Мимикрия II

      Трель домашнего телефона настойчиво выдернула Витю из крепкого сна.       Он с усилием разлепил тяжелые веки, медленно проморгался и вперился заспанным взглядом в противоположную стену. В глаза будто кто-то щедро насыпал песка и залил их кислотой, отчего они ощущались болезненно сухими.       Прошедшие две недели дались Пчёлкину тяжело: оформление документов и финальный перевод «Курс-Инвеста» в единоличное владение бригады, сделка с группировкой Джураева — армейского друга Белова, поиски выгодного транзита для наркотиков с отгрузкой в Европе. Потому, проведя в офисе четырнадцать дней без выходных, Витя хотел лишь одного — выспаться вопреки наступившему понедельнику.       И никакие звонки его планы нарушить не могли.       Перевернувшись на живот, Пчёла положил на голову подушку, чтобы заглушить раздражающий трезвон, доносящийся из гостиной.       Но кто-то на том конце провода остервенело требовал разговора. — Да вашу же мать, — рявкнул Витя, нехотя поднимаясь с постели.       Хотя двуспальный матрас, лежащий на голом полу, трудно было назвать полноценной кроватью.       В свою новую — купленную — двухкомнатную квартиру на Остоженке Пчёлкин переехал несколько дней назад. Погруженный по самую макушку в работу, он даже толком не успел обставить ее мебелью, потому ночами контавался на полу, как бедный студент. Из благ комфортной жизни у Вити была только кухонная утварь и техника, например, тот самый злосчастный телефон, который он с удовольствием бы прямо сейчас выкинул из окна.       Ступив босыми ногами по паркету, угрюмый Пчёла поплелся в гостиную.       Дробь звонка, что разлеталась по комнате, долбила по вискам зудящей болью, отчего Витя неосознанно сморщился. Он присел на корточки рядом с аппаратом, глубоко вздохнул и поднял, наконец, трубку. — Слушаю, — гаркнул Пчёлкин. — Алло, Пчёла, — сквозь шипящие помехи пробасил Космос. — Ты че так долго к телефону подходишь? Я уже заколебался тебе трезвонить.       Витя тряхнул кистью левой руки и глянул на циферблат часов: половина девятого утра. — Кос, ты охренел мне в такую рань наяривать? — Пчёла не планировал любезничать с другом. — Я до часу ночи в офисе проторчал, дай хотя бы один день нормально отоспаться. — Телек включи, — выпалил Холмогоров. — Че? — Витя злобно рыкнул. — Ты бухой там, что ли? — Телек, блять, включи!       Заинтригованный ни то просьбой, ни то приказом, Пчёлкин схватился за пульт и включил стоящий в углу телевизор.       Перед сонными глазами тут же запрыгали балерины, облаченные в белые пачки и пуанты. Поняв, что Космос вряд ли позвонил Вите, чтобы обсудить с ним «Лебединое озеро», он переключил канал, но и там с экрана предстало то же самое выступление. Так продолжалось до тех пор, пока Пчёла не перелистнул все доступные ему телеканалы — их перекоммутировали на одну программу.       Нехороший знак. — Че за херня? — Витя, нахмурившись, удобнее устроился на полу. — Умер кто-то? — А так, Пчёла, — выдохнул Кос прямо в трубку. — Переворот в стране начался. — Кого они там переворачивать собрались? — Пчёлкин вопросил, скорее, риторически. — Насколько дело плохо? — Да уже чрезвычайное положение ввели. По улицам БТР, танки-шманки разъезжают — суета намечается, мама не горюй.       Конечно, Витя понимал, что переворот был неизбежен — рано или поздно это все равно бы случилось.       В новое десятилетие Советский Союз вошел с тяжелейшей экономикой, отсутствием какой-либо идеологии и народом, желающим отныне жить по-другому. Дойдя до состояния брожения, страна начинала молниеносно разваливаться.       Последним гвоздем в крышке этого гроба стало объявление Горбачева о создании Союза Суверенных Государств, подписывать договор о котором он намеревался, по иронии судьбы, завтрашним днем.       Но Пчёла не ожидал, что путч произойдет так скоро.       Оставив телевизор включенным, он в полной задумчивости поплелся на кухню. Мысли воевали за внимание хозяина одна за другой, не давая Вите сконцентрироваться на чем-то конкретном, руки механически варили в турке кофе — спать после таких новостей больше совершенно не хотелось.       Ввиду политической ситуации бизнес бригады также рисковал попасть под угрозу, а это Пчёлкину, поставившему на кон будущего благополучия не только четверых друзей, но их совместного с Василисой, все свои силы, ресурсы и время, было абсолютно невыгодно.       Когда Витя уже сидел за обеденным столом — единственной мебелью в квартире — с кружкой кофе в руках, слух уловил доносящийся из гостиной заупокойный голос диктора.       Балет заменили обращением советского руководства.       «В целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной, гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества, в отдельных местностях СССР введено чрезвычайное положение на срок шесть месяцев».       Монотонный мужской голос в гробовой тишине прозвучал уж слишком кисло.       Так и не притронувшись к кофе, Пчёла подошел к окну.       Во дворе начали кучковаться в небольшие группы людей — еще один нехороший знак, который являлся предвестником скорых митингов.       Москва стремительно просыпалась в волнении.       Витя снова взглянул на часы.       Совсем скоро Василиса должна закончить ночное дежурство, а это значит, что ему кровь из носа нужно было успеть доехать до Склифосовского раньше, чем она покинет стены больницы. Оставлять Стрельникову одну в период всенародного хаоса, который вполне мог обернуться настоящей катастрофой с многочисленными жертвами, Пчёлкин не изъявлял никакого желания.       Он собрался так резво и быстро, что любой советский солдат мог позавидовать подобной скорости — если бы кто-то стоял над душой у Вити с зажженной спичкой, она бы не успела догореть.       Но его намеченные планы снова потерпели фиаско.       Выехав на Тверскую улицу, Вольво застрял в людской пробке. Сотни горожан, объединившихся в широкую колонну, шествовали прямиком по центру дороги с трехцветными флагами, портретами Сахарова и Ельцина.       Откуда-то из толпы раздавался скандирующий призыв: — Все на защиту Белого дома!       Пальцы тревожно барабанили по ободу кожаного руля, губы то и дело сжимались в тонкую полоску, а холодный прищур в нетерпении следил за развернувшейся перед глазами стихийной процессией.       Терпение Пчёлы неизбежно падало к нулю: — Блять, да когда вы закончитесь уже все?       Тяжелая ладонь размашисто ударила по клаксону.       Честное слово, будь его воля, Витя бы без сожаления задавил этот марш к чертовой матери — ведь до окончания Васиной смены оставалось все меньше времени. Но вместо того, чтобы воплотить задуманное, он сдал назад и, зарулив во дворы, направился к больнице обходными путями.       Через двадцать минут поездки, на которую Пчёлкин истратил свои последние нервы, он бросил машину по диагонали сразу двух парковочных мест — на что в настоящий момент ему было перманентно до пизды — и направился в Склиф.       Его грозный исподлобья взгляд, напряженные плечи и сжатые кулаки заставляли обращать на себя внимание всех, кто только попадался Вите на пути, но в частности — медсестер.       Стоило им издалека заметить надвигающуюся грозовую тучу с прозвищем Пчёла, они тут же принимались громко перешептываться и опасливо оборачиваться ему вслед.       Это стало последней каплей в кувшине выдержки Вити: — Че пялитесь?       Он резко остановился, приколачивая к стене ледяным взором двух застывших в ужасе девушек.       Длинноногие, облаченные в короткие халатики, работницы Склифа так и манили разыграть с ними одну нехитрую ролевую игру. Раньше Пчёлкин бы обязательно засмотрелся на подобных медсестричек, приглашая их в подсобное помещение для «тщательного осмотра».       Но не сегодня.       Сегодня Витя готов был разорвать их голыми руками. И пусть он рисковал получить смачный выговор от Василисы за проявленную грубость в отношении ее коллег — сил терпеть их чрезмерное любопытство и, как следствие, новую волну сплетен, у Пчёлы больше не находилось. — Ничего, — проблеяла одна из девчушек. — Простите… — Вот и шуруйте, куда шли, — рявкнул Витя. — Если я только узнаю, что вы донесли об этой встрече Стрельниковой — пеняйте на себя. — Нет-нет, — подключилась вторая. — Мы ничего и никому не скажем. Обещаем!       Проведя пятерней по волосам, которые Пчёлкин в спешке сборов не успел толком уложить, он проследил сверлящим взглядом за убегающими медсестрами, глубоко вздохнул и продолжил путь в реанимацию, которая встретила его уже привычной тишиной.       Чтобы не нарушать покой лежащих здесь пациентов, Витя аккуратно перешагнул порог отделения и осмотрелся.       За постом у самого входа, по обыкновению, восседала Лизавета.       С идеально уложенной каштановой копной и макияжем, сделанным по последнему писку моды, Попова резко контрастировала на фоне остальных сотрудников больницы. Складывалось впечатление, будто она всю ночь провела на танцполе, но никак не в крыле интенсивной терапии, спасая жизни.       Заметив в арке незваного — и такого нежелательного — гостя, Лиза закатила глаза и обреченно вздохнула: — Пчёлкин, ты, может, пропишешься уже здесь? Нам как раз дворников не хватает. — Ну, отчего же сразу дворником? — Пчёла усмехнулся. — Я, Лизок, может, на твое место мечу.       Он ступил к Поповой неспешно, пряча руки в карманах брюк.       Враждебный девичий огонек, что вспыхнул сразу после услышанных слов, побудил Витю осклабиться — было заметно, насколько Лизавете претило любое их взаимодействие.       Что, в принципе, было абсолютно взаимно. — Что, тоже заставишь уволиться, как моего дядю? — Лиза подняла на Пчёлкина колючий взгляд. — Только у тебя ничего не получится — у меня крыша есть. — Да ну? — Витя взметнул брови в откровенной насмешке. — И кто это, позволь узнать? Сильно опасный человечек?       Услышать от девушки, родившейся в семье уважаемых врачей и ученых, про крышевание оказалось настолько абсурдно, что даже смешно, отчего Пчёла раскатисто рассмеялся.       Откуда она слова-то такие знает?       Хриплый смех, разлетевшийся по холлу, разбудил на загривке мурашки и заставил Попову неуютно поежиться. Но просто так сдаваться она не планировала: — Девушка твоя, — уверенно парировала Лизавета. — Достаточно опасно?       Более чем.       Витя и сам старался лишний раз не лезть на рожон, знал же, на что может быть способна Василиса в своем праведном гневе; особенно сейчас, когда они только-только ступили на тропу полноценных отношений. Поэтому и угрожать Лизе он всерьез не планировал.       Разве что забавы ради, чтобы место свое знала.       Голубой взгляд, что до этого был полон смешинок, сверкнул недобрым блеском. Чтобы лучше разглядеть эмоции на личике своей собеседницы, Пчёлкин вальяжно облокотился на стойку и вцепился острыми льдинами в замершую Попову: — А знаешь, кто крыша у Стрельниковой?       Лизавета медленно покачала головой в отрицании.       Для большей убедительности, — и наглядности — Витя нарочито важно поправил подолы своего пиджака, как бы невзначай открывая перед Лизой покоящуюся за пазухой кобуру пистолета: — Я, — расплываясь в притворной улыбке, пояснил Пчёла. — Поэтому советую тебе со мной дружить, Лизок, чем не дружить.       Пухлые накрашенные губки превратились в ниточку.       Скрестив руки на груди, Лизавета поспешила увести налитый свинцом карий взгляд от Вити и устремила его в противоположную стену — более возразить ей было нечего. В самом деле, не станет же она нарываться на вооруженного бандита.       Победа, которую Пчёлкин всухую одержал в этой словесной перепалке, побудила его просиять похлеще начищенного пятака.       Он отошел от сестринского поста и направился к дивану в центре холла, чтобы скоротать оставшееся время в ожидании Васи.       Голова нещадно гудела от переутомления, недосыпа и обрушившихся, как снег на голову, новостей, потому Витя удобнее устроился на своем месте и прикрыл глаза. Здесь, в отделении реанимации, царил свой мир, далекий от политики, хаоса и протестов — а это ему, уставшему до кончиков волос, было только на руку. — Ты чего тут развалился?       Но насладиться долгожданным спокойствием Пчёле не дал раздавшийся у самого уха фальцет Лизы. Она возвышалась над ним, уперев руки в боки, и натурально пыталась прожечь дыру свирепым взглядом.       Ну, прямо-таки, копия Стрельниковой. — Василису жду, — нехотя буркнул Витя. — Других мест для этого больше нет? — Лиза не торопилась сдаваться. — Ты в отделении реанимации находишься, а не в комнате ожидания. — Попова, харе зудеть уже, а, — ядовито ощерился Пчёлкин. — Я тебе мешаю, что ли? Сижу, никого не трогаю, в чем проблема? — Представь себе, еще как мешаешь! — Интересно, каким образом? — Своим присутствием. — Что здесь происходит?       Вспыхнувший на ровном месте спор прервал спасительный голос Василисы.       Она замерла у пустующего поста с медицинской картой в руках. Изможденная ночным дежурством и длительной непростой операцией, Стрельникова с подозрением разглядывала скованных обоюдным пренебрежением недругов.       Но стоило Пчёле только заметить в поле зрения свою девушку, его интерес к Поповой тут же испарился. Он поднялся на ноги и, взметнув уголки губ, подошел к Васе.       Они не виделись долгие две недели.       После того, как на васильковом поле Витя исповедался перед Василисой, они приняли решение начать отношения с чистого листа. Но неотложная работа, что так не вовремя украла время обоих, внесла свои коррективы в их планы.       И теперь, стоя перед Стрельниковой, Пчёлкин не мог сдержать накопленную за четырнадцать дней нежность.       Все, что еще пять минут назад капало на мозги раздражением, отошло на второй план. — Привет, Цветочек, — шире улыбнулся Витя. — Привет, — Василиса внимательно оглядела стоящего перед собой, слегка взъерошенного, Пчёлу. — Что-то случилось? У тебя же сегодня выходной. — Соскучился, — честно признался тот.       За спиной раздалось язвительное фырканье Лизаветы.       Бандиты умеют скучать — кто бы мог подумать.       Витя закатил глаза, силясь на пределе возможностей, чтобы не обернуться на Попову и не прихлопнуть ее, как назойливую букашку.       Держись, Пчёлкин. — Ты закончила? — Он вернул концентрацию внимания на с трудом сдерживающую смех Васю.       Ее откровенно веселили токсичные взаимоотношения Вити и Лизы. — Да, — с улыбкой ответила Стрельникова. — Тогда переодевайся, — кивнул Пчёла. — И поедем. — Куда? — Василиса хитро сощурилась. — Пока не скажу, — подмигнул Витя в ответ.       Раскрывать секрет раньше времени он не хотел.       О том, что Пчёлкин купил квартиру, знали только пацаны; для Стрельниковой же эта новость готовилась сюрпризом. Перед тем, как приглашать в свое новое гнездышко возлюбленную, Витя планировал должным образом к этому подготовиться — как минимум обставить комнаты мебелью для большего уюта. Но начавшийся утром переворот спутал ему все карты.       Потому затягивать Пчёла больше не видел смысла — мало ли, какие еще подарки руководство страны уготовит в будущем.       На крышу Вольво, в котором Витя ждал Васю, крапал мелкий дождь; августовское небо подчистую затянулось тучами. Даже сидя с закрытыми окнами, слух Пчёлкина улавливал зычные голоса митингующих.       За то время, которое Витя провел в Склифосовском, на улицы Москвы вышло еще больше горожан, и теперь их численность варьировалась не десятками или сотнями, а тысячами.       Обстановка в столице накалялась с завидной скоростью.       Голубой взгляд, исследующий полупустую парковку, заметил перед собой силуэт Стрельниковой. Ее больничная форма сменилась подчеркивающей стройное тело юбкой-карандаш и блузой, ножки по обыкновению обуты в туфли-лодочки, а длинные белокурые волосы мягко развевались на ветру.       Красивая.       Впорхнув в автомобильный салон с такой грациозностью, что горная лань вполне могла бы сгореть от зависти, Стрельникова первым делом потянулась к Пчёле. Она ласково обхватила его лицо обеими руками и, коснувшись своими губами мужских, запечатлела на них поцелуй. Сладкий, легкий и невесомый; такой, после которого Витя не смог сдержать улыбки.       Как же он скучал. — Слышала про переворот, — вымолвила Вася, когда Вольво выехал за пределы парковки. — Все плохо? — Хреново, — Пчёлкин тяжело вздохнул. — ЧП объявили. — Поэтому ты приехал?       Витя коротко кивнул.       Несмотря на неутешительные новости, Василиса едва заметно улыбнулась. Ей было приятно, что вопреки единственному за последние две недели выходному, видимой усталости и царящим беспорядкам в городе, который Пчёлу нервировал не меньше остальных, он сорвался и приехал за ней.       Неужели их отношения в самом деле стали прокладывать путь к доверию и ответственности друг за друга?       Обратив внимание, что машина едет по другому, далекому от Бирюлево Западного, маршруту, Стрельникова обернулась на Витю и изогнула бровь.       Что он задумал? — И, все-таки, куда ты меня везешь? — Скоро узнаешь, — Пчёлкин не планировал сдаваться. — Ну, или не совсем скоро.       Он притормозил на перекрестке и, нахмурившись, вперился угрюмым взглядом перед собой.       За лобовым стеклом, на пересечении двух главных дорожных полос, медленной процессией проезжала колонна из десятков танков и бронетранспортеров. Громоздкие машины, точно предвестники Армаггедона, выглядели настолько угнетающе и мрачно, что Вася широко распахнула глаза и неосознанно вжалась в автомобильное кресло.       Слышать о путче, находясь в безопасных стенах больницы, и видеть его наяву — оказалось совершенно полярными вещами.       Да настолько, что сердце в страхе едва ли не ухнуло в пятки.       Наряду с военной техникой, которая совершенно не вязалась со вчерашним мирным временем, шествовали тысячи людей. Они держали в руках яркие транспаранты и флаги, а на лицах — маски злости, отчаяния и непоколебимой решимости. Особенно смелые пинали танки по броне и пытались навесить на них плотные тряпки, чтобы лишить видимости.       Изумрудный взгляд скользнул влево, к началу улицы, откуда виднелись самодельные баррикады, построенные из арматур, мусорных баков, скамеек и спиленных деревьев. На одной из них красной краской, напоминающей кровь, гласила надпись:

«КПСС ЗАПРЕТИТЬ!

РАСПУСТИТЬ!

СУДИТЬ!»

      Так Василиса поняла, что наступил неизбежный закат мировой державы. — Неужели это конец? — Ее голос дрогнул в тревоге.       Поджав губы, Витя обернулся.       Он оперся свободной рукой об автомобильный подлокотник, взглянул на Васю и, скрестив их пальцы друг с другом, едва заметно улыбнулся: — Все будет хорошо, Цветочек. Для нас это не конец.       Его слова, произнесенные неуверенно и отчасти фальшиво, не внушали никакого доверия, но оспаривать их Стрельникова не стала. Если Пчёлкин хотя бы на сотую долю процента считал, что они со всем справятся — она поверит вместе с ним.       Общая вера, подкрепленная одним желаем, поможет пережить все невзгоды, которые уготовило им будущее.       Спустя полтора часа человеческой и танковой пробки, белый Вольво, наконец, остановился у нового дома на Остоженке.       Василиса все еще не понимала, с какой целью Витя привез ее в этот район, потому выжидательно наблюдала за тем, как он открывает дверь чужой квартиры, расположенной на девятом этаже. — Может, уже расскажешь, зачем мы сюда приехали? — Вася беззлобно усмехнулась. — Чья это квартира? — Моя, — склонившись в реверансе, Пчёла указал рукой на вход. — Добро пожаловать, Цветочек.       Вот так новости!       Вскинув брови в искреннем удивлении, Стрельникова переступила порог новой берлоги Вити. Она осторожно, но с преобладающим интересом, исследовала каждый ее уголок, заглядывая в комнаты, отчего сам Пчёлкин невольно сравнил ее с кошкой. Изящной, породистой и благородной, какую по традиции заводили в новый дом первой для удачи и благополучия.       А удачу в жизнь Вити Василиса приносила в троекратном размере. — Ну, как тебе? — Пчёла ни на шаг не отходил от своей первой гостьи, следуя за ней по пятам. — Пустовато, — ухмыльнулась Вася.       Квартира Вити, которая находилась недалеко от центра, была большой: двухкомнатной, с просторной кухней и дорогим современным ремонтом. Она могла казаться еще уютнее, будь в ней чуть больше мебели — кроме матраса, который Стрельникова обнаружила на полу в спальне, и обеденного стола здесь больше ничего не было. — Еще не успел ничего купить, — пожал плечами Пчёлкин. — Въехал несколько дней назад, хотел сделать сюрприз. — У тебя это получилось, — честно призналась Василиса, пройдя в кухню. — Поможешь с выбором мебели?       Витя медленно подошел к Стрельниковой и, остановившись за ее спиной, обеими руками обхватил талию. Он склонился над ней, полной грудью вдохнул аромат духов, а после кончиком носа провел по открытой шее, отчего женская кожа незамедлительно отозвалась мелкими мурашками. — Помогу, — прикрыв глаза, мурлыкнула Вася. — Переезжай ко мне, — Пчёла коснулся губами изгиба ее плеча, оставляя на нем первый поцелуй.       Как же он скучал. — Зачем? — Василиса перешла на шепот, с трудом сдерживая прерывистое дыхание. — Хочу всегда быть с тобой, — не отрываясь от бархатной кожи, Витя перешел на ответный шепот. — В стране хрен пойми, что происходит, а со мной ты всегда будешь в безопасности.       Тягучие, обжигающие и такие дразнящие, поцелуи поднялись к девичьему ушку, после чего Пчёлкин аккуратно прикусил его мочку — одно из слабых мест Стрельниковой.       Поняв, что таким образом Витя пытался склонить ее к переезду, Вася на томном выдохе усмехнулась: — Нет, Пчёлкин.       Так быстро разменивать свою свободу и сдаваться в этом чувственном поединке она не собиралась. Если Пчёла решил сыграть с ней в игру — она примет правила. — Сколько ты еще будешь от меня бегать, Стрельникова? — Витя перешел на рык, сильнее сжимая тонкую талию. — Не знаю, — пожав плечами, кокетливо отозвалась Василиса. — Год; может, полтора.       Зараза.       Пчёлкин собрал светлые волосы и, накрутив их на кулак, резко нагнул корпус Васи вперед, так, чтобы она упала грудью на стол. Свободной рукой он плавно поднимался по ножке, поддевая пальцами подол юбки, а бедрами теснее прижимал женские ягодицы к холодной поверхности.       Контраст температур, — как внешних, так и внутренних — который ощутила Василиса, побудил ее шумно вобрать в себя воздух. — Хватит со мной играть, — склонившись над самым ухом, низким голосом парировал Витя. — Мы же оба знаем, что ты будешь со мной.       Жар чужого дыхания натурально опалял кожу, отчего Стрельникова запрокинула голову и дразняще вильнула бедрами, чувствуя, как в них упирается нарастающее возбуждение Пчёлы.       Задрав юбку, он приложил ладонь к трусикам, под тканью которых ощущалось горячее взаимное желание. Витя без долгих раздумий сдвинул кромку нижнего белья и коснулся пальцами чувствительной точки, заставляя Василису изогнуть спину и издать первый тихий стон.       Он любил ее слушать.       Указательный палец дразняще водил по влажным складкам, из-за чего Вася дышала все сбивчее и громче. — Любишь меня? — Пчёлкин вопросил твердо, не прерывая своего сладостного занятия.       За то время, что они со Стрельниковой были вместе после его возвращения, она ни разу так и не произнесла те заветные и важные для Вити слова.       Потому сегодня он определенно точно добьется своего. Если не согласия на его предложение, то хотя бы долгожданного признания. — Да, — девичий голос разливался патокой. — Скажи громче, — Пчёла ускорил темп, чувствуя, как женское тело под ним напрягается в нарастающей разрядке. — Я хочу слышать тебя. — Да, — с губ Василисы сорвался громкий стон. — Люблю. Я люблю тебя, Пчёлкин.       Дурманящий выкрик заставил Витю гортанно рыкнуть. Он поднял Васю в полный рост и, развернув ее к себе лицом, ловко усадил на стол.       Руки, пробитые мелкой дрожью, в нетерпении сбрасывали на пол одежду; губы сминали чужие и хаотично покрывали влажными поцелуями каждый миллиметр кожи, а разум, покинувший сознание, растворился в физической близости.       Пустая кухня, что до этого слышала лишь приглушенное кипение чайника, наполнилась тяжелым прерывистым дыханием и стонами. Страстными, срывающими башню к чертовой матери.       И пусть Стрельникова отказала Пчёле в их совместном жительстве, но сейчас, в эту самую минуту, он был рядом с ней. Чувствовал ее, впитывал естественный аромат стройного тела, был в нем, становясь единым целым.       Он слишком долго этого ждал. — Тест-драйв стола успешно пройден, — устало улыбнулась Василиса, утопая в объятиях Вити. — После покупки остальной мебели проверим и ее на прочность, — вскинув уголки губ, Пчёлкин пытался выровнять тяжелое дыхание. — А ведь так может быть каждый день.       Предприняв последнюю попытку убедить Васю переехать к нему, Витя обхватил ее лицо обеими руками и оставил на девичьих губах медленный и пленительный поцелуй. — Подумай, Стрельникова, от чего отказываешься. — Пчёлкин, я менять своего решения не собираюсь.       Невозможная.       Василиса мягко спрыгнула со стола и, собрав с пола разбросанную одежду, на цыпочках удалилась в ванную комнату. Ее обнаженный силуэт, прикрытый лишь скомканной юбкой, заставил Пчёлу стиснуть зубы.       Он задумчиво сощурился, проведя большим пальцем по искусанной страстью нижней губе, и бесшумно усмехнулся.       Если Стрельникова сама отказывается жить с ним, значит, Вите пора переходить к радикальным мерам — ведь он, как и она, своего решения менять не собирается.       Василиса будет с ним.