Мимикрия II

      Голубые глаза в пристальном прищуре изучали окружающую местность.       В Бирюлево Западном Витя не был уже несколько месяцев. Погруженный в рабочую рутину и ремонт квартиры, сжирающих все свободное время, он меньше виделся с родителями и перебивался с ними редкими звонками по телефону.       За эти месяцы родной район нисколько не изменился: все те же типовые и серые многоэтажки, скрипучие качели на детских площадках, знакомые лица соседок, восседающих у подъездов; даже опадающие желтые листья, казалось, были теми же, что и в период его юности. Разве что беседка, уже изрядно обветшалая временем, теперь пустовала, изредка приглашая на свою территорию подрастающее поколение.       С этой беседкой Пчёлкина связывало куда больше, чем просто воспоминания.       Здесь он впервые попробовал алкоголь и выкурил первую сигарету. Провел самые шумные и бессонные ночи в компании лучших друзей, сопереживал их проблемам и делился своими. В этом месте товарищи сколотили свою бригаду, которая в настоящий момент уверенно покоряла столичные рынки. Именно здесь, под брусчатой крышей беседки, Витя осознал, что впервые в своей жизни влюбился.       Вляпался по самые уши в чувства, прежде ему недоступные.       И теперь он сидел в машине под окнами квартиры любимой девушки, задумчиво курил и боковым зрением улавливал очертания пышного букета белых лилий, лежащих на соседнем сидении. Их аромат, пряный и душистый, с едва уловимыми нотками Востока, распространялся по всему автомобильному салону, перебивая запах горького табака.       Если бы еще три года назад Пчёле сказали о том, что он в свои неполные двадцать два года захочет сделать, — он бы выставил этого смельчака на смех, а после, харкнув ему в рожу, размазал сие добро подошвой кроссовка.       Но, как бы то ни было, Витя покинул Вольво, забрал букет и направился к подъезду, где жили Стрельниковы.       Ведь он от своих намерений отказываться не собирался.       Сентябрьский дождь промозгло забирался мелкими каплями за шиворот, из-за чего Пчёлкин поднял воротник своего плаща и, накрыв его подолами цветы, быстрым шагом нырнул внутрь дома. Ноги рефлекторно принесли его на десятый этаж и остановились у двери квартиры, повидавшей столько драм, трагедий и признаний, что по ним впору было писать целый остросюжетный роман.       Усмехнувшись, Витя вспомнил свой первый визит сюда.       Тогда он, испытывающий угрызения всегда спящей совести, приперся к Василисе с последними деньгами, чтобы возместить ущерб за сгоревшую палатку. Откуда вдруг в Пчёле на тот момент проснулся несвойственный ему альтруизм, он до сих пор не знал. Возможно, уже тогда сердце Вити предсказывало зарождение первых, засевших позже в самую душу, чувств к Васе.       Перекинув лилии в свободную руку, Пчёлкин пригладил ладонью волосы и нажал на звонок, после трели которого за дверью послышались семенящие шаги. Щелчок замка эхом разлетелся по подъезду, после чего на пороге перед Витей предстала Светлана Львовна.       За полтора года, которые он не видел женщину, Стрельникова-старшая по-настоящему расцвела, заметно помолодев: проступающую седину на макушке скрывала краска, морщины на лице разгладились, а зеленый взгляд — точная копия глаз Василисы — теперь сверкал не печалью, а уверенностью и благополучием. Но стоило Светлане увидеть перед собой Пчёлу, она тут же поджала губы и нахмурилась. — Василисы нет дома, — женский голос сочился изморозью.       И пусть Светлана Львовна стала выглядеть по-другому, но ее отношение к Вите оставалось прежним.       Хоть что-то в этой семье было стабильно. — Знаю, — склонил голову в приветствии Пчёлкин. — Тогда зачем пришел? — Стрельникова-старшая не сдавалась в своем намерении как можно скорее завершить диалог. — К вам, — Витя взметнул уголки губ в мягкой улыбке. — Я приехал поговорить.       Густые женские брови тесно свелись друг к другу. Светлана подозрительно сощурилась, рассматривая стоящего перед собой Пчёлу.       За то время, что они не виделись, Витя разительно изменился, да так, что в первые секунды столкновения Стрельникова-старшая и вовсе не узнала его. Некогда нахал, оболтус и балагур превратился в статного молодого человека, облаченного в плащ, брючный костюм и шлейф дорогого парфюма. Единственное, что выдавало в Пчёлкине его прежнего, — фирменный блеск и чертята в омуте аквамариновых глаз.       Но даже при самых кардинальных метаморфозах Светлана не изъявляла желания вести с Витей никаких разговоров — рана после его побега в материнском сердце все еще оставалась свежей. — Нам не о чем с тобой разговаривать, — Стрельникова поспешила закрыть перед чужим носом дверь. — Всего доброго.       Ожидаемо.       Пчёла осклабился и ловко выставил ногу вперед, оставив ее на пороге, чтобы не дать воплотить задуманное. — Вы не поняли, Светлана Львовна, — Витя медленно покачал головой, расставляя акценты на каждом слове. — Нам нужно поговорить.       Мимолетная безнадежность, которую Светлана почувствовала в столкновении с решительным взглядом напротив, побудила ее тяжело вздохнуть: своего несостоявшегося зятя женщина знала хорошо, потому понимала, что если Пчёлкин втемяшил себе в голову бог весть какой разговор, он ни за что не оставит ее в покое.       В памяти воскресли эпизоды последней подобной встречи, произошедшей в далеком восемьдесят восьмом году. Тогда, пьяный вусмерть, Витя едва мог устоять на ногах, требуя увидеть оплакивающую их разрушенные отношения Василису. Избитый, пропитавшийся отчаянием, он не оставлял Стрельниковой-старшей никакого выбора.       И теперь история повторялась снова.       Разница в этих ситуациях была лишь в том, что в настоящий момент Пчёла излучал непоколебимое спокойствие, силу и выдержку. Он знал, что делает, и был готов к любому исходу, просчитывая ходы наперед, как искусный шахматист.       Мальчик в самом деле повзрослел. — Проходи, — наконец, сдалась Светлана Львовна, приглашая гостя в дом. — Это вам, — Витя расплылся в победной улыбке и протянул ей букет белоснежных лилий. — В знак нашей, надеюсь, скорой дружбы.       Приняв цветы, Светлана подозрительно покосилась на Пчёлу — какой еще дружбы?       Квартира Стрельниковых нисколько не изменилась: она все так же источала тепло, комфорт и аромат домашней еды. Неспешно пройдя вглубь коридора, Витя тоскливо улыбнулся — несмотря на то, что здесь с завидной периодичностью его оскорбляли и посылали на три красноречивых буквы, в памяти хранилось достаточно светлых воспоминаний об этом месте.       Даже избиение захудалым веником и то казалось чем-то пусть и до абсурдности глупым, но вместе с тем забавным. — Кофе будешь? — Светлана старалась не смотреть на Пчёлкина, становясь к нему спиной у газовой плиты. — Не откажусь, — усаживаясь за обеденный стол, Витя согласно кивнул.       Кухня наполнилась неловким и настороженным молчанием, изредка прерываясь на шум посуды.       Пчёла понимал, что разговор ему необходимо было начинать первым, ведь для этого он и приехал, но отчего-то слова упорно отказывались вылезать наружу, сворачивая онемевший язык в крепкую спираль. Сама Стрельникова-старшая также не торопилась напоминать гостю о его намерениях, чувствуя на себе удрученную тень его присутствия, которая предательски сковывала движения. — О чем ты хотел поговорить? — Светлана говорила через силу, буквально вытаскивая из себя желание клешнями. — О вашей дочери, — серьезно ответил Витя. — Чью жизнь ты разрушил? — Стрельникова обернулась.       Она поставила перед Пчёлкиным блюдце с растворимым кофе и, поджав губы, села напротив него.       Атмосфера между собеседниками накалилась до искр. Она давила на плечи тяжестью невысказанных претензий, упреков и старых обид, воруя из легких воздух. Разговор предстоял долгий и сложный.       Но им, стиснув зубы, необходимо было его пройти, чтобы начать двигаться дальше. — Разрушил, — невесело усмехнулся Витя. — Но и которую я люблю. — Боже правый! — Светлана Львовна всплеснула руками. — Очень тебя прошу: не неси чушь. Может, два года назад я бы и поверила в эту сказку, но только не сейчас. — Вы можете мне не верить, — согласился Пчёла. — Но я правда люблю Василису, и всегда любил. — Разве любящий человек поступил бы так, как ты? — Глаза Стрельниковой сверкнули печалью. — Я уже молчу о том, что ты вытворял, когда вы были вместе; но ты сбежал, бросил ее. Сломал Василису и изменил ее. Видел, что ты с ней сделал? Даже я уже не узнаю свою родную дочь.       Витя ощерился, сжав пальцами горячую от напитка кружку.       Оспаривать слова женщины он не видел никакого смысла — понимал же, что она права. Василиса в самом деле изменилась после их расставания, и приложил к этому руку сам Пчёлкин. — Светлана Львовна, я не могу вернуть время назад, — голос Вити понизился на несколько октав. — Я бы и хотел расшибиться для этого в лепешку, но не могу. Мне нет прощения за то, как я поступил с вашей дочерью, и, поверьте, я сожалею об этом каждый гребаный день. Но я пытаюсь все исправить и прошу вас пойти мне навстречу. — Не выражайся в моем доме, — строго пресекла Светлана. — Извиняюсь, — буркнул Пчёла.       Потепления в их диалоге, кажется, не предвиделось.       Стрельникова-старшая подняла вымученный взгляд к потолку, а после встала из-за стола и подошла к окну. Мысли в тревоге витали над одним и тем же неутешительным сценарием, в котором Витя снова разбивает сердце ее дочки. — Когда ты уехал, мы жить даже лучше стали, — вымолвила Стрельникова. — У Васи появился Гриша, и с ним она была счастлива.       Сработавший триггер петардами подорвал терпение Пчёлкина за один щелчок. Он сильнее сжал кружку, напрягся и, едва ли не рыкнув, глубоко вздохнул.       Конечно, Витя догадывался, что их непростая беседа может войти в подобное русло, потому подготовился к этому заранее, распив вчерашним вечером бутылку коньяка, чтобы, в случае чего, не поддаться токсичным эмоциям.       Не для этого он сюда приехал. — Вы же понимаете, что она не любила его, — Пчёла нахмурился. — Но он, в отличие от тебя, не отравлял Василисе жизнь, — отчеканила Светлана Львовна. — И я не буду этого делать, — чуть повысив голос, с нажимом отозвался Витя. — Все люди совершают ошибки, но вы, почему-то, заведомо не дали мне на это право и ждали, когда я оступлюсь, чтобы тыкать потом в это носом. — Знаешь, почему я сразу была против тебя? — Стрельникова отошла от окна и, склонившись над сидящим Пчёлкиным, вцепилась в него обжигающим взглядом. — Потому что ты — бандит. Что, хочешь сказать, это не так? — Так, — сквозь зубы процедил Витя, уводя глаза в сторону.       В его запятнанной биографии уже давно числились записи не только о рэкете и крышевании, но и о тех вещах, которые во много раз превосходили их в своей жестокости. Только за прошедшие три месяца Пчёла успел пытать одного и убить другого человека, связаться с наркодилерами из Таджикистана и запугать бедную секретаршу «Курс-Инвеста» изнасилованием.       Гордиться ему в самом деле было нечем. — Не удивлюсь, если ты сюда пришел с оружием, — горько усмехнулась Светлана. — Забыл его в машине, — съязвил Витя. — И ты предлагаешь оставить свою дочь с таким, как ты? — Стрельникова удивленно вскинула брови. — Чтобы она спала на подушке, под которой всегда будет лежать пистолет? — При всем уважении, Светлана Львовна, но вы раздуваете из мухи слона, — Пчёла дернул щекой, прикладывая над собой львиное усилие, чтобы сохранить выдержку. — Я не допущу, чтобы Василиса жила в страхе или подвергалась опасности. Я смогу оградить ее от своего рода деятельности. — От себя ее огради, — гаркнула Светлана.       Она отпрянула от Вити резким импульсом и подошла к плите.       Им обоим требовалась передышка друг от друга, чтобы на эмоциях не наговорить еще больше необдуманных слов.       Безусловно, Стрельникова-старшая ни за что не хотела, чтобы ее единственная дочь связывала свою жизнь с бандитом, коим являлся Пчёлкин. На его руках было слишком много чужого горя, страданий и — о чем Светлана даже боялась думать — крови. И чем старше и влиятельнее он становился, тем больше греха Витя брал на свою душу. Неровен час, и этот самый грех он мог сгоряча взять и в отношении Василисы.       А этого Светлана Львовна допустить не могла.       Будь ее воля, она бы взашей выгнала Пчёлу сразу, как только увидела на пороге квартиры, но отчего-то материнское сердце подсказывало, что его необходимо было выслушать. — Давайте будем говорить начистоту, — вдруг твердо вымолвил Витя, когда взятая пауза изрядно затянулась. — Да, я — бандит, мразь и подонок, но Василиса любит меня, как и я ее, и вы с этим ничего не сможете сделать при всем желании. Она же не Джульетта, в конце концов. — Чего ты хочешь от меня? — Стрельникова тягостно скривилась, оборачиваясь на собеседника вполоборота. — Вашего благословения.       Только не это.       Ноги от услышанной ни то просьбы, ни то ультиматума мгновенно подкосились, из-за чего Светлана Львовна не смогла на них устоять и медленно опустилась на стул. Виски тут же сдавило тисками отчаяния, а уши заволок тошнотворный белый шум. — Пчёлкин, только не говори, что ты собираешься жениться на Васе, — приложив руку к груди, Стрельникова-старшая прикрыла глаза. — Нет, — Пчёла едва заметно улыбнулся. — Пока нет.       Мысль о том, чтобы подарить Василисе свою фамилию и стать ее законным мужем, в самом деле проскальзывала в сознании Вити. Ведь, если не брать в расчет упущенные полтора года, они были вместе уже достаточно давно — с восемьдесят восьмого года. Их чувства с каждым днем становились глубже, а доверие, как и ответственность друг перед другом, возрастали.       Но пока Пчёлкин не был готов к новому, более серьезному, витку отношений, желая закрепить нынешний результат, к которому они оба так долго шли. — Тогда какого благословения ты у меня просишь? — Осторожно поинтересовалась Светлана. — Чтобы Василиса переехала ко мне, — Витя поднял немигающий взгляд на женщину, слегка сощурившись. — Я знаю, как она дорожит вами и не хочет оставлять одну. Но обещаю, что со мной Вася будет в безопасности; я смогу защитить ее и сделать счастливой. — Ты же понимаешь, что она не будет сидеть дома и варить тебе борщи, — с ноткой грусти отозвалась Стрельникова. — Для нее на первом месте всегда будет стоять собственная самореализация и карьера. — Понимаю, — кивнул Пчёла. — Мне и не нужно, чтобы она сутками торчала в четырех стенах. Вы же знаете свою дочь не хуже меня — такую, как Василиса, нельзя держать взаперти. — В таком случае, что тебе на самом деле нужно? — Светлана посмотрела на Витю пронизывающе. — Просто быть с ней, — честно признался Витя, пожав плечами. — За полтора года я многое переосмыслил в жизни и понял, что для меня действительно важно.       Сорвавшись на сдавленный вздох, Стрельникова-старшая возвела глаза к потолку и устало откинулась на спинку стула.       Впервые за столько лет они с Пчёлкиным поговорили, как взрослые люди, и, кажется, даже смогли расставить точки над былыми недосказанностями, гнетущими каждого в равной степени. Его намерения так до конца и не внушали Светлане должной уверенности, благодаря которой она смогла бы доверить Вите свою единственную дочь, но то, с какими влюбленными и тоскливыми глазами он говорил о Васе, подталкивали Стрельникову на мысль о том, что Пчёла, возможно, в самом деле любит ее.       По-своему; странно, парадоксально и откровенно зависимо.       Но так, как он — в силу своих возможностей — умеет и может.       Лед постепенно трескался.       Витя расслабил до этого скованные вуалью тяжелого диалога плечи и огляделся. Его взгляд неспешно скользнул по периметру кухни и остановился на холодильнике, на дверце которого одиноко висела цветная фотокарточка. Прежде Пчёлкин ее никогда не видел, потому подошел ближе и аккуратно подцепил пальцами.       На глянцевой стороне снимка была запечатлена улыбающаяся маленькая Василиса с мягкой куклой в руках. Ее русые — еще не такие длинные — волосы собраны в два высоких хвоста, перевязанных розовыми бантиками-ниточками, ножки облачены в красные колготки, которые нисколько не вязались по цветовой гамме с синим костюмчиком.       Смешная. — Сколько Васе здесь лет? — Витя расплылся в нежной улыбке, рассматривая юную девчушку перед собой. — Шесть, — коротко ответила Светлана Львовна. — Никогда не видел ее детские фотографии, — с искренним сожалением отозвался Пчёла. — Потому что больше интересоваться жизнью своей девушки нужно, — едко выдала Стрельникова.       Витя закатил глаза.       Вступать в новую словесную схватку с матерью возлюбленной он не хотел, потому только поджал губы и, покачав головой, устало вздохнул — вот в кого Вася унаследовала такой невыносимый характер.       Но, с другой стороны, в предъявленной претензии Светлана Львовна больше не порывалась в непревзойденной манере оскорбить Витю и даже признавала Василису его девушкой, а это в их шатких взаимоотношениях уже являлось большим шагом на пути к примирению. Возможно, лет через пять Стрельникова-старшая даже сможет назвать Пчёлкина по имени.       И тогда земля окончательно схлопнется.       В коридоре раздался скрип входной двери, после чего по ногам пробежал запущенный из подъезда осенний холодок.       Новоявленные — и отчасти вынужденные — союзники бегло переглянулись между собой. — Василиса не должна знать о деталях нашего разговора, — строго предупредила Светлана приглушенным тоном.       Но не успел Витя солидарно кивнуть, как на пороге кухни показалась фигурка Стрельниковой-младшей.       Элегантная, источающая изящество и статную утонченность, она замерла в проходе и, нахмурившись, придирчиво оглядела застывших перед ней собеседников. Их неожиданный тандем, который всегда являлся предвестником Апокалипсиса, выглядел настолько нелепо и противоестественно, что Вася едва не изошлась на нервный мимолетный смешок.       Изумрудные глаза внимательно обвели комнату, чтобы оценить масштабы бедствия, будто она под воздействием двух всегда противоборствующих сторон в самом деле могла разрушиться до руин; с удивлением прошлись по обеденному столу, в центре которого стояла ваза, с трудом вмещающая в себя увесистый букет лилий. Следом мазнули по заметно напряженной матери, прячущей взгляд, подобному пойманному с поличным вору, и остановились на подпирающем стену Пчёлкине, чья аура излучала непоколебимое спокойствие.       Какого хрена он тут делает? — Привет, Цветочек, — улыбнулся Витя. — Привет, — Василиса подозрительно сощурилась, говоря так осторожно, будто ходила по минному полю. — Что ты здесь делаешь? — В гости приехал, — буднично отозвался Пчёла, — а тебя дома не оказалось.       Светлана со скрипом проглотила рвущуюся наружу ироничную усмешку. Кто бы мог подумать, что на пятом десятке своей жизни она будет почти что заодно с криминалитетом, утаивая от родного ребенка подробности их встречи.       Видел бы эту мизансцену ее покойный Андрей — ни за что бы не поверил. — И пока ждал тебя — разговорился с твоей мамой, — продолжил свою филигранную ложь Витя. — Вспомнили былые времена; почтили память веника, которым она меня избивала. — Мам, — переведя недоверчивый взгляд, Вася обратилась к матери.       Но вместо того, чтобы обернуться на ничего не понимающую дочь и объясниться перед ней, Стрельникова-старшая только сокрушительно вздохнула, опустила голову на ладони и прикрыла ими лицо. Мысли, будто она насильно отдает Василису в лапы злобному дракону, сковывали тело колючей проволокой под двухсотвольтовым напряжением, из-за чего мышцы ощущались наглухо атрофированными.       Наблюдающий за метаниями женщины, Пчёлкин едко осклабился — их конспирация вот-вот рисковала потерпеть крах.       Потому, имеющий в своем арсенале чуть больше наглости и чуть меньше отсутствия инстинкта самосохранения, он решил взять все в свои руки: — Кстати, поздравляю, ты переезжаешь ко мне. Я уже получил благословение у Светланы Львовны — она не против.       Нахал!       Врал и не краснел — ведь Стрельникова-старшая так и не ответила на его пламенные речи согласием, прибегнув к временному перемирию, чтобы как следует обдумать все возможные варианты.       Светлана подняла тяжелый исподлобья взгляд на Пчёлу, давая ему понять, что он нагло переступает границы дозволенного, но тот, сосредоточенный вниманием на ее дочери, мастерски игнорировал безмолвные тирады в свой адрес.       На секунду могло показаться, что Вася перестала дышать.       Возмущение, что овладело ей, выдуло из легких весь накопленный воздух. И, когда осознание Витиных слов окончательно закрепилось на подкорке, губы Василисы приняли ожесточенный оскал, брови тесно свелись друг к другу, а ладони сжались в крепкие кулаки.       Никому из присутствующих в кухне не нужно было иметь рентгеновское зрение, чтобы воочию увидеть, как внутри девичьего тела гранатами одна за другой взрывались последние нервные клетки. — Пчёлкин, — Вася шумно вздохнула, — пойдем-ка поговорим. Наедине.       Точно идущий на эшафот, Витя неспешно следовал за Василисой в ее уже почти бывшую комнату.       По сравнению со всей квартирой, которая претерпела минимум изменений, женская спальня за полтора года заметно преобразилась: вместо скрипучей узенькой кровати на ее месте стояла полноценная двуспальная, плакаты любимых музыкальных групп, что некогда пестрыми картинками обвешивали стены, сняты и спрятаны в дальний угол письменного стола, а ветхий шифоньер теперь хранил в себе не кислотные спортивные костюмы и кроссовки, а женственные платья, юбки и туфли на высоких шпильках.       О былых ушедших временах напоминал только старенький магнитофон «Электроника-302», который Пчёлкин подарил Стрельниковой в начале их общения.       Тогда она наотрез отказывалась принимать его, но Витя, имеющий навыки безапелляционного убеждения, смог настоять на своем. — Объяснись, — коротко, не терпя увиливай, отрезала Вася.       Ее приказной тон, какой электрическим разрядом сокрушал воздух, вполне мог бы напугать любого, кто по неосторожности попробовал бы вступить с Василисой в баталию, но только не Пчёлу. Ни вины, ни — уж тем более — страха он перед ней не испытывал; только безграничное восхищение, щепотку одержанной победы и чуточку веселья.       Опершись плечом о закрытую дверь, Витя склонил голову набок, открыто любуясь красотой своей негодующей возлюбленной. — Я же говорил, что ты будешь со мной, — его уголки губ неосознанно взметнулись вверх в довольной улыбке. — А я говорила, что не хочу к тебе переезжать, — напомнила свои недавние слова Стрельникова. — Помню, — кивнул Пчёлкин. — Поэтому мне и пришлось прибегнуть к радикальным мерам. — Ты использовал мою мать, — грозно шикнула Вася, но так, чтобы сама Светлана Львовна, оставшаяся за стеной, этого не услышала.       Она ступила к Вите медленно, грациозно и, вместе с тем, по-настоящему хищно — термоядерная смесь.       Зеленые глаза, полные бесовщины, завораживали своим блеском, накрашенные губы так и манили оставить на них след продолжительного поцелуя, а тело, упругое и молодое, пробуждало в Пчёле уснувшую страсть. Он позволил Василисе подойти к нему вплотную и прижать к стене.       Нормальный человек в подобной ситуации уже давно бы во всем сознался, принялся извергаться сопливыми извинениями и лопаться в сожалении, но Витю их схватка только больше раззадоривала.       Отбитый наглухо камикадзе. — Это не совсем так, — снисходительно парировал Пчёлкин, разглядывая Стрельникову с высоты своего роста. — Что ты ей сказал? — Вася стиснула зубы, чтобы в сердцах не закричать от обуявшей ее злости. — Можешь быть уверена, что ничего лишнего я себе не позволил, — Витя по-хозяйски опустил руки на девичью талию и слегка сжал ее. — Нам с твоей мамой уже давно пора было все обсудить без твоего участия. — Только не говори, что вы с ней подружились, — Василиса смахнула с себя чужие ладони. — Ни за что не поверю. — Ну, до этого нам еще далеко, — усмехнулся Пчёла.       Покинув личные границы своего молодого — и в настоящий момент до жути бесячего — человека, Стрельникова подошла к окну.       Мысль о том, что Пчёла в самом деле пошел на эту авантюру, никак не укладывалась в голове. Мало того, что он сделал это у Васи за спиной, — снова! — так еще и заявился на порог к женщине, которая всеми фибрами души ненавидела Витю с их самой первой встречи. О том, к каким изощренным способам он прибегнул, чтобы убедить Светлану Львовну в их разговоре, Василисе оставалось только догадываться.       Ведь от Пчёлкина можно было ожидать всего, что угодно.       Пауза между парой затянулась, потому Витя отлип от стены и тихо, чтобы не спровоцировать еще больше, подошел к Васе. Обняв ее за талию, он опустил подбородок ей на плечо и виновато — слегка наигранно — улыбнулся. — Цветочек, не дуйся, — мягко вымолвил Пчёла. — Я правда хочу, чтобы мы жили вместе, поэтому пришел к твоей маме за благословением, как порядочный гражданин. — Боюсь представить, в какой форме ты это сделал, — едко фыркнула Стрельникова, — что она аж ни слова мне сказать не смогла. — Думаю, Светлана Львовна просто переволновалась, — тут же нашелся, что ответить, Витя. — Не каждый же день к ней на ковер твои ухажеры заглядывают.       И это было истинной правдой.       За всю жизнь у Василисы было трое мужчин.       Первого, — Лешку Кабанова — появившегося еще во времена уральских школьных лет, она бы и вовсе не заносила в этот список. Тогда для Стрельниковой эти отношения казались чем-то из ряда вон странным и неловким, оставившим после себя лишь след в виде первой интимной близости. Так и не дойдя до знакомства с родителями, Вася и Леша расстались так же быстро, как и сошлись.       Второго — Гришу Головина — Светлана Львовна лелеяла всем своим материнским сердцем. Они познакомились сразу, как только Пчёлкин сбежал за Уральский хребет. Подкупила Стрельникову-старшую безвозмездная забота, какую Головин оказывал разбитой Василисе почти круглосуточно, помогая той вставать на ноги. Мать настолько не чаяла души в Грише, что едва ли не грезила о свадьбе, если бы не возвращение Вити.       Главной, самой большой и одновременно больной любовью Васи.       Зависимость, которую она испытывала по отношению к Пчёлкину, разрушала не только саму Стрельникову, но и все ее окружение, включая семью. И теперь он, довольный собой, стоял за ее спиной, готовый увезти Василису в свою квартиру и окончательно закрыть старую главу ее жизни. — Это все равно не дает тебе права действовать за моей спиной, — уже мягче, но не менее строго произнесла Вася. — У мамы больное сердце, в том числе, из-за тебя. — Посмотри на меня, — серьезно сказал Витя, разворачивая ее к себе лицом.       Он обхватил ее скулы обеими руками и взглянул так, что все внутренние органы Стрельниковой сплелись в один большой комок волнения и трепета.       Еще никогда прежде Пчёла не смотрел на нее так глубоко и вдумчиво, едва ли не заглядывая в самую душу. — Я люблю тебя, Василиса, — он провел большим пальцем по девичьей щеке, слегка улыбнувшись. — И считаю, что нам пора двигаться дальше. Вместе. Мне мало тебя. — Я тоже тебя люблю, — прикрыв глаза, честно призналась Вася. — Знаю, что тебе страшно, я и сам пребываю в тотальном ахере от всего, что происходит — я никому и никогда не предлагал подобного, но с тобой хочу это попробовать. Я смогу сделать тебя счастливой; со мной ты ни в чем не будешь нуждаться — это я и сказал твоей маме. Клянусь, что как раньше у нас больше не будет. Веришь мне?       Василиса на тяжелом выдохе запрокинула голову к потолку.       Прямо сейчас она должна решить свою дальнейшую судьбу: оставаться в нынешней комфортной жизни, к которой Стрельникова за полтора года успела привыкнуть, или снести к черту старый фундамент до состояния котлована и попытаться выстроить совместный быть с Витей.       Ведь ни он, ни она прежде никогда ни с кем не жили. Но, с другой стороны, если они не попробуют, то никогда не узнают, каково это.       Вернув взгляд на Пчёлкина, чей серьезный прищур все также источал уверенность и решимость, Вася кивнула: — Верю. — Мы же не на другую планету переезжаем, — мягко улыбнулся Витя. — Светлана Львовна всегда может приезжать к нам в гости, как и мы к ней. — Хорошо, — согласилась Василиса, а после наигранно сурово цокнула. — Но учти, Пчёлкин, если ты не научишься закрывать за собой зубную пасту, то в одну из ночей я задушу тебя подушкой. Ты меня знаешь — я не шучу. — Обещаю, — вскинув голову, Пчёла бархатно рассмеялся.       Лед окончательно растаял.       И ради этого Витя был готов даже перебороть свою дурацкую привычку оставлять тубу зубной пасты после банных процедур открытой.       Он склонился над Васей, чтобы подарить ей долгожданный поцелуй; нежный, ласковый и полный любви. Такой, который стал ключом к их новой жизни, открывая дверь в совместное будущее.       Они в самом деле сделают это.       Девичьи глаза с тоской обвели комнату, в стенах которой Стрельникова провела свои самые лучшие и худшие годы. Здесь она когда-то узнала о смерти своего отца; чуть позже беспокойно засыпала, держась за руку с Пчёлкиным, охраняющим на полу ее сон после ограбления. Еще через год Василиса оплакивала тут их разрушенные отношения.       Все эти события так и останутся здесь, в этой небольшой комнате, когда как сама Вася покинет ее, возможно, навсегда. — Я скажу своим помощникам, чтобы они перевезли твои вещи, — голос Вити, раздавшийся над ухом, вырвал Стрельникову из пучины воспоминаний. — Завтра все будет готово.       Обернувшись на своего новоявленного сожителя — или, как это сейчас было модно говорить, гражданского мужа, — Василиса посмотрела на него, как на полнейшего идиота, а после язвительно усмехнулась: — Даже не надейся, Пчёлкин. Ты эту кашу заварил — тебе и таскаться с моими коробками. Я не позволю, чтобы твои бугаи пугали мою маму.       Закатив глаза, Пчёла тяжело вздохнул и покачал головой.       Оспаривать желание своей девушки, особенно ввиду почти вынужденного переворота ее устоявшейся жизни, он не хотел. Потому Вите придется беспрекословно выполнить услышанное поручение, потратив на переезд все свои ближайшие выходные.       Попал, так попал.