Кривое Зеркало

1906 год. Она скривилась от боли, тяжело дыша, и упала под стол. Чертовы лекарства, выданные ей очередным некомпетентным придурком, не работали даже при систематическом превышении дозы, и судороги вновь начали повторяться: иногда и по нескольку раз за день. Она почувствовала, как ее и без того опухшее колено согнулось под странным углом. Ее зеленые, раздраженные глаза заполнили слезы, и она, издав жалкий всхлип, зло отбросила пачку таблеток в сторону. Во всей квартире не было никого, кроме нее, и все же, будто по привычке, она больно укусила себя за губу, чтобы не орать. «Тебе просто нравится болеть, вот ты еще и не выздоровела!» «Ты недостаточно делаешь!» «Родить бы вам, деточка, и все проблемы уйдут…» — Бля-ять…! — Она все же не смогла удержаться и сдавленно простонала, пытаясь сдвинуться с места. — Какого… Если бы ей не было так больно, она сделала бы хоть что-нибудь: размяла бы мускулы, встала, попрыгала, хотя бы перестала вспоминать свою никчемную семью и идиотов-врачей. Еще лучше было бы, если бы колено разжалось само собой, и она могла бы пойти написать еще одну главу своей кандидатской. Политологиня Луизе Шварц. Высокая, худая и бледная как тень, если не считать ее вечно покрасневших суставов, она сжалась под столом. Никто не знал, насколько убогой она на самом деле была. Государство ее боялось, обедневшие ишвариты, рыскающие по гетто, выходили по ее приказу на антиправительственные митинги… Но какое это имело значение, если она иногда не могла даже встать по собственной воле? «Как же я вас всех… ненавижу…» Луизе сама не знала, к кому обращалась. Она не верила в бога, ей некому было молиться, а научные способы борьбы с ее странной болезнью действовали только в воображении докторов. Странно, что наедине с собой всеми любимая Шварц могла выдавить из себя лишь проклятия. «Встать… надо встать…» Луизе не могла пошевелиться. Кажется, все, что она могла — терпеть боль и ждать, пока приступ пройдет сам собой. Такое уже случалось, и не раз. Все равно некому было ей помочь: Шварц уже девять лет как жила одна. Боль отпустила ее раньше, чем обычно — иногда ее судороги продолжались по нескольку часов, пока она не засыпала, изможденная адской мукой. Луизе, шатаясь, встала, недовольно поправила очки и завязала в крошечный хвостик свои короткие рыжие волосы… — Ах да, кандидатская. Шварц села за печатную машинку, оглядев слова, уже напечатанные на бумаге: «Демократия как основа федерализма». Она рисковала чуть ли не каждый день, чтобы бороться с безжалостной военной диктатурой фюрера Брэдли, и в любой момент могла оказаться за это в тюрьме. После того, как Луизе защитила степень магистра с работой о «милитаризме-причине военных преступлений», ей пришлось дать взятку декану, чтобы тот все же выдал ей диплом, а не позвонил в отделение… В голову ничего не шло — судорога явно выбила Луизе из колеи. Она закатила глаза, хлопнула себя по лбу и, натянув на себя теплый брючный костюм вместо пижамы, вышла в коридор. Шварц все же не забыла: к ней должен был прийти ее старый знакомый, социолог из Вест-Сити, и предоставить ей результаты одного очень важного опроса… «Договаривались же… Опаздывает?» Вдруг, в дверь требовательно постучали. Луизе радостно бросилась открывать, но улыбка тут же исчезла с ее лица. Вместо этого перед ней стоял молодой незнакомец в военной, мать его форме… Он был достаточно красив, с длинными черными волосами, завязанными в хвост и колючими голубыми глазами, но Луизе просто не могла об этом думать. Неужели ее дни были сочтены? Что, если этот мужчина уже расправился с ее знакомым? — Фрау Шварц? — будто бы с интересом наклонил голову солдат. Ее и без того бледное лицо стало белым, словно лист бумаги. Луизе попятилась, невольно впуская незнакомца в дом, и, опершись на стену, выдохнула, чтобы совладать с собой. Мужчина усмехнулся, будто издеваясь, и Шварц тотчас же встала прямо, из-за всех сил пытаясь улыбаться: — Да, герр солдат, она самая. Вам чего-нибудь нужно? Он лишь усмехнулся и кивнул, не сумев сдержать хищной улыбки. Луизе на секунду показалось, что вместо зубов у него были клыки — наверное, ее разум все еще не восстановился после судороги. Шварц махнула рукой, чтобы незнакомец прошел с ней на кухню, и он, хоть и не должен был с ней любезничать, посмеялся и последовал за ней. — Майор Зольф Дж. Кимбли, Кровавый Алхимик. До моего командования дошли кое-какие неприятные слухи, фрау Шварц… и меня отправили к вам на разговор. Луизе вздрогнула, но отошла в сторонку и быстро сделала незваному гостю чай. Разговор, значит? Для армейских псов вроде него это слово издавна было эвфемизмом для негласного допроса: вдали от высшего начальства, за закрытыми дверями, чтобы оценить обстановку и только потом принять решение. Что ж, теперь ей просто необходимо было сделать так, чтобы этот Кимбли не побежал за ордером на арест. — Надеюсь, вы любите чай — кофе кончился, — улыбнулась Луизе. — А о каких слухах идет речь? Зольф выгнул бровь, но принял кружку горячего черного чая и отпил немного. Интересно, почему к ней послали аж государственного алхимика, а не какого-нибудь лейтенанта? Луизе хрустнула затекшей шеей и осмотрела лицо Кимбли еще раз, чтобы понять, что он был за человек. Пока что Зольф выглядел… достаточно дипломатичным. Но было в нем что-то такое темное, что Луизе почувствовала себя неуютно. «Притворяется». — Вышестоящие офицеры озабочены, фрау Шварц. Говорят, вы ведете дружбу с преступными элементами. Луизе чувствовала, что Кимбли не сказал ей всего, в чем ее обвиняют — нет, она сама знала, что политической агитацией среди ишваритов все не ограничивалось. Но она знала, что говорить и кому. Ее лицо, до этого спокойное и дружелюбное, исказилось в притворном ужасе, и она широко распахнула глаза: — Ну что вы, герр Кимбли… Я ведь магистр, приличная женщина. Какие еще преступники? Луизе думала, что Кимбли выйдет из себя и просто выдаст ей все, что в дальнейшем станет причиной ее ареста. Но нет, он лишь спокойно улыбнулся, делая еще глоток чая, и поднял ладони вверх, будто извиняясь: — Я не хотел вас оскорбить, фрау Шварц. Однако вы умная, должны понимать, что это значит для вас. Луизе вздрогнула и быстро покачала головой. Неужели «разговор» на самом деле означал не просто допрос, но еще и следствие? Шварц не могла убежать, не могла дать Кимбли отпор: он был алхимиком, а она не могла сделать и десяти приседаний. Луизе поджала губу и посмотрела вниз, тяжело, прерывисто дыша, и ее слова, до этого уверенные, превратились в несвязный поток оправданий: — Это все не имеет никакого смысла, герр Кимбли. Я просто политологиня, помогаю людям избираться в парламент… Вот кандидатскую пишу, хочу стать преподавательницей в вузе… Зольф будто бы сочувственно вздохнул и отодвинул свою чашку чая в сторону. Он заправил длинные пряди своей челки за уши и затем, с совершенно неподходящей тону его слов ухмылкой, продолжил: — Начальство считает, что вы ответственны за подготовку ряда антиправительственных выступлений. Вы планируете революцию — по крайней мере, у меня нет никаких оснований считать, что это не так. Луизе застыла на месте, как будто пытаясь слиться со стеной. На Кимбли это явно не подействовало. Он наклонил голову, снова выгнул бровь, затем посмотрел ей в глаза… Его лицо вдруг приобрело серьезный, даже несколько грозный вид, и Зольф завершил свою тираду одной емкой фразой: — Я дам вам совет… Заканчивайте это дело, фрау Шварц — если жизнь дорога. Кругловатое лицо Луизе вдруг покрылось красными пятнами, и она задрожала. Шварц плакала, отвернувшись от Зольфа; он же не говорил ничего, просто наблюдая за ситуацией с какой-то странной искрой в его льдистых глазах. Неужели ему нравились ее слезы? Луизе покачала головой, затем вдруг резко встала, опершись на стол, и ответила Кимбли с отчаянием в голосе: — Я- как вы можете, майор? Я самая обычная женщина, ничем подобным не занимаюсь… Это какая-то ошибка, я бы никогда… Да я и не смогла бы, у меня- Да я даже с кровати встать не всегда- я болею! Луизе было пожалела, что выкинула таблетки в дальний угол — справку от врача еще надо было поискать, а вот «сильные» рецептурные обезболивающие при желании могли бы убедить любого. Но Кимбли вдруг встал из-за стола и подошел к ней — его холодные руки оказались на ее плечах, и он как-то слишком аккуратно развернул ее к себе. — Ну полно вам, фрау Шварц. — Зольф сначала заговорил спокойно, будто утешал ребенка, но потом его лицо зажглось садистким воодушевлением. — Хватит притворяться невинной овечкой. На секунду вместо страха на лице Луизе появился гнев, но она быстро совладала с ненужной в тот момент эмоцией и снова всхлипнула. Шварц покачала головой и посмотрела в сторону, будто боялась Кимбли больше смерти… — Я действительно болею, как вам не стыдно? — Луизе вытерла нос платком. — Вы жестокий. Смотреть на плачущую женщину и обвинять ее во лжи… Кимбли рассмеялся и взглянул Луизе прямо в глаза. Он сам отнял у нее платок, чтобы вытереть ее слезы, и небрежно бросил его прямо на пол, как только ее мокрые щеки снова стали сухими. Зольф уже знал, что говорить, — точнее, что он сам хотел ей сказать, — Луизе это чувствовала. — Во лжи я вас не обвинял, фрау Шварц, — подмигнул ей Кимбли. — Я не врач, откуда мне знать? Но вот то, что вы используете образ напуганной девчушки, чтобы избегать проблем с армией… для меня не секрет. Наверное, теми ишваритами вы манипулируете так же, как и мной только что? Шварц вдруг оттолкнула Кимбли — и сразу же почувствовала острую боль в плечах. Она шикнула, отошла от него подальше, твердо покачала головой: нет, она не была согласна с его словами. Луизе всхлипнула, вытерла свой нос рукой, смотря на пол, где одиноко лежал ее носовой платок, и перевела взгляд на Кимбли: — Вы ничего не знаете. Кимбли удивленно выдохнул, а затем снова рассмеялся. Он медленно покачал головой, на секунду сморщив нос, пытаясь хоть как-то сдержать приступ веселья, и аккуратно приподнял ее подбородок, взявшись за него пальцами. Кажется, Зольф тоже показывал ей свои настоящие краски — он не был джентльменом. — Можете не притворяться, фрау Шварц. Я ведь такой же, как и вы. — Вы бросите меня в тюрьму, если я скажу лишнего, — она отбросила его руку в сторону и сурово покачала головой. Луизе перестала отрицать, но и отвечать ему не стала. Кимбли просто хотел вывести ее на откровения, чтобы потом использовать любые ее слова как повод для ареста и обыска. Шварц знала это — по крайней мере, она так думала, пока Зольф не покачал головой, улыбаясь, как маленький мальчик, нашедший конфету, и не прошептал: — Нет. Вы слишком удивительная женщина — столько времени изображать страх, да еще так реалистично, и врать мне в лицо… Считайте, что вы мне нравитесь. — Странно. Вы любите, когда вами манипулируют? — Ха! — рассмеялся Кимбли. — Это плохая затея: у вас не получится. Уверен, вы тоже увидели меня насквозь, как только я вошел в ваш дом. «При чем тут это?» — невольно подумала Луизе, изучая лицо своего нового знакомого. Обычно она отнеслась бы к таким словам с подозрением: зачем он сказал, что они были похожи, зачем делал комплименты ее очевидному вранью? Кимбли будто бы обещал, что сделает все, чтобы прикрыть ее перед начальством, и кажется, не врал. И если Луизе была права… что ж, ей нужно было как можно скорее выяснить, почему Зольф вдруг решил ее пощадить. — Вы правы, герр Кимбли: я сразу поняла, что с вами что-то не так. Однако… чего вы от меня хотите? Если вы не собираетесь сдавать меня властям, у вас должна быть на это веская причина. Зольф пожал плечами, не говоря ни слова, и снова уселся за стол, допивая свой чай; тот, правда, уже остыл. Луизе осталась стоять на месте, не понимая, что могло произойти. Неужели Кимбли и правда ничего от нее не хотел? Нет, это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой: все люди были корыстными, грязными существами, и они оба — в том числе. — Скажем так, — подлил себе остывшего чая Кимбли. — Пока что я хочу узнать вас поближе. Вы можете быть мне полезны, фрау Шварц. Я еще никогда не видел женщины, способной так элегантно… притворяться. Вы используете мои методы: почти, я не могу выставить себя дамой в беде. «Ну началось. Интересно, он тоже из тех, кто думает, что «не такая, как другие женщины» — это комплимент?» Конечно, вслух Луизе произнесла совсем другое: — Ближе к делу, герр Кимбли. Зольф выпил целую кружку остывшего чая одним глотком, затем снова радостно на нее посмотрел и весело подмигнул ей. Шварц сидела на месте, даже не зная, как реагировать на его перепады настроения, и лишь пожала плечами. Кимбли же кивнул ей, снова встал из-за стола и поправил челку: — Такие, как мы, должны держаться вместе. Вы будете моей правой рукой, фрау Шварц — вместе мы можем устроить хаос. — Это невыгодно. Такие действия могут привести к консолидации сил вокруг фюрера и только сильнее повысить его авторитет. — А какая разница? — загоготал Кимбли. — Вы ведь явно не по-настоящему заботитесь о демократии. Чего вы на самом деле хотите? Внимания? Денег? Ишвариты те еще олухи: пообещай им отдельное государство, и они принесут последнее, что у них есть. — Этого я вам пока не скажу, герр Кимбли, — ухмыльнулась Луизе. — Я устала. Мне нужно выпить таблетки и лечь спать. Шварц не врала: каждый раз, когда она это делала, Кимбли чувствовал себя по-иному, почти возбужденно, но ее последние слова не вызвали такую реакцию. Он кивнул ей и молча подошел к двери, через которую ранее вломился внутрь без явного приглашения. Луизе пошла в коридор, чтобы его проводить, и уже подумала, что Кимбли уйдет навсегда… — Мы с вами еще увидимся, Луизе.