Второстепенное и не очень

С личной жизнью у Вани Малиновской… Было не всё так гладко. Вернее… Всё было просто ужасно. Конечно, жаловаться на неудачи на любовном фронте она страшно не любила, но тем не менее. Тем не менее — Ване было двадцать восемь лет, и она давным-давно отказалась от мысли завести свою собственную семью, выйти замуж и родить детей. Нет, в детстве она бредила тем, что однажды у неё тоже будет такая славная романтическая сказка, какая случилась у её родителей и вылилась в долгий, крепкий, страстный брак, но, как оказалось, таких случаев был один на миллион, а родители её оказались везунчиками. А вот Ванька капризной госпоже Фортуне по душе не пришлась. Она была красивым ребёнком и стала красивой женщиной; вот только ей это не слишком помогло. В карьере — да, в любви — нет. В школе бегать на свидания Ваня начала куда быстрее других девчонок и наслаждалась вниманием, которое ей всегда уделяли в огромном количестве. В девятом классе Ванька впервые влюбилась — по крайней мере, она так думала — и целый год была без ума от смешного, нелепого хлюпика в пиджаке не по размеру. Мама тогда, помнится, только удивлённо приподняла брови, но промолчала. Бабушка недоумённо улыбнулась: «Деточка, да ты с ума сошла?..». Папе Лёнечка не понравился. Ему, в общем-то, ни один её ухажёр не нравился, но Лёнечка — особенно. А вот Ванька была в восторге от своего избранника и летала прямо на крыльях — нравился ей и Лёнька, и пиджак его дурацкий, и то, как он улыбался, и стрижка смешная, совершенно, совершенно безвкусная… У них не сложилось — Ваня ушла после девятого, и, как и планировала, поступила в хореографическое училище в Москве, а Лёнечка остался до одиннадцатого. Первый год они пережили, хоть и с трудом — да, Ванька приезжала на каникулы, но этого явно было мало. Обменивались письмами. Долго разговаривали по телефону вечерами. А потом она узнала, что Лёнечка начал ходить гулять с новенькой одноклассницей. Тогда-то Ванька, получившая в наследство ревнивый отцовский нрав, дико возненавидела и самого Лёнечку, и его новую подружку. Заодно — и улыбку, и пиджак, и стрижку… Всё то в нём, что ранее ей нравилось, теперь вызывало отвращение. Следующие пару лет она посвятила учёбе. В школе перебивалась с троек на четвёрки, зато в училище получала сплошные «отлично». С Яной Багдасаровой Ваня дружила с детства, с её братом-близнецом особо никогда не общалась, разные интересы у них были. Однако, и Яна, и Володя тоже учились в Москве. С ним Ванька сошлась совершенно случайно, на их с Яной дне рождения, подарила имениннику поцелуй. И всё завертелось. Ваня никогда не скрывала, что родилась в богатой семье. Что ей, плакать что ли, если папа Лены Котиковой зарабатывает меньше, чем её папа? По большей части Ване было глубоко наплевать на чужое мнение — да, папа оплатил ей обучение. Да, на совершеннолетие папа подарил ей машину. А захочет — и квартиру подарит! Когда кто-то заводил разговоры о «я всего добился сам, а не папа мне купил», Ванька только снисходительно улыбалась — пока кто-то желал продемонстрировать свой успех, она жила в своё удовольствие и не заморачивалась. Ваня всегда стояла особняком от своих сокурсниц. Её круг общения был классом повыше. Завистниц она не любила и при себе никогда не держала. С Володей же, который и сам жил в роскоши, всё было так удивительно искренно и легко. С ним-то Ванька отрывалась на полную катушку. Они были похожи и быстро сошлись темпераментами — оба энергичные, яркие и любящие внимание. Вместе ходили в ночные клубы, пили алкогольные коктейли и вращались в тех кругах, в которые «обычные смертные» попадали по дружбе или по любви, а они — по праву рождения. Спустя полтора года отношений они решили пожениться. Отец был недоволен ещё сильнее. И рано, и парень не тот, и всё не так!.. Он орал, Ванька орала в ответ, потом они дулись друг на друга и не разговаривали целыми неделями; он молча перечислял ей деньги, и Ваня также молча скидывала ему фотки с выступления. Мама, устроившись в кресле-качалке с бокалом вина — очень бледная, несмотря на то, что целый месяц провела в Крыму; папа не так давно купил ей там домик, сразу после того, как родилась Ульяна, — взглянула на Ваньку долгим, испытующим взглядом. И спросила, сделав мелкий глоток: «Ванетка, дорогая… И где же вы будете жить?». Бабушка закатила глаза. Свадьба была пышной и громкой, Ванька в кружевном белом платье — счастливой до неприличия. Квартирный вопрос решил свёкр — теперь им с Володей принадлежала большая двухкомнатная квартира в Москве. Папа обновил им машину. Володя устроился на работу в суд. Ваня пошла служить в театр, как и собиралась. Брак их продержался два года — тусовок стало меньше, проблем больше. Ванька конфликтовала с балетной труппой и никак не могла получить вожделенное место примы, — которого, чёрт возьми, заслуживала! — потому что действующая спала с директором, а она, Ванька, могла только скрипеть зубами и ждать, пока они расплюются, чтобы избавиться от соперницы. Тут и отца не вмешаешь. У Володи не клеилось на должности и с начальством. Разошлись они без скандала и остались в хороших отношениях. Разъехались, подали на развод и даже делить ничего не стали. Регулярно встречались в общих компаниях, и, неизменно, после пары шотов текилы уходили вместе. Ванька, умостив голову на его груди, через раз хмельно думала, что они поспешили с расставанием. Потом наступало утро, и наваждение проходило. В общей сложности они с Володей были вместе почти пять лет, считая их «расход», и изжили себя настолько, что с насмешкой называли друг друга «близкими друзьями». Пути их вечно пересекались, но однажды всё-таки разошлись — после крупного скандала в театре с ней же в главной роли, Ваня, разъярившись, вернулась из Москвы домой, в Катамарановск. Дома жить она не хотела. Первое время жила у бабули и предавалась унынию, потом, как немного оправилась от двойной неудачи — и в любимом деле, и в личной жизни — устроилась работать в местный театр. Вот там-то её были готовы на руках носить — лет тридцать назад её отец стал меценатом и регулярно помогал «чем мог», так что Ваньку туда приняли с распростёртыми объятиями. Мама отдала ей ключи от своей квартиры на Гоголевской. Она жила там, когда была студенткой. Не очень хороший район, одна комната, сомнительное убранство… Родители там бывали примерно раз в полгода, говорили, что испытывают «ностальгию». Ванька не особо понимала их странную любовь к этим несчастным, замусоленным квадратным метрам, которых по количеству было меньше, чем во всём мамином будуаре. Но ключи приняла. Долго, правда, не продержалась: Гоголевская нагоняла на неё тоску, и более того — её там ограбили спустя полгода жизни. Сняли кунью шубку, все украшения, украли сумку и голову разбили. Отец орал так, что в больнице чуть стёкла не полопались, мама тихонечко плакала. Две недели провалявшись на больничном и отказавшись от переезда в Панфилово, в родительский дом, Ванька обосновалась в центре, около театра. Там она познакомилась с Петей. С Петей было всё так… Уютно. По-домашнему. Он был младше Ваньки на пару-тройку лет и работал неполный день в какой-то мелкой однодневной фирмочке бухгалтером. Так уж вышло, что домашний быт был на нём — он и готовил, и убирал, и встречал с работы, и ходил на каждое выступление, и страстно восхищался… Ванька расцвела, купаясь в его обожании. Бабушка брезгливо скривилась. Отец, как и всегда, был не в восторге. Ворчал, что она завела себе нахлебника. Мама только вздохнула: «Ванечка, милая, ну у него же совсем нет денежек… Ты к такому не привыкла». Вот кому-кому, а маме Ваня была благодарна всю дорогу — по-настоящему выбор её она никогда не осуждала, отношениям не препятствовала, а если и говорила, то достаточно тактично. Улыбалась — «Я сомневалась, стоит ли мне выходить за твоего папу; мои родители были, мягко говоря, не в восторге… Но я вышла и не пожалела ни разу. Как я могу запретить тебе, если сама была такой же? Хотя этот твой мальчик мне совсем не нравится. Выходи за него, только если заработает на свадьбу и не станет дерьмом после первых настоящих денег». Папа, продолжая ворчать, устроил Петю к себе. Почти год всё было в порядке, дело шло к свадьбе… Как оказалось, мама была права — прикормившись на хорошей работе, Петя решил, что изменять дочери босса с его же секретаршей — очень умно. Вещи его Ванька вышвырнула в окно, а самого Петю с лестницы любезно спустил старший брат. Вот ему-то Ванька завидовала, пока плакала, уткнувшись в грудь. Назар гладил её по волосам. Он был очень сильно похож на маму — мягкий, несколько меланхоличный, очень любящий, взял от неё даже эту дурацкую «однолюбость» и класса с восьмого был влюблён в одну и ту же девушку… Но, в отличие от мамы, ершистым никогда не становился, и Ванька любила его — любила, но завидовала, хотя и знала, что у брата всё не так уж и гладко. Карьеру боксёра ему пришлось оставить из-за травмы, а с отцом он не разговаривал уже почти два года после безобразной ссоры. Был упрям, как осёл. Это ему тоже досталось от мамы, сама Ванька, хоть и скора была на обиду и гнев, быстро отходила, а брат — нет… И ей было двадцать восемь лет. У неё была хорошая карьера — в Москву Ванька не вернулась, но гастролировала с удовольствием, блистала на экранах. Она была молодой и красивой; давала интервью, снималась, устраивала мастер-классы и даже подумывала после тридцати пяти стать хореографом и открыть свою балетную школу. Любила текилу, морепродукты, итальянские шмотки и французскую косметику, сигареты мальборо, туфли на высоком каблуке, шёлковые юбки и светские тусовки. Серьёзных отношений она больше не заводила, ограничиваясь связями на одну ночь и обычно с теми мужчинами, от которых желала что-то получить — не деньги, конечно, а что-то иное, важное и нужное для неё. Мама только качала головой и изредка пыталась познакомить её с каким-нибудь «хорошим мальчиком», таким, которого Ваня могла легко пережевать и выплюнуть. Бабушка шутила, что просто ещё не родился достойный мужчина. Папа… Его мнением на этот счёт Ванька не интересовалась и о том, что планирует перещеголять его добрачных любовниц своими послебрачными любовниками, не уведомляла. Жизнь её была красивой, как с обложки глянцевого журнала, но будто с горчинкой. Или кислинкой. Или и то, и другое. Очередным утром, — ну как утром, часов в двенадцать дня — когда Ванька, отоспавшись и спровадив очередного любовника, на этот раз мужчину втрое старше себя (решила пойти по маминым стопам в вопросе выбора партнёра), позавтракала греческим йогуртом и теперь занималась растяжкой, мама позвонила ей с просьбой забрать какую-то очень нужную книжку у тёти Ксюши. Сама она не могла по причине: «Я на научной конференции в Петрозаводске, сама понимаешь, день русского языка, я не могла отказать…». С тётей Ксюшей Ванька не виделась очень давно. Встретиться они должны были в «Мечте», и она, опоздав на целых полчаса, с удивлением осознала, что тётя Ксюша ещё не пришла. Ванька выпила молочный коктейль и позавтракала оладьями с клубничным вареньем. Тёти Ксюши всё не было. Она равнодушно листала тонну сообщений от своего ночного гостя — там признания в любви мешались с обещаниями уйти от жены и прочая, прочая, прочая… Она едва сдержалась, чтобы не зевнуть от скуки — ей было всё равно, женат он или нет, любит он её или нет, чего хочет, о чём думает и так далее, так далее, так далее… Плевать — и всё. Соседний стул противно скрипнул ножками — его кто-то отодвинул. Ванька подняла глаза. — Прошу прощения, Иванна, — Кирилл, сын тёти Ксюши, очень высокий, с надменным, бледным лицом, даже не улыбнулся; последний раз полным именем Ваньку называли на интервью, и ей отчего-то стало жарко, — мама опаздывает. Небольшие проблемы с парковкой. Попросила составить вам компанию, пока разбирается. Ванька стряхнула пепел. — Ну так составьте. Кирилл сел. Глаза у него были такими тёмными, что почти черными; зрачков не видно. Он попросил меню. Сделал заказ за себя, потом — ещё один за Ваньку. Они никогда не дружили и в детстве почти не виделись — Кирилл предпочитал компанию своей старшей сестры, Инны, учился в Санкт-Петербурге, и Ваня не слышала о нём очень, очень давно… А не видела и того больше. Кажется, он играл в шахматы? Она не помнила. Вообще не была уверена, что хоть раз говорила с ним или оставалась один на один. — Иванна? Вы будете что-нибудь пить? Может быть, кофе? Ванька убрала телефон в сумочку. Она знала, что выглядит великолепно, — с гладкой кожей, густыми рыжими волосами, хорошо сложенная и в лёгком зелёном шёлке — поэтому ей совсем не понравилось, что Кирилл её не улыбнулся. Не обратил достаточно внимания. С младых ногтей бесило, когда она получала меньше, чем хотела. — Мохито. Алкогольный. Кирилл спокойно кивнул. — И два алкогольных мохито, пожалуйста. Ванька рассмеялась. Он дёрнул уголками губ. Через два месяца, плюнув на всё, она уехала вместе с ним в Сочи.