Властелин Колец. Сильв: Эльфийская чума.

«Никакая вина не может

быть предана забвению,

пока о ней помнит совесть»

(С. Цвейг)

      Гэндальф брел удрученно, с усилием волоча промокшие ноги и опираясь на посох. Еще бы, только что ему посчастливилось выплюхнуться на берег реки Лун, как какому-то глупому лососю во время весеннего метания икры. Он был так неосторожен и позволил себе залюбоваться бойко гарцующей в течении рыбешкой (с золотистой спинкой и чудесным переливом, так что это было оправданно), и сам не заметил, как кувыркнулся в воды Луна, как распоследний болван.       Давненько он так не нырял, да и повезло, что не скажи, миновать мало заманчивое удовольствие сломать себе нос о камни, потерять шляпу и наглотаться ледяной воды на три дня вперед. Именно столько ему предстояло еще бить подошвы своих из без того квакающих сапог.       Волшебник стянул крючковатую, насквозь промокшую серую шляпу. Выжал из нее две пинты воды, обдав брызгами грязи подол своей хламиды. Разочарованно вздохнул и решил, что все остальное вполне себе высохнет у костра, который стоило развести немедля, пока он сам не превратился в крючковатую обледенелую шляпу.       — Алатар Синий! Разрази тебя гром, если это не твой вестник! — вскрикнул маг, отгоняя кружащую над головой птицу.       Письмо, которое он получил от Синего мага, застигло его врасплох. К слову, как и говорящий филин-вестник, который спикировал ему на голову, после чего бессовестно, иначе никак не назовешь, запутался когтистой лапой в бороде. Филин был незамедлительно отправлен в дальнейшее путешествие, в прямом и переносном смысле, прямиком к Радагасту, как и было велено в послании. Маг печально проводил глазами уносимый рекой седой колтун своих волосин.       Ощущал себя Гэндальф весьма потрепанным за сегодняшний день, изможденным, голодным, а теперь еще и замершим. Привал намечался еще не скоро, около двух часов пути вниз по течению, на северо-запад, минуя реку, и дальше через скалящиеся ледяными клыками Синие Горы, а там, впрочем, без помощи орлов добраться совсем будет невмоготу. Но об этом маг старался пока не думать.       Ибо дело, в которое его посвятил Синий, не терпело отлагательств. Да и вообще, отметил для себя маг, намедни как-то обухом сыпались дела, сугубо не терпящие отлагательств. А он, Гэндальф, очень даже не против был сейчас отложить эти дела и остаться подольше в злачном, цветущем, пахнущим медом и млеком, таком сочном и ярком Шире, откуда маг и брел все это время, минуя Линдон.       Бильбо заботливо сколотил ему в дорогу походную снедь, однако остатки ее должны будут закончиться сегодня, и магу вновь придется перебиваться пригоревшей пшеничной кашей из котелка и даже без соли. В котомке припрятан еще походный эльфийский хлеб, лембас, вспомнил Гэндальф, но поразмыслив, решил приберечь его для исключительной потребы.       В Линдоне ему любезно предоставили вороного крепкого коня, лоснящегося от глянцевого перелива, который не привык таскать на себе какое-то убогое барахлишко бродяг и брел тоскливо, всхрапывая ноздрями, да покусывая Гэндальфа за рукав, как бы ненароком намекая, что он тоже тварь, питающаяся не духом небесным, хоть и породистая, и статная, и достойная всяческого восхищения ее грацией, но вот поесть хотя бы разбухшего зернеца было бы не зазорно.       Барахлишко это и впрямь было неказистым: деревянный гребень, перочинный ножичек, огниво, кое-какая походная снедь, бурдюк с водой и связка хвороста, которую маг насобирал еще в Шире, там же котелок и кое-что по мелочи.       Миновав злосчастную реку Лун с ее коварными пресноводными, Гэндальф решил остановиться рядом с пригорной пещерой у самого подножия Синий Гор.       Видимо когда-то ее выдолбили жившие в окрестностях гномы для схоронения непригодного хламья типа старых свитков, тряпичной ветоши, каких-то клубков жесткой шерсти (маг искренне понадеялся, что это не трофейные бороды врагов) и сломанных топоров. Огнебороды или Широкозады тут ранее обретались, Гэндальф точно не знал, но счел это место все же более пригодным для привала, чем трепаться как флаг Гондора от затеявшей мести к ночи вьюги.       Гэндальф шагнул в пещерную тьму. Она беззвучно поглотила его, как чернила крохотный камешек, всего без остатка, от кончиков сапогов до кончиков шляпы. Такая плотная, спертая тьма, что магу показалось, ее можно тронуть рукой. Нет, это была не тьма, Гэндальф едва удержал шляпу, тут же черными стрелами метнулась из пещеры стайка летучих мышей с мерзким писклявым визгом.       — Lumen, — шепнул маг, и посох осветил голубоватым мягким светом внутренности пещеры. Волшебник заинтересованно хмыкнул и откинул упавшую на лоб прядь волос, обнаружив на потолке свисающие точно кисельные липкие слюни солевые сталактиты. Пещера вмиг показалась ему острозубой хищной пастью с беспорядочно и густо наросшими клыками.       — Что ж, — задумчиво протянул Гэндальф, — Горы любят смелых и отважных, — и пропал в темных глубинах, позволив пасти себя заглотить.       Потрескивал сучьями костер, жадно обгладывая их острыми язычками, толкая от себя густой пещерный мрак. Гэндальф смахнул растаявший иней с ресниц, ноздрей, усов, бровей, да собственно, после лихого купания в Луне его всего можно было принять за согбенное заснеженное бревно. Хвороста должно было хватить до утра. В углу похрустывал зерном эльфийский конь, перемалывая зубами разбухшие зернышки и мотая хвостом из стороны в сторону.       — Ты уж прости, дружище, не эльфийские изыски, но уж получше пустого желудка, а? — Гэндальф даже позавидовал тому, с какой охоткой конь уплетает походный паек, поминая лихом мешочек с пшеничной крупой.       Снаружи выла, металась и кидала крупными горстями снега колючая непроглядная пурга.       Шумно втянув застуженным носом прохладный пещерный дух, Гэндальф отметил, что здесь пахнет мерзлой землей, хвоей, серой и мокрой псиной. В углу сгрудились сосновые лапники. Совсем кстати свежие. Осталось только понять, гном их сюда припрятал или какой-нибудь снежный тролль, или может некий горец-отшельник? В прочем, кто бы он ни был, сейчас его здесь нет, а искать пристанища получше в такую метель волшебник счел неблагоразумным.       Котелок глухо постукивал дном, накаляясь от пляшущего пламени, мелкими бульками вскипал талый снег, и Гэндальф был в предвкушении какого-никакого соснового чая, терпкого, вяжущего, с ароматом древесной смолы и хвойника, а главное – пробирающего жаром от горла до самых ребер.       Маг пропустил добрый глоточек спасительного отвара, и наконец вновь почувствовал себя теплокровным, выдохнул облегченно. Пальцы его пришли к прежнему повиновению, начали, наконец, худо-бедно, но гнуться, перестали напоминать древесные окаменелости энтов, в кончиках ощущалось болезненное ноющее покалывание, и Гэндальф был рад избежать обморожения.       Маг извлек из чертогов своей необъятной хламиды письмецо, перевязанное трехслойной серебристой нитью. Оно тут же озорно захрустело в руках волшебника, являя его изыскательным глазам девственно чистый, нетронутый ни пером, ни мыслью лист.       — Ну конечно, — усмехнулся Гэндальф себе в бороду, растянув усы, — любишь ты такие шуточки, Алатар Синий. Погодь, расколдуем, - и волшебник накрыл ладонью письмо, сосредоточенно буркнул что-то чрезвычайно магическое и взглянул на письмо снова.       Оно осталось пустым.       — Ах, да, — вспомнил Гэндальф, — старый ты прохиндей, совсем запамятовал, — и запел вполголоса колыбельную, уж отчего Синий выбрал именно такой пароль,                   Гэндальфу познать было не суждено.       —…спи, не пой, соловушка, — закончил маг.       Письмо вдруг задымилось словно его подкоптил огонь, расползлись змейками синие изящно вогнутые буквицы, заиграли суетливые тени по заветным предназначенным только ему, Гэндальфу, словам, отразились суматошные синие огоньки в уставших, но спокойных глазах волшебника. Вот и клякса в уголке письма, а вот и знакомая выверченная скрипичным ключом подпись Алатара.       Гэндальф прочел сообщение еще там, возле реки, сразу, как изгнал восвояси неугодного филина. Сейчас же сызнова всматривался в послание, силясь обрести в нем нечто новое, потаенное, сокрытое меж строк и освежить в памяти последние события. Именно они вынудили Гэндальфа вскорости покинуть гостеприимный Шир и податься умелым бродяжничьим шагом прямиком в Линдон.       Около полудюжины захворавших эльфов, вроде и невелика беда, чем леший не шутит, да велика вероятность, что разрастется хворь по всем эльфийским просторам. Экая невидаль – эльфы и занедужили? Эльфов начнет выкашивать невиданная колдовская хвороба? Разве такое создание, как эльф, может чем-то занедужить, кроме тоски? Однако же мертвецки бледные, лишенные всякого средоточия жизни и трепета души лики эльфов сугубо вопияли об обратном.       Маг привычным движением извлек кисет, заколотил с лихвой трубочного зелья и с упоением закурил. Куцую пещерку заполонили клубы табачного дыма, больше напоминающие толстые луковые кольца. Тело почти перестало дрожать, сошла синева с губ. Гэндальф потер застуженные руки, пальцы все еще приятно покалывало от тепла, два раза чихнул. Что ни говори, а замерз он как распоследняя дворовая собака, и загнуться от какой-нибудь лихорадки ему отнюдь не хотелось.       — Лихорадка, — словно поймав идею за хвост, вслух проговорил маг, вспоминая неутешительные события минувшей ночи.       Пролег в его памяти свежим зудящим шрамом невыносимо яркий контраст жизни и смерти. Явился как призрак, встал перед глазами мертвенно прекрасный, обескровленный лик эльфа в переполненных жизнью алых цветах. Илладир, кажется так его звали. Он был погребен в усыпальный ларец, высеченный из горного хрусталя. Прозрачные его грани были как треснутое стекло, застуженное крепким морозцем.             Сквозь ларец точно из глубин чистейшего горного ручья смотрел немой эльфийский лик, застывший в муке и печали, мраморно прозрачный с паутинкой голубых вен. Эльф не был мертв - он спал. Спал непробудным, колдовским, таинственно-замогильным сном. И что-то медленно, но верно вытягивало из него вечную эльфийскую душу. Губы несчастного, синевато-серые, как у утопленника, бормотали беззвучно никому неведомый, а может и прощальный, бред. Грудь едва вздымалась от дыхания, сердце пропускало удары, пальцы судорожно подрагивали. И было таких «усопших» около полудюжины.       Никакие всполохи магии, чудеса эльфийской медицины и горячие слезы не могли пробудить этих сновидцев, повисших беспомощно меж жизнью и смертью. Гэндальф тяжело вздохнул и мотнул головой, будто это могло отогнать холодящее душу видение. Снова потянул трубку и сложил письмо.       — Таки сказка о спящей красавице, — отметил про себя волшебник, шевеля угольки в кострище толстой хворостиной, — Где же они пригубили свое отравленное яблоко? И какая-такая ведьма подала его им?       Такое видеть ему еще не доводилось. Однако послание Алатара, отправленное аккурат навстречу, соделало в волшебнике некоторое вольное брожение мысли, засело червоточиной глубоко внутри, окропило надеждой скромные его порывы во что бы то ни стало разгадать эту тайну.       Могло ли то или лучше сказать те, кого упомянул Алатар в своем письме, быть виновниками сего душегубительного злодеяния? Гэндальф пока не знал, но решительно готов был отправиться туда… за Синие Горы в неведомое и забытое Средиземьем, заклейменное порченным Мертвоземье (впрочем, маг помнил и иные названия этого острова).       Волшебник проснулся спозаранку от настойчивых обнюхиваний и жалобного ржания. Конь требовал кормить его здесь и сейчас, желательно чем-то понаваристей отсыревших зерен. Глаза ослепил чистый, пробившийся сквозь камни, мощный клин солнечного света, торжественный и ликующий, точно победивший в бою с темной и злобной вьюгой.       Светились и кружили в нем пещерные пылинки. Костер прогорел и мирно тлел, отдавая ветрам душу тонким волнистым дымком.       Гэндальф уже собрался на выход, как вдруг что-то хрустнуло снаружи так, словно сугроб смялся под гигантской ступней слона, мумака, кого подюжей? Маг порывисто встал и машинально схватился за посох. Конь обеспокоенно и тонко заржал, попятившись назад. Что это? Что там могло быть? Какое-то время волшебник пристально всматривался в залитый светом выход пещеры. Что ж, ничего не нашлось, уверил себя маг, и взял коня за уздечку.       Свет вдруг исчез.       В проходе сквозь тонкие спицы лучей, дымясь от жара, возникла песочного цвета глыба. Бешено потянуло мокрой псиной и каким-то гнильем.       — Тролль, — вытянулось удивлённо лицо мага. И даже не от того, что это был тролль, тролли в этих суровых снегах дело куда более обыкновенное, нежели люди, это был тролль, которые ладит с солнечным светом?       Ввалилась внутрь огромная туша. Крохотная головка почти приросла к плечам, минуя хоть какой-то намёк на шею, мелкие глазки паскудливо лоснились, мощные оглобли свисали до колен, морщинистая слоновая кожа облезла от холода, придавая существу вид бестолковый и неандертальский, но все же опасный, леший его подери! Гэндальф и тролль пару мгновений молча глазели друг на друга, поражаясь неожиданному знакомству.       — Ну-с, — протянул маг, поднимая брови, — Добрая зоря, хозяин! Сдаётся мне, это твоё гнездышко, — и попятился назад в покои хозяина, - Спокойно друг, я взял всего пару-тройку хвойных игл, — он крепче сжал посох в руке.       Тролль утробно что-то промычал, взмахнул увесистой зазубриной дубиной и, перебирая слоновьими ногами, помчал на волшебника, содрогая землю. Тут же приглушенно ухнула ослепительная вспышка света. Гэндальф опустил посох. Тролль, пошатнувшись, рухнул наземь и скорчился от боли. Дрогнули, цокнули зубьями солевые сталактиты и посыпались поражающими копьями тут и там. Маг рассек посохом пару из них и спешно подстегнул коня.       — Пошёл! Мчи домой, дорогу ты знаешь!Kela,kela,mellon! Издав оглушительное ржание, конь встал на дыбы, промчался прямо по пузу тролля и исчез из пещеры. Гэндальф повторил такой же маневр, осторожно переступая конечности тролля.       Добивать беднягу в собственном логове без веских причин волшебник счел не милосердным и подловатым деянием, в конце концов зловонное отродье защищает свой дом от расхитителя, что сделал бы любой человек, эльф или гном. А бессовестный вор и расхититель чужого добра, нажитого кровью и потом (скорее всего не своими) здесь он, Гэндальф Серый.       Волшебник почти миновал раскинувшиеся членами залежи тролля, как туша взрыкнула, взвыла и мага пырнуло в спину увесистым трехпалым кулаком. Гэндальф пробороздил грудью сугроб, распростерся на снегу, выронив посох. Для тупого неповоротливого создания туша двигалась на удивление ловко. В дюйме от виска просвистела дубина и вошла в снег на половину. Тролль с усилием вынул её, взревел, из налитых кровью подслеповатых глаз градом лились слезы, в спине торчали иглы сталактитов. Маг перекатился в сторону, схватил посох и...       В небе метнулась какая-то крылатая тварь.       Нечто мощным рывком сгребло его под плечи, рванув хламиду, и понесло прочь. У мага сбило дыхание. Он увидел у плеча и почти коснулся носом блестящего черного когтя. Вверх... Вверх... Вверх!       — Гваихир! — уразумел Гэндальф, — Ты вовремя, дружище! Даже не представляешь, как ты меня выручил! Гваихир издал приветственный, пронзительный орлиный клич.       Маг уже восседал на гладкой, как шёлк, рябой и горбатой спине орла, который явился от самых Мглистых Гор великодушно доставить друга на заброшенный остров. Ведь орлы помнят сотворенное им добро и воздают тем же.       — Благодарствую за ночл-е-е-е-ег! — прокричал Гэндальф умаляющемуся в мелкую черную точку троллю. Тот яростно махал дубиной, мычал истошно что-то нечленораздельное и ощущал себя, видимо, глубоко оскорбленным.       Солнце уже вспружинило от линии горизонта, и нанизывало облака острыми как спицы лучами. Гваихир и Гэндальф неслись сквозь голубеющий небесный простор, на северо-запад в безызвестные земли. Орел то величаво вскидывал крыльями, то гордо парил над морем.       Пестрили внизу белыми чешуйками талые льдины. Синие горы превращались в крохотный драконий хребет, прикрытый снежной вуалью. Ветер трепал серую шляпу волшебника и свистел в ушах. Гэндальф смотрел вдаль, всеми морщинками щурясь от солнца, предвкушая новое приключение. Впрочем, где появляется серый маг, там всегда случается неожиданное и опасное приключение. __________________________________________________________________________ 1. Мертвоземье, отчужденный от Средиземья остров на северо-западе неподалеку от Синих Гор. 2. «Kela,kela,mellon!» – от синд. – Уходи, уходи, друг!