немалые деньги; пусть и не совсем законная и радушно принимаемая обществом. — Доброе утро, — подала насмешливый голосок Вася, чтобы обратить на себя внимание. — Цветочек, — Пчёлкин машинально поднял на нее взгляд и виновато нахмурился, — я тебя разбудил? Прости, не хотел. — Твои красноречивые маты можно услышать на Красной площади, — хмыкнула Стрельникова. — Ладонь затвором прищемил, блять, — шикнул Витя, все еще негодуя от саднящей боли.       Василиса вскинула уголки губ и кошачьей поступью подошла к столу. Чуть вздернув подбородок, она возвышалась над Пчёлой и открыто любовалась его обнаженным торсом, мышцы которого плавно перекатывались по телу от каждого мимолетного движения и вздоха.       Красивый.       Удобно устроившись на поверхности стола, Вася оперлась ножками по обе стороны от стула, на котором сидел Витя, и взяла его руку в свою. — Сильно болит? — Стрельникова поднесла ладонь к губам и принялась оставлять на ране точечные поцелуи. — Уже лучше, — горло Пчёлкина пересохло, а глаза магнитом прилипли к сладостному действию. — Продолжай.       Прозвучавшая ни то просьба, ни то приказ Вити загорелась в Василисе зеленым светом, отчего она довольно улыбнулась и, поднявшись губками по указательному пальцу, взяла его в рот. Влажный язык очерчивал контур, чувствовал каждую выемку и запоминал на себе чужой отпечаток, точно дактилоскопист, чтобы сохранить его в собственной базе памяти.       Эта уловка — одна из слабостей Пчёлы — тут же сработала.       Он шумно выдохнул, не отводя затуманенного взгляда с Васи, и заметно напрягся. Увеличивающаяся теснота в штанах побуждала Витю резким движением уложить невесту прямо на стол, туда, где лежал разобранный пистолет, и, сорвав с нее халат, грубо взять ее. Но вместо этого Пчёлкин лишь положил свободную ладонь на ножку Стрельниковой, гладя ее по коже несколькими пальцами. — Тебе обязательно уезжать в Бирюлево до свадьбы? — Витя стиснул зубы, с трудом балансируя на грани безумства. — Традиция такая, — пожала плечами Василиса. — Перед свадьбой жених с невестой должны ночевать отдельно. — Но не четыре же дня, — воспротивился Пчёла, после чего притянул Васю к себе и усадил на колени. — Может, ну нахер эти традиции?       Естественный аромат женского тела дурманил рассудок Вити, провоцируя его припасть губами к тонкой шее. Руки сжимали бедра, выдержка с каждым новым поцелуем и чужим вздохом истощалась, а мозг, как при бредовой лихорадке, выл сиреной о невозможности отпускать Стрельникову так надолго.       Пчёлкин не хотел ни с кем делить ее, догадываясь, какой ответ последует за его предложением. — Я очень соскучилась по бабушке, — нехотя отстранилась от мужских ласк Василиса. — Она приехала из Тагила всего на неделю, а сразу после свадьбы мы улетаем в Душанбе. — Тогда не удивляйся, когда при росписи в ЗАГСе увидишь на моих ладонях мозоли, — усмехнулся Витя. — Потерпишь, — Вася оставила на щеке жениха короткий поцелуй. — Зато потом я буду полностью принадлежать тебе. — Уже не могу дождаться этого момента.       Уголок рта Пчёлы дернулся в ласковой ухмылке, а глаза с любопытством наблюдали за тем, как Стрельникова изучала части разобранного огнестрела. Ее память, как и руки, до сих пор помнили каждую деталь, благодаря чему ей не составило труда собрать пистолет обратно.       Все-таки, при выборе будущей жены Витя не ошибся.       Если на Василису, в качестве отместки за его деяния, случится нападение, то она не только сможет постоять за себя, но и с легкостью надерет задницу противнику.       Но об этом Пчёлкин старался не думать, желая своими силами оградить Васю от любого проявления опасности. — Ты куда-то собрался? — Стрельникова обернулась, кивнув в сторону ствола. — С самого утра его начищаешь. — Да так, навестить нескольких ребят надо, — хмыкнул Витя. — Задолжали нам с пацанами парочку сотен тысяч. — Будь так любезен: не попадись мне сегодня в ночную смену с пулевым ранением, — Василиса выгнула одну бровь, смотря на жениха с открытой издевкой. — Иначе я собственноручно устрою тебе эвтаназию. — Обещаю, дорогая, — Пчёла поднялся на ноги и, взглянув на часы, обнял Васю за талию. — Мне пора ехать. Чемоданы помочь отвезти к маме? — Не надо, — улыбнулась Стрельникова. — У меня всего одна сумка; не на месяц же уезжаю. — Как скажешь, — вскинул в ответ уголки губ Витя. — Тогда встретимся в ЗАГСе? — Встретимся в ЗАГСе, — на выдохе кивнула Василиса.       Долгий поцелуй, какой они подарили друг другу на прощание, ощущался на губах привкусом тягучей тоски из-за разлуки; завершающейся старой главы совместной книги и волнительного томления перед новой встречей, которая станет генезисом их семейной жизни.       Точно первооткрыватели, они буквально стояли на пороге открытия собственной нерушимой Вселенной. Стоило лишь протянуть руку, толкнуть ею закрытую дверь, и перед глазами вспыхнет свет нечто неизведанного, будоражащего сознание и волнующего сердце.       Ворох мыслей кружил голову, подкашивал ноги и заставлял фантазию работать на износ, рисуя картинки предшествующей свадьбы; того момента, когда Василиса и Витя скажут «да» на всеуслышание. Противоречивый коктейль из смущения, предвкушения и волнения пробивал дрожью руки, а губы сами собой расплывались в счастливой улыбке.       Улыбке, что ни на секунду не сходила с лица Стрельниковой на протяжении всего дня. Улыбке, с которой вечером она села в немца и вошла в стены родного института Склифосовского.       Проплывая вдоль длинных коридоров, Василиса дарила эту улыбку всем, кто только попадался ей на пути: охранникам, уборщицам и коллегам.       И теперь, стоя перед зеркалом в излюбленной хирургической форме, Вася собирала волосы в две французские косы, готовая заступать на ночное дежурство. Сердце клокотало в любви к больнице, работе и своим пациентам. Для полного набора Стрельниковой не хватало лишь Поповой — ее бессменной напарницы, лучшей подруги и по совместительству свидетельницы, чей певчий голосок уже слышался за стенами сестринской комнаты.       Распахнув дверь навстречу Лизавете, Вася сделала уверенный шаг вперед, как тут же почувствовала, что нечто холодное и металлическое уперлось ей в лоб.       Что там Василиса говорила про любовь к Склифосовскому?       Поправка: она любила больницу и свою работу.       До сегодняшней ночи; до того самого момента, пока в нее не было направлено дуло заряженного пистолета.       Счастливая улыбка, какая еще секунду назад озаряла лицо, вместе с щелчком затвора спала кривыми углами и превратилась в сардоническую гримасу. Сердце совершило такой резкий скачок, что на миг оборвало доступ к кислороду, а после рухнуло в пятки. Истошный крик застрял в горле бетонным комком, субстанция которого разлилась по венам, из-за чего конечности тотчас парализовало, а тело обледенело.       Когда покинувшее мозг сознание вернулось и сменило первостепенную лихорадочную панику, Стрельникова смогла разглядеть перед собой застывшую Попову. Лиза стояла в нескольких шагах от нее, захлебываясь истерикой и слезами. В ее левый висок также упиралось дуло чьего-то ствола.       Твою мать.       Расфокусировав взгляд с подруги на общий план, замершая на своем месте Василиса увидела трех незнакомых мужчин, один из которых продолжал держать ее на прицеле. — Ты Пчёлкина?       Голос амбала прозвучал так мерзко, будто кто-то в углу провел пенопластом по стеклу, что Стрельникова в отвращении скривилась и повела плечом. — Нет, — ровным, низким тоном произнесла она.       И в своем ответе Вася нисколько не соврала, ведь Пчёлкиной она планировала стать только через четыре дня, в настоящий момент нося совершенно другую фамилию.       Но такой расклад мужику по душе не пришелся, и он, рыкнув, сильнее вжал дуло огнестрела Василисе в лоб, из-за чего она едва заметно пошатнулась, но хладнокровной уверенности не растеряла.       Нужно держать себя в руках.       Сохраняй спокойствие, Стрельникова, если хочешь жить. Дыши глубоко и размеренно. Не показывай свой страх. — Кому ты пиздишь? — Бугай свирепо гаркнул. — Мы знаем, что ты — жена Пчёлы. — Вася… они… — Лизавета заикалась и проглатывала слова, часто прерываясь на громкий плач. — Я не… они пришли… — Заткнись, сука, — крикнул второй, стоящий рядом с Поповой, мужчина. — Пока я тебе башку не прострелил. — Пожалуйста, не надо, — вскинув обе руки вверх, с мольбой выкрикнула дрожащая Лиза. — Прошу вас, нет!       Охваченная смертельным испугом, она с трудом держалась на ногах, готовая вот-вот рухнуть на пол. Наверняка Лизавета бы так и сделала, если бы не крепкая мясистая рука мужика, что цепкой хваткой удерживала ее за предплечье.       Вопли лучшей подруги кромсали и дырявили сердце Васи сюрикенами, а кровь из него сочилась по всему туловищу.       Было больно видеть Попову такой: беззащитной, напуганной и уязвимой. Ее темные волосы были растрепаны и сосульками прилипали к лицу, губы пересохли и лопнули кровавыми крапинками, а карие глаза искажены таким страхом, что прямо сейчас вылетят из орбит.       Постепенно девичий мозг начал собирать разлетевшийся пазл по недостающим кусочкам, благодаря чему смутные догадки вырисовывали полноценную картинку — эти обезьяны пришли за Василисой.       Но вначале необходимо было спасать Лизу, прежде чем брать весь удар на себя. — Я пока еще не Пчёлкина, — сухо пояснила Стрельникова. — Что мой жених натворил на этот раз? — Сегодня он подстрелил одного из наших ребят, — сквозь зубы процедил амбал, крепче сжав рукоять пистолета. — Мне жаль, — с деланным безразличием отозвалась Вася. — Теперь вы хотите отплатить Пчёле его же монетой? Не просто же так вы заявились сюда. — Какая догадливая, — саркастично фыркнул преступник. — Сразу видно: будущая жена бандита.       Василиса поджала губы и перевела суровый взгляд на своего смеющегося собеседника.       Изумруды в ее глазах превратились в лазеры, что держали на невидимом прицеле мужской лоб. Злость закипала и бурлила в венах раскаленной магмой, наливая белки глаз свинцом, из-за чего руки пробивала дрожь пробуждающейся ненависти. — Чего вы хотите? — Стрельникова почти не разжимала рта, чувствуя, как скрежещет собственная челюсть. — Убить? Так хоть девушку отпустите — она не имеет никакого отношения к бригаде. — Эн-нет, красавица, — ствол пистолета ледяной дорожкой спустился со лба вниз и остановился на щеке. — Ты спасешь нашего друга: вытащишь из него пулю и исправишь то, что натворил твой жених. Если не справишься — мы тебя убьем.       Сердце пропустило болезненный удар, а тело содрогнулось в импульсивной тревоге. Зеленые глаза, резко распахнувшись, хаотично забегали по роже мужика, которая после сказанных слов озарилась довольством и неприкрытым ликованием.       Этот сукин сын знал, что Василиса не являлась хирургом и не могла самостоятельно проводить операции, заведомо надеясь на ее неудачу с летальным исходом. — Я не… — Вася запнулась, медленно покачав головой. — Я не хирург и не уполномочена сама оперировать людей. — Тогда мы убьем твою подругу, — бугай равнодушно пожал плечами, после чего обернулся на своего напарника и кивнул ему. — Лех, убери эту сучку. Заебала уже верещать. — Добро, Жек, — охотно кивнул тот. — Нет, — Попова в ужасе дернулась, таращась на Леху стеклянными глазами. — Не надо. Прошу, не трогайте меня!       Она отчаянно брыкалась в сопротивлении, пытаясь вырваться из крепкой хватки и воя навзрыд так, что рисковала выплюнуть легкие к чертовой матери. Слезы кислотой стекали по щекам и разъедали всегда идеальную кожу. — Умоляю, не трогайте нас! Пожалуйста, не надо! — Завали хлеборезку, блять, — зарычал мужик, грубо встряхнув Лизавету за плечи, как тряпичную куклу. — Больница оцеплена, ты все равно никуда не сбежишь.       Гортанный выкрик подруги сдавливал виски тупой болью, холодил душу и когтями теребил за оголенные нервы, из-за чего Стрельникова на мгновение прикрыла глаза и сглотнула застрявший в горле тошнотворный ком.       Они обе находились на грани. — Не трогайте ее, — зарычала Василиса, подняв немигающий взгляд на Жеку. — Я сделаю так, как вы хотите. — Одумалась, — удовлетворенно кивнул тот. — Молодец. — Но у меня есть условие, — продолжила Вася, ни капли не колеблясь. — Вам нужна только я, верно? Отпустите девушку. Прямо сейчас. Иначе ваш друг умрет от потери крови.       Выдвинутое условие заставило бандита задуматься.       Он выпятил нижнюю губу, со змеиным прищуром рассмотрел неподвижную мимику Стрельниковой, после чего хмыкнул и махнул рукой за спину, давая разрешение своим подельникам отпустить одну из заложниц.       Попову оттолкнули с такой силой и отвращением, что она с трудом успела ухватиться за стену, чтобы не упасть. Грудь ее тяжело вздымалась, взгляд расфокусирован и застлан пеленой постепенно отпускающей паники. Свободной рукой Лиза схватилась за горло, царапая ноготками кожу и пытаясь заставить себя дышать заново. — Для надежности мы будем сопровождать тебя на операции, — продолжил Жека. — Чтобы не натворила лишнего, как твой жених. Мало ли, у вас с Пчёлой это семейное.       Ненависть плескалась через край лопнувшего на трещины кувшина с терпением.       Василиса, дрожа всем телом от злости, вцепилась в мужчину горячим взглядом. Она пыталась собрать остатки капель для самообладания, чтобы ни за что не уподобиться эмоциям и не выдать бушующего в ней страха. Мало того, что ей придется проводить полноценную операцию без опытного наставника, так еще и под вооруженным надзором противников.       Но выбора не оставалось, нужно было действовать. — Лиза, собери команду врачей, — Вася перевела внимание на подругу, — которых не смутит присутствие посторонних. — Но… — Попова подняла на нее испуганные глаза. — Ты же не можешь оперировать. Василиса, пожалуйста… они убьют тебя! — Делай, что тебе говорят, — злобно шикнула Стрельникова. — И займи третью операционную, поняла меня? — Поняла, — опустив голову, Лизавета кротко кивнула. — Я все сделаю. — После этого иди в сестринскую и не выходи оттуда, пока я не вернусь, — уже мягче и заботливее проговорила Василиса. — Выпей чаю с медом, хорошо? Тебе нужно успокоиться.       Убедившись, что Попова правильно истолковала полученный приказ, Вася напоследок едва заметно улыбнулась ей и, гордо вскинув подбородок, под прицелом трех заряженных пистолетов, что целились ей в спину и затылок, направилась в операционный блок.       После того, как Стрельникова переехала к Пчёлкину, подруги придумали секретный шифр, который использовался в случае чрезвычайных ситуаций. Василиса прекрасно понимала, что рано или поздно враги узнают о существовании девушки Вити и попытаются надавить на его одно из самых уязвимых мест в качестве мести за содеянные грехи.       Чай с медом — красный код, используемый девушками для связи с Пчёлой.       И теперь, ступая по коридору больницы под конвоем на глазах у десятков испуганных коллег, Вася мысленно смеялась над превратностями судьбы. Кто бы мог подумать, что за четыре дня до собственной свадьбы на нее совершат вооруженное нападение? Предсвадебный сюрприз, устроенный ее же женихом.       Чертов Пчёлкин.       Выбор в пользу третьей операционной Стрельникова сделала также неспроста.       Ее кафельные стены до сих пор хранили в себе отпечаток счастья, какое она испытывала в тот день, когда Витя сделал ей предложение. Память все еще воспроизводила кинопленку о том моменте, когда он замер у снимка своего сердца с кольцом в руках. И сегодня Василиса омоет это сакральное место чужой кровью. Осквернит его собственными болью, страхом и отчаянием.       Это будет ее личная месть Пчёле за то, что она переживет. — Мы пойдем с тобой, — безапелляционно выпалил Жека, когда они оказались в предоперационной, за стеклом которой шла подготовка раненого к процедуре. — Стволы здесь оставите? — Вася вызывающе хмыкнула. — Или их тоже дезинфицировать будем? Без специальной формы я вас внутрь не пущу. — Язык свой в рот засунула и заткнулась, — рявкнул Леха, — пока я тебе его скальпелем не отрезал. — Не той угрожаешь, сука!       Отданный вторым бандитом приказ часовой бомбой разорвал терпение Стрельниковой окончательно. Поджав губы, она было дернулась в его сторону, чтобы разукрасить его наглую рожу кулаками, но тотчас выставленные пистолеты заставили ее остановиться. — Дай нам халаты и антисептик, — устало ощерился Жека. — И давай больше без выкрутасов, если жить хочешь.       Трое вооруженных мужчин следовали за Василисой по пятам мрачными тенями. Тяжелыми, устрашающими и постыдными, заставляющими держать голову опущенной в унижении, дабы не встречаться с осуждающими взглядами коллег. Ведь каждый сотрудник больницы, находящийся в настоящий момент операционной, знал, по чьей вине Склифосовский этой ночью был оцеплен бандитами.       Клеймо Пчёлкина мертвой петлей душило Васю за горло.       Стоя перед операционным столом, на котором лежал пострадавший под наркозом, Стрельникова внимательно изучала его сквозное пулевое ранение, оставленное в животе ее женихом.       Ирония ситуации настолько забавляла лихорадочный мозг, что Василиса с трудом заставляла себя не расхохотаться в припадке. Ведь именно она сегодняшним утром помогала Вите собирать пистолет перед стрелой; она вставляла в магазин пули, а теперь ей придется этими же самыми руками зашивать рану того, кого Пчёла хотел убить за долги.       Если бы бандиты, что стояли у Васи за спиной и перманентно держали на мушке, узнали о ее косвенном соучастии, наверняка бы застрелили прямо здесь, над телом участника их группировки.       Аффективный приступ дымкой рассеился с разума, когда по левую руку от себя Стрельникова услышала тихий плач испуганной младшей медсестры, а по правую — тяжелый вздох анестезиолога. Яд криминала просачивался через оставленную Витей метку на Василисе и воздушно-капельным путем распространялся по всему помещению, отравляя жизни этих невиновных людей. После пережитой ночи они больше никогда не будут прежними, а посттравматический синдром еще долго будет мучить их в кошмарах.       И за это Вася тоже испытывала непосильный груз вины. — Скальпель на десять, — на выдохе вымолвила Стрельникова, после чего протянула руку к помощнице. — Не забудь, красавица, что от этой операции зависит твоя жизнь, — Жека приглушенно зашипел и ткнул стволом огнестрела Василисе в затылок. — Убьешь его — сдохнешь сама. — Господи, спаси и сохрани нас, — прошептала медсестра, прикрыв глаза. — Успех операции зависит не только от лечащего врача, но и от душевного спокойствия всей команды, — Вася стиснула зубы, чтобы удержать за ними рвущийся наружу гнев. — Поэтому прекратите пугать моих коллег и отойдите от стола на безопасное для них расстояние.       Мужчина недобро хмыкнул, но сделал так, как велела Стрельникова. Он совершил короткий шаг назад, продолжая держать заложницу на прицеле, и с орлиной бдительностью стал наблюдать за ходом операции.       Василиса часто слышала споры о том, что на самом деле острее: бритвенное лезвие или хирургический скальпель. Но по факту же сравнивать их не было никакого смысла. Тем не менее, именно скальпель имел свой неповторимый и отличительный угол заточки, благодаря чему он буквально разводил клетки в разные стороны, а порезы заживали намного быстрее и с меньшим выделением крови. Когда как бритва, созданная лишь для срезания волосков, резала микрокапилляры и губила эти самые клетки.       Потому, если будущий суицидник оказался вдруг эстетом, которого волновала красота его тела после смерти, то для своего мрачного дела ему стоило использовать именно хирургический инструмент.       Держа в левой руке скальпель, Вася засматривалась на его лезвие. Мысли о том, чтобы провести им по венам, не покидали ее больной мозг ни на секунду. Всего один глубокий аккуратный порез — и муки Стрельниковой бы навсегда потеряли над ней власть.       Больше не было бы нужды подавлять в себе страх от каждого шороха бандитов, стискивать до скрежета зубы из-за ледяного пистолета, упирающегося в тело. Но самое главное: Василисе бы не пришлось смотреть в глаза Вите после того, когда этот ад закончится.       Она не была готова его видеть ни сегодня, ни когда-либо еще.       Когда первый час операции по спасению криминалитета подходил к концу, из холла операционного блока раздалась приглушенная какофония звуков. Напрягши слух, а вместе с ним и тело, Вася смогла расслышать разношерстные голоса, чей-то бег и последующая за ним ругань. — Дернешься — и я твои мозги по стенке размажу, — Жека, до которого также долетело постороннее волнение, грубо схватил Стрельникову за шею. — Женишок твой, походу, спасать тебя прибежал. Оперативно сработал, ничего не скажешь.       И, будто по взмаху волшебной палочки, дверь в операционную резко распахнулась, да с такой силой, что едва не сорвалась с петель, а на ее пороге показалась фигура Вити.       Точно разъяренный коршун, он застыл в проеме с бешеными глазами, бегая ими по хирургическому помещению. Взгляд его был налит кровью и свинцом, грудь тяжело вздымалась в гневе, правая рука крепко сжимала рукоять пистолета.       Увидев замершую у операционного стола невесту, к затылку которой был приставлен огнестрел, ярость взорвалась в Пчёле свирепым безумием, отчего он бессознательно рыкнул. — Сука, — Витя, направив ствол в сторону Жеки, сделал шаг вперед. — Отошел от нее. — Пчёлкин, даже не вздумай к нам приближаться, — грозно зашипела Василиса, крепче сжав в пальцах скальпель. — Не смей переходить черту стерильной зоны.       На обрушившиеся крики сбежались и остальные бригадиры в лице Коса, Фила и Белого, которые, увидев по разные стороны баррикад будущих супругов, оцепенели за спиной Вити с пистолетами наперевес. Третья операционная превратилась в настоящее поле боя, из-за чего коллеги Васи разразились новой волной обуявшей паники.       Молоденькая медсестра, что держала отсос, разверзлась по истине животным ревом, глотая крокодильи слезы и умоляя бандитов оставить их в живых; некогда державший себя в руках анестезиолог, сидя у изголовья стола с пациентом, начал неустанно молиться.       Это больше невозможно было выносить. — Васёк, мы рядом, — Холмогоров сжал челюсти, целясь в одного из противников по правую руку от Стрельниковой. — Вася, мы спасем тебя, — подключился к другу Валера. — Все будет хорошо.       Поджав губы, Василиса подняла свирепый взгляд на пацанов. Их родные голоса побуждали тело дрожать, биться в коктейле из боли, тоски, злобы и безысходности.       Их нужно было остановить. — Если кто-нибудь из вас сделает еще хотя бы один шаг — я перережу вам глотки, поняли меня? — Вася хищно рычала. — Вы можете занести инфекцию. — Васёк… — сконфузился Космос, дернув щекой. — Только не переживай, ладно? Мы с тобой. — Выйдите из операционной, — уже громче, с ожесточенным нажимом, потребовала Василиса, дергаясь каждый раз, когда Жека вжимал в ее голову ствол. — Я не оставлю тебя одну с этими паскудами, — протестовал Витя. Его тело дрожало в безумной лихорадке. — Пациент может умереть, вашу мать! — Вася закричала. — У него может начаться сепсис. Я не для этого его спасаю, чтобы из-за вас потом самой умереть.       Срывающийся голос возлюбленной разбивал сердце Пчёлкина на куски.       Они впивались остриями в легкие, царапали изнутри ребра, вспарывали вены и выталкивали из груди рев, который комком застревал в горле, горел и копотью оседал на внутренних тканях. Хотелось крушить все в этой гребаной операционной, поставить на колени врагов и заставить их склонить головы перед его маленькой, но такой сильной и отважной девочкой, а после отрубить их к чертовой матери.       Цветочек, любовь всей его жизни, прямо сейчас стояла одна, против Вити, в заточении вооруженных тварей, угрожающих ей смертью.       Они заставляли Васю оперировать вопреки ее компетенции, чтобы так отомстить бригаде. — Василиса, послушай меня, — начал было Пчёла, выставив руки вперед, как тут же был пресечен раскатистым и неистово дьявольским выкриком невесты. — Я сказала пошел нахер из операционной! — Стрельникова вцепилась в него полными желчью красными глазами, пересиливая тремор. — Пошел вон, Пчёлкин!       Пощечина, какая прилетела в рожу Вити вместе с криком, заставила его бессознательно пошатнуться и отойти назад.       Никогда прежде он не слышал такого голоса Василисы и не сталкивался с таким жгучим отчаянием. Уши заложило вакуумом злости, взгляд заволокло дымкой ярости, а нервы горели синим пламенем.       Пчёлкин был убежден, что как только эти суки выйдут из операционной, он собственными руками продырявит их бошки пулями в отместку за то, что они сделали с его женщиной.       Его будущей женой. — Ты сам все слышал, Пчёла, — ядовито усмехнулся Жека. — Твоя невеста сказала идти нахер, так что будь любезен.       Ноги будто кто-то прибил к полу десятком ржавых гвоздей, а их инфекция распространялась по венам параличом, иначе Пчёла не мог объяснить, почему он замер на месте, как вкопанный, и не мог отвести глаз с Василисы.       Ее лицо было скрыто за медицинской маской, но даже сквозь нее он разглядел болезненно бледную кожу, пустой стеклянный взгляд и крик о помощи. Сердце изнывало, обливалось кровью и било ребра в потребности остаться, чтобы защитить любимую. — Пойдем, брат, — на плечо Вити упала тяжелая рука Саши. — Дай Царевне закончить, мы подождем снаружи. — Не думай, что я это так просто оставлю, — процедил он в обращении к Жеке. — Готовься сдохнуть в муках, тварь.       И, как только Пчёлкин нехотя покинул операционную в окружении своей свиты, тяжелый груз, отягощенный его присутствием, гранитной плитой рухнул под ноги Стрельниковой в облегчении, благодаря чему она, наконец, смогла глубоко и протяжно вздохнуть. — Умница, Василиса, — одобрительно кивнул Жека, погладив ее по спине. — Иногда нам самим приходится расплачиваться за грехи своих близких, и как хорошо, что ты это понимаешь. — Ненавижу, — шептала Вася, уже не подавляя дрожи в теле. — Чтоб вы все горели в аду. — Все там будем, красавица.       Кожа коптилась и сгорала под чужими прикосновениями. Медицинская маска на лице ощущалась тесным намордником, а руки в перчатках едва могли держать под нужным углом скальпель.       Чтобы не утонуть в захлестывающей с головой истерике, Василиса всеми силами старалась концентрировать внимание на пациенте, а также мыслях, в какой момент ее жизнь вдруг снова пошла под откос. Когда ее некогда спокойное существование стало вновь напоминать бомбу замедленного действия? Почему планы, какие она пыталась так отчаянно строить, рушились эффектом домино и придавливали к земле каменными булыжниками?       Так когда же судьба Стрельниковой в который раз стала вновь так к ней неблагосклонна?       Ответ на этот вопрос лежал на поверхности.       Это случилось в апреле девяносто первого года, в тот самый день, когда Пчёлкин вновь появился в ее жизни.       Подобно раковой клетке, Витя клешнями вцепился в ее внутренние органы и, питаясь любовью, разрастался по всему организму. Он медленно убивал не только Васю, но и всех, кто был для нее дорог: Светлана Львовна, Лиза, Гриша. Все, кто хоть раз встречался с Пчёлой, разлагались и умирали вместе с Василисой. Но она отчаянно игнорировала красные флаги, желая и дальше губить себя рядом с ним.       Быть может, судьба настолько сильно устала посылать сигналы о бедствии, что подкинула Стрельниковой сегодняшнее нападение, как последнее предупреждение?       Быть может, их брак с Витей — ошибка, которую стоило предотвратить прямо сейчас, пока не стало слишком поздно?       После трех часов операции ноги Васи с трудом волочились по коридору. Тяжелая голова отказывалась подниматься, не желая встречаться с суровыми лицами бригадиров, которые, увидев вышедшую под конвоем Василису рядом с каталкой раненого, тут же зарядили пистолеты и подошли ближе.       Две стены вооруженных криминалитетов столкнулись друг с другом, отделяемые лишь одной преградой — Стрельниковой. Соверши она хотя бы одно резкое движение, и целый корпус больницы рисковал взлететь на воздух.       Напряжение, какое витало в воздухе, давило на диафрагму. — Хорошую ты себе невесту нашел, Пчёла, — хмыкнул Жека. — Сговорчивая, рукастая; исправила твою ошибку и спасла нашего человека. Я даже тебе в какой-то степени завидую — себе такую же захотел. — Захлопнись, — остервенело зашипел Витя, дернувшись. — Если ты ее хотя бы пальцем тронул — я тебя живьем закопаю. — Уймись, Пчёла, — гаркнул Белый, преграждая ему путь. — Я все сделала, как вы хотели? — Вася сняла с лица маску, но головы не подняла. — Вполне, — довольно осклабился амбал. — Благодарю за сотрудничество, Василиса. — Тогда уходите, — прошептала она. — Свои разборки будете устраивать в другом месте; здесь лежат больные люди. — Желаю счастливой свадьбы, — напоследок усмехнулся тот.       Жека кивнул своим напарникам и отправился в палату лидера, чувствуя откровенное превосходство и безнаказанность перед четырьмя бригадирами, чьи руки были связаны невидимой нитью бездействия в стенах Склифа.       Проводив мрачным исподлобья взглядом противников, Витя поджал губы, глубоко вздохнул и перевел внимание на Стрельникову.       Бледная и уставшая, она стояла перед ним и буравила глазами пол. В этом одноразовом хирургическом халате, который явно был в несколько раз больше, Василиса выглядела еще миниатюрнее и беспомощнее, чем являлась на самом деле. Сжалась, как брошенный в лужу подбитый воробушек, будто боялась посмотреть на Пчёлкина.       Или, возможно, не хотела?       Ведь в том, что случилось с Васей, вина лежала на Вите.       Это он не доглядел. Не защитил. Не спрятал за своей спиной, как обещал, и отдал на съедение волкам.       Сделав один аккуратный шаг, словно ступая по хрупкому льду, Пчёла выставил руку вперед в желании дотронуться до своей невесты и заключить ее в объятия. Излечить душу и зализать раны; оградить от зла, которое грозовой тучей нависло над ее головой. — Цветочек, — ласково вымолвил Витя, вскинув уголки губ. — Я рядом, все прошло, слышишь? Теперь ты в безопасности. Посмотри на меня. — Нет, — покачала головой Стрельникова.       Космос, Валера и Саша, что наблюдали за щекочущим нервы воссоединением пары, бегло переглянулись между собой.       Нехороший знак. — Василиса, пожалуйста, — Пчёлкин, на миг прикрыв глаза, отчаянно пытался игнорировать навязчивую боль, вызванную отказом возлюбленной. — Посмотри на меня.       Он сделал еще несколько осторожных шагов и оказался рядом с Васей.       Их разделяли считанные сантиметры друг от друга, благодаря чему Витя смог почувствовать ее аромат, услышать дыхание и, наконец, дотронуться до фарфоровой щеки Василисы, но она, в свою очередь, продолжала качать головой в отрицании.       Сердце, вспоротое адреналином, работало на износ, утопая в волнении и чувстве стыда. — Иди ко мне, — Пчёла невесомо коснулся пальцами плеча Стрельниковой, чтобы тут же крепко обнять ее. — Все позади, я рядом, видишь? Ты — умница. — Нет, — уже более рьяно закачала головой Вася, срываясь на крик. — Не трогай меня!       Девичьи ладони коснулись груди Вити и резко оттолкнули от себя.       Подняв на него полные слез глаза, Стрельникова вцепилась в Пчёлкина остервенелой ненавистью и леденящим презрением. Она смотрела на жениха так, как еще несколько часов назад смотрела на Жеку. Будто Витя являлся самым главным врагом в ее жизни.       Отголоски нападения рассеивались туманом, из-за чего забрало, какое Вася так упорно удерживала в узде, с грохотом обрушилось на сознание. Напряженное до этого тело расслабилось и отдалось во владение тремора; его трясло, как при высокой температуре. — Василиса, — болезненно ощерился Пчёла, предприняв еще одну попытку дотронуться до нее. — Успокойся. — Не приближайся! — Стрельникова, выкрикнув, отпрянула от него, как ошпаренная. — Я не хочу тебя видеть! — Я виноват, знаю, — Витя, кивнув, понизил голос. — Но дай мне все исправить.       Теперь их разделяли не просто сантиметры или кубометры наэлектризованного воздуха.       В эту самую секунду, стоя друг напротив друга, Василису и Витю разделяла непроглядная ледяная пропасть, какую нельзя было измерить привычными физическими приборами. Земля, как и реальность, рушилась под ногами и разделала по разные стороны будущих супругов. — Нет, — глотая слезы, Вася сделала шаг назад. — Ты ничего не сможешь исправить. Из-за тебя я оперировала человека под дулами пистолетов, которые хотели меня убить.       Каждое вылетевшее слово Стрельниковой кромсало Пчёлкина ножом. Он вонзался в легкие, прокручивал ткани острием и не давал возможности вздохнуть.       Мысли о том, что Витя в самом деле мог потерять Василису, разъедали внутренности кислотой, из-за чего он пошатнулся и чуть отступил. — Я больше не хочу тебя видеть, — процедила сквозь зубы Вася. — Слышишь, Пчёлкин? Оставь меня в покое!       И, пока смысл услышанного пощечинами пробивался до мозга Пчёлы, Василиса быстрым шагом направилась прочь из операционного блока. — Василиса, стой! Стрельникова, твою мать!       Гортанный рык Вити позади разрывал барабанные перепонки, впивался под ногти иглами и застилал глаза слезами.       Стрельникова слышала, как пацаны пытались его остановить в желании догнать любимую; как в ответ Пчёлкин покрывал их отборными матами и ругательствами. Как и слышала шаги Холмогорова, который сразу ломанулся за ней. Он бежал чуть поодаль, давая Василисе нужное пространство для эмоций.       Чтобы она смогла выжать из себя все ядовитые соки и бежать столько, сколько потребуется, даже если Косу придется вместе с ней пробежать многокилометровый марафон.       Изумрудный взгляд был застлан болью, из-за чего Вася почти не видела, куда неслась. Ноги бездумно мчали ее вперед, лишь бы как можно дальше от пережитой ночи. Чтобы не слышать в ушах крики Лизы и щелчки затворов; не вспоминать о Вите и его искаженном горечью и сожалением лице.       Истерика давила на горло острыми когтями, отчего кислород переставал поступать в легкие.       Чтобы не задохнуться и не потерять сознание, Стрельникова выбежала на задний двор больницы, бегло огляделась, а после рухнула на колени посреди газона. Она била кулаками землю, рвала траву, в крике срывала связки. Страх, отчаяние и ненависть, которые Василиса долгие часы держала взаперти, вырвались на волю и содрогали улицу своей мощью.       Останавливать эмоции больше не оставалось никаких сил. — Васёк, тише, — упав на колени рядом, Кос обхватил Васю за шею и притянул к себе. — Пожалуйста, не плачь, ни то я сам разревусь. — За что? — Стрельникова продолжала выть, но в этот раз не противясь чужим прикосновениям. — Почему именно я? — Прости, прости, — сердце Космоса разрывалось на части. — Это мы не доглядели. Ну, хочешь, ударь меня! — В чем я так провинилась? — Василиса всхлипнула, плач ее под действием крепких рук Холмогорова становился тише. — Ты ни в чем не виновата, — Кос провел большим пальцем по щеке Васи, чтобы смахнуть слезинку. — Прости нас, это наша вина. — Не говори Вите, что здесь произошло, — дрожащими губами вымолвила Стрельникова. — Не хочу, чтобы он знал. — Обещаю, Васёк. Ты ж знаешь, что твои секреты — это мои секреты.       И, прижав к груди Василису, наплевав на испачканный землей костюм, Космос прикрыл глаза.       Он медленно раскачивался с ней влево и вправо и убаюкивал ее смерч неподвластных эмоций. Точно так же, как это всегда делал Пчёлкин, который в эту самую секунду стоял у окна в сестринской и наблюдал за своей невестой и лучшим другом с высоты третьего этажа.       Сжав кулаки в карманах брюк, Витя в гробовом молчании, нарушаемым лишь всхлипами Поповой за спиной, скрежетал зубами и боролся с кипящей в нем яростью.       Это он должен сейчас сидеть на холодной мокрой траве рядом Васей. Он должен обнимать ее, целовать и прижимать к себе, заслоняя собой от бодрствующих демонов.       За четыре года Пчёла видел Василису во многих ипостасях: веселую, злую, грустную, больную, выбравшуюся из собственной могилы. Но не видел такой, как сегодня. Все естество Стрельниковой так и кричало, буквально билось в конвульсиях ненависти по отношению к нему.       Из-за него ей пришлось сначала спасти Лизавету, а после человека, которого Витя хотел убить. Этими самыми ручками, которые теперь хватались за Космоса, как за спасательную шлюпку, Василиса исправила то, что ее жених вытворил десятью часами ранее.       Она взяла его грех на себя.       Чаша терпения с такой неминуемой скоростью заполнялась гневом, что тело пробивала мелкая дрожь. — Не переживай, братух, — на плечо Вити упала рука Фила. — Мы накажем этих тварей, отомстим за Ваську. — Попова, в какую палату перевели сегодняшних гостей? — Пчёлкин проигнорировал поддержку друга и обернулся на Лизу, сидящую на диване в углу комнаты. — Я… — Лизавета запнулась, испугавшись дьявольского голоса Вити. — Я не… — Что ты не, м? — Пчёла хрипло гаркнул и тучной тенью двинулся в сторону Поповой. — Хочешь сказать, что не знаешь?       Ее широко распахнутый взгляд, дрожащие пересохшие губы и тонкий голосок ледяными каплями падали на темечко Вити, из-за чего выдержки в его власти оставалось с каждым шагом все меньше.       Честное слово, если Лиза и дальше продолжит блеять, как до усрачки напуганная овца, Пчёлкин задушит ее голыми руками. — Пчёла, не кипишуй, — Белый поспешил остановить друга и защитить девушку. — Лиза-то тут причем? — Не кипишевать? — Витя сощурился, теперь срывая собак на Сане. — Мою невесту чуть не грохнули, а ты мне говоришь не кишипевать? — Ну, не грохнули же, — скривился Белов. — Все обошлось, че ты, в самом деле. Найдем мы этих сук, Фил правильно все сказал.       Конечно, Пчёлкин понимал, что поведение Саши — не более, чем защитная реакция на пережитый стресс, а также желание всегда и всюду показывать свою хладнокровность. Ведь Витя видел, как Белый, сидя вместе с ним в ожидании Василисы в холле реанимации, нервно теребил запонки пиджака и дергал ногой в нетерпении.       Но именно его наотмашь брошенные слова сработали в чаше Пчёлы финальной каплей.       Последние здоровые нервные клетки петардами разорвались в теле, активизируя сигнал о бешенстве. Он загорелся в пятках, поднялся по паутинкам вен в желудок, дернул плечи и ударом кувалды добрался до мозга. — Блять!       Первая часть бешенства преобразовала голос в разъяренный рык, дерущий гортань десятками игл. Он разошелся по всему помещению, отлетел от стен и пулей добрался до барабанных перепонок всех присутствующих.       Вторая часть пришлась на правую ладонь, которая, сжавшись в кулак, со свистом рассекла воздух и ударила костяшками то самое зеркало, в какое еще несколькими часами ранее Вася смотрелась перед заступлением на ночное дежурство, ставшее для нее роковым.       Звук бьющегося стекла стал последним актом в бешенстве Пчёлкина.       Осколки некогда ровной глади разлетелись в разные стороны, оставив после себя след в виде глубокого пореза, онемения и стекающей по коже крови. — Господи! — Попова тут же вскрикнула, сжимаясь в комок от страха. Никогда прежде она не видела Витю таким злым, не находящим себе места от обуявших эмоций. — Пчёлкин, ты совсем крышей поехал? — Белов хохотнул, но смех этот был нервным. — Че еще крушить вздумаешь? Уж не мой ли ебальник? — Если я еще хоть раз услышу от тебя, моего лучшего, блять, друга подобные слова в адрес Василисы… — сквозь зубы процедил Пчёла, вздымая тяжело грудь. — Понял, понял, — с ленцой отозвался Саня. — Мое лицо станет следующим. Извини, был не прав. — Все, Вить, — Валера положил руки на сгорбленные плечи Пчёлкина. — Успокойся. Пойдем, тебе рану обработать надо.       Разбитые стеклом костяшки немели, горели, тонули в крови и изнывали от боли.       Но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, какую Витя испытывал внутри себя вместе с ненавистью и стыдом. Его выкручивало, знобило, давило тисками и резало пополам непреодолимое желание вершить правосудие.       Пчёла не успокоится, пока обидчики его невесты не отдадут долги и не заплатят по счетам. Уже не тем, что были в виде зеленых бумажек, за которые бригада устроила им стрелу днем, а моральными.       Теми, за которые враги будут умолять Витю убить их быстрее.