Мимикрия II

      С того дня, как Витя совершил революцию в их с Василисой отношениях, прошло три месяца.       За это время Советский Союз окончательно разошелся по швам, теряя одну республику за другой. Непрекращающиеся массовые митинги в поддержку демократических преобразований на улицах столицы стали обыденностью; большинство союзных структур были ликвидированы. Горбачев, чей авторитет потерпел крах, ушел в отставку с поста Генсека Центрального комитета, а привычный красный флаг с серпом и молотом над Кремлем теперь делил одно место на двоих с российским триколором.       Но если страна продолжала сидеть на пороховой бочке и разлагаться по всем фронтам, то в двухкомнатной квартире на Остоженке господствовал штиль.       После того, как последняя коробка с вещами Стрельниковой обосновалась у Пчёлкина, паре пришлось на ходу изучать азы совместного быта. Точно безнадежные двоечники, на чьем светлом будущем обычно учителя ставили жирный крест, они едва ли не передвигались по комнатам на цыпочках, опасаясь лишний раз нарушить личное пространство друг друга. Присматривались к повадкам, знакомились с устоями и учились принимать чужие привычки, вынужденно идя на уступки.       Так, привыкшему смолить направо и налево, Вите пришлось непосильным трудом смириться с выдвинутым Василисой ультиматумом, при котором теперь его курилка базировалась исключительно в подъезде, дабы новый тюль, который они купили совместно, не пропитывался куревом. Или, к примеру, пьяному после очередной удачной сделки бригады, Пчёле не рекомендовалось — читать, как было категорически запрещено, — разбрасывать на полу свою одежду, скрупулезно выглаженную до этого девичьими руками. Сложнее всего Вите давалось отказаться от манеры ворчать, подобно старому пердуну, по утрам после пробуждения.       Имеющая в арсенале собственные непревзойденные привычки, Вася также вносила коррективы в устоявшуюся жизнь Пчёлкина. Каждую ночь, находясь в фазе глубокого сна, она будила его громким скрежетом зубов, а после, занимая на кровати большую ее половину, отвоевывала у Вити остатки одеяла. Часто Стрельникова грешила и легкой формой забывчивости, при которой посуда после приготовленной гречки оставалась не вымытой.       Но если Пчёле данные бытовые метаморфозы давались чуть легче ввиду его легкого на подъем характера, то Василисе, которая в душе являлась законченным консерватором, порой приходилось натурально ломать себя, чтобы свыкнуться с новым местом жительства и почувствовать необходимый комфорт на чужой территории.       Как бы Витя ни пытался убедить ее, что эта двухкомнатная квартира теперь являлась их общим домом с одинаково равными условиями, первое время Вася ощущала себя в ее стенах посторонней. Пустые комнаты, витающий в воздухе запах выкуренных сигарет, отсутствие даже минимального уюта и привычных глазу вещей — все буквально кричало ей о том, что на самом деле Стрельникова находилась здесь на птичьих правах и в любой момент могла вылететь отсюда, как пробка из бутылки шампанского.       Особенно тоска накатывала ближе к вечеру, когда Пчёлкин задерживался на работе. Она обнимала Василису за плечи, колючими путами сковывала движения и забиралась под кожу ледяными мурашками, из-за чего желание вернуться обратно в Бирюлево Западное — а лучше и вовсе в Нижний Тагил — превращалось в лихорадочную потребность.       Видя подавленное состояние возлюбленной, Витя честно старался помочь Васе освоиться на новом месте. Участливо выбирал вместе с ней мебель, в дизайне которой ни черта не смыслил, стал завсегдатаем строительных магазинов и позволял Стрельниковой преобразовывать квартиру так, как ей захочется, обустраивая их совместное гнездышко по своему вкусу. Если же Пчёла понимал, что задержится в офисе допоздна, то молча оставлял на комоде спальни внушительную котлету денег, чтобы Василиса в компании Лизаветы и Тамары могла докупить посуду и прочую мелкую утварь для большего уюта.       И теперь, спустя три месяца непростой адаптации, Вася стояла посреди гостиной на Остоженке и оценивающе осматривала обустроенную комнату.       Вначале здесь не было ничего, кроме стоявшего на полу телевизора, но благодаря девичьим стараниям и выделенному Витей бюджетированию, пространство заиграло новыми и, что самое главное, комфортными красками. Окружающая пустота сменилась стильным шкафом-стенкой, заполненным книгами, статуэтками и совместными фотографиями; напротив — большим раскладным диваном, виниловым проигрывателем и торшером в углу.       Но, несмотря на совместные усилия, которые пара приложила в период гнездования, гостиной не хватало главного сезонного атрибута, являющегося неотъемлемой частью декабря, а вместе с ним и уходящего девяносто первого года.       Сощурившись, Стрельникова окинула придирчивым взглядом пустующий уголок, как в этот момент, точно по волшебству, в коридоре раздался щелчок замочной скважины. По ногам тут же пробежал запущенный из подъезда холодок, а после на пороге предстал Пчёлкин.       Его зимнее черное пальто было запорошено тающим на плечах снегом, осадки которого в этом году накрыли столицу больше обычного; светлые волосы слегка взъерошены ветром, а обе руки крепко сжимали ствол живой ели, за чьими ветками едва проглядывалось уставшее и чуть красное после физической нагрузки лицо Вити.       Пушистая и зеленая красавица так и манила как можно скорее поставить ее в комнате, как главный экспонат всей квартиры. — Ты купил елку! — Василиса широко улыбнулась. — Что, даже не поцелуешь ради приличия? — Пчёла мягко хохотнул, поставив дерево у стены. — Если бы я знал, что эта колючка затмит мое появление, то не покупал бы ее.       Само собой, Витя кривил душой.       Он прекрасно знал, насколько для Стрельниковой был важен канун Нового года, его традиции и вложенные в них семейные ценности; особенно остро это ощущалось вдали от Светланы Львовны. Пчёлкин видел, как каждый раз Вася завороженно рассматривала огни нарядной Красной площади, точно юная девчушка, и замечал налет легкой грусти в изумрудных глазах, с каким она провожала пары с детьми, предвкушающих скорый праздник.       Потому, не дожидаясь конца рабочего дня, Витя первым вылетел из офиса и сквозь километровые заснеженные пробки укатил на ярмарку за самой лучшей елкой в городе.       И пусть усталость уже давно валила его с ног, но зудящий в теле дискомфорт мерк по сравнению с той лучистой и светлой радостью, какую Пчёла наблюдал на девичьем лице при виде хвойного дерева. Будто кто-то отмотал пленку назад, и перед ним вновь оказалась та самая Стрельникова из восемьдесят девятого года — эмоциональная, громкая и счастливая.       А большего Вите и не надо было.       Нарочито громко цокнув, Василиса закатила глаза в усмешке, но подошла к Пчёлкину. Она встала на цыпочки и обвила его талию обеими руками, чтобы подарить приветственный поцелуй, без которого уже по устоявшейся традиции не обходился ни один вечер.       Ноздри тут же защекотала зимняя ароматная композиция. В верхних нотах искрился декабрьский морозец, ласкающий кожу; сердцевина раскрывалась одновременно терпкостью перечного парфюма и выкуренного табака, в завершении витал флюидами древесный шлейф с ярко выраженным бальзамическим оттенком.       Неторопливый поцелуй, вкупе с витающим коктейлем из запахов, кружил голову, отчего Стрельника поднялась пальчиками по мужской груди и крепко сжала лацканы пальто. — Другое дело, — расплылся в улыбке Витя. — Спасибо за подарок, — Вася кокетливо мурлыкнула, отходя на несколько шагов назад. — Лишь бы ты была довольна, Цветочек.       Сняв верхнюю одежду и подхватив елку, Пчёла с доброй ухмылкой проводил удаляющийся кошачьей походкой силуэт Василисы.       Все-таки, решение о совместной жизни он принял не зря.       Когда Витя впервые поделился своими планами с пацанами, они долго не могли принять его слова всерьез. Шутили, что Стрельникова завербовала их брата или вовсе угрожала ему пистолетом, припоминая ее лихое бандитское прошлое. После, когда Пчёлкина все чаще стали замечать в обнимку со строительными материалами и каталогами мебели вместо финансовых отчетов, бригадиры на взволнованных щах пытались убедиться, не сошел ли тот с ума, ведь такой, как Витя, на клеточном уровне не был пригоден к семейной стабильной жизни.       Он и сам до последнего грешил подобными мыслями — до этого Пчёла никогда не жил с кем-то более двух ночей подряд. Но все опасения потерпели крах в ту же минуту, как только Вася вошла в квартиру на правах полноценной хозяйки.       Благодаря ее присутствию некогда холостяцкая берлога, наполненная лишь дымкой сигарет и холодным одиночеством, превратилась в то место, куда хотелось скорее вернуться. А жестокий криминальный авторитет Пчёла, стоило ему перешагнуть порог дома, превращался в обычного молодого парня Витю, чьи вечера теперь наделялись особенным смыслом, в котором его всегда ждали уют, объятия любимой женщины и… десять громоздких коробок с новогодними игрушками.       Яркие и цветастые, они были разбросаны по всей гостиной, будто днем здесь перевернулись сани Деда Мороза.       Застыв в дверном проеме с колючим тяжелым деревом в руках, Пчёлкин судорожно принялся оценивать масштабы увиденного бедствия: — Стрельникова, ты магазин ограбила, что ли? — Он нервно хохотнул, пытаясь лавировать сквозь раскрытые коробки под ногами. — Нахрена нам столько барахла? Или мы в каждой комнате елку ставить будем? — Пчёлкин, не бубни, — театрально закатила глаза Вася. — Я купила только самое необходимое. — И с каких пор искусственный снег стал вдруг самым необходимым?       Поставив ель в ведро с водой, Витя цепким прищуром окинул комнату, акцентируя внимание на серебристой мишуре, на которой он в настоящий момент был бы не прочь повеситься. Нет, Пчёле нисколько не было жаль потраченных денег, но к подобной суете он относился скептически, наотрез не понимая падких на красивую картинку жертв рекламы, коей, по всей видимости, оказалась и сама Василиса.       Господи, дай ему сил пережить сегодняшний вечер. — Чтобы ведро замаскировать, — Стрельникова взглянула на Витю так, будто он в свои двадцать два года до сих пор не мог сосчитать дважды два. — Ты еще не видел, сколько всего Тома накупила. Не удивлюсь, если Валера уже утонул в блестках. — Значит, я еще легко отделался? — Пчёлкин усмехнулся, с сочувствием представляя блестящего Фила в костюме оленя. — Именно.       Но та решимость, с какой Вася смотрела на Витю исподлобья, давала ему понять, что на самом деле нихера он так легко не отделался, и пока вся квартира не будет увешана дождиком и серпантином до самого потолка, в покое его не оставят.       Потому, чтобы во всеоружии подготовиться к неминуемой казни, Пчёла отправился в спальню — в пиджаке и брюках предпраздничная экзекуция вряд ли могла быть удобной.       Платяной шкаф, расположенный напротив кровати, встретил его донельзя забитыми женскими вещами отсеками: дорогие платья, юбки, блузы и шелковые халатики; на нижней полке выстроились, точно солдаты в шеренге, десяток туфель.       Когда у Василисы появилось столько шмоток?       Почесав затылок, Витя тяжело вздохнул и перевел тоскливый взгляд на единственное выделенное его одежде отделение, в котором сиротливо умещались его немногочисленные деловые костюмы и несколько пар домашних штанов.       Кажется, при выборе мебели ему стоило подумать о более вместительном шкафе.       Ванная комната, куда Пчёлкин забрел, чтобы отмыть руки от прилипшей к пальцам еловой смолы, также приветствовала его обилием неизвестных тюбиков: крема, бальзамы, гели для душа, декоративная косметика. Они заполонили собой все и без того небольшое пространство, сдвинув в дальний угол пену для бритья и одинокий шампунь Вити.       Складывалось впечатление, будто это он переехал к Василисе, арендуя у нее скромный закуток, а не наоборот. — Цветочек, а зачем тебе столько косметики? — Пчёла, не выдержав, слегка прикрикнул, чтобы перебить льющуюся из крана воду. — Вчера же еще не было столько бутыльков. У нас ванная не резиновая. — Чтобы всегда быть красивой, — выкрикнула Стрельникова из гостиной. — Если бы ты знал, как тяжело ухаживать за блондом, ты бы меня понял. — Ты и без этой херни у меня красивая, — улыбнулся Витя.       И это была чистая правда.       Для него Вася являлась самой обаятельной и привлекательной женщиной из всех, какие только встречались Пчёлкину на его жизненном пути: изящная, стройная и грациозная. Рядом с которой нос Вити каждый раз неосознанно задирался вверх в гордости, стоило прохожим обернуться на пылающую красоту и статность его возлюбленной.       Но больше всего Пчёла любил домашнюю Василису: босую, без грамма косметики и миниатюрную, точно сошедшую со страниц книги Андерсена Дюймовочку. Которую хочется прикрывать своим широким плечом, заботиться и оберегать, подобно нежному и хрупкому цветку.       Такую, которая прямо сейчас стояла напротив Вити, улыбаясь ему обворожительно и обезоруживающе, и держала в руках бутылку игристого. — У нас какой-то праздник, а я опять забыл? — Пчёлкин, обняв Стрельникову за талию одной рукой, второй забрал у нее шампанское. — Что за повод? — Это чтобы тебе легче было пережить сегодняшний вечер, — прильнула к мужской груди Вася. — У тебя лицо с субтитрами. — Прям так сильно видно? — Витя усмехнулся. — Уверена, что когда вы с пацанами выезжаете на стрелки, ты выглядишь намного жизнерадостнее. — Есть такое, — Пчёла рассмеялся, а после хитро сощурился. — Но я знаю еще один хороший способ расслабиться — лучше алкоголя.       Его ладонь медленно поднялась по изгибу талии Василисы, очертила контур ее вздымающейся груди, скользнула вверх по шее и, остановившись на затылке, зарылась пальцами в белокурую капну. Оттянув гладкие пряди вниз, Витя аккуратно вскинул голову Стрельниковой так, чтобы открыть для себя свободное пространство на ее коже.       Мужские губы неспешно выводили дорожку из невесомых поцелуев, растворяясь в женском естественном аромате, отчего Пчёлкин крепче сжал длинные волосы в кулаке и рвано вздохнул. Это именно то, что было нужно после рабочего дня и бесконечных пробок.       Вася, позволяя Вите рисовать карту пробуждающейся одержимости на своей шее, прикрыла глаза в удовольствии. Ее внутренние органы постепенно сплетались в один стихийный ком, оседая внизу живота ответным желанием. Но просто так сдаваться под натиском ласк Стрельникова не планировала — она сразу раскусила искусные намерения Пчёлы, чтобы отвлечь ее.       Потому, как только он коснулся зубами мочки уха, Василиса томно выдохнула, отпрянув назад, и в мнимой строгости покачала головой: — Даже не думай, Пчёлкин. Пока мы не украсим квартиру — ты ничего не получишь.       Блять.       Вперившись в Васю затуманенным взглядом исподлобья, Витя неодобрительно покачал головой, а после глухим хлопком открыл бутылку игристого, вложив в это действие все свое нерастраченное возбуждение.       Невозможная.       Кислый вкус шампанского шипящими пузырьками лопался на кончике языка и растворялся в крови, расслабляя некогда зудящее в похоти тело. Благодаря выпитому алкоголю через сорок минут вездесущие новогодние игрушки уже не казались такими удручающими, а мохнатые лапки ели больше не пытались проткнуть кожу при любом удобном контакте с руками.       Пчёлкин честно пытался слушать указания Стрельниковой, развешивая стеклянные шары в нужной последовательности и цветовой гамме, пока она сама украшала фигурками шкаф-стенку под играющий аккомпанемент включенного телевизора.       Медленно, но верно гостиная обретала очертания скорого праздника. — Можно задать тебе вопрос? — Вася, не оборачиваясь на Витю, закусила губу. — Попробуй, — хохотнул Пчёла, устанавливая красную звезду на верхушке елки.       Девичий голос прозвучал отчего-то несвойственно тихо, почти опасливо, соединяясь негромкими децибелами с телевизором.       С каких пор Стрельникова вдруг спрашивает разрешения?       Заинтригованный дальнейшим диалогом, Витя взял бокал и присел на диван рядом с Василисой, укладывая ее ножки на свои. Он знал эту интонацию, не предвещающую ничего хорошего, потому внутри ожидал далеко непростую тему, хоть внешне и пытался сохранить легкомысленную улыбку. — Что произошло в восемьдесят девятом? — Вася подняла на Пчёлкина немигающий взгляд. — Тогда, на даче у Царевых.       Витя мог предположить любой исход событий их разговора, но никак не этого вопроса.       Вскинув брови в мимолетном удивлении, он крепче сжал под своей ладонью женскую щиколотку и залпом допил остатки игристого. Шестеренки в голове Пчёлы отчаянно бились о черепную коробку, взвешивая все «за» и «против» прямого ответа, ведь прежде пара никогда не касалась подобной темы.       Но, возможно, именно так им и нужно было завершить уходящий — и во всех смыслах сложный — год, чтобы войти в новый, девяносто второй, без тайн и секретов. — Тебе с какой части начать? — Витя виновато поджал губы, мысленно надеясь опустить момент его измен в тот вечер. — С ключевой, — Стрельникова, кажется, поняла, о чем имел в виду ее возлюбленный, потому поспешила спрятать глаза за бортиками бокала. — Как вы поняли, что нужно бежать из Москвы? — Когда дом оцепил ОМОН, — облегченно вздохнул Пчёлкин. — Мы тогда с Саней вдвоем остались — Фил и Кос уехали в магазин. Кто-то слил наше местонахождение и организовал облаву. — Похожую на ту, которую ты устроил мне в апреле? — Василиса изогнула бровь в насмешке.       Вот же колючка.       Никак не может забыть их первую встречу у Склифосовского после полутора лет разлуки. — Нет, — усмехнувшись, Витя покачал головой. — Это была полноценная облава с вооруженными до жопы мусорами. Они держали нас на прицеле и перекрыли все пути побега. — Что случилось потом? — Вася понизила тон до серьезных ноток. — Каким-то чудом у нас получилось сбежать, но в последний момент Белого подстрелили в брюхо, и я один тащил его через весь лес к дороге. Тогда-то мы и поняли, что оставаться в Москве опасно.       «Ты же не знаешь, что произошло тогда, в восемьдесят девятом. На этой чертовой даче нас ОМОН штурмом взял. Саню подстрелили, он еле выжил; Пчёла сам чуть под пули не попал».       В голове приступом острой мигрени раздался зычный бас Космоса, тараторящего оправдания в их первую со Стрельниковой встречу, отчего она невольно дернула щекой.       «У нас не было времени на прощания, мы даже предкам толком ничего не объяснили, когда уезжали, лишь бы скорее свалить и на свободе остаться, понимаешь? Гнили за этим сраным Уралом, даже выйти из квартиры не могли, не то чтобы с кем-то связаться. Да мы все эти полтора года в ахуе были». — И вы сбежали на Урал, — вымолвила Василиса. —Да, — Пчёла коротко кивнул. — Залегли на дно и ждали, когда все закончится. Жили с какими-то цыганами на окраине Свердловска, по очереди перебежками выходили в магазин раз в несколько дней и своими силами латали Саню. Если бы мы вовремя не познакомились с местной группировкой, мы бы с пацанами вряд ли смогли встать на ноги.       Девичье воображение, одурманенное выпитым алкоголем, принялось рисовать мрачные картинки существования Вити вдали от родного дома. Сырая, богом забытая, разрушенная квартира, кишащая тараканами и грязными цыганами; полуживой после пулевого ранения лучший друг, отсутствие какой-либо связи с внешним миром и собственным будущим. Теперь неудивительно, почему бригадиры вернулись из ссылки совершенно другими людьми.       На протяжении полутора лет они жили на пороховой бочке, цеплялись зубами за устойчивую почву и отращивали толстую шкурку, убивая в себе прежних взбалмошных и веселых пацанов с района.       Произошедшая облава на даче Царевых раз и навсегда перечеркнула их судьбы, вынуждая выживать любыми доступными им способами. — Кстати, этот перстень мне подарил лидер той самой банды на мое двадцатилетие, — Пчёлкин поднял правую руку вверх, с тоской рассматривая черный поблескивающий камень на пальце. — Кабаном величают. — Вы подружились со свиньей? — Стрельникова мягко рассмеялась. — Нет, — в ответ хмыкнул Витя. — Его Леха Кабанов зовут — неплохой пацан, сильно выручил нас в свое время. До сих пор с ним связь поддерживаем.       Не может быть.       От упоминания знакомого имени из прошлой жизни Василиса неосознанно вздрогнула, тут же осушив свой бокал до дна.       Конечно, вероятность того, что ее нынешний молодой человек мог подружиться с бывшим, была крайне мала, но отчего-то пьяные пузырьки шампанского отчаянно забились о кору головного мозга в приступе легкой паники.       В свое время старшеклассник Лешка Кабанов — мечта многих сверстниц Васи, мечтал переехать в столицу Урала и открыть там свое дело. Даже звал Стрельникову с собой после окончания школы; но чтобы он по итогу стал криминальным авторитетом Свердловска, да еще и выручил загнанных в угол чужаков-бригадиров — было что-то из разряда фантастики.       Видимо, судьба оказалась настолько неблагосклонна к жизни Василисы, что преподносила ей одного бандита за другим.       Сюр, да и только. — Могу теперь я задать тебе вопрос?       Голос Пчёлы ласково вытащил Васю из болота ее патовых мыслей.       Она подняла на него непонимающий взгляд, чуть задумалась, а после отрешенно кивнула — голова после полученной информации все еще с трудом балансировала на грани между реальностью и абсурдом. — Что случилось в восемьдесят девятом? Когда мы уехали.       Вите не требовалась лупа, чтобы разглядеть, как молниеносно лицо Стрельниковой исказилось испугом и скорбью. Ее губы медленно растянулись в сардонической улыбке, уголками дергаясь в зарождающемся нервном припадке.       Пчёлкин понимал, насколько Василисе тяжело давались воспоминания о том непростом времени, растянувшемся на долгих полгода, когда Москва умывалась кровью воюющих группировок. Но ему было важно знать каждую деталь, чтобы восстановить те пробелы, которые он вынужденно пропустил, находясь за Уральским хребтом.       Ведь именно эта упущенная информация напрямую влияла на дальнейшее развитие бригады, и главным ключиком к этим разгадкам являлась сама Вася. — Случился кошмар, — девичий голос превратился в сталь. — Когда вы уехали, оставшиеся банды стали делить между собой территорию. Каждую ночь я слышала выстрелы и крики, а по утрам видела, как скорая загружала в машины свежие трупы. — Ты слышала что-нибудь про Багдада? — Витя, чтобы отвлечь возлюбленную, ласково провел по ее ножке большим пальцем. — Приезжий хач который. Он подмял под себя Бирюлево и Люберцы?       Багдад ни раз всплывал в разговорах пацанов в роли главного соперника их структуры. Имеющий авторитет сразу в нескольких районах, этот старый пердун метил и на контрабанду наркотиков группировки Фархада, предлагая ему продажу в самой столице.       А это шло вразрез с первоначальными договоренностями четверых друзей о транзите, потому Вите кровь из носа необходимо было выведать все, что могло помочь ему остановить вставляющую палки в колеса гребаную чурку. — Слышала, — бесцветно отозвалась Вася. — Но говорить о нем я не хочу. — Почему? — Пчёлкин непонимающе нахмурился. — Что этот хрыч тебе сделал? — Из-за Багдада я потеряла своих друзей, — кусая пухлые губы, прошипела Василиса. — Воробьева и Авдеева. Из-за него в девяностом чуть не погиб Головин. Вся Москва стояла на ушах, боясь выйти из дома, пока он господствовал на улицах. — Прости, я не знал, — Витя стушевался, выпуская женскую ногу из своей ладони. — Пчёлкин, ты даже не представляешь, насколько этот талиб опасен, — продолжила Стрельникова. — Поэтому если ты или твои друзья хотят узнать о нем ради собственной выгоды, то я пойду заказывать вам гробы.       Дернувшись вперед нервным импульсом, Василиса рывком схватила бутылку игристого и за несколько быстрых глотков осушила ее содержимое.       На некогда уютную и светлую гостиную, украшенную к скорому всенародному празднику, опустилась беспробудная тьма. Сам того не подозревая, Пчёлкин вспорол незажившие раны в девичьем сердце, которые после поднятой темы стали кровоточить с новой силой.       Что, черт возьми, произошло на рубеже восемьдесят девятого и девяностого годах?       «Если ты или твои друзья хотят узнать о нем ради собственной выгоды, то я пойду заказывать вам гробы».       В этой, пусть и откровенно враждебной, фразе Витя отчетливо расслышал Васино беспокойство, потому ворошить прошлое в их разговорах более не планировал. Он найдет другие нити, связующие с Багдадом, и наведет о нем нужные справки.       Не для этого Пчёла провел две недели без передышки в офисе, пыхтя над сделкой о перевозке кокаина, чтобы потом какой-то хач растоптал все его бессонные труды.       И сделает Витя это красиво, так, чтобы Василиса ни о чем не узнала и не переживала о сохранности его жизни. Постепенно бригада наращивала мощь, забирая под свое крыло другие группировки, потому ничего ни с Пчёлкиным, ни с одним из пацанов не случится.       Но об этом Витя подумает позже, в рабочее время.       Сейчас для него важнее была эмоциональная стабильность любимой женщины, которая, показательно отвернувшись, безучастно пялилась в синий экран телевизора. — Цветочек, — вскинув уголки губ в хитрой улыбке, Пчёла потянулся к Васе. — Не дуйся. — Отстань, — фыркнула она, скидывая с себя чужие руки. — Я с наглухо отбитыми суицидниками не вожусь. — Это я-то суицидник? — Витя с трудом мог сдерживать рвущийся наружу смех.       Какая же злопамятная заноза!       Поняв, что с таким настроением убедить непробиваемую Стрельникову вряд ли получится, Пчёлкин решил прибегнуть к радикальным мерам.       И почему в их отношениях всегда приходится придумывать изощренные и крайние способы влияния? Невозможная.       Дождавшись, когда бдительность Василисы окончательно уснет под бормочущую сводку новостей, Витя резким движением дернулся в ее сторону и, обхватив талию обеими руками, ловким движением подмял Васю под себя. Он по-хозяйски навис над ней, удобно устроившись между ног, и немигающим взглядом вперился в удивленные глаза Стрельниковой. — Пчёлкин, ты что творишь? — Василиса неосознанно сорвалась на возмущенный писк, пытаясь выскользнуть из-под мужского тела. — Отпусти, мне нечем дышать — ты тяжелый. — Стрельникова, не верещи, — Пчёла свободной рукой скользнул вдоль бедра, ладонью оглаживая его очертания. — Я тебя все равно не выпущу. — Я не буду с тобой разговаривать, — предприняла еще одну попытку Вася, но вес, как и сила, Вити оказались вдвое больше ее собственных. — Значит, просто слушай. Говорить буду я.       Мужские губы провели влажную дорожку вдоль тонкой шеи Василисы, тягучей негой парализуя любое ее движение. Пчёлкин спускался медленно, почти дразняще, не пропуская ни единого миллиметра, и бесстыдно опалял горячим дыханием покрытую мурашками ароматную кожу. — Я знаю, что делаю.       Первый поцелуй в выпирающую кость на ключице. — И не допущу, чтобы из-за моих действий кто-то пострадал.       Второй поцелуй в области вздымающейся груди.       Первый рваный девичий вздох. — Рядом со мной ты всегда будешь в безопасности.       Губы накрыли набухший сосок, а зубы слегка прикусили его, отчего Стрельникова, сорвавшись на тихий стон, запрокинула голову назад. — Просто доверься.       Рука опустилась на ягодицу, с силой сжимая ее кожу. Одним рывком Витя шире раздвинул ноги Васи и скользнул пальцами на внутреннюю сторону бедра, чувствуя подушечками жар ее нарастающего возбуждения. — Веришь мне? — Децибелы голоса Пчёлы граничили с шепотом.       Он не сводил серьезного взгляда с покрасневшего от желания лица Василисы, свободной рукой удерживая ее за подбородок, чтобы сохранить их зрительный контакт. — Да, — тихо вымолвила Вася. — Ты моя, Стрельникова, и с тобой ничего не случится.       Надавив большим пальцем на нижнюю губу, Витя раскрыл рот Василисы и без спроса проник в него властным напористым поцелуем. Удерживаемые до этого тормоза тут же сорвались с петель и растворились в наэлектризованном страстью воздухе вместе с сорвавшимся стоном.       Обхватив талию Пчёлкина ногами, Стрельникова зарылась пальцами в его волосах и ближе придвинулась к нему.       В объятиях Вити, нежных и одновременно повелительных, она каждый раз расщеплялась до атомов, без раздумий отдавая свое тело в его владения.       Почувствовав на себе чужое тяжелое дыхание, Вася потянула мужскую футболку вверх.       Совсем скоро они растворятся друг в друге, и ничто не остановит их от желанной близости, даже если весь мир вдруг решит разрушится до руин. — Дорогие соотечественники! Сограждане!       Из колонок включенного телевизора раздался надтреснутый голос Михаила Горбачева.       Пчёла и Василиса одновременно замерли, распахнув глаза. Они неотрывно смотрели друг на друга и, нахмурившись, прислушались к речи единственного за всю историю СССР его президента.       Отчего-то желудок сжался в откровенном и леденящем душу беспокойстве, не предвещающим ничего хорошего. Ведь не могли же Витя и Вася целоваться настолько долго, что прямо сейчас Горбачев решил выступить с поздравительным спичем в честь наступления нового календарного года. — В силу сложившейся ситуации с образованием Содружества Независимых Государств… — Че за херня? — Пчёлкин стиснул зубы.       Его льдины в аквамариновых глазах в замешательстве бегали по ничего не понимающему лицу Стрельниковой, которая так же, как и он, находилась в смятении. — … я прекращаю свою деятельность на посту Президента СССР. Принимаю это решение по принципиальным соображениям.       Дальнейшие слова уже бывшего президента страны, которая прямо сейчас исчезала с карты, точно стертая ластиком, будто ее никогда и не было, прозвучали в ушах отдаленно, почти как в вакууме.       Рыкнув куда-то в область женской шеи, Витя сжал кулаки.       Конечно, все понимали, что отставка Горбачева — лишь вопрос времени, но что он объявит о ней вот так, в канун Нового года, Пчёла не мог и подумать. В его арсенале не были припрятаны запасные варианты на случай, когда все окончательно полетит в пизду, потому завтра, с самого утра четверга, Вите придется натужно придумывать финансовую подушку безопасности как для бригады, так и для их совместной жизни с Василисой.       Ведь какие реформы преподнесет новое государство, в котором теперь состояла их реальность, Пчёлкин не знал. — … Хочу от всей души поблагодарить тех, кто в эти годы вместе со мной стоял за правовое и доброе дело. Наверняка каких-то ошибок можно было бы избежать, многое сделать лучше. Но я уверен, что раньше или позже наши общие усилия дадут плоды, наши народы будут жить в процветающем и демократическом обществе. Желаю всем вам всего самого доброго. — Теперь это точно конец, — тихо произнесла Стрельникова.       После завершения прощальной речи Михаила Горбачева гостиная наполнилась последним гимном Советского Союза, в то время как с флагштока Кремля навсегда спускали его величественный красный флаг.       СССР больше нет. — У нас все будет хорошо, Цветочек, — прислонившись своим лбом к девичьему, ласково прошептал Пчёла. — Вместе мы со всем справимся.       Прямо сейчас, находясь в объятиях друг друга, Витя и Василиса вступали не только в свою новую жизнь, но и в неизведанную и пугающую цивилизацию.       Внутренне никто из них не был уверен в том, что их будущее в самом деле сулит нечто хорошее, но если сильно постараться и изо всех сил поверить вопреки пожирающим страхам, быть может, это в самом деле произойдет?       Не зря же в психологии существует подобный феномен, ведь так?