Мимикрия II

      Стук каблуков раздавался по всему периметру двора.       Он агрессивно впечатывался в асфальт, молотом бил по вискам и растворялся в вечернем воздухе.       Оставив немца позади, рядом с припаркованным белым Вольво, Василиса твердым шагом направлялась к одному из подъездов дома в Хамовниках. Она на миг остановилась, вгляделась в нужные окна, где горел свет, и, поджав накрашенные губы, продолжила путь.       Сердце, что вместе с кровью качало нарастающую злость, работало на пределе возможностей, холодные руки то и дело сжимались в крепкие кулаки. Вопреки свинцовой усталости, какая намертво придавливала Стрельникову к земле, клокочущий в венах адреналин позволил ей вихрем подняться на пятый этаж.       Остановившись у нужной квартиры с порядковым номером пятьдесят три, Вася с усилием вжала указательный палец в дверной звонок.       Но открывать никто не торопился.       Готовая вот-вот выдернуть из натянутых нервов чеку и взорваться, подобно лимонке, она снова — уже более требовательно — попытала свою удачу, издеваясь над ней до тех пор, пока по ту сторону не послышались неспешные шаги.       И, когда дверь, наконец, открылась, на пороге предстал Витя.       Одетый в брюки и голубую рубашку с закатанными до локтей рукавами, он, кажется, нисколько не удивился незваной гостье. Лицо Пчёлкина, под глазами которого пролегли тени утомленности, в целом не передавало никаких эмоций; он даже в привычной манере не усмехнулся, встретившись с любимыми изумрудными глазами. — Привет, — сухо вымолвил Витя.       Он спрятал руки в карманах брюк и равнодушно уставился на стоящую напротив Васю, которая, в свою очередь, на мгновение даже забыла о цели своего первоначального визита.       Стрельникова нахмурилась. Ей вдруг захотелось приложить ладонь к мужскому лбу, чтобы проверить температуру, — настолько Пчёла вел себя подозрительно.       А точнее — никак.       Осунувшееся лицо, безразличный взгляд, голова слегка наклонена набок, будто Витя мысленно отсчитывал секунды в ожидании, когда Василиса покинет его территорию.       Что с ним произошло за то время, которое они не виделись? — Ты что-то хотела? — Пчёлкин снова подал голос, прямо намекая Васе на то, что их молчание изрядно затянулось.       Часто проморгавшись, она заставила себя вернуться к реальности, благодаря чему прежняя злоба на Витю тотчас побудила двинуться в его сторону: — Пчёлкин, ты совсем охренел? — Василиса толкнула его в грудь, тем самым заставляя застывшего в дверях Пчёлу попятиться назад.       Но вместо того, чтобы вступить в оборонительное столкновение, он только устало вздохнул, закатив глаза, и позволил Стрельниковой пройти внутрь своего съемного жилища.       Понимал же, зачем она пришла.       За прошедший месяц, который Вася провела в Омске вместе с Гришей и их названным сыном, бригада успела наворотить столько дел за ее спиной, что Витя искренне удивился, как она до сих пор не выстрелила ему в лоб. — Что случилось на этот раз? — Пчёлкин вопросил безучастно, почти незаинтересованно.       Сходу признавать вину, которую он таковой и не считал, Витя не планировал, потому делал вид, будто не понимал предъявленного упрека.       Василиса же посмотрела на него, как на натурального идиота, а после, вобрав в грудь вместе с воздухом остатки самообладания, пояснила: — Не успела я сойти с трапа самолета, как до меня дошли слухи, что дядю Поповой сняли с поста заведующего гинекологического отделения. — И? — Пчёла едва заметно ощерился. — Я тут причем?       Виски после бессонной — и пьяной — ночи сковала режущая боль, а звенящий голос Стрельниковой, какой всегда активизировался в моменты ее ярости, и вовсе разламывал голову пополам.       В том, что подружка Васи обязательно доложит о произошедших кадровых перестановках в Склифосовском в период ее отсутствия, Витя нисколько не сомневался. Но скорость, с которой Лизавета сориентировалась в этом вопросе, поразила даже его — ведь Василиса в самом деле вернулась в Москву меньше суток назад и теперь стояла перед ним, полная желчи и решимости.       Если бы Пчёлкин мог предположить такой исход события, то успел бы как следует подготовиться к предстоящим разборкам.       Ну, или хотя бы не стал пить накануне. — За несколько дней до его отставки к нему заявились трое мужчин с угрозами, — продолжила Василиса. — И, представь мое удивление, когда в одном из них медсестры узнали тебя. — С каких пор ты стала верить главным сплетницам всех больниц? — Витя поджал губы и сощурился. — Мало ли, что им могло показаться. — Да тебя уже весь Склиф знает, — повысив голос, Вася размашисто всплеснула руками. — Напомнить, какие фокусы ты там устраивал? — Не надо, — раздраженно буркнул Пчёла. — Амнезией не страдаю.       Его терпение стремительно пробивало дно.       Запрокинув голову, Витя прикрыл глаза и потер переносицу. Опровергать и дальше свою причастность к вынужденному увольнению завотделением было бессмысленно — на руках у Стрельниковой оказалось слишком много карт против него.       Вооруженная облава, скандал вокруг юриста, угрозы Лизе; и все это на глазах у слишком языкастых медсестричек.       Пчёлкин по праву носил звание главной звезды больницы. — Он получил по заслугам, — нехотя признался Витя. — Интересно каким, — с неприкрытой издевкой парировала Василиса. — Нехер было документы направо и налево фальсифицировать, — Пчёла, не сдержавшись, грозно рявкнул.       Теперь все встало на свои места.       Предприимчивый — и весьма злопамятный — Витя с легкой руки решил наказать дядю Лизаветы за то, что тот помог Грише и Васе вписать свои имена в свидетельство о рождении чужого ребенка.       Но это оказалось далеко не последним пунктом в списке пчелиных грехов.       Сжав кулаки до побеления костяшек, Стрельникова вплотную подошла к Пчёлкину, впиваясь в него колючим взглядом. Близость, что образовалась между ними, не оставляла ни единого миллиметра свободного пространства и искрила зарождающимся пожаром.       Одно неверное слово — и все полетит к чертям. — Ты не имеешь права решать за других, — враждебно процедила Вася. — Точно так же, как не имеешь права устанавливать за мной слежку — я не твоя собственность. — Чего? — Витя чуть не поперхнулся от накатившего возмущения. — Какую еще слежку?       Безусловно, когда до него дошла информация о том, что Василиса вместе с ребенком на неопределенное время уезжает к Грише, Пчёла всерьез хотел отправить за ней своих пособников. Но их последний разговор, состоявшийся после взрыва, вовремя заставил его одуматься.       Как бы Вите ни было невыносимо оставлять Стрельникову наедине с Головиным, он, скрипя зубами, все же дал ей ту свободу, которую она требовала.       Потому сейчас откровенно не понимал адресованную ему предъяву. — Ты просила меня уйти — я ушел, — гаркнул Пчёла. — В чем проблема? — Хочешь сказать, что тетка Белова, занявшая место Попова, не твоих рук дело? — Вася перешла на ответный крик. — Ты теперь и на работе меня своими шестерками окружить решил? — Стрельникова, базар фильтруй, — некогда светлые глаза Вити налились свинцом, голос принял стальной характер. — Никто тебя пасти не собирался. Катя — хороший и честный специалист, только поэтому она заняла место родственника твоей ненаглядной подруги.       О том, что родная тетя Сани перешла на должность заведующей гинекологического отделения в Склифосовском по настоянию самого Белого, Пчёла упоминать не стал — чревато новой ссорой.       Но его предусмотрительное молчание не смогло спасти ситуацию.       Чека терпения Василисы, которую она из последних сил удерживала в себе, со свистом вылетела из спускового рычага и подорвала ее и без того хлипкий после тяжелого месяца и перелета эмоциональный фон.       Подняв руку, Стрельникова замахнулась кулаком на Витю, но тот, вовремя сориентировавшись, перехватил девичье запястье и крепко сжал его. — Успокоилась!       Мужской крик смерчем разлетелся по квартире, вылетев в ближайшую открытую форточку.       На мгновение замерев, Вася раздраженно шикнула. Она предприняла несколько бесполезных попыток высвободить руку, но Пчёлкин, непоколебимый в своих намерениях, только сильнее обвил кольцом пальцев тонкую кисть.       За три года он успел выучить некоторые повадки Василисы и знал, что пока напряжение в ее миниатюрном теле не спадет — она обязательно захочет продолжить раунд. — Успокойся, — уже тише, но не менее свирепо повторил Витя. — Я знаю, как это может выглядеть со стороны, но новая должность Кати — не моя инициатива. Я же не мазохист, чтобы лишний раз нарываться на скандал.       Изумрудный взгляд, залитый ядом обиды, сверкнул затишьем.       Усталость, которая прежде скрывалась за сокрушительными эмоциями, обрушилась на Стрельникову с двойной силой.       На протяжении целого месяца она, оказавшись в чужом незнакомом городе, разрывалась между четырехмесячным Андреем, требующим к себе перманентного внимания, и частично парализованным Гришей, который также нуждался в поддержке. Потому, вернувшись в Москву, Вася хотела лишь одного — передышки.       Но весть о деятельности бригады за ее спиной спутала все карты.       Приложив последние усилия, Василиса вырвала руку из мужского захвата и прямиком в обуви по-хозяйски направилась на балкон чужой квартиры. — Стрельникова, разуйся, — уныло взмолился Витя.       Он обернулся на шествующую по коридору гостью, которая, услышав ни то просьбу, ни то приказ, наотмашь сбросила с себя туфли и скрылась за дверью комнаты.       Господи, дай Пчёлкину еще немного сил пережить остаток этого дня.       Вместо того, чтобы пойти вслед за Васей и перебить остатки агрессии никотином, Витя изможденно рухнул на разобранный диван, запрокинув голову к потолку. Он ненадолго прикрыл глаза, прислушиваясь к долгожданной тишине, а после обратил внимание на стоящую напротив Стрельникову.       Одетая в бежевую блузу, чье выразительное декольте Пчёла заметил еще на пороге, Василиса, сама того не подозревая, пробуждала в нем отголоски животной похоти, которая уже давно нуждалась в разрядке. Скользнув взглядом ниже, он обвел контур талии, а после остановился на упругих ягодицах, что так сексуально облегали черные брюки клеш.       Вася даже курила настолько пленительно, что Пчёлкин неосознанно стиснул челюсти в нетерпении.       И пусть еще каких-то десять минут назад они ругались так, что едва ли не дрожали стены, — желание взять ее прямо на подоконнике стремительно перерастало в потребность.       Нет, это было уже чересчур.       Подорвавшись с дивана так резво, что перед глазами заплясали темные мушки, Витя схватил ключи от машины и обратился к Стрельниковой: — Поехали.       Василиса в недоумении сощурилась, вмяла фильтр выкуренной сигареты в стенки пепельницы и обернулась на решительно настроенного Пчёлу.       Что он задумал? — Куда? — Вася поинтересовалась сдержанно, без особого энтузиазма. — Без разницы, — рявкнул Витя, скрывшись в коридоре.       Убеждение, в котором он вел себя странно, снова назойливым червяком прогрызало разум Стрельниковой.       Но больше спорить с Пчёлкиным она не хотела — не было сил.       Найдя в разных углах квартиры разбросанные туфли, Вася без лишних вопросов последовала за Витей к его автомобилю.       Прежде она никогда не была внутри него, потому принялась тщательно изучать салон: кожаные сидения скрипели новизной, на торпедо не наблюдалось ни единой пылинки, коврики под ногами блестели чистотой, а в воздухе витал терпкий перечный парфюм, сливаясь в единую ноту с выкуренным табаком.       Белый Вольво плавно рассекал пустую дорогу столицы по направлению к ее границе с областью. На крыши домов постепенно опускалась ночная июльская мгла.       За тридцать минут, что пара провела в поездке, никто из них не проронил ни слова.       Не отрываясь от трассы перед глазами, Пчёла на ощупь открыл бардачок и достал оттуда кассету с серой обложкой. Ее нестандартный шрифт и пестрые графические элементы показались Василисе знакомыми, но разглядеть их она не успела.       Еще через несколько секунд аудиокассета оказалась в магнитоле, после чего автомобильный салон погрузился в легкий гитарный перебор.       Стрельникова сразу признала в звучащих мотивах одну из своих любимых песен группы Кино — «Спокойная ночь».       Она хотела было усмехнуться в адрес Вити, который прежде никогда не слушал подобную музыку, отдавая предпочтение более зажигательным и ритмичным композициям зарубежного диско. Когда Вася впервые познакомила Пчёлкина с этой песней еще в восемьдесят восьмом году, он только пренебрежительно скривился, утверждая, что от нее можно было впасть в уныние.       Но сейчас все было по-другому.       Закурив сигарету, Витя прибавил громкость и устремил пустой взгляд на дорогу.       Все его естество так и кричало о том, что жизнь Пчёлы претерпевает сложные личностные перипетии, беспощадно рушащие его привычный уклад. Об этом красноречиво говорило и его неоднозначное поведение: холодная, почти полная отрешенность, безразличие, желание без какой-либо цели сорваться посреди ночи из дома и уехать по неизвестному направлению.       Словно Витя настолько устал от этого мира, что ему едва хватало сил устоять на плаву.       Василиса внимательнее всмотрелась в сосредоточенный профиль Пчёлкина, одновременно любуясь мужской красотой и перебирая в мыслях возможные причины его меланхолии, и лучше вслушалась в доносящийся из колонок баритон Цоя.

«Тем, кто ложится спать, спокойного сна.

Спокойная ночь».

      Осознание корня истинной проблемы Вити тонкими иглами продырявило легкие, из-за чего дыхание на миг сперло — он не просто так включил эту песню.       Благодаря музыкальному ликбезу, который три года назад Стрельникова провела невежественному девятнадцатилетнему Пчёле, он знал, о чем на самом деле его тезка пел в композиции.       И теперь, включив ее у себя в машине, Витя чужим голосом исповедовался перед Василисой.       Грудную клетку сдавило тисками, отчего Вася машинально приложила к ней ледяную ладонь. Она часто проморгалась, чтобы сбросить с себя пелену тяжести, и перевела печальный взгляд к окну, отвлекаясь на дробь фонарных огней, разбросанных по обочине трассы.       Жизнь Пчёлкина больше никогда не будет прежней, и он об этом знал.       Через десять минут автомобиль съехал с асфальтированной дороги и свернул на проселочную. Несмотря на кромешную тьму, в какую Вольво погрузился после поворота, Стрельникова узнала локацию, в которую они приехали.       Сердце подсказало.       Но прежде, чем покинуть машину вслед за Витей, Василиса выдержала небольшую паузу, позволив ему остаться наедине со своими мыслями — сейчас Пчёле это было необходимо.       Когда он выкурил одну сигарету, Вася осторожно ступила по сырой земле, присела на капот рядом с Витей и, прикрыв глаза, растворилась вместе с ним в бескрайнем поле синих васильков.       Легкие заполнил пряный с горчинкой цветочный аромат, а губы сами собой дрогнули в ностальгической улыбке.       «Ты знала, что васильки сильно недооценены обществом? Люди отнесли их к травянистым растениям наравне с обычной травой, которая у обочины дороги растет. Я же считаю, что васильки, несмотря на их острые лепестки, красивые и нежные создания, да и пахнут вроде ничего так». — Я до последнего не знал, куда мы едем, — тихо произнес Витя. — Тело само управляло мной. — Значит, подсознательно ты нуждался именно в этом месте, — коротко кивнула Вася. — Три года назад я тоже привез тебя сюда в июле, — лицо Пчёлы озарилось мимолетной тоскливой усмешкой. — Ты была такая счастливая.       Девичье сердце, полное печали, пропустило щемящий удар.       Тогда, три года назад, все было таким простым, а происходящие вокруг события казались настоящими приключениями.       Василиса до сих пор помнила тот неподдельный восторг, который она испытала, когда Витя впервые привез ее на это поле. Смущенный до самых кончиков ушей, он рассказывал о васильках и их значении, шутил о музыке и серьезно рассуждал о выборе каждого человека.       Тогда, в восемьдесят восьмом, для них были открыты все двери — только руку протяни, и жизнь сама пойдет навстречу.       Тогда они были такими искренними, настоящими и беззаботными. — Я убил человека.       Тишина, что еще несколько минут назад утопала в теплых воспоминаниях, разверзлась громом мужского голоса.       Он вонзился в грудь Стрельниковой выпущенной из обоймы пулей, отчего она крепко вцепилась в крышку автомобильного капота и прикрыла глаза.       Фраза, — всего три простых слова — которую она боялась услышать сегодняшним вечером, остроконечным клином расколола ее жизнь на две неравные половины, похоронив под грудой обломков те беспечность и наивность, к которым ни Вася, ни Пчёла больше никогда не смогут вернуться. — Догадалась, — только и смогла выговорить она спустя почти минуту безмолвия. — Как? — Витя тягостно скривился. — Кино все сказали за тебя. Ты ведь не просто так включил именно эту песню? — Нет.       Василиса понятливо кивнула, сбросила с себя туфли и запрыгнула на капот машины вместе с ногами, усаживаясь в позу лотоса — это всегда помогало ей собирать хаотично разбросанные мысли обратно в кучу. — Я думал, что мне будет страшно, — продолжил Пчёлкин. — Стыдно, мерзко или что там еще испытывают люди после своего первого убийства. — Но ты ничего не почувствовал, — договорила Вася. — Будто в магазин сходил, — Витя горько усмехнулся. — И это напугало меня больше всего. — В такие моменты лучше отключать эмоции, — философски изрекла Василиса, пожав плечами. — Так легче и проще, и это не делает тебя плохим человеком. Дай сигарету, пожалуйста.       Пчёла нахмурился, обернувшись на Стрельникову.       Ее выражение лица было бесстрастным, не обремененным выразительной мимикой.       Произнося свое откровение, которое Витя мог доверить только Васе, он больше всего боялся, что ее окутает леденящий душу страх, ужас и отвращение по отношению к нему. Пчёлкин был даже готов увидеть девичьи слезы.       Но Василиса снова умудрилась разорвать привычный шаблон мировоззрения Вити.       Сидя на капоте его тачки в непоколебимом хладнокровии, она только безучастно рассматривала перед собой луговые цветы и протягивала руку в ожидании сигареты. — Ты же сейчас это через призму своей работы говоришь? — Пчёла недоверчиво изогнул одну бровь и протянул Василисе пачку «Самца». — Да, — выдохнув сизый дым, Вася коротко кивнула. — В хирургии смерть — мрачная обыденность, особенно сейчас, когда из-за кризиса в стране больницам не хватает нужных препаратов. — Зачем ты вообще пошла туда? — Витя всерьез не понимал такого альтруизма. — Сутками торчишь в Склифе, можешь часами стоять в операционной, каждый день видишь смерть. Так и с ума сойти не долго. — Это была моя мечта, Пчёлкин, — снисходительно улыбнулась Стрельникова. — Хоть я и не стала хирургом, как хотела, но я все равно помогаю людям, как могу.       Разница, что разделяла пару по полярно разным мирам, порой ощущалась настоящей пропастью.       Ради денег, власти и собственной выгоды Пчёлкин не только уверенно вышагивал по головам, но и без сожаления вершил чужие судьбы. Его первое убийство раскрыло в Вите того человека, каким на самом деле он являлся все это время.       Как бы Пчёла ни пытался насильно разбудить в себе совесть, утопая во мраке взятого на душу греха, чувство вины за содеянное ощущалось не более, чем искусственно выращенной бутафорией.       И, пока Витя забирал жизни, Василиса отчаянно пыталась их спасти.       Жертвуя собой, своим ментальным и физическим здоровьем, она проводила длительные часы в операционных, бессонными ночами заботилась о пациентах и оплакивала их смерть. — Кто это был? — Вася поинтересовалась тихо, осторожно. — Кого ты убил? — Водителя, — затянувшись сигаретой, Пчёлкин ощерился. — Он подложил гранату Белому. Ты была права.       Конечно, Василиса понимала, что в той реальности, в которой жил Витя, убийство в качестве наказания за предательство — обыденная вещь. И оплакивать ту мразь, из-за которой Пчёлу самого могли отдать под суд, Стрельникова не планировала.       Но и особой радости от собственной правоты она не ощутила. — Тогда мы можем лишь пожелать ему спокойного сна, — недолго поразмыслив, подытожила Василиса.       За сим разговор был окончен.       Витя, сощурившись, внимательно посмотрел на Васю.       Какой же она была, все-таки, противоречивой, сложной и непредсказуемой. Окажись на ее месте любая другая девушка, она бы уже давно убежала от Пчёлкина, в панике сверкая пятками, а Стрельникова не только не осудила его, но и цитировала строки своей любимой музыкальной группы, как заупокойную мессу. Она поддерживала его.       Неспешно скользнув взглядом, Витя только сейчас заметил под зелеными глазами глубокие тени усталости; разглядел осунувшееся бледное лицо и изрядно исхудалое тело.       Прошедший месяц неизгладимым отпечатком наложился не только на Пчёлу. — Как прошла поездка в Омск? — Витя начал издалека. — Хреново, — тяжело усмехнулась Василиса. — Гриша будет прикован к постели еще минимум полгода, а из семьи у него только я, поэтому пришлось найти ему и Андрейке сиделку.       В груди что-то болезненно щелкнуло, из-за чего Пчёлкин тут же скривился и вскинул голову вверх.       О том, что он пытал Головина, Витя нисколько не сожалел и по сей день — будь его воля, он бы определенно точно убил его. Но то, что из-за него Васе пришлось в одиночку разрываться между неходячим Гришей и его приемным больным ребенком, катаной разрезало Пчёлу на части. — Почему ты не убил его?       Голос Стрельниковой, надломленный и тихий, прошелся по коже кипятком, отчего Витя неосознанно дернул щекой: — Кого?       Он до последнего хотел оттянуть этот неизбежный момент в их разговоре. — Гришу, — уже более уверенно пояснила Василиса. — Не смог, — честно признался Пчёлкин. — Почему? — Не знал, как потом тебе в глаза бы смотрел.       Нисколько не кривя своей уверенно гниющей душой, Витя говорил искренне.       В тот день, возвышаясь над беспомощным и полуживым Головиным, у него в самом деле была возможность убить его — стоило только сильнее надавить указательным пальцем на спусковой крючок пистолета, и главного соперника в жизни Пчёлы больше бы никогда не существовало.       Но когда ствол уже был наведен на лоб Гриши, перед глазами Вити возник образ Василисы. Слух тут же уловил децибелы ее крика, воображение четко визуализировало на красивом лице горькие слезы, а рука предательски дрогнула, уводя мушку в сторону.       И если Пчёлкин мог спокойно спать по ночам, зная, что где-то оплакивает смерть его жертвы чья-то семья, то скорбь Стрельниковой он бы никогда себе не простил.       Встав с капота машины, Витя спрятал руки в карманах брюк и задумчиво обвел прищуром бескрайнее васильковое поле.       Он поджал губы, ведя в груди борьбу с собственным сердцем, и высчитывал секунды для того, чтобы задать самый главный вопрос, который на протяжении долгого времени не давал ему покоя: — Ты правда любишь его? — Это уже не имеет никакого значения, — Вася потянулась за пачкой «Самца», которую Пчёла предусмотрительно оставил возле нее. — Мы с Гришей больше не увидимся — после всего, что произошло, я не смогу смотреть ему в глаза.       Наверняка Витя не знал, приняла ли Василиса чувство вины за то, что он сделал с Гришей, на себя.       По большому счету это и не являлось таким первостепенным, ведь слова, которые Пчёлкин готовился произнести, могли раз и навсегда исправить то, что он совершил.       На протяжении месяца, который дался Вите в отдаленности от Стрельниковой непосильным трудом, душевными терзаниями и просаженной к херам печени, он отчаянно боролся с самим собой. Раз за разом прокручивал в памяти их последний разговор и натурально ломал себя.       Если Василиса действительно любит другого — Пчёла поднимет белый флаг, капитулирует и сойдет с дистанции. Оставит с тем, кому принадлежало ее сердце, без которого сам Витя уже не представлял жизни.       Возможно, это было его первое взрослое, взвешенное и единственно правильное решение.       Пчёлкин обернулся, взметнул уголки губ в печальной улыбке и, остановившись перед Васей, с болезненной нежностью посмотрел на нее: — Любишь? — Люблю, — на выдохе произнесла она.       Когда Витя раскрыл было рот для своей дальнейшей речи, Стрельникова добавила: — Как близкого друга — Гриша очень помог, когда ты бросил меня. Я была обязана отплатить ему тем же.       Земля под ногами задрожала.       Картинка, которую Пчёла отчетливо видел еще секунду назад, расплывалась, ноги обессиленно подкосились, отчего он едва ли не упал перед Василисой на колени, а облегчение, которое Витя должен был испытать после ее слов, сдавило грудину булыжником совершенных ошибок.       Как же он был виноват перед ней. Сколько же дерьма она пережила рядом с ним.       Пчёлкин глубоко выдохнул в попытке усмирить рвущиеся наружу эмоции, чтобы не заскулить, и с силой сжал ладони в кулаки. — Прости меня, — тихо прошептал Витя. — За что? — Вася, сведя брови друг к другу, подняла на него свой бездонный взгляд. — Вить, что с тобой? Ты в порядке? — Не совсем, — Пчёла, покачав головой, невесело усмехнулся.       Он обратил взгляд, полный перерождения, к небу, а после рывком подошел к Василисе. Соприкоснувшись своим лбом с ее, Витя обеими руками обхватил женское лицо и прикрыл глаза. — Прости меня, — вторил, как обезумевший, Пчёлкин. — Я пиздец как виноват перед тобой. Прости меня, Стрельникова, за все. — Тише, — обхватив мужские ладони своими, прошептала Вася. — Я не держу на тебя зла, слышишь, Пчёлкин?       Крепко зажмурившись, она почувствовала жар чужого тела.       Все, что за полтора года скопилось в душе Вити после их расставания, разом обрушилось на его неподготовленные плечи: сожаление, стыд, скорбь по упущенному времени, которое Пчёлкин никогда не вернет.       Но сможет восполнить, если этого захочет Стрельникова.       Теперь последнее слово было за ней. — Я люблю тебя, Василиса, — не открывая глаз, произнес Витя. — Я сделаю все, чтобы ты была со мной счастлива, только дай мне еще один шанс. — Знаю.       Часто проморгавшись, Вася поджала губы, подняла взор к бесконечному звездному полотну и крепко прижала сгорбленного ношей вины Пчёлу к себе.       И только васильки, что сегодняшней ночью стали невольными свидетелями чужих исповедей, продолжали жизнерадостно танцевать на ветру, проживая свой последний месяц цветения.