Мимикрия II

      Блеск собственных счастливых глаз слепил Стрельникову через призму лежавшей перед ней фотографии.       Она блуждала апатичным взглядом по глянцевой поверхности снимка, на котором Василиса стояла в объятиях Вити, и едва ли могла узнать саму себя. Зрачки неспешно скользнули от ситцевого платья к русым — как теперь казалось мышиным — волосам, очертили контуры расплывшихся в улыбке губ, а после остановились, подобно прожигающему насквозь лазеру, на Пчёлкине.       Он был запечатлен в испачканной углем майке-алкоголичке и черной кофте. Волнистые волосы привычно спутаны между собой августовским теплым ветром; глубокий взгляд, как море, одновременно был способен как обволакивать ласковыми волнами, так и потопить во время бушующего шторма. Змейка золотой цепочки, подаренной Васей ему на день рождения, по-хозяйски обрамляла шею.       Их лица искрились беззаботной влюбленностью, будто когда-то давно, почти в другой жизни, Василиса и Витя в самом деле были счастливы вместе. — Может быть, — буркнула Стрельникова своим мыслям и отложила фотографию в сторону.       Она взглянула в окно, за стеклом которого проливной дождь успокаивающей мелодией омывал улицы апрельской столицы. Если фотографию действительно подбросил Пчёлкин, оповещая таким образом Васю о возвращении, то своим приездом он не только мастерски смог одним рывком сорвать пластырь с ее душевных ран, но и, ко всему прочему, испортить погоду, как самый настоящий Тлалок.       Но для чего Вите понадобилось вдруг напоминать о себе?       Ведь в прощальной записке он отчетливо дал понять, что их совместное будущее с Василисой невозможно. — Что в окне показывают?       Над ухом раздался мелодичный голос Лизаветы, которая, воспользовавшись глубокой задумчивостью Стрельниковой, подкралась к ней за спину. — Дождь, безысходность и никакого просвета, — усмехнулась Вася.       Что конкретно подразумевала произнесенная фраза — погоду или внутреннее самоощущение — не знала даже она сама. — Да вы прямо-таки плещете жизнерадостностью, Василиса Андреевна, — саркастично фыркнула Попова.       Ее карие глаза с присущей внимательностью исследовали сначала отсутствие каких-либо эмоций на лице подруги, а после зацепились, точно острым крюком, за фотографию на столе. — Какая ты здесь миленькая, — Лиза аккуратно подцепила снимок ноготком и взглянула на некогда пылающую радостью девятнадцатилетнюю Василису. — Помню тебя такой: дурной и неряшливой. Даже утки нормально за пациентами выносить не умела, все за тебя приходилось делать.       Вася в усмешке обернулась на Лизавету, а после сразу же вернула взгляд к окну — отвечать на ее едкие комментарии, которые выставляли Стрельникову не в лучшем свете, как специалиста, не было никакого желания.       Радовало то, что тот период адаптации в больнице уже давно стал лишь незначительной частью ее личной истории. — А ты чего вдруг ностальгии предаться решила? — Долго молчать Попова не умела, особенно на фоне мрачной, как туча за окном, Василисы. — Еще и фотографию эту свою приперла. — Она не моя, — сухо отозвалась Вася, не отвлекаясь от созерцания дождевых капель на стекле. — А чья тогда?       Лиза опустилась на соседний от Стрельниковой стул и, нахмурив выщипанные модной формой бровки, выжидательно взглянула на подругу. Но Василиса томила ее своим красноречивым молчанием так долго, что Попова готова была взорваться в непреодолимом желании как можно скорее услышать хоть какое-то вразумительное объяснение.       Никогда не спящая чуйка Лизаветы буквально кричала ей о том, что в жизни Васи вновь намечаются неведомые метаморфозы. — Стрельникова, ты так и будешь молчать? — Не выдержала Попова. — Или расскажешь уже наконец, что все это значит? Откуда у тебя взялся этот снимок? Чей он? — Есть предположение, что Пчёлкин вернулся в Москву, — буднично, так, будто в данной новости нет ничего знаменательного, пояснила Василиса. — Такая фотография была только у меня, но ее я храню в альбоме, и у него. Несколько дней назад именно его экземпляр я нашла в своей тачке. — Надо же, какой романтик. И ты так спокойно об этом говоришь?       Лиза в недоверии покосилась на подругу.       Она в самом деле не могла поверить, что Стрельникова, которая едва ли не вырывала на себе волосы в страдании из-за разбитого сердца, теперь так невозмутимо отзывалась о возвращении Пчёлы. — А что мне надо делать? — Вася пожала плечами. — Реветь или прыгать от счастья? Прошло полтора года с того дня, как Витя уехал. Я уже давно перестала его ждать.       Она произнесла свои слова с таким непоколебимым равнодушием, что Попова, которой впору было работать следователем или ходячим детектором лжи, одобрительно присвистнула.       И Василиса даже почти не соврала.       Только вот горькое беспокойство навязчивым червяком свербило в груди такой настойчивостью, что хотелось без наркоза вспороть себе тело и вырвать вредителя голыми руками вместе с остальными внутренними органами. Стрельниковой было настолько невмоготу терпеть дискомфорт от одной только мысли о возможной встрече с Пчёлкиным, что она с трудом могла усидеть на месте, насильно заставляя удерживать на лице маску хладнокровия. — Ты меня удивляешь, подруга, — хмыкнула Лизавета. — К тебе не сегодня-завтра бывший из полуторагодовалой ссылки заявится, земля наверняка схлопнется и сгорит к чертовой бабушке, а ты — само спокойствие. Гриша знает о том, что Витя в городе? — Знает.       Василисе неистово хотелось курить. Но вместо того, чтобы послать все нахер, взять пачку сигарет и покинуть сестринскую, стены которой натурально душили за горло раскаленной проволокой, она только крепче схватилась за край стола и на тяжелом выдохе прикрыла глаза. — И что он думает об этом? — Осторожно поинтересовалась Попова. — Почему он вообще что-то должен думать? — Стрельникова потерла переносицу несколькими пальцами. Их холодок приятно проникал под кожу и усмирял головную боль, возникшую на фоне разговора. — Мы не состоим в отношениях, чтобы он мог как-то влиять на возвращение Пчёлкина. — Ну да, ну да, — Лиза саркастично хмыкнула. — Вы же периодически, то есть почти всегда, просто трахаетесь. Ничего серьезного. — Представь себе, да. И я не вижу в этом ничего плохого.       Вася нисколько не кривила душой.       Ее в самом деле устраивали свободные отношения с Гришей, которые начались девять месяцев назад. Он подхватил Стрельникову своей поддержкой сразу же, в ту самую ночь в беседке, когда Витя растоптал ее чувства своим побегом. Головин самоотверженно терпел все истерики, которые, словно бензин, подожженный спичкой, вспыхивали в самый неподходящий момент; помогал вставать на ноги, как в прямом, так и переносном смыслах, и терпеливо ждал, когда Василиса вновь почувствует себя живой.       Гриша не требовал от нее постоянного внимания, ни в чем не ограничивал и в целом дарил ту свободу, какая требовалась Стрельниковой.       Но самое главное, он никогда не пел красивых бесполезных речей и просто находился рядом, когда это было необходимо. — Как бы только Пчёлкин вашу сладкую идиллию не нарушил, — меланхолично подытожила Лизавета. — Если судить по твоим рассказам о том, в каких они с Гришей раньше находились конфликтах, то Витя вполне может устроить ему «райскую» жизнь. Он скрывался от наказания за убийство и из-за этого потерял девушку — ему уже вряд ли есть что терять.       Пчёла ее бросил, ничего не объяснив, а не потерял.       Но поправлять подругу Вася не стала, поскольку больше не видела смысла танцевать на костях своих умерших отношений. Все-таки, она смогла, пусть и с трудом, пережить несправедливое расставание в одни ворота, и вновь мусолить эту тему не хотела. — Чтобы Пчёлкин начал мстить, ему для начала нужно узнать о том, что нас с Гришей что-то связывает, — отозвалась Василиса. — Мы нигде вместе не светимся, а следить Витя не будет — это не в его стиле. — Думаешь, что за эти полтора года Пчёла не мог кардинально измениться, как ты? — Попова усмехнулась. — Мне кажется, что вы еще оба удивите друг друга своими трансформациями. Не просто же так он дал о себе знать через вашу совместную фотографию — значит, он хотел, чтобы ты была в курсе о его возвращении. — А мне кажется, что этот разговор подошел к концу, — Стрельникова смерила Лизу холодным взглядом и с наработанной долгими месяцами грацией встала со своего места.       Их дискуссия о Вите порядком затянулась, как и ее нахождение в институте Склифосовского, потому Вася поспешила пресечь бесполезную болтовню о своем бывшем и отправилась в душ.       К концу рабочей смены дождь окончательно стих, позволяя Василисе покинуть больницу не впопыхах, — бегать на каблуках она еще не научилась — а размеренным спокойным шагом.       Парковка сегодняшним вечером вновь оказалась пустой, и до такой степени, что кроме ее БМВ и двух незнакомых машин, которые Стрельникова здесь раньше никогда не видела, больше никаких автомобилей не было. Наглухо тонированные тачки окружали немца по обе стороны подобно изголодавшимся по добыче черным воронам.       Холодок, не предвещающий ничего хорошего, пробежал по позвоночнику парализующим разрядом тока, но несмотря на это Вася нашла в себе храбрость продолжить путь к машине. Она расправила плечи и вскинула подбородок, чтобы не выдать в своих движениях легкий приступ нервозности.       Но уже находясь в десяти метрах от тачки, Стрельникова откровенно пожалела о том, что вообще решилась покинуть стены больницы так быстро. И пусть они безжалостно душили и придавливали к земле своей тяжестью, но там она хотя бы могла оставаться в безопасности.       Василиса готова была засунуть себе в глотку пистолет и тут же выстрелить из него, чувствуя, как шпильки прирастают и тонут в асфальте, подобно болоту; как руки пронзила колющая дрожь, а сердце проткнули раскаленным пламенем ножом.       Ведь в десяти метрах на капоте ее немца сидел Витя.       Или кто-то, кто был так болезненно на него похож.       Вася едва ли могла признать в сидящем перед ней молодом человеке прежнего Пчёлкина. Одетый с иголочки, в брючном костюме и зеленом плаще, он больше не был тем дворовым пацаном, который гонял по улице в стертых на заднице джинсах и вычурных кроссовках. Даже волосы, какие всегда были хаотично растрепаны, теперь аккуратно уложены назад; на одном из пальцев пафосно поблескивал громоздкий золотой перстень.       Но это в самом деле был Витя. Живой и невредимый. Он действительно вернулся в Москву.       «Думаешь, что за эти полтора года Пчёла не мог кардинально измениться? Вы еще оба удивите друг друга своими трансформациями».       Заметив перед собой замершую Стрельникову, Пчёлкин встал с капота и сделал несколько аккуратных шагов ей навстречу. Уголки его губ подрагивали в тени улыбки, сосредоточенные глаза с интересом изучали новый образ бывшей девушки. — Привет, Цветочек, — бархатный голос Пчёлы, произнесший то самое прозвище, которое Василиса так отчаянно пыталась забыть, едва ли не ударил ее под дых. — Прекрасно выглядишь.       Вася вобрала через нос больше воздуха, чтобы вместе с ним вернуть остатки тех моральных сил, которые она растеряла, как только увидела перед собой Витю.       Она не покажет ему свою слабость.       Пчёлкин не должен видеть, что на самом деле Стрельникова была уязвима до такой степени, будто находилась посреди пустого поля под прицелами десятков заряженных автоматов. Потому, сделав еще один глубокий вдох, она вернула взгляд на Витю и наградила его сдержанной ухмылкой. — Здравствуй, Шмель. Или теперь тебя принято по имени и отчеству величать?       Пчёла усмехнулся, поджимая губы, и спрятал руки в карманы брюк.       Он прекрасно понимал, что при встрече Василиса вряд ли бросится ему на шею со слезами на глазах, как и понимал то, что и сама она за прошедшее время изменилась — об этом Вите поведала мама, когда он вскользь поинтересовался о жизни своей некогда возлюбленной. Но ту девушку, что теперь стояла перед ним, Пчёлкин оказался совершенно не готов увидеть.       От той смешливой девчонки в пацанском прикиде, которую он любил, больше ничего не осталось.       Перед Витей стояла уверенная в себе молодая женщина, чей взгляд излучал воинственный азарт, а яркие губы растянулись в саркастической улыбке. Русые волосы, натуральный цвет которых Пчёле раньше так нравился, теперь были сожжены краской; осанка прямая, почти неестественная, подбородок гордо вскинут вверх.       Будто при своем низком росте, который на фоне Пчёлкина нисколько не спасали даже каблуки, Стрельникова смотрела на него свысока, имея в арсенале едва уловимые отголоски презрения. — Ты можешь называть меня как раньше, — отозвался Витя. — Для тебя ничего не изменилось за это время. — Как лестно, — Вася в снисходительности склонила голову набок, словно тигрица, наблюдавшая за предсмертными муками своей почти убитой жертвы. — Пчёлкин, зачем ты приехал?       Пчёла сжал кулаки, спрятанные в карманах, и бесцветно хмыкнул.       Он понял выдвинутые Василисой правила игры, потому решил им подыграть, неспешно возвращаясь к немцу. Витя провел одной ладонью по глянцевой поверхности своего бывшего автомобиля, воскрешая в памяти отголоски старых воспоминаний, и тоскливо им улыбнулся.       События прошлых лет казались ему такими далекими и нереальными, будто все, что Пчёлкин пережил после покупки БМВ до вынужденного побега, произошло не с ним.       Но Витя нисколько не прогадал, когда принял решение отдать машину во владения Стрельниковой — немец выглядел так ухоженно и свежо, словно только вчера сошел с конвейера.       Все эти долгие полтора года она бережно хранила главное напоминание о нем. — Решил навестить свою старую тачку, — Пчёла в улыбке присел на капот и в открытой позе расставил руки по разные стороны от себя. — Убедиться, что с ней все в порядке, и она не гниет где-нибудь на металлоломе. — И как? — Вася усмехнулась. — Оправдала я твои ожидания в уходе за машиной? — Вполне, — Витя еще раз оценивающе осмотрел автомобиль, на котором сидел, и одобрительно кивнул. — Мне нужно знать, как ты меня нашел? — Василиса медленно скользнула взглядом по Пчёлкину, чей деловой внешний вид никак не укладывался в голове, и изогнула одну бровь в насмешке.       Проснувшаяся интуиция подсказывала ей, что без поддержки криминальных московских шишек, с которыми он наверняка продолжает поддерживать связь, его поиски не обошлись. — Не стоит, — Витя поднял на Стрельникову свой глубокий взор, после чего уголки его губ в сожалении поползли вниз. — На самом деле я приехал к тебе, Василиса.       Называть ее Цветочком больше не поворачивался язык.       Конечно, после их расставания Вася распустилась, подобно бутону розы, и благоухала восхитительным ароматом самого сногсшибательного в мире цветка, но шипы в изумрудных глазах, которыми она пыталась уколоть Пчёлу в нарочитом равнодушии, оставляли на стенках его сердца мелкие кровоточащие раны. — Зачем? — Василиса спрятала руки за спиной и вскинула голову.       Этот жест без каких-либо слов говорил Вите о ее стоической уверенности, а также возможном нежелании слушать заготовленную речь, которую он репетировал в своих мыслях на протяжении всех этих чертовых полутора лет.       Но он должен объясниться перед Васей. Обязан. — Хотел увидеть, — понуро усмехнулся Пчёлкин. Все словесные заготовки, которые он хранил в голове, вдруг испарились под натиском колкого взгляда напротив. — И объяснить, почему полтора года назад мне пришлось поступить именно так, а не иначе. — Спустя столько времени ты захотел вдруг исповедаться? — Стрельникова осклабилась. — И ради кого ты хочешь это сделать: ради меня или, может, все-таки себя, чтобы облегчить душу? — Ради нас, — Витя нахмурился, вобрав в легкие больше воздуха, чтобы тараном снести стальное безразличие Василисы и продолжить монолог, но она не дала этого сделать. — Никаких нас больше нет, — безапелляционно отбила всякие попытки Вася. Она даже не повела бровью, произнося свои слова, из-за чего Пчёла скривился, как от зубной боли. — Ты сам все разрушил. — Стрельникова, дай мне договорить, — он начал закипать, но вместе с тем искренне радовался, что хотя бы одно в Василисе оставалось неизменным — ее талантливое умение выводить Пчёлу с полуоборота. — Я знаю, как мой отъезд мог выглядеть со стороны, и не хочу, чтобы ты из-за этого таила обиду, поэтому дай мне объясниться. Все ведь совершенно не так, как ты могла подумать.       Вася задумчиво оглядела Витю, скользнув зрачками по сжатым в напряжении мужским скулам, опустилась к крепким рукам, которые когда-то в ласке оглаживали ее тело, а после наградила его сдержанной улыбкой: — Я никак не думала, Пчёлкин. И уже давно не держу на тебя зла.       И будто бы Пчёла должен быть доволен таким откровением, ведь его в самом деле волновали чувства Василисы, но отчего-то легкие сжались в безысходной горечи с такой силой, что он невольно закусил изнутри щеку.       Слова Стрельниковой давали понять, что по истечению времени его оправдания потеряли всякую ценность, и все, что Витя мог сказать в дальнейшем, окажется бесполезным сотрясанием воздуха.       Ей не было никакого дела до его извинений.       Пропасть, которую Пчёлкин ощутил между собой и Васей, расширялась до ужасающих размеров, и теперь бывшая возлюбленная казалась ему такой недосягаемой и чужой, что хотелось провалиться сквозь землю. Упасть прямо в ту самую бездну их погибших отношений. — Не помешаю?       Витя поднял колючий взгляд на мужской голос, который он знал так хорошо и ненавидел настолько яро, что кровь в его венах тут же свернулась под напором вспыхнувшего огня.       К стоявшей напротив друг друга паре неспешно ступал Головин. Он, как и Стрельникова, смотрел на Пчёлу свысока и с ярковыраженной в издевке ухмылкой; его руки были спрятаны в карманах брюк, лазурный взгляд излучал неприкрытую враждебность. Гриша остановился за спиной Василисы, подобно ее дьявольской тени, и, изогнув одну бровь, взглянул на своего бывшего соратника по фарцовке — в настоящий момент соперника и личного врага номер один. — А вот и наш любовник нарисовался, — Витя хмыкнул, разглядывая Головина исподлобья. — Вообще-то, помешаешь, поэтому свалил нахер отсюда.       Василиса смерила Пчёлкина мрачным взглядом — он все знает. — Я тоже рад тебя видеть, — Гриша никак не отреагировал на чистую неприязнь Вити в свой адрес, наоборот, только шире оскалился в предвкушении. — Извини, но без Василисы я никуда не уйду: либо говори с ней при мне, либо сам иди нахер. Тебя здесь никто не ждал. — И давно ты заделался ее адвокатом? — Пчёла хищно осклабился, пряча, как и Головин, руки в карманы брюк, чтобы скрыть в них зудящие кулаки. — Не дорос еще наши разговоры слушать. — В тот самый день, когда ты бросил ее и сбежал из города со своими дружками, — Гриша вскинул уголки губ в довольствии. — А о вашем разговоре не беспокойся, я все равно ничего нового в нем не услышу, кроме слезливых извинений за поступок, который ничем не оправдать и не исправить. Ты проиграл по собственной воле, Пчёлкин, пора бы тебе свыкнуться с этой мыслью.       Стрельникова пристально следила за поведением Вити.       Услышав колющие правдой слова Головина, он едва заметно дернулся в его сторону, но почти сразу же взял себя в руки и остался стоять на месте. Было заметно, каких усилий ему стоило сохранять холодный рассудок, и вместо того, чтобы в привычной манере накинуться на Гришу с кулаками, Пчёла только провел большим пальцем по нижней губе — он всегда так делал, когда злился — и, неопределенно кивнув головой куда-то в пустоту, ухмыльнулся.       И будто по щелчку — на самом деле по сигнализирующему кивку Вити — из двух тачек, что были припаркованы вплотную к немцу, вышло пятеро лысых мужиков.       Рослые амбалы, облаченные в кожаные куртки, послушно окружили медленным шагом Васю и Гришу, преграждая тем самым им путь к отступлению, и предусмотрительно достали из кабуры пистолеты.       Василиса обвела ручных быков хладнокровным взглядом и вернула его Пчёлкину, с желчью усмехаясь тому в самодовольное лицо.       Теперь все встало на свои места: подозрительно пустая парковка больницы в самый час пик, незнакомые автомобили, трущиеся у БМВ. Витя знал, что разговор со Стрельниковой может закончиться появлением Головина, потому решил устроить им полноценную облаву. Пятеро вооруженных шкафов, что продолжали окружать любовников человеческим забором, подтверждали догадки Васи о причастности Пчёлы к криминальным кругам.       И, судя по его дорогим шмоткам и безоговорочному повиновению чужих лиц, он не только продолжал вариться в бандитском котле, но и стал вполне уважаемым авторитетом. — К чему весь этот пафос с оцеплением? — Гриша безнадежно вздохнул. — Решил похвастаться своей силой или наивно подумал, что сможешь запугать? Спешу тебя расстроить, но твои обезьяны с пистолетами меня никак не волнуют. — Как ты догадался? — Витя склонился в мнимом реверансе. — Ты ведь своей силой больше похвастаться не можешь, а? Растерял всех своих братков после гражданской войны — даже родную территорию у хачей отжать не смог.       Василиса мысленно чертыхнулась.       Влияние Пчёлкина в Москве, даже несмотря на его продолжительное отсутствие, оказалось куда внушительнее, чем могло показаться на первый взгляд. Он имел доступ ко многим вещам, в том числе таким, какие Стрельникова и вовсе хотела забыть: например, ту самую кровопролитную войну столичных группировок, во время которой Стрелковая банда во главе Головина потерпела поражение и потеряла одновременно два района: Бирюлево Западное и Люберцы. — Туше, Пчёла, — Гриша ощерился. — Для тебя я — Виктор Павлович, — грубо пресек поползновения своего оппонента Витя.       Вася перевела колкий взгляд с одного из бугаев на Пчёлкина и поджала губы в нетерпении — этот спектакль одного актера пора прекращать. — Всего доброго, Виктор Павлович, — холодно отозвалась Стрельникова. — Надеюсь, вы услышали и сказали все, что хотели, потому не смеем вас больше задерживать. И орангутанов своих забрать не забудьте.       Стальные нотки в девичьем голосе не только прошлись по лицу Вити хлесткой пощечиной, но и ударили в самое сердце солнечного сплетения. Он хотел было возразить, оспорить и привести Василису в чувства, но ее равнодушие вкупе с презрением не дали этого сделать.       Пчёла ожидал от их встречи всего, что угодно: ругань, скандалы, драматические сцены. Он даже готов был стерпеть драку, с которой прежняя бунтарка Вася — его Цветочек! — вполне предсказуемо могла бы наброситься на Витю в отместку за то, что он сделал, и был бы этому искренне рад.       Но никак не столкнуться с ее безразличием.       Пчёлкин оскалился, а после поджал губы до такой степени, что кожа в болезненности побледнела. Ему потребовалось приложить все свои силы для того, чтобы сохранить хладнокровную выдержку и не застрелить Головина собственными руками, поскольку прекрасно понимал, что Василиса этого ему никогда не простит. — Береги себя, Цветочек.       Витя с горькой усмешкой еще раз взглянул на Стрельникову, что продолжала прожигать его лоб непоколебимой решительностью, точно готовилась всадить в него пулю, и взмахом ладони подал своим шестеркам сигнал о капитуляции.       Возможно, эту битву Пчёла и проиграл, но война за сердце Васи только начинается, и сдаваться он не намерен. За время уральской ссылки, вдали от родного дома и поддержки близких, Витя многому научился, и теперь в его арсенале имеются запасные варианты, чтобы всегда оставаться единоличным победителем.       Один из них, к слову, уже ждал Василису у дома. — Молодец, Цветочек, — саркастично хмыкнул Гриша, когда тачки во главе с Пчёлкиным покинули территорию парковки больницы. — Нет лучше мести бывшему, чем равнодушие. Урок успешно пройден, хвалю. — Не называй меня так, — строго пресекла Стрельникова. — И я никому не собираюсь мстить. — Прости, не удержался. Знаю, что тебя это до сих пор задевает. — В истории с Пчёлкиным меня больше ничего не задевает. Просто из твоих уст это звучит слишком пошло.       Головин взметнул уголки губ и склонил голову набок, разглядывая с высоты своего роста стоявшую напротив Васю.       Ее лицо не олицетворяло никаких эмоций, приняв безразличное выражение, но малахитовый взгляд, полный сумбура и злобы, громче любых слов кричал о том, что на самом деле Василиса была откровенно дезориентирована возвращением своего бывшего возлюбленного.       Из нее получилась бы неплохая актриса. — Как ты вообще тут оказался, да еще и так вовремя? — Стрельникова в усмешке изогнула одну бровь. — Следил за мной? — У мужчин тоже существует шестое чувство, Василиска.       Грише хотелось коснуться девичьей щеки своей ладонью, огладить пальцами бархатную кожу и запечатлеть на губах поцелуй, но рамки, выставленные Васей на старте их отношений, не давали ему этого сделать, связывая Головина по рукам и ногам.       Никаких проявлений чувств вне его квартиры. — Раз ты все равно здесь, тогда предлагаю поехать к тебе, — Василиса коротко улыбнулась. — Поужинаем вместе. — С удовольствием, — кисло отозвался Головин, — но не могу — дела. Да и тебе нужно побыть одной, чтобы понять, что делать дальше. — В каком смысле? — Стрельникова нахмурилась, разглядывая кривую улыбку Гриши исподлобья. — Василиска, ты же лучше меня знаешь, что Пчёлкин сюда приехал не просто так. Он хочет вернуть тебя и, судя по всему, настроен он крайне серьезно — даже макак с пистолетами припер. Того гляди, похитит тебя, как кавказскую пленницу. — Только этого совершенно не хочу я, поэтому у него ничего не получится. Весомый аргумент, не находишь? — Вполне.       Вася смерила ухмыляющегося Гришу уничижительным взглядом и, резко развернувшись на каблуках, последовала к своему автомобилю в гордом — во всех смыслах этого слова — одиночестве.       Вите больше не удастся сыграть на ее чувствах и даже на йоту повлиять на выровненное, как линия диаграммы остановившегося сердца, эмоциональное состояние. Его возвращение больше ничего не значило для Стрельниковой, которая еще полгода назад приняла волевое решение жить дальше. Без него.       Но стоит отдать Пчёле должное — он в самом деле изменился. Не только внешне, но и внутренне.       Теперь Витя умел обращаться с собственными эмоциями и не ввязывался в драку при любом не угодном ему случае, а если и делал это, то чужими руками, которые наверняка за зеленую бумажку готовы были нанести увечья противнику самыми изощренными — и откровенно жестокими — способами. Его взгляд стал жгуче холодным, поведение — властным и самоуверенным, а сам он напоминал человеческое воплощение демона.       Сексуального, манящего своими пороками и тьмой демона.       Чертов Пчёлкин.       «Подожди-подожди, через год ты меня вообще не узнаешь! Совсем скоро мы с космическим чудищем поднимемся, новые рынки под крышу возьмем, станем уважаемыми людьми в Бирюлево и будем только дорогущие костюмы носить, а называть нас будут исключительно по имени и отчеству».       Василиса усмехнулась, вспоминая пророческие слова Вити, которые он наобум ляпнул в восемьдесят восьмом году.       Но это была его цель — авторитет, влияние и большие деньги, к которой он, судя по всему, ступал прямо по головам и чужим костям без зазрения какой-либо совести.       Немец, что еще полтора часа назад был захвачен бандитскими тачками, заглушил мотор под окнами квартиры Стрельниковых, но покидать нагретый автомобильный салон Вася на торопилась. Она на тяжелом выдохе прикрыла глаза и с усилием сжала рукой обод руля, чтобы подавить в себе те противоречивые эмоции, что пробудились в ней после встречи с Пчёлкиным. — Твою мать, — хриплым шепотом отозвалась Стрельникова.       Ей потребовалось несколько минут, прежде чем поднять усталый взгляд на собственное отражение в зеркале заднего вида, смахнуть с лица опавшую тушь и, надев на лицо привычную маску равнодушия, выйти из машины.       Вечерний район встретил Василису прохладой прошедшего дождя, тишиной, что нарушалась лишь стуком ее каблуков, и единственным работающим фонарем у самого подъезда. Вокруг не было ни единой души, но отчего-то нутро Васи подсказывало, что в этом полумраке Бирюлево Западного она была далеко не одна.       И размеренные шаги, подступающие к ней из-за спины, подтверждали эти догадки. — Васёк, подожди!       Стрельникова ухмыльнулась знакомому голосу, но останавливаться не стала, продолжая уверенный путь к подъезду. — Васёк! Стрельникова, бля, остановись ты уже, ну!       Добравшись до единственного источника освещения, чтобы хорошо видеть своего будущего оппонента, Василиса остановилась, из-за чего неготовый к такому резкому торможению Космос едва ли не врезался в нее, запнувшись об собственные ноги.       Но Холмогоров оказался не готов не только к неожиданному столкновению со своей некогда близкой подругой, но и к самой Васе, чей новый стиль заставил его неосознанно присвистнуть. — Ну, ты и вымахала, красивая!       Кос довольно хмыкнул, почесывая затылок, в ожидании хоть какой-нибудь реакции от Стрельниковой, по которой он сердечно скучал все эти полтора года разлуки, но та лишь обреченно вздохнула, склонив голову набок.       Что же сегодня за день нежелательных встреч, вашу мать? Кого она встретит дальше: замаскированного в лифте Филатова или, может, сразу околачивающегося у порога ее квартиры Белова? — Что, теперь ты мне облаву устроишь? — Василиса изогнула одну бровь в насмешке. — Не понял, — физиономия Коса вытянулась в смятении. — Васёк, ты о чем? — Не делай вид, что ты ничего не знаешь, я все равно не поверю. — Вот это предъява на ровном месте! — Холмогоров почти психанул. — Я, значит, через половину Москвы несусь сюда, чтобы встретиться с лучшей подругой, которую не видел полтора года, а она мне тут отворот-поворот устраивает. Нормально девки пляшут!       Вася закатила глаза.       Откровенная — и порядком неумелая — манипуляция со стороны Космоса нисколько не затрагивала ни единого ее нерва, потому Стрельникова только отрешенно взглянула на него, изучая обновленный облик.       По прошествии времени Холмогоров тоже изменился, но не так разительно, как Пчёлкин. Он все еще был одет в выглаженные по стрелкам брюки и выглядел, как пижон из обеспеченной семьи. Только теперь, вместо привычных пастельных оттенков, Кос облачился в темную цветовую гамму, которая ему совершенно не была к лицу.       Теперь он был похож на настоящего бандита. — Пчелиный улей уже дал о себе знать? — Спустя несколько секунд Космос, все же, смягчился. — Как ты догадался? — Василиса в издевке фыркнула. — Еще скажи, что ты не знал о его прогулке со своими цепными псами вокруг моей работы. — Во придурок, а.       Холмогоров нервно прыснул, но оспаривать слова подруги не стал.       Само собой, он был в курсе намерений Пчёлы поговорить с Васей после возвращения. Как и знал о том, какие методы он избрал для первой встречи с ней, ведь стоило Вите узнать о новых отношениях Стрельниковой, — а точнее, с кем — его едва ли можно было удержать на месте, с трудом пресекая любые попытки искоренить ненавистного противника.       Кос также знал, что после организованной облавы диалог с Василисой вряд ли пройдет на дружественной ноте, потому согласился помочь Пчёлкину поговорить с ней, используя все возможные методы и уловки. — Космос, что ты здесь делаешь? — Вася устало вздохнула. — Приехал повидаться с тобой, — честно признался он. — Васёк, ты не поверишь, как я скучал по тебе все это время. Я же… — Ты прав, — бесстрастно перебила Стрельникова. — Не поверю. — Вась, — Космос почти взмолился, скрючиваясь креветкой над низенькой подругой. Он начал тараторить быстро и решительно, чтобы у Василисы не было возможности даже вздохнуть в противовес его словам. — Ты же не знаешь, что произошло тогда, в восемьдесят девятом. На этой чертовой даче нас ОМОН штурмом взял. Саню подстрелили, он еле выжил; Пчёла сам чуть под пули не попал. У нас не было времени на прощания, мы даже предкам толком ничего не объяснили, когда уезжали, лишь бы скорее свалить и на свободе остаться, понимаешь? Гнили за этим сраным Уралом, даже выйти из квартиры не могли, не то чтобы с кем-то связаться. Да мы все эти полтора года в ахуе были!       Лицо Васи приняло вид, будто только что она посмотрела самый скучный боевик в своей жизни с второсортными актерами и откровенно неправдоподобным сюжетом. Ее мимика даже не дернулась, пока она слушала душещипательную историю Холмогорова, из-за чего тот стушевался и взглянул на Стрельникову так, будто впервые ее увидел.       Кос не узнавал в стоявшей перед ним девушке свою близкую подругу. Он с внимательным прищуром всмотрелся ей в глаза, в которых кроме пустоты ничего не было.       Будто внутри этого стройного тела, облаченного в элегантную женственную одежду, больше не было души. Будто бригадиры, уезжая из Москвы осенью восемьдесят девятого, забрали ее с собой и оставили бесцельно блуждать где-то там, на одной из уральских улиц. — Ты все сказал, что хотел? — Поинтересовалась Василиса с таким холодом, что под кожей Космоса пробежали ледяные мурашки. — Нет, — он не планировал сдаваться. — Я понимаю, что ты злишься на Пчёлу, может, ненавидишь и презираешь его, это ваше дело, я туда лезть не буду. Но не сжигай мосты между нами и Филом — он тоже по тебе скучает, Вась. Ты же наша сестра, блять! — Сводная, — беззлобно усмехнулась Стрельникова. — Слушай, а поехали с нами в ресторан завтра? Мы всей бригадой хотим посидеть, вспомнить старые времена. У нас же столько новостей, ты что! Филыч женился недавно, представляешь? И Томка — жена его, очень хочет с тобой познакомиться. У Белого тоже скоро свадьба намечается.       При упоминании о Саше Василиса сжала ладони в кулаки.       Она не хотела ничего слышать и знать о человеке, по вине которого ее жизнь разрушилась на самом деле. Но Валера… Вася искренне тосковала по нему все эти полтора года, ведь в свое время Филатов стал для нее настоящим старшим братом, и она действительно хотела его увидеть.       От мысли о Филе Стрельникова печально улыбнулась. — С Пчёлой ты можешь никак не контактировать, — предпринял последние потуги Космос. — Это не какая-то попытка снова свести вас, не подумай. Я приглашаю тебя, как свою спутницу, и буду пристально следить за тем, чтобы этот бессовестный жук и пальцем тебя не тронул. Честное слово, Васёк, мы все тебе будем очень рады. — Я подумаю.       Василиса напоследок взглянула на Холмогорова, чей запал сдулся, подобно воздушному шару, после ее неопределенного ответа и, не попрощавшись, уверенным шагом скрылась за массивной дверью своего подъезда, оставив ничего непонимающего Коса стоять посреди пустой улицы в одиночестве.