Кривое Зеркало

1906 год. Все женщины попрятались в домах и надежно скрыли своих несчастных детей, которым не повезло испытать войну. Аместрийские солдаты начали действовать злее, агрессивнее; никто не знал, было ли это приказом их руководства. Но все боялись. И Хава тоже боялась: что могут сделать сильные руки, если напротив них встанет враг с пистолетом? Бежать было некуда, да и стыдно: ее подруги, оставшись без мужей и отцов (те ушли отгонять аместрийцев к границе региона), не всегда могли надеяться на чью-то защиту — драться женщин никто не учил. Хава ничем не отличалась от остальных. Но тем ребенком, которого враги застрелили пять лет назад, была ее младшая сестра — и с тех пор вся суть Хавы состояла из праведной мести, крови и залпового огня. Со смертью Леи началась гражданская война… И Хава поклялась сделать все, чтобы она закончилась. Это был вечер: Ишвар был расположен на границе с пустыней, у них всегда быстро холодало. Хава вздохнула, закрыла прилавок и уже было хотела пойти домой тренировать удары, но услышала чьи-то шаги за спиной. Она быстро обернулась, пряча тонкий клинок в потайном кармане в рукаве… — Ой, это ты! Пришел все-таки. Это был Эзра. Интересно, почему он не пошел с другими мужчинами? Хава всегда думала, что монахи участвовали в войне… Она пожала плечами и, опершись на пустой уже прилавок, вопросительно посмотрела на Эзру. Он вздохнул, кивнул ей в ответ и проворчал: — Опасно вечером ходить, сестренка. Домой иди. Хава и так все понимала: аместрийцы не привыкли к жаре и чаще выходили, когда солнце уже закатывалось за горизонт. Но что она могла сделать, не работать вообще? Нет, рынок давал ей хоть какое-то ощущение нормальности в пучине ужаса и безумия… А ведь с момента их первой встречи прошло всего две недели. «Как много всего может поменяться…» — Я скоро пойду, ты не переживай, братец. Лучше скажи, почему ты не с остальными? Эзра поджал губы, видимо, пытаясь найти приличное объяснение. Хава, конечно, попыталась не додумывать, но что, если он просто струсил? Она тронула себя на тот самый «необычный» рукав, чтобы хоть немного успокоиться, и все же решила выслушать Эзру. Все же он показался ей неплохим человеком — мог ли он дезертировать? Вряд ли. — Мне сказали остаться здесь и защищать людей; я не один. А ты — одна. Домой иди, говорю. — Да я бы уже давным-давно была дома, если бы ты не отвлек меня! — возмутилась Хава. Эзра лишь закатил глаза и, махнув ладонью, пошел вперед. Неужели он хотел ее проводить? Хава вопросительно хмыкнула самой себе, но пошла за Эзрой и вскоре оказалась с ним рядом. Все же он не знал, где был ее дом: никто не знал, кроме нее самой, потому что она приходила на рынок раньше всех и уходила только с заходом солнца. Эзра заметил, что Хава шла за ним, и довольно кивнул. Он вздохнул, пропустил ее вперед, чтобы она сама могла указать ему путь, и нервно огляделся вокруг. Что, если за ними шли враги? Как только он уйдет, они всегда могли бы вломиться в ее дом и один Ишвара знает что устроить. Но что Эзра мог поделать? Не охранять же ее одну до утра, когда людям по всему городу могла быть нужна помощь! — Ты бы из дома не выходила. Опасно, — вздохнул Эзра. — И что? Дома тоже опасно: взорвать могут. А на рынке я хоть кому-то помочь могу. Хава не хотела отсиживаться в тепле, пока дети ее народа страдают. Она не могла драться достаточно хорошо, чтобы пойти на войну, но вполне могла защитить сама себя в городе. Хава носила клинок в рукаве, быстро бегала и отлично знала, где спрятаться в случае чего. А еще, будучи продавщицей на рынке, она могла подсунуть аместрийцам яд вместо лекарства; ишваритам же она специально продавала действительно нужные вещи, если они у нее были. Да, у Хавы постепенно заканчивались товары. Их район оцепили военные, так что она не могла уехать в путешествие и достать новых диковин. Ну да ничего — как только это произойдет, она собиралась устроить аместрийским солдатам небольшой «бабах» прямо в центре их палаточного лагеря… — Хочешь помочь — иди на войну. Ты достаточно сильная, чтобы тебя тренировать. «Чего?» Хава уже думала об этом, конечно. Она даже хотела пойти в монастырь и пополнить ряды боевых монахов, чтобы защитить Ишвар, но ей быстро указали оттуда путь — женщины не могли участвовать во многих религиозных церемониях, и принимать Хаву было бы бесполезно. Но теперь один из этих самых монахов предложил ей пойти на войну? Либо взгляды религиозной верхушки изменились из-за постоянных обстрелов, либо Эзра имел в виду что-то другое. — Я могу показать тебе пару приемов, если ты захочешь. Так у тебя будет больше шансов выжить. — Хочу. Спасибо. — Я пока еще ничего не сделал, не благодари зря. Дом Хавы был очень маленьким; его легко скрывало толстое, засохшее от летней жары пальмовое дерево. Окна были завешены коврами, чтобы солдаты не увидели, что происходит внутри, а дверь была надежно заперта на три замка снаружи (и, как оказалось, два внутри). Хава пригласила Эзру внутрь, и он тут же встал в боевую стойку: — Не трать время. Вставай. Хава тут же встала и попыталась повторить его позу: ее правый локоть опустился чуть ниже, чтобы защитить ее печень, а левый ее кулак закрыл лицо. Эзра посмотрел на нее, цокнул и достал свой посох, чтобы поправить то, как Хава поставила ноги — и она чуть не упала. — Эй! — Не встанешь нормально — собьют с ног. — Эзра одним шагом сократил между ними дистанцию и, взяв ее за левое запястье, аккуратно выкрутил ее руку, чтобы показать, как это делается. — Не жди, пока тебя атакуют. Делай это первая. Хава ойкнула и пнула Эзру коленом, чтобы тот ее отпустил — он зашипел, покачал головой, но не сдвинулся с места. Она удивленно моргнула, пытаясь придумать, как освободиться из захвата, и замахнулась правой рукой, чтобы ударить его в челюсть сбоку. Точнее, попыталась — Эзра схватил Хаву и за второе запястье, оставляя ее в ужасном положении для любой драки. Он неодобрительно мотнул головой, завел обе ее руки за спину и сделал подсечку. Хава ахнула, полетела на пол… Эзра не дал ей упасть. — Плохо, — он покачал головой. — Враг не будет ждать, пока ты его ударишь. Попробуй еще раз. — Мы с тобой… — отдышалась Хава. — Явно в разных весовых категориях. — Оправдания. Думаешь, аместриец пожалеет тебя, потому что ты меньше? Они ищут слабых. Если не хочешь быть такой, встань нормально и дерись. Хава злобно кивнула, смотря на Эзру, и наконец-то отошла от него — до этого момента он держал ее прямо над полом. Ее кулак пролетел прямо над его плечом: в этот раз она смогла отодвинуть руку сразу после удара, чтобы не попасть в захват. Эзра улыбнулся и аккуратно, чтобы не принести реального вреда, пнул ее в живот; как бы он не стыдился поднимать руку на невиновного человека, он должен был показать ей, что аместрийцы дерутся грязно и не умеют щадить. Хава, увидев, как Эзра согнул ногу в колене, чтобы ударить ее, упала на пол и перекатилась в сторону. Она тут же встала, так быстро, как только могла, и снова попыталась его ударить — быстро, хлестко, — пять лет тренировок не прошли совсем уж даром. И у нее получилось! Если бы Эзра не развивал в своем теле отсутствие реакции на боль, он бы ойкнул от удара в бок — вместо этого он лишь одобрительно кивнул и отошел, поднимая руки. Поединок был закончен. — Если станет совсем плохо, выдави врагу глаза большими пальцами. Это легко, сестренка… легче, чем люди думают. — Спасибо, братец. Я думаю, это мне пригодится. Хава улыбнулась, смотря на Эзру — все-таки как хорошо, что он остался в городе! Она, конечно, устала и хотела спать, да и Эзра должен был идти, но как отпустить его с пустыми руками? Он оказал Хаве услугу: даже если она не могла научиться драться спустя один лишь учебный бой, все равно это было лучше, чем ничего. Хава потянулась за своей сумкой; большой, грубой, сшитой из простой белой ткани. В ней как раз и лежали все товары с ее прилавка — на ночь Хава забирала их домой, чтобы никто ничего не украл. Эзра удивленно посмотрел на ее руки, но она лишь улыбнулась и начала искать для него какой-нибудь хороший подарок… — Вот, братец. Держи — если поранишься, намажешь это. Эзра открыл бутылек из зеленого стекла, понюхал — пахло пряностями, травами и чем-то еще. Неужели Хава сделала эту мазь сама? Она слишком уж многое знала для обычной торговки; ну, или сказительницы. Он посмотрел ей прямо в глаза, поднял брови и спросил: — Твоя работа, сестренка? — Моя-то? — Хава рассмеялась, смотря на Эзру, и покачала головой. — Ан нет, я в травологии не разбираюсь. Это Яфа сделала, подруга моя. Эзра одобрительно кивнул, улыбнулся Хаве — все-таки она была доброй, милой женщиной. Он спрятал мазь в кармане и вдруг понял, что не очень-то хотел уходить. Ему нравилось здесь, в этом маленьком доме, спрятанном за тенями ковров, где пахло сандалом и виноградом. — Ты, наверное, голоден? Уменя тоже почти ничего не осталось, но я… — Нет, — твердо отказал Эзра. — Иди отдыхай. «Не буду же я у женщины последнее забирать!» Хава, кажется, все поняла. Она тоскливо посмотрела на Эзру, а затем — в сторону собственного погреба. Хотя аместрийцы обходили ее дом стороной, у нее заканчивалась еда: так было по всему Ишвару. Грядки уничтожены, овцы и коровы забиты… Хава вздохнула, кивнула Эзре и лишь улыбнулась: — Ты, братец, хоть вина возьми. — Монахи не пьют, — неловко улыбнулся Эзра. — Иногда я жалею, что Первосвященник скрывает наш быт от мирян. Ничего вы о нас не знаете. — Что, и воды не возьмешь? — пошутила Хава. — Воды можно. Она кивнула, быстро слазила в погреб и достала Эзре кружку воды. Он довольно выпил — весь день хождения по городу не прошел даром. Как только Эзра закончил, Хава приняла у него кружку, вытерла ее полотенцем и уселась на диван, чтобы отдохнуть после работы. Эзра помялся, но кивнул сам себе и сел рядом: — Все спросить хотел, сестренка, не обижайся. Ты почему без платка? Опасно. Смотрят всякие — и аместрийцы тоже. Ишвара знает, что кому в голову придет. «Началось…» Хава слишком часто слышала этот вопрос, причем даже от некоторых аместрийцев, которых успела повидать: те часто задавались и думали, что знают о ее культуре даже больше, чем она сама. Хава могла бы и привыкнуть — но не хотела. Она подвинула колено к груди, садясь поудобнее, и, наконец, ответила: — Я не замужем. Чего б мне покрываться? Да и, знаешь, братец... Аместрицы и покрытых женщин насилуют. Эзра, конечно, знал, что женщины надевали платки только после свадьбы, но на самом деле его интересовал другой вопрос. Обычно женщины в ее возрасте уже нянчили пятого, если не шестого ребенка — Хаве было где-то в районе двадцати трех. Почему же она решила остаться одна? В их религии женщинам не было позволено принимать целибат: Ишвара создал их, чтобы продолжать людской род… Но с другой стороны, Хава была права. Какая разница, во что была одета женщина? Аместрийские псы все равно нашли бы повод, чтобы оправдать свои действия. — Все мужчины в моей семье умерли. Как выйти замуж без их согласия? «Ага, конечно». Хава не смогла удержаться от смеха — конечно, это не было причиной. Она подсела ближе к Эзре, смотря ему прямо в глаза; тот поежился и странно на нее посмотрел, уже забыв, каково это — находиться так близко к девушкам. Хава все же решила сказать ему правду: — Мою сестру убили аместрийцы. Я поклялась за нее отомстить… А это сложно сделать, когда стоишь на кухне и вечно беременна. — В этом есть смысл, — хмыкнул Эзра. — Ты извини, сестренка. Не хотел обидеть. — Да ничего. — Хава пожала плечами и улыбнулась. — Если что, еще заходи. Монахам тут всегда рады. «Правда, сюда только женщины ходят…» Эзра встал, кивнул Хаве на прощание и вышел из ее дома. Кто знает, может еще кому-нибудь в городе была нужна его помощь. А она осталась ждать своих подруг. Когда настала полночь, Эзра увидел, как мирные женщины тихо, крадучись, выходят из своих домов. Интересно, зачем это? Опасно. Он было хотел пойти за ними и остановить их, но женщин уже стало около десятка, и он решил не вмешиваться… Разве что проследить, чтобы никто их не тронул. Эзра шел тихо и поодаль, чтобы не напугать бедных женщин и девушек, которым, как правило, не нравилось, когда за ними следят незнакомые мужчины. Он, хоть и не собирался делать ничего плохого и просто выполнял свою работу, знал, какая у них могла быть реакция. «Будь я одной из них, я бы боялся себя нынешнего». Женщины шли туда, откуда он пришел — к дому Хавы. Они остановились у ее двери, не зная, что Эзра спрятался за деревом, и тут же все вошли внутрь. Жаль, что окна были завешены коврами! Он даже не мог увидеть, включился ли свет. «Хава у себя собирает? На чай, наверное…» Эзра уже повернулся, чтобы уйти: женщины были внутри, в теплом, безопасном доме, вдали от вражеских солдат, а все остальное не должно было его заботить. Но вдруг, с другой стороны улицы вышли две девочки-подростка. Они направились к дому Хавы, переговариваясь между собой: — Слышала, Сказительница сегодня будет про Руга Рова читать. — Ты что, нельзя так называть его Первосвященство! — Уймись, Элишева, бесишь. Мы идем или нет? — Да идем, идем. Отец и так накажет, если узнает, что мы сбежали ночью из дома. «Сказительница, значит — где-то я это уже слышал». И тут Эзру осенило. Хава сама назвала себя так, когда он встретил ее две недели назад на рынке. Она сказала ему, что говорила с людьми о Боге и жертвовала почти все свои деньги церкви. Странно, почему Эзра не подумал, что это может выглядеть так? «Женщины обычно проповеди не читают… Интересно это все». Эзра было хотел попроситься внутрь, но что, если Хаву бы это обидело? Он всегда мог поговорить с ней потом: все же это выглядело бы лучше, чем такой визит без приглашения… Эзра развернулся, еле сдерживаясь, чтобы не подбежать к окну и попробовать подслушать, и одиноко побрел по улицам опустевшего города.