Кривое Зеркало

1906 год. Луизе проснулась одна — сегодня она чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы встать с кровати одним движением и не упасть от судороги, пока шла до кухни. Этот день был одним из самых важных в ее жизни: Шварц должна была защищать кандидатскую, и она не собиралась ошибаться. Она плотно позавтракала, надела темно-зеленый брючный костюм и любимое коричневое пальто, положила все документы и саму работу в строгую сумку, больше похожую на дипломат, и вышла из дома ловить такси. Уже через пятнадцать минут Луизе стояла перед диссертационным советом. Она не боялась — прошлым вечером Кимбли предупредил, что ее могут посадить, но Шварц и так день за днем жила с той же самой угрозой за дверью. Луизе подошла к столу посередине, за которым сидел уже знакомый ей пятидесятилетний мужичок в круглых, толстенных очках — четыре года назад он был на защите ее магистерской работы. Тогда герр Мюллер был крайне самоуверен и даже подшучивал над ней… Сейчас его лицо было бледным, как стена. Крепкий взрослый мужчина дрожал, как осиновый лист. Луизе вопросительно хмыкнула, выгнула бровь, но герр Мюллер так и не осмелился на нее посмотреть — он просто молча принял работу и начал разбирать листы по частям, чтобы передать всем своим коллегам. — Фрау и герры, позволите мне начать? Тишина повисла в аудитории всего на несколько секунд, и тем не менее, она звучала громче, чем любой взрыв. Луизе ответила сухонькая старушка лет шестидесяти, фрау Гофман — но та старательно избегала ее взгляда, да и голос ее звучал так, будто бы недавно она плакала: — Д-да, конечно. «Не к такой атмосфере я готовилась…» Луизе уже привыкла, что над любыми демократическими мыслями в ее работе почти откровенно смеялись — профессора шутили прямо ей в лицо, не скрывая эмоций, и еле как соглашались оценить ее по достоинству. Шварц была готова парировать все нападки, отбиваться, защищаться в самом прямом смысле этого слова. А теперь, когда пятеро уважаемых профессоров смотрели на нее, как котята на бешеную овчарку, Луизе не знала, что и думать. Она неловко откашлялась и, решив сразу же перейти к делу, начала произносить речь, над которой сидела последнюю неделю, если не больше: — Фрау и герры, меня зовут Луизе Шварц, и сегодня я представляю работу под названием «Демократия как основа федерализма». Во всех учебниках написано, что оба этих политических явления невозможны и утопичны, однако я нашла реальные примеры государств, совпадающих… Обычно какой-нибудь член совета остановил бы Луизе прямо здесь — начал бы допытывать, почему она выбрала именно такую тему, почему принимает во внимание иностранные источники тех государств, которые ложно утверждают, что смогли установить демократию… Но нет, все молчали — фрау Гофман даже вытерла нос и глаза платочком. «Блять, да что за хуйня?!» Луизе, не подав виду, что удивилась, продолжила читать. Атмосфера была чуть ли не скорбная — воздух сгущался от незримого напряжения, будто каждый хотел высказать Шварц все, что о ней думает, но что-то не давало им это сделать. Луизе вздохнула, заставила себя немного успокоиться и перешла от вступления к первой главе работы: — Прежде чем говорить о демократии и федерализме на практике, я посчитала нужным разобрать их в теории, ведь только так можно понять, являются ли данные политический режим и форма государственного устройства осуществимыми в полной мере… Ее всегда перебивали, пытались прогнать, делали вид, что даже не хотели слушать — и Луизе, хоть и ненавидела это все, была готова именно к такому обращению. Вся ее речь была выстроена на том, чтобы отвечать на неудобные вопросы в самых скользких, неудобных власти фюрера моментах, но теперь, когда диссертационный совет смотрел на нее так, будто все его члены были побитыми щенками, Шварц чувствовала потерянность. «Надо продолжать. Раньше закончу — раньше уйду из этой дыры». Луизе продолжила свой краткий экскурс в теорию демократии и федерализма. Это не было нужно комиссии — все они были профессорами, и хоть они в своей деятельности даже не пытались разобраться в чем-то, кроме правительственной пропаганды, они знали почти все, что Луизе говорила. Но вскоре началась практика — самая интересная, оригинальная, самобытная часть, и уж там Шварц плавала как рыба в воде. — Одним из примеров истинно демократического государства является Крета. Несмотря на напряженные отношения между «нами» и «ними», власть в Крете передается исключительно посредством общенационального, прямого и тайного голосования. Год назад у них прошли президентские выборы: с отрывом в пятнадцать процентов голосов победил либертарианец по имени… — Сам факт победы человека с настолько свободными взглядами говорит о том, что в Крете сформировалось гражданское общество: в тех странах, где люди пережили тоталитарные или авторитарные диктатуры, избиратель с большей вероятностью выберет кандидата с консервативными взглядами… Как только Луизе закончила практическую часть, рассказав о всех опросах и статистике, которые ей удалось провести и добыть, один из членов диссертационного совета наконец-то поднял голову. Шварц гордо встала, хищно ухмыляясь, но тот мужчина, тридцатипятилетний блондин герр Шнайдер, вместо оскорбления сухо выдавил: — Вы провели огромную работу, фрау Шварц. У меня все еще есть огромные сомнения по поводу вашей этики… Патриотизма тоже, пожалуй, не каждому придет в голову рассматривать пример враждебной страны как что-то положительное. Однако вы доказали свою точку зрения и использовали при этом максимально точные и реальные источники, поэтому я вынужден поставить вам зачет. — Но вы ведь даже не выслушали моего заключения! — А тут все и так понятно, — подала голос фрау Гофман. — Работа оформлена правильно, речь неплохая… Идите уже. Заключение о присуждении вам вашей степени мы пришлем по почте. Шварц, не веря тому, что только что услышала, оставила текст своей речи на столе у герра Мюллера и на негнущихся ногах вышла из аудитории. Она шла по коридорам до боли знакомого Центрального университета, не обращая внимания ни на что, кроме, пожалуй, выхода из здания, и облокотилась на одну из высоких колонн, величественно украшавших фасад здания. Ей было нечем дышать — она не могла поверить, что защита прошла так быстро и без всяких проблем. Луизе уже думала, что ей придется отдать как минимум шестую часть денег, полученных от Йозефа, чтобы диссертационный совет не вызвал военную полицию. Черт, да почему было все так гладко? Шварц могла бы порадоваться за новую ученую степень, но в ее голове крутилось миллионы сценариев, все страннее и страннее объясняющих такое поведение со стороны ее слушателей… «Что, если я сплю?» «Я в коме?» Луизе быстро пошла домой — ей нужен был свежий воздух, и она решила не садиться в такси. Она чуть ли не промаршировала по уже знакомым улицам с сероватыми домами и машинами, вонявшими бензином, пропустив свою любимую кондитерскую и даже книжный магазин, куда иногда забегала, чтобы после работы взять какой-нибудь приключенческий роман — всякий раз после защиты важной работы Луизе делала себе подарок, но в этот раз настроения просто не было. — Фрау, газетку? К Луизе подбежал мальчик лет двенадцати в смешной коричневой кепочке. Она уже привыкла читать новости каждый день, поэтому охотно протянула ему сто центов и взяла газету. Шварц отошла в сторону, чтобы не мешать прохожим, пролистала чуть вниз… «Пять мелких взрывов прогремело в разных районах города. Никто не пострадал. Эксперты утверждают, что дело в неисправности газовых труб». — Кимбли, су-! Луизе, закричав на всю улицу, смяла газету в левой руке и помчалась ловить такси, чтобы добраться до его дома — за тот месяц, что они встречались, Шварц была там не раз. На дворе было утро: не было никаких гарантий, что Зольф снова работал из дома. Но разве Луизе могла заявиться в Центральный военный штаб безо всяких проблем? Здравый смысл подсказывал Шварц, что живой бы она оттуда не вышла. «Ну ничего. Хоть до ночи простою, а он мне за все ответит! Просила же не вмешиваться, что за…?!» Зольф жил в частном доме в черте города — его новое звание Государственного алхимика (равно что майора) давало ему огромные привилегии, от невообразимой зарплаты до многочисленных грантов на любые исследования. Луизе, еще раз оглядев знакомые белые стены, вылезла из машины и подбежала к двери. О, как она была зла! Она громко и яростно затарабанила в дверь, тяжело дыша, и когда никто не открыл ей дверь, пнула ее низ ногой. Шварц тут же ойкнула от боли, схватилась за голень — ей нельзя было нагружать суставы, но она раз за разом пренебрегала этим правилом. За дверью послышался зевок. Дверь медленно открылась, и Зольф, непричесанный и с легкой щетиной на щеках и подбородке, сонно пробормотал: — Кого там еще… Луизе? Шварц вошла внутрь, еле как сдерживаясь, чтобы тут же на него не наорать, но взяла его за руку и властно потащила в гостиную. Кимбли тряхнул головой, проснулся и остановил ее на полпути, целуя ее в шею и хитро улыбаясь. Луизе злобно зыркнула прямо ему в душу, ее нос сморщился, и она грозно спросила, срываясь на крик: — Скажи мне, зачем ты запугал членов диссертационного совета? Я же попросила тебя не вмешиваться! Я бы защитилась сама, а ты…! Зольф вздохнул, посмотрел в сторону, будто бы чувствовал себя очень виноватым, и обнял Луизе — та отстранилась от него и села на диван в его гостиной. Неужели Кимбли считал ее дурой? Думал, что она ничего не может без его помощи? Луизе это совсем не устраивало. Она сжала руки в кулаки, чтобы не сойти с ума от злости, но ее глаз начал дергаться так, будто бы она собиралась разорвать его на кусочки. Кимбли примирительно поднял ладони вверх: — Прости, дорогая. Я честно пытался не вмешиваться, но мне вдруг стало так страшно, что тебя арестует какой-то урод… Луизе скептически повела бровью, и Зольф все же осмелился сесть рядом с ней. Она ничего ему не говорила — Шварц была обижена на него, и Кимбли это знал. Он нежно, аккуратно взял ее руку в свои, поцеловал каждый ее палец, слабо улыбаясь, и мило попросил: — Посмотри на меня, Луизе. Ну пожалуйста. Шварц вздохнула и нехотя снова повернулась к нему. Все же Кимбли был ублюдком, но чтобы так, по отношению к ней… Зольф всегда делал с ней только то, что захочет она сама, так что изменилось теперь? Почему он считал, что может действовать ей наперекор и управлять ее жизнью из тени? Луизе слишком сильно сжала его плечо, наклонилась ближе к его лицу и прошептала: — Если ты еще хоть раз выкинешь что-то подобное, я отрежу тебе член. Какого черта ты делаешь?! Я не хочу, чтобы ты вмешивался в мою научную деятельность — теперь моя работа вообще не представляет никакой ценности! — Ну почему же не представляет, милая… — Зольф отпустил ее руку, но вместо этого двинулся чуть ближе к ней и обнял ее за плечи. — Ты чудесно справилась. Ты так долго готовилась к этому. Уверен, если ты это опубликуешь, у тебя появится много сторонников. — А зачем мне вообще стараться, если ты просто взорвешь дом того, кто не поставит мне высший балл?! Луизе чувствовала себя обманутой. Зольф же обещал ей, что оставит ее кандидатскую в покое, что позволит ей справиться самостоятельно даже несмотря на его собственное желание «помочь». Почему он решился на такой шаг за ее спиной? Судя по фотографиям из газет, все пять взрывов почти не принесли вреда и уж точно никого не убили, но сам факт того, что Зольф так предал ее… Кимбли вдруг рассмеялся, покачал головой и поцеловал Луизе в затылок — та дернулась, ей не хотелось, чтобы ее трогали, пока она злилась. Зольф вздохнул, поднялся с дивана и выпил вина, которое секундой ранее достал из бара. Шварц было поднялась, чтобы отнять бутылку и вылить ее в раковину — да как он вообще мог пить и смеяться над ней в такой момент? Зольф же заварил ей чаю, подал кружку и ответил: — Открою тебе небольшой секрет, милая. Я не просил их поставить тебе зачет несмотря ни на что. Я лишь потребовал, чтобы твоя работа была оценена по достоинству: если бы она заслуживала пятерки, ты бы получила свой низший балл и ушла ни с чем. А какой балл у тебя? Луизе точно не знала, но если уж ей сказали, что пришлют заключение о присуждении кандидатской степени, то она не могла получить ниже двойки. Она посмотрела на Зольфа, чуть успокоилась, прислушиваясь к нему, и побежденно вздохнула: — Без понятия, но у меня точно зачет. Все равно, зачем ты взорвал их дома? Разве одного разговора было недостаточно? — Не взорвал, а чуть-чуть подпортил, — подмигнул ей Кимбли. — К сожалению, нет. Я хотел поговорить культурно, но все они, как один, сказали, что завалят тебя, если тема твоей работы «не будет соответствовать нынешним политическим реалиям». Луизе шлепнула себя по лбу — доводы Зольфа звучали все более рационально. Если члены диссертационного совета были настроены завалить ее еще до наступления дня защиты, никакая взятка бы ее не спасла. На Шварц вполне могли вызвать военную полицию — вся практическая часть ее работы по сути являлась восхвалением демократических, враждебных Аместрису государств. А Кимбли был всего лишь майором — если бы Луизе арестовал кто-то даже совсем чуть выше званием, ей пришлось бы нелегко. — Так может, поблагодаришь? Мы договаривались, что я прикрою тебя, и я это сделал. А ты еще и обижаешься. Луизе закатила глаза, но ее гнев тут же исчез. Она не знала, верить ли словам Кимбли, раз уж он угрожал профессорам за ее спиной, но другого выбора у нее не было — Зольф бы на любое обвинение в духе «нет, ты врешь, ты точно заставил их поставить мне хорошие баллы» ответил бы логичное «тебя там не было» и, скорее всего, оказался бы прав. Шварц не знала ничего о том, что произошло после того, как он уехал, поэтому она прикусила язык и обняла Зольфа в ответ: — Извини, что накричала. Но в следующий раз, когда захочешь сделать что-то подобное, предупреждай заранее — и не обещай, что не будешь. Ты сам говорил, что мы не будем друг другом манипулировать. Вот и нечего врать! Кимбли выдохнул, расслабил плечи и несколько раз поцеловал Луизе в шею. Он нежно схватился ладонями за ее талию, прижал ее к своей груди и вдруг лег на диван так, чтобы Шварц очутилась сверху. Луизе усмехнулась, посмотрела вниз, прямо в его льдисто-синие глаза… Зольф поднял голову, прислонился к ее губам, и только тогда, когда поцелуй закончился, ответил: — Хорошо. Давай проведем этот день вместе? Нам нужно отпраздновать твою ученую степень, и у меня уже есть несколько идей… Зольф беззвучно зевнул, закрывая рот рукой, и прикрыл глаза. Луизе усмехнулась и поцеловала его в лоб — сонный Кимбли выглядел необычно, и ей это нравилось. Обычно он был таким собранным, старался контролировать вообще все, что только мог, а теперь, рассуждая о ее успешной защите, еле боролся с усталостью. — Если хочешь, мы можем немного поспать. Я все равно очень устала — знаешь, я рассчитывала на вдохновляющий спор, а не на пятеро запуганных членов совета. — Не любишь, когда что-то идет не по плану? Я тоже, — подмигнул ей Кимбли. — Пойдем в кровать, тут не удобно. Луизе вскочила с дивана первая; Зольф пошел за ней. Она легла на просторный матрац, облегченно вздохнула, расслабляя уставшие от ношения дипломата руки, и перевернулась на бок. Кимбли обнял ее со спины, прижался грудью к ее лопаткам и лениво переместил обе руки к ней на живот. Шварц улыбнулась и закрыла глаза — Зольф продолжал аккуратно гладить ее тело, не переходя к более активным действиям. Значит, в этот раз он действительно хотел спать. Странно, на улице было уже девять — если только Кимбли не провел всю ночь, придумывая, как бы взорвать дома членов диссертационного совета так, чтобы его никто не нашел, он не должен был лежать в постели. Зольф уткнулся носом в затылок Луизе, выдохнул и попытался заснуть еще раз. Как только они оба проснулись, Кимбли подвинулся чуть ниже и поцеловал Луизе в шею. Она вздрогнула от возбуждения и попыталась было перевернуться, чтобы поцеловать Зольфа, но он хитро усмехнулся и крепче схватился за нее, довольно трогая все, до чего мог дотянуться. Шварц удивленно повернула голову, пытаясь хоть краем глаза увидеть его, и спросила: — Ты чего? — Я хочу тебя, — с неприкрытым вожделением прошептал Кимбли. — Ты просто потрясающая, знаешь? — Для человека, который только что проснулся, у тебя слишком много энергии. — Луизе рассмеялась и игриво подмигнула ему, надеясь, что он увидит. — Допустим, я тоже тебя хочу. Так отпусти, и мы… Зольф отрицательно покачал головой и совсем легонько, чтобы не причинить Луизе боль, сжал нижнюю часть ее живота. Шварц была совсем худой из-за ее болезни и иногда, в самые худшие моменты, выглядела, как призрак, но даже у нее был небольшой животик. Кимбли в школе не прогуливал биологию — он знал, что у женщин по-другому распределялся жир, и ему чертовски нравилось, как это выглядело. Зольф погладил Луизе еще раз, спустился ниже, оставив поцелуй на ее лопатках, и прошептал: — Мне нравится эта поза. Но… знаешь, сегодня твой день. Как ты хочешь? Луизе удовлетворенно хмыкнула и издала звук, похожий на урчание кошки. Она отклонилась назад, чтобы ее спина крепче прижалась к его груди, и ответила, улыбаясь: — У меня так еще не было. Давай попробуем. Зольф на секунду сжал ее ляжку, будто пытаясь раздвинуть ее ноги, но тут же вспомнил о презервативах, которые оставил в кармане пальто. Он, закатив глаза, встал, лениво поплелся в коридор… Луизе, усмехнувшись, обняла подушку и легла поудобнее — а когда он пришел, снова прислонилась к нему и закрыла глаза: — Не торопись. Кимбли все понял. Он лег обратно в кровать и поцеловал Луизе за ухом, а потом в шею, затем схватил ее ляжки, аккуратно, чтобы не повредить и так больным бедренным суставам, раздвинул ее ноги… Луизе издала легкий стон — ей хотелось повернуться к нему, поцеловать его в губы, может быть, даже сделать ему хорошо, но Зольф не дал ей этого сделать. Кимбли коснулся ее левой рукой, заставляя Луизе возбужденно вздыхать и краснеть, и прошептал ей на ухо: — Тебе нравится? — М-м… да-а. Как только Луизе была достаточно возбуждена, Зольф начал двигаться — сначала медленно, чтобы дать ей привыкнуть к новой позе, но его бедра вскоре начали трястись. Он был нетерпелив, он упивался их совместным удовольствием. Луизе отвечала ему взаимностью, не заглушая стонов; они были в частном доме, их все равно бы никто не услышал. Кимбли переместил одну из своих рук на ее правую грудь, совсем чуть-чуть грубовато сжимая — Шварц ахнула, зажмурилась… Они закончили быстро. Зольф помог Луизе добраться до душа; ее ноги начали дрожать, и Шварц испуганно посмотрела вниз. В ее голове была лишь одна мысль — что, если судорога? Она не хотела упасть в ванной, на мокрый пол, и сломать себе что-нибудь. Шварц оперлась рукой на стену, смотря на Кимбли, стоящего перед ней, и попросила: — Принеси мои лекарства. В сумке, передний карман — самый большой. Зольф улыбнулся — то ли он хотел ее успокоить, то ли ему нравилось думать о ее болезни. Он вылез из душа, не вытираясь полотенцем, взял ее сумку и нашел там нужную баночку с круглыми белыми таблетками. Взяв на кухне стакан холодной воды, он вернулся в ванную. Луизе сидела на полу душевой кабины — судороги не было, иначе она бы уже рыдала в агонии, но ей явно было больно. — Что не так? Зольф поставил таблетки и воду на раковину, помог Луизе выйти из душа и, придержав ее, погладил ее по голове. Шварц, шикнув от появившейся боли в теле, тут же засыпала себе в рот несколько пилюль, запила водой и обняла Кимбли. Она хотела забыть, что такое боль, но чертовы суставы все время напоминали о себе. Кимбли чуть более сочувственно, чем обычно, посмотрел на Луизе и подал ей полотенце. Оба наконец вытерлись, прошли обратно в спальню и нацепили на себя одежду — октябрь выдался слишком холодным, и ходить голыми по дому было опасно. Луизе легла на кровать, что-то промычала, схватилась за больную коленку… Зольф нежно погладил ее ноги, затем подсел ближе к ней, нагнулся и поцеловал ее в лоб. Шварц чуть успокоилась — лекарства начали действовать, да и Кимбли своими маленькими жестами заставил ее почувствовать себя любимой. — Мне позвонить в ресторан и отменить бронь? Я заказал нам столик, но ты выглядишь уставшей. Ресторан? Луизе поднялась и села на кровать, заинтересованная предложением Зольфа. Ей не хотелось просто лежать дома и надеяться, что боль пройдет полностью — этого никогда не случалось уже как семнадцать лет. Шварц покачала головой, почувствовала, как ее живот предательски заурчал, и ответила: — Нет, я хочу поехать. Мне уже лучше. — Как скажешь, милая. Зольф подал Луизе руку и довел ее до своей машины: открыв перед Шварц дверь, он обошел машину с другой стороны и расслабленно положил левую руку на руль. Правой он вставил и повернул ключ, заводя двигатель, сменил передачу, и машина, встав с места, быстро поехала по направлению к самому центру столичного города — Зольф жил достаточно далеко оттуда, предпочитая уединение. Интерьер ресторана, выполненный в сине-зеленых тонах, выглядел не так шумно, как тот, куда Луизе ходила на встречу с Йозефом. Здесь не было картин модных художников в золотых рамах, не было барной стойки, кучи столбов, но было видно, что хозяин заведения постарался на славу, обустраивая свой уголок. Луизе и Зольф сели напротив друг друга — им тут же принесли меню. Луизе выбрала себе свиной стейк с кровью; Зольф же предпочел рыбу. Официантка, приняв заказ, ушла на кухню, и Кимбли вдруг потянулся за ладонью Шварц. Она протянула ему свою руку, улыбаясь, подмигнула ему и вдруг понизила голос: — Знаешь, я так рада, что мы помирились и все решили. Кимбли самодовольно кивнул Луизе, подмигнул ей в ответ и погладил пальцем внутреннюю сторону ее левой кисти. Он наклонил голову, взглянул в ее темно-зеленые глаза и второй рукой потянулся, чтобы ласково, как котенка, погладить ее по щеке. Шварц усмехнулась, потерлась щекой об его ладонь — Зольф тогда решил ей ответить: — Да? Почему же? — Ну как, — опешила Луизе. — Я тебя люблю. Мне не хочется, чтобы мы переругались. Зольф послал Луизе воздушный поцелуй, наклонился чуть ближе к ней и начал гладить ее по волосам. Шварц на секунду закрыла глаза, приблизилась к нему, ловя его нежные прикосновения, а Кимбли вдруг отпустил ее руку и погладил ее колено под столом со слишком уж хитрой улыбкой на его лице: — Мне тоже, милая. Больше не кричи на меня — я не ребенок. — А ты не обманывай, — цокнула Луизе. — И не веселись без меня. Может, я тоже хотела стать частью того плана. Кимбли тихо, но весело рассмеялся, глядя прямо ей в глаза, и кивнул. Черт, как же ему нравилось, когда Луизе забывала о своем политическом имидже и признавалась в том, кем на самом деле была! Он помнил, как горели ее глаза, когда он спросил, как она унижала своих бывших, и сейчас, когда Шварц призналась, что сама хотела помочь ему взорвать дома членов диссертационной комиссии… — Наверное, все они тебя бесили? Я бы тоже захотел отомстить, если мои прошлые работы принимали только со взяткой. — О, ты не представляешь, как я ненавижу этих старых го- кхм. Оба захихикали, словно малые дети, и Зольф снова взял ее ладонь в свою. Официантка скоро принесла им их еду и напитки, и Луизе жадно вгрызлась в свой стейк — розовая жидкость потекла по ее подбородку, и она тут же вытерла ее салфеткой, опасаясь запачкать свой любимый костюм. Кимбли элегантно отрезал себе кусок рыбы, подмигнул Шварц, указывая на столовые приборы, и вдруг задал неожиданный вопрос: — Где ты родилась? Я сам из Вест-Сити. Луизе не слишком любила вспоминать детство — странное это было время, по-другому и не назовешь. Она вздохнула, прожевала кусок свинины и взяла в руки вилку и нож. Думать над ответом долго смысла не было, и Шварц все же вздохнула: — Здесь, в Централе. Потом какое-то время в Ризенбурге жила, в глуши на востоке — а когда нужно было поступать в университет, приехала обратно. Зольф заинтересованно наклонил голову — ну кто в своем уме, хотя бы и на время, уедет из большого города, где на каждом шагу поджидали возможности устроиться на работу и разбогатеть? Он прожевал свой кусок рыбы, запил белым вином и спросил: — И как тебе Ризенбург? — Не понравилось. Но я маленькая была, родители развелись — выбора не было. Шварц тяжело вздохнула — ей совсем не нравилось, куда зашла тема разговора. Она перевела взгляд на ладони Зольфа: на них были очень интересные татуировки с алхимическими символами. Луизе вдруг взяла одну из его рук, перевернула ладонью вверх и начала изучать круг преобразования: в него был вписан треугольник, смотрящий вниз, в него — круг поменьше и точка в центре круга. — Интересно. Разве татуировки на запястьях не расплываются? В молодости я хотела набить себе ящерицу на внутренней стороне пальца, но татуировщик выставил меня за дверь. Зольф удивился — обычно его спрашивали, что значили все эти «странные треугольники и точки», а не про сами татуировки. Он подал Луизе и вторую руку, чтобы она могла изучить оба круга преобразования, и ответил на ее вопрос: — Я хожу на коррекцию раз в полгода. Это не то чтобы обязательно, — в формулах этой реакции нет мелких деталей, разве что текст, — но я хочу, чтобы они выглядели идеально. Луизе кивнула, осмотрела вторую ладонь: в круг преобразования был заключен треугольник, смотрящий вверх, а в центре треугольника красовался чуть наклоненный вправо полумесяц. Когда Шварц была еще совсем маленькой девочкой, она пыталась выучиться алхимии, но остановилась еще на… Просто химии в конце средней школы. Все эти формулы никак не могли залезть ей в голову — и Луизе мигом переключилась на гуманитарные науки. — Красиво, — улыбнулась Луизе. — А что это все значит? Как это работает? — Смотри, милая, — подмигнул ей Кимбли. — Большой круг символизирует течение энергии. Треугольники — это стихии: тот, что вверх — это огонь, вниз — вода. В «воду» вписан маленький кружок с точкой, солнце, а полумесяц… Ну, тут и так все понятно. Когда я соединяю обе руки, получается новый круг преобразования, который сочетает в себе слишком много противоречивых элементов. Это создает дисбаланс энергии: проще говоря, взрыв. Луизе кивнула — значения символов она запомнить могла. Она улыбнулась Зольфу, поцеловала оба круга преобразования на его ладонях и снова начала есть своей стейк. Кимбли, усмехнувшись, отпил немного вина… Они провели весь оставшийся вечер, разговаривая о всем, что только приходило в голову — кроме как семьи Луизе, этой темы она избегала. За окном сгустилась ночь, и Кимбли, до этого рассказывавший ей, какой огромный взрыв устроил на экзамене на получение звание Государственного алхимика, прервался, заплатил за их ужин и предложил довезти Луизе до дома: — Ты поедешь к себе или хочешь остаться у меня? Шварц вдруг охватила какая-то странная тревога — это длилось всего секунду, но она почувствовала какое-то странное жжение между ключицами. Луизе хотела домой, просто лечь спать и, может быть, начать уже думать над темой для докторской, на которую убьет ближайшие три года своей жизни, если не больше, но что-то подсказывало ей, что ей не стоило оставаться одной. «Наверное, все хорошо — просто таблеток много выпила…» Шварц знала, что больше установленной дозы принимать было нельзя, но что делать, если еще ни один набор таблеток, выданный врачом, не снимал боль? Раньше Луизе пила лекарства строго по графику, соблюдая вообще все, что ей говорили, но теперь, после стольких лет дикой боли, Шварц уже не обращала на это внимания — даже если в побочных эффектах от таблеток было указано что-то вроде «внезапной смерти» или «иррационального чувства тревоги». — Все в порядке? Кимбли выгнул бровь, смотря на ее побелевшее лицо, и протянул ей свой локоть. Луизе, усмехнувшись и покачав головой, встала из-за стола, взяла Зольфа за руку и пошла вслед за ним на выход, к машине. Они сели рядом, как обычно, пристегнулись — и Шварц ответила: — Да. Отвези меня домой, мне завтра на работу. Машина тихо покатилась по улицам родного ей города. Луизе изредка поглядывала в окно, смеялась и шутила, пока Зольф рассказывал ей коротенькие истории, а когда они остановились около его дома, она расцеловала его в обе щеки, в губы и в нос. Зольф довольно захихикал, погладил Луизе по спине и кивнул ей на прощание: — Позвони мне завтра с утра, милая. Хочу услышать твой голос прежде чем поеду в штаб разбираться с кучкой придурков. — Ох, кто-то уже что-то натворил? Ну ладно, позвоню — не скучай. Луизе еще раз чмокнула Зольфа в губы, чувствуя запах его цитрусовых духов, которые остались на ее одежде, и зашла в свой подъезд; Кимбли уехал домой. Шварц, как всегда, сделала себе кружку любимого черного чая, села на диван с книгой о приключениях Мудреца с Востока и расслабилась. Насыщенный день был позади: Луизе пережила защиту, ссору, примирительный секс, свидание… Осталось только снова лечь спать. «И выбрать тему для докторской. Моя следующая работа должна быть просто потрясающей, иначе…» Как только заключение о получении кандидатской придет ей по почте, Шварц подаст свое резюме во все университеты и институты страны: ей не хотелось покидать Централ, но кто знает, вдруг терактов Кимбли не хватило бы еще и на то, чтобы столичный университет позволил ей вести лекции? Луизе вздохнула, прошла в спальню, оставляя недопитый чай на столе… В дверь позвонили. — Сука, и кого там еще принесло? Луизе нехотя встала с дивана — стук послышался еще раз, но уже сильнее, настойчивее. А что, если это был почтальон? Тогда она могла начать вспоминать номера университетов, чтобы позвонить во все и договориться о собеседованиях. Шварц открыла дверь, радостно улыбаясь… Синий цвет военной формы на секунду промелькнул перед ее глазами. В воздухе раздались два громких выстрела.