Меж ветром и пламенем

      Ниалл всегда считал самоконтроль и трезвый рассудок своими сильнейшими сторонами. Покуда остальные позволяли эмоциям, яростным и своевольным, брать верх, он держал их на коротком поводке, отпуская лишь тогда, когда считал уместным. Промолчать, притвориться, надеть на лицо маску безразличия — за десятки лет Ниалл наловчился скрывать любые душевные терзания, если того требовала ситуация.       Сейчас же, как бы он не пытался, от хвалёной выдержки не осталось даже блеклого подобия. Дрожащими пальцами он мазал собственные скулы слезами, пятнавшими не только бледные щёки, но и, казалось, саму его душу. Они оседали шрамами на сердце, петляли бороздами по самым дальним уголкам сознания, бурлили под кожей неистовым ураганом.       Запоздалая ненависть к самому себе нарастала толчками с каждым протяжным всхлипом, что доносился до его ушей. Она пульсировала, пенилась и почти разливалась, вытесняя любые отголоски хладнокровия и былого спокойствия. Почему было столь тяжко? Её рыдания, тянущие к нему невидимые руки, не должны были так разрывать его на части.       Разве Ниалл не знал, что рано или поздно разобьёт ей сердце? Разве не прокручивал подобный сценарий сотни, если не тысячи раз? Разве не твердил своему отражению, что так будет лучше для неё? Тогда откуда… Откуда накатывала эта агония? Эта вина? Эта почти что мучительная боль?       Было ли то просто сострадание или отголоски чувств, что он так усиленно топтал, сжигал и давил в себе всеми возможными способами? Те самые, что никогда не должны были существовать, и всё же упрямо пускали корни где-то в глубине сердца, раз за разом, опутывая словно бы само его естество?       Даже разбитая, Никкаль смотрела на него так, как, пожалуй, не смотрел никто и никогда — в глазах её, потерянных за пеленой слёз, он мог собрать по крупицам всю клокотавшую любовь. Невысказанную и, тем не менее, явно проскальзывающую даже в том, как отчаянно она цеплялась за него до самого конца.       А он… Не мог он ответить ей тем же. Не имел право давать пустую и ложную надежду там, где заведомо знал, что обрёк бы её на ещё большие страдания, чем уже успел, пускай и ненамеренно. Хотя какое там, глупые оправдания… он вполне осознанно отталкивал Никкаль от себя. Гнал прочь, обрывал связующие нити, напускал безразличный вид — делал всё, лишь бы она не посмела подумать, что он мог когда-то испытывать к ней что-то большее, чем глубокую дружбу или привязанность.       Одним небесам известно, каких усилий ему стоило остаться глухим к её протяжным мольбам, к собственному имени, что раздирало воздух в почти вязкой тишине. Оно резало пуще любых кинжалов, но Ниалл стискивал челюсть, давился горьким привкусом самобичевания и надеялся, что однажды она простит его… жестокость.       Другого описания своим собственным действиям он дать не мог. И, как бы он не пытался твердить, что из двух зол выбирают меньшее, это нисколько не уменьшало того, что он самолично разрезал её сердце на кусочки.       Достав платок, он спешно и остервенело прошёлся по лицу, будто бы надеялся, что он сотрёт не только слёзы, но и отпечатки сожаления на скулах. Увидь его кто сейчас, подумал бы, что он не спал суток эдак пять, если не больше. Красные глаза, почти опухшие, впалые щёки, дрожащие и бледные пальцы — пожалуй, никогда он не выглядел столь паршиво. Разве что когда умерла мать и… пропала она.       Всхлипы постепенно смолкли, сменившись лишь совсем приглушенными дрожащими выдохами. Прислонившись лбом к злосчастной двери, Ниалл одними губами прошелестел «Прости меня», словно и правда мог таким образом унять её боль. Хотя бы на краткий миг в этом бескрайнем океане обнять её тонущую душу и оставить там внутри крохотный огонёк.       Пускай слабый, трепыхающийся, но живой — чтобы она… выкарабкалась, отпустила его и нашла своё счастье в том, кто мог бы безвозмездно его дать.       Ниалл простоял так ещё долгие минуты, вслушиваясь, не отзвучат ли её шаткие шаги и не придет ли кто, чтобы помочь ей подняться. Увы их единственными спутниками было закатное солнце, да игривые потоки ветра — будто бы сама судьба хотела, чтобы он запечатлел каждый миг, что по его вине рушилась жизнь другого человека.       Его ладонь легла на ручку, подрагивая и почти нервно обхватывая золочёный металл. Он мог бы отворить её, мог бы закрыть глаза и на поджог, и на упрёки, и на собственные слова… Мог бы, но не стал.       Цена правды была слишком высока.       Развернувшись к Никкаль спиной, он последний раз окинул дверь беглым взглядом. Вдохнул. Выдохнул, прощаясь, а затем покинул кабинет, спрыгнув из приоткрытого окна. Воздух окутал его как часть себя, и Ниалл взмыл в небо юркой стрелой, став блеклой точкой на фоне розоватой дымки.       Он летел вдоль условной границы леса и академии, минуя рослые деревья и отдаваясь во власть родной стихии. Та переливалась, струилась и обнимала его фигуру, позволяя на миг забыться. Отринуть все мысли, что ворошились в голове, оставив лишь чувство свободы и покалывание на кончиках пальцев.       Ему нравилось порой вот так просто рассекать укутанную в закатное солнце кромку небосвода. Невесомость полёта пьянила и, пожалуй, лучше всего помогала сбросить с себя гнёт забот. Краткие, редкие моменты бытности обычного мага, а не ректора. Конечно, увлекаться подобным не стоило, но ему было необходимо отвлечься.       Просто-напросто сидеть весь вечер в четырёх стенах, что хранили её запах, упавшие на ковёр слезы и всполохи дикого пламени, Ниалл был не в силах. Он бы сдался, проиграл и извёл себя до истощения — как морального, так и физического. А позволить себе подобное… В силу своего положения и всех обстоятельств, что оседали на руки тяжкими цепями, он не мог.       Однако было одно дело, которое Ниаллу всё же стоило уладить. Хотя бы ради того, чтобы совесть его, прозорливая и чрезмерно беспокойная, в эту ночь не слишком озлобленно кусалась.       Ияра найти не составило труда — тот всегда по вечерам тренировался у беседки на заднем дворе. Они знали друг друга уже больше сотни лет, и если кому Ниалл и мог доверить присмотреть за Никкаль, то это был он.       Казалось, что его спешное появление не вызвало ни толики удивления. Длинные пальцы Ияра лишь на миг вздрогнули на струнах, а следом продолжили выуживать незатейливую мелодию ловкими мазками. Он даже головы не повернул, чтобы поприветствовать Ниалла, окинув высокую фигуру одним только взглядом.       И, честно говоря, увиденное слегка притупило невозмутимое спокойствие, замершее на приласканном солнцем лице.       — Что-то стряслось? Выглядишь так, словно тобой закусил Утукку. Раз так десять.       — Нет. Вернее, — Ниалл спешно осекся, — да, но это не касается академии.       Лира, словно уловив тайное настроение гостя, жалобно застонала в руках Ияра. Трель сменилась слезливой балладой, наливая вечерний воздух дождём. Тоскливым, протяжным — таким, от которого на душе скребут кошки.       Подобную меланхолию в его сердце мог вызвать один единственный человек из всех.       — Никкаль, верно?       — Это… столь очевидно?       — Не в обиду тебе, друг мой, но за всё время нашего знакомства она единственная умудрялась выбивать тебя из равновесия. Что пятнадцать лет назад, что сейчас. Даже Нахрейн в этом не преуспела, а вы знали друг друга куда дольше.       Смех Ниалла был сухим и горьким. Шершавым в своей приглушенной хрипотце.        — Как бы не хотел оспорить, но, пожалуй, ты прав. Никкаль, она… она узнала о свадьбе.       — Что неудивительно, учитывая её масштабы и постоянные перешептывания среди студентов.       Свою причастность к этому он решил сохранить в тайне. Как и то, что он был главной причиной, по которой Никкаль вообще пошла на столь непростой разговор.       — Конечно, но я не ожидал, что всё обернется таким образом.       — Каким же? — Ияр вопросительно изогнул бровь, задев пальцем одну особо звонкую и говорливую струну. — Что девушка, влюблённая в тебя, расстроится из-за того, что ты берёшь в жёны не её? И правда, большая неожиданность.       Ниалл стиснул своё запястье столь сильно, что костяшки пальцев побелели. Даже ветер вокруг загустел вязкой патокой, тяжелея и вставая на дыбы. Ияр на миг замер, щурясь на заискрившую вокруг магию. Песня, слетавшая с кончиков пальцев, смешалась с этим подрагивающим потоком, создавая единую симфонию — слезливую и проникновенную.       — Ияр, ты же знаешь, что я не могу ответить ей взаимностью.       — Интересно. Я ничего и не говорил о взаимности.       — Я просто, — Ниалл запнулся, понимая, что сболтнул лишнего, и устало потёр точку меж бровями, — просто хотел сказать, что не могу оправдать её ожиданий.       — Не можешь или всё-таки не хочешь?       Его слова резанули по сердцу и, издевательски хохотнув, просочились в само сознание. Даже дышать стало сложнее — воздух невольно выбился из груди, вытолкнутый отголосками её рыданий и всем, от чего Ниалл так старательно пытался убежать.       — Даже, если бы и хотел, то… не мог бы.       — Что-то мне теперь мало в это верится. Как и в то, что сыграть свадьбу ты решил по великой любви. Что ещё я не знаю? Вернее — что ещё ты успешно скрывал от меня всё это время?       Ниалл застыл, понурый и смиренный — даже плечи его, казалось, как-то страдальчески сгорбились.       — Если начну перечислять, то мы до ночи не разойдемся. Да и всё остальное, пожалуй, сейчас не важно.       — Ладно, великий и грозный сын Энки, — Ияр прищурился, однако в голосе не было злобы, — храни свои секреты, но ответь на один вопрос.       — Слушаю.       — До возвращения Нахрейн ты рассматривал Никки, как возможную спутницу жизни? Хотя бы раз?       По тому, как надолго тот умолк, Ияр сделал вывод, что ответ был более чем очевидный.       — Значит рассматривал.       — Я могу не отвечать?       — Поздно — твоё молчание уже сказало всё за тебя.       Ниалл сипло выдохнул, однако не стал пробовать убеждать в обратном. Думать-то он и правда думал, да только разум ещё давно дал понять, что для отношений у них было слишком много препятствий. Как внешних, так и внутренних.       — Это не меняет ситуации и того, что я не смогу ей дать то, чего она ищет во мне. Ни тогда, ни тем более сейчас.       — Не соглашусь, — Ияр настойчиво кашлянул, — ты представлял её рядом, а это значит, что она тебе не просто подруга.       — Повторюсь — это уже не имеет никакого значения. Я сделал свой выбор и поступить так подло с Нахрейн после всего, что она пережила, было бы жестоко.       Ияр отрицательно качнул головой, ущипнул лиру последние пару раз и, наконец, отложил её в сторону. Слушать мелодию его сердца было почти невыносимо — столь явно оно терзалось если не в муках, то хотя бы в сильных сомнениях.       — Вы ещё не поженились. Свадьбу можно отменить.       — Я не могу разбить ей сердце и стереть всё наше прошлое ради тех отголосков чувств, что никогда не должны были существовать. Кем я тогда буду в её глазах? Подлецом, что подло и бесчестно променял её на другую.       Ияр почти показательно всплеснул руками.       — Ну да, куда лучше стать подлецом уже после, когда ты, несчастный в браке, заключенного исключительно из чувства долга, поймёшь, что убегать от себя бессмысленно и всё равно уйдёшь.       — Я не убегаю. Я не хочу делать глупых и опрометчивых ошибок из-за мимолётного влечения. Мне уже далеко не тридцать и даже не сто для подобного.       — Столь ли мимолётного, что ты до сих пор не смог от него избавиться?       — И это только моя собственная проблема, — упрямо настоял Ниалл. — Я не вправе втягивать туда Нахрейн.       — Но всё же ты не отрицаешь, что Никки тебе небезразлична.       Ниалл прикрыл глаза. Выдохнул, растер ладонями виски и угрюмо глянул на Ияра. Теперь помимо липкой тоски он чувствовал ещё и раздражение. И вовсе не оттого, что они спорили, а потому что где-то глубоко в душе он понимал, что Ияр прав.        — Отрицать уже поздно, да и ты не поверишь мне.       — Не поверю. Мне всегда казалось, что не всё так однозначно, но теперь, наконец, вижу всю картину.       — Ты умеешь залезть в душу, если захочешь.       — Мне не надо лазить тебе в душу, чтобы подметить очевидное. Я не видел тебя таким разбитым лет так пятьдесят, если не все шестьдесят. Да и лиру не обманешь — у тебя в сердце сплошная тоска, да меланхолия. Прямо, как у Никкаль.       — Ты… пересекался с ней?       Ияр почти незаметно вздрогнул, однако голос его остался максимально будничным и беспечным.       — Случайно встретились сегодня утром. Она только прилетела из Ура, и потому мы переговорили буквально пару минут. Теперь я понимаю, что такой необычно понурой она была именно из-за тебя.       Ниалл мог бы грустно рассмеяться, если бы в груди не ворошилась эта гулкая боль. Колющая, заполняющая собой всё его нутро без остатка и проступающая даже в том, сколь бесцветным был его голос.       — Мне тоже трудно далась встреча с ней. Куда труднее, чем я предполагал.       — Не смог найти в себе мужество сказать ей правду? Или всё же сказал, но Никкаль отреагировала не так, как ты хотел?       — Она подняла эту тему так внезапно, что я изначально и не понял, о чём она говорит. Хотя она даже не говорила — скорее кричала. И как бы я не пытался вывести её на более… сдержанное обсуждение, у меня не вышло. Я в итоге, — Ниалл сжал и разжал пальцы, отстраненно всматриваясь в то, как они подрагивают, — своими словами лишь усугубил ситуацию.       — То есть в итоге вы не поговорили? Я правильно понимаю?        — Увы, нет. Это и разговором можно назвать с натяжкой. Её накрыла истерика, и после неудачных попыток привести её в чувства я… Я сказал ей уходить. Находиться со мной ей было слишком больно, и я ошибочно решил, что лучше дать ей время самой прийти в себя. Сейчас же… понимаю, что оставлять её одну в таком состоянии нельзя.       Ияр ощутимо напрягся, даже его губы, казалось, превратились в тонкую линию. Слегка надтреснутым голосом он уточнил.       — И ты хочешь, чтобы вместо тебя это сделал я?       — Понимаю, что просьба довольно личная, но мне не к кому больше идти с подобным. Этан сейчас на задании, а Су, скажем так, у неё тоже хватает личных переживаний. Поверь, я не стоял бы сейчас здесь, если бы мог иначе.       — Ты можешь иначе, — в очередной раз возразил Ияр, стрельнув Ниалла осуждающим взглядом из-под каймы волос. — Ничто не мешает тебе успокоить её и извиниться за поспешные слова.       — Она едва ли захочет видеть меня. А если даже и увидит, то, — Ниалл замер, словно пытаясь перебороть ураган внутри себя, — то скорее всего вновь расплачется. Я только сделаю хуже.       — Послушай, даже если я предположительно успокою её, это никак не уменьшит того факта, что вам нужно нормально поговорить. Как и того, что именно тебя она хочет видеть в качестве опоры. Тебя — не меня.       — Мы поговорим, просто не сейчас. Ияр, я за все эти годы почти ничего у тебя не просил. Я просто хочу быть уверен, что с ней всё будет хорошо. Я не говорю тебе быть с ней неустанно, хотя бы эту ночь.       Они смотрели друг на друга почти как сцепившиеся хищники, упрямо не желающие уступать друг другу. Даже воздух вокруг словно бы встал на дыбы, извиваясь и настороженно наблюдая за противостоянием.       Ияр наспех брякнул что-то совсем краткое на лире — рычащий и острый, звук напоминал своеобразное ругательство.        — Вы так никогда не поговорите. И я не хочу потом слышать, что я должен был это знать и уговорить тебя.       — Поговорим. Но Никкаль сейчас не в том состоянии. Ты… не видел её, — губы Ниалла вновь дрогнули, когда её зарёванное лицо с глазами, полными разрывающей тоски, вновь промелькнуло в сознании. — Просто поверь мне на слово и согласись.       — Дело вовсе не в доверии. Дело в твоем постоянном желании отложить всё на потом. «Потом поговорим» «Потом обсудим» — ты всю жизнь так говоришь. А Никкаль нужен разговор сейчас, а не в условное потом. И Нахрейн, кстати, тоже. Так что нет, ты заварил эту кашу — тебе её и расхлёбывать.       Ниаллу хотелось просто-напросто провалиться куда-то в Иркаллу. Он не думал, что этот разговор затянется так надолго и окажется столь… изнурительным.       — Если я попытаюсь с ней сейчас поговорить, то бесконтрольный огонь под властью её эмоций просто-напросто сотрёт подчистую Академию и даже окрестные деревни. Вспомни битву с Тиамат, когда Этана ранили — её пламя чуть не убило моего отца. Моего отца, Ияр, — того, кого я не в силах был одолеть всю свою жизнь. А ты просишь меня пойти и образно потоптаться по свежей ране.       — Во имя Пяти, Ниалл, я прошу тебя не топтаться, а успокоить её — завари настойку, обними её, мне ли тебя учить, как успокаивать девушек?       — И что же ты хочешь, чтобы я ей сказал? — Ниалл саркастично развёл руками. — Прости меня, Никки, что я вынужден отвергать твои чувства и бороться со своими, потому что моя возлюбленная, о которой ты не знаешь, и на которой я ещё давно поклялся жениться, вернулась спустя столько лет, пережив такие ужасы, что ей снятся кошмары. Прости, что не могу вот так просто поступиться базовой честью и благородством и оставить её ради тебя. Прости, что не хочу втягивать тебя в свои личные разборки, в которых замешан ещё и мой отец?       Ияр, уже тоже не менее взвинченный, стал нарезать круги по жухлой траве. Голос его был резким и почти рубящим, как громогласная нота.       — Мы ходим кругами! Когда же ты уже поймёшь, что правила, честь, благородство и всё остальное не имеют никакого значения, когда дело касается любви? Сколько ты сможешь быть с Нахрейн лишь из чувства обязательства? Два месяца? Год?       — Столько, сколько потребуется. Я дал клятву, повторю это в очередной раз.       — Ты себя слышишь? — он закатил глаза. — Ты буквально заявляешь, что ради какого-то там обещания готов поступиться собственным счастьем.       — Я любил её. Любил. Со своим счастьем я разберусь самостоятельно, уж поверь мне.       — Вот именно — любил. Когда-то давно. Но сейчас? Ты стоишь передо мной, бледный и раскисший из-за того, что Никкаль плохо и ты хочешь, чтобы я за ней присмотрел.       — Лахму и тридцать лахаму, — Ниалл, казалось, бы на своеобразной грани своего остаточного самообладания. — Никогда бы не подумал, что буду столь яро спорить насчёт своей личной жизни. Тем более с тобой. С каких пор тебя это так волнует, что ты упрямо стремишься свести нас вместе?       — О нет, нет, — Ияр как-то даже победно покачал головой. — Ты не сменишь тему. Не пытайся.       — Я не пытаюсь сменить тему.       — Ну конечно. А меня на самом деле зовут Дуду и на завтрак я ем жареных свинок.       Шутка, источающая некий скрытый яд, осталась висеть в воздухе, почти раскалённом от напряжения. Ниалл раздосадованно потёр переносицу, словно это могло как-то улучшить его и без того скудную ситуацию.       — Так, давай успокоимся. Я пришёл сюда не спорить, а просить помощи.       Ияр остановился, недоверчиво окинув Ниалла броским взглядом. Постоял, потоптался, но в итоге возражать не стал, вновь усевшись обратно на плетеный стул и взяв в руки лиру.       Та почти фыркнула под его пальцами, словно тоже протестовала, но вскоре сдалась и примирительно позволила выудить из неё несколько почти язвительных нот. Звук был чистым, но издевательски грозным — таким, каким Ияр привык пугать зелёных студентов на первых порах. Увы, Ниалл студентом не был и лишь слегка поморщился.       Вдох. Выдох. Минуты тянулись вечность, наполненные переменчивой мелодией и подрагивающим ветром вокруг рослых верхушек деревьев. Ниалл сминал и разминал пальцы, поглаживал подол плаща и затравленно поправлял выбившиеся локоны. Ияр, казалось, сидел почти неподвижно, лишь кисти рук двигались туда-сюда, вслед за струнами.       Наконец, Ниалл подал голос.       — Давай сейчас опустим тему моей женитьбы и поговорим исключительно о том, чтобы присмотреть за Никкаль и помочь ей… прийти в себя.       — Прийти в себя из-за тебя и твоих действий.       — Ияр.       — Так я просто озвучиваю факты.       — Я знаю, что из-за меня. Именно поэтому я и пытаюсь решить данную ситуацию.       — Пытаешься, — согласно протянул Ияр, не отрывая пальцев от уже покладистой лиры. — Но твои решения приведут к тому, что Никки будет гораздо больнее, чем сейчас.       — Если ты согласишься присмотреть за ней, то не приведут. Но ты продолжаешь глупо упрямиться.       Ияр проказливо хмыкнул, откинувшись на спинку и уставившись на Ниалла пристальным взглядом.       — Я не упрямлюсь, я лишь подталкиваю тебя подумать и не избегать последствий своих собственных решений.       — Как раз таки о последствиях я и думаю. А ты подумал, какие слухи поползут по Академии, если я, как помолвленный мужчина, буду столь близок не со своей невестой за неделю до свадьбы? Нахрейн уж точно не заслужила подобного.       — А Никки значит заслужила и с ней так поступать можно?       Ниалл дёрнулся всем телом, словно его хлестнули кнутом. Стиснул челюсть, сделал три глубоких выдоха и постарался не дать себе вновь поддаться эмоциям.       — Будь у меня иной выход, я бы не стоял сейчас перед тобой и не препирался, тратя своё время. Если твой отказ окончательный, то мне придется либо оставить её в таком нестабильном состоянии, либо просить кого-то постороннего.       — Ииииили, — певчим голосом возразил Ияр, — как я уже говорил, просто сделать это самому.       — Исключено.       — Ты знаешь, что иногда ты невыносим в своей принципиальности.       — Не будь я таким — Академия бы не прожила и одного десятка лет.       Ияр мог бы и рассмеяться, да только уже ни сил, ни желания пытаться образумить Ниалла не было — их разговор топтался на месте, увиливая в тупик каждый раз, что он приводил новые доводы.       — Возможно, но Никки — не Академия. Скажи, останешься ли ты столь принципиальным, если она, допустим, найдёт себе кого-нибудь? Забудет тебя, может, выскочит замуж за того же Варассу? Или вон, — махнул рукой куда-то в сторону тренировочной площадки вдалеке, — например, Нанну? Парнишка всю бытность студента к ней неровно дышит, думаю, ты тоже это заметил.       Ниалл ощутимо напрягся, сжав свое запястье чуть сильнее. Он… как-то и не думал о подобном. В груди невольно кольнуло, но он поспешил потушить зарево не родившихся мыслей о столь неоднозначной ситуации. Не имел он права… препятствовать её счастью. Не имел права даже на секунду ревновать при живой невесте. Всё это было в корне неверно и неправильно.       — Я бы поздравил её и пожелал бы счастья.       — Вот как? И ты был бы совсем-совсем не против, забудь она тебя насовсем?       — Нет, -голос Ниалла предательски дрогнул, пускай и всего на мгновение. — Не против.       Ияр почти закатил глаза, понимая, что Ниалл врёт, но подмечать это не стал. Лишь как-то отстранённо брякнул на лире краткий аккорд, следом отложил ту в сторону и спешно поднялся.       — Где она?       Ниалл недоверчиво моргнул, не веря своим ушам.       — С чего вдруг настолько резкая перемена? Ещё минуту назад мне верилось, что ты скоро будешь готов наброситься на меня с голыми кулаками.       — Не буду отрицать, что хотелось. Но раз ты настолько не против, чтобы она досталась кому-то ещё, то, пожалуй, мне и правда стоит позаботиться о ней. Я сам женюсь на Никкаль.       Лицо Ниалла вытянулось и почти стало напоминать морду Намтара.       — Это же шутка, верно?       — Почему же?       — Ты не можешь просто взять и, — Ниалл весь аж как-то напрягся, всплеснул руками и следом запустил пятерню в волосы, — жениться на ней вот так ни с того, ни с сего.       — А вот и могу. Меня ничто не останавливает, если ты, конечно, не передумал.       Ниалл хотел было что-то сказать, но силком заставил себя умолкнуть и проглотить не сорвавшиеся возражения. Его не должно было это так задевать. Не должно было. Не должно было. Ему следовало если не порадоваться, то хотя бы поблагодарить Ияра за то, что он в итоге согласился.        Но вопреки всем словам липкое и мерзкое чувство неприязни так и мазало его сердце крупными, неказистыми мазками.       — Дело не во мне, Никки ведь-       — Любит тебя? — скрестив руки, уточнил Ияр. — Поверь, я помню. Но это не мешает мне попробовать. Может, если повезёт, тебе больше не придется так беспокоиться обо всей это ситуации со свадьбой. Да и я тебя больше трогать не буду. Разве не идеальный исход, прямо как ты и хотел бы, верно?       Всё то было провокацией, но Ияру хотелось выбить Ниалла из равновесия. Грубо, нагло — так, чтобы тот, наконец, перестал увертываться и юлить, как первокурсник, не знающий свой билет на экзамене, раз иные методы не помогали.       Ниалл поджал губы, принудительно сделав несколько глубоких выдохов, и ощутимо нехотя кивнул.       Отлично, первые сомнения были посажены.       — Ну тогда позволь узнать, где она сейчас?       — Должна быть… в коридоре около моего кабинета или где-то поблизости.       Ияр наспех поднялся на ноги, сметая остатки ужина и пару свитков в кожаный подсумок. Лира притаилась на бедре, а несколько настоев и вовсе развалились прямо в его ладонях.       — Тогда я пойду, пока она ненароком не оказалась в какой-нибудь неоднозначной ситуации. Выручу старого друга в последний раз, так уж и быть. Только, — он остановился и как-то неоднозначно хмыкнул, — потом не говори, что я тебя не предупреждал.       И прежде чем Ниалл выудил даже один-единственный звук, Ияр уже умчался и скрылся за россыпью многолетних кустов.       Он так и остался стоять, ошеломлённый и почти что потерянный — его пальцы спешно сжались в кулак, сдерживая лижущие потоки. Воздух вокруг густел, наливался сталью и горько оседал на понурые плечи.       Возможно, он ненароком совершил самую большую ошибку в своей жизни.