Второстепенное и не очень

В Катамарановск Женя переехала в семнадцать лет. Только-только выпустилась из школы, собрала вещи и отправилась учиться в закрытый городок с НИИ, предварительно, конечно, получив приглашение от какой-то дальней-предальней родственницы с труднопроизносимым именем. Хотела начать взрослую жизнь, попробовать самой. Школу она закончила с золотой медалью и рассчитывала открывать той пиво, но железяка неожиданно пригодилась при поступлении, и Женя, радостно сияя, зачислилась на первый курс филологического факультета. На курсе было всего десять человек, она стала одиннадцатой. И взрослая жизнь началась! Правда, не совсем так, как она хотела. Женя представлялась всем Евой — и фактически не лгала, её имя можно было сокращать и так. Мало общалась с однокурсниками, много читала, старалась гулять, но выходило не всегда. Получала повышенную стипендию, жила в крохотной комнатке в общаге и жуть как боялась тараканов. На работу устроиться не вышло, сопливую первокурсницу без опыта могли взять только полы мыть или на трассе стоять, но она не горевала: всё-таки стипендия неплохая! Забивала свободное время учебниками, изучала город. За полгода друзей не нашла, поэтому проводила вечера в компании старенького телевизора в комнатке старенькой, доброжелательной комендантши. Общалась с кем-то в университете, но без интереса. Как-то не сходились взглядами на жизнь, да и вообще… Общаться с людьми она умела, но не хотела. Так и жила. Пока однажды не встретила уличных музыкантов. Дело было в конце осени, в кислоте прокисших луж, в трясине золотисто-рыжих листьев. Женя частенько приходила в парк посидеть после пар — смотрела на пруд и на уток. Но теперь похолодало, и она планировала прекратить бесполезные походы — птицы улетели, а сидеть на лавке в тоненьком пальтишке было зябко. Пацаны интенсивно орали что-то маловразумительное, лабали на гитаре и лупили по барабанам. Первый — длинноволосый блондин в солнцезащитных очках и модной кожанке, расписанной красками — те были дешёвыми и уже потрескались на не менее дешёвом кожзаме, нежно лобзал руками орущую гитару. Второй — тощий, худой, рыжий, от души хреначил по барабанам. Женя сначала нахмурилась, потом подошла поближе, прислушалась, заулыбалась. Пели хорошо, хоть иногда и бессмысленно. Иногда перепевали чужие песни — например, «Розовый туман» шансонщика Ферзя. Люди шли мимо. Бывало, морщились и бросали несколько монеток. Женя слушала долго, песен пятнадцать, если не больше — пока дурики не выдохлись, не охрипли и не повесели замёрзшие носы. Насобирали всего ничего. Она вся продрогла, пока стояла. Бросила в чехол от гитары всё, что нашарила в карманах. Потуже затянула шарф на голове — шапки у неё не было. Набралась смелости и подошла поближе. — Так классно поёте! Заслушаешься… Блондин замер. Рыжий вытаращился. Они переглянулись. Потом блондин робко уточнил: — Чё, реально ништяк, блин? Женя слегка зависла, но быстро сгенерировала ответ: — Зуб даю! Очень понравилось. Только вот… Такой странный куплет был в третьей песне, ну, про гаишника-единорога, а почему вы… Они быстро сошлись. Блондин представился Розой Роботом, рыжий — Яшкой Шершнем. Розка — в миру его звали Рома — учился в местном медучилище и подрабатывал санитаром в больнице, а Шершень — то есть Яша Шершанский — нигде не работал, только пускал по вене всякую дрянь. У него был богатый папочка и неплохая двухкомнатная квартира. Женя нацарапала им свой номер, и каждый день ходила слушать рокерские вопли в парке. Потом заболела, не пришла — тем же вечером Роза набрал ей и тревожно поинтересовался куда делась, а через полчаса приволок целых три спелых огромных апельсина и судочек с горячим супом. Все в общаге начали думать, что они встречаются. Сначала Женя всё опровергала и злилась, потом стала отшучиваться, а потом и вовсе забила. С пацанами она общалась каждый день — или в парке, или по телефону. Несколько раз её приглашали в гости. Иногда, стесняясь, просили проверить тексты на ошибки. А спустя два месяца сделали такое предложение, рядом с которым и не стояло предложение руки и сердца. Шершень был дико красный, Розка нервничал и не знал куда деть руки. — Ев, блин… Ну ты короче песни там наши читаешь… Мы с Шернягой подумали и решили… Кароч… Давай с нами двигаться, ю ноу? Такое вместе накипитярим! Это было мечтой. Музыку Женя очень любила, а петь не умела, да и голоса не было. Но ни Розку, ни Шершня это не волновало. Розка, обрадовавшись её согласию, мгновенно затребовал спеть «то, вон то и вот это вот, ю ноу, нахрен давай, чё ты» и остался доволен. Мгновенно решил, что она тянет на бэк-вокалистку, им, мол, не нужен вокал в три октавы, а то, что есть — ваще супер! Ещё и тексты вычитает, ещё и сочинить может… Недолго посовещавшись, Фантомасы единогласно решили дать кликуху Ева Лиса и так и зажили. Теперь большую часть времени Женя проводила с Фантомасами. Остаток зимы и часть весны они просидели у них дома, на тесной кухоньке с вечно перегорающей лампочкой: черкали песни, хохотали, учились готовить яблочные пироги без яблок и не научились, расписали Розе куртку, а весной, когда потеплело и сошёл снег, выперлись петь новый репертуар. На этот раз на главной площади. Дело пошло лучше, денег кидали больше, а Женька чувствовала себя счастливой — петь не умела, но очень старалась. Правда, с площади их быстро подвинули — сначала Жилин пригрозил пальчиком за нарушение общественного порядка, а потом рэкетиры, которые обхаживали эту часть города. Фантомасы свернули удочки, взяли ноги в руки и свинтили в другое место. Путешествовали по всему городу. Купили палочки получше, стали записывать песни… Снова осели дома. Летом Женя ненадолго уехала к родителям, потом отработала смену в лагере и вернулась с новым ворохом идей аккурат под конец августа. Там сблизились ещё больше: Шершень и Розка предложили жить с ними, выделили целую комнату, которую до этого держали за студию. Соорудили там стол, книжный шкаф и нехитрую тумбочку. Женя согласилось. Её несло на каком-то эйфорическом кураже. У неё улучшилось настроение, появилась цель в жизни — сделать Багровых Фантомасов настоящей группой. Переезд оформили быстро, а потом Розка пригласил их в гости в деревеньку Жужуково, к своей бабуле Октябрине Степановне. Там бравая молодёжь пела песни целыми днями, помогала убирать огород, бегала на речку купаться, пасла коз и пила самогон. Лето сияло, сверкало, тянулось, блестело: было розовым и сахарным, как спелая кромка только-только разрезанного арбуза, вытащенного из холодильника. В город возвращались счастливые и загорелые. Вместе завалились в квартиру, всё отмыли, сделали перестановку и начали играть в городе. Рэкетиры отдохнули — и хватит, пора снова начинать за ними гоняться. А осенью судьба свела их с Ксенией Сергеевной. Они снова вернулись в тот парк, в котором встретились почти год назад — обошли уже все более или менее безопасные углы, и, кажется, познакомились со всеми мелкими дельцами, которые требовали свою долю за распевание песен на их территории. Делиться с местной гопотой не хотелось, поэтому Фантомасы часто переходили с места на место. Розка особенно душевно завывал песню об умершем боярине, который после смерти в наказание был вынужден убирать адские поля, Шершень радостно стучал новенькими палочками, а Женя подпевала. За ними долго наблюдала женщина. Маленькая, в чёрном пальто. Она курила, щурясь, а потом подошла. Представилась Ксенией Сергеевной, работницей Девятого телеканала, пригласила на собеседование. Фантомасы в количестве трёх штук переглянулись и согласились. Явились тоже в количестве трёх штук и подмахнули самый настоящий всамделишный контракт — маленькая подвижная женщина нашла им студию и звукача, а Ричард Сапогов сам оплатил запись первого альбома. Они были в восторге. После первого альбома почти сразу записали второй, выпустили в продажу и дело пошло на ура — молодёжь хваталась за свежатину, и скоро Фантомасам начали организовывать концерты. Роза орал, полный счастья, Шершень лупил так, что барабаны грозились лопнуть, Женя, разодетая в неприличное кружево и фальшивый шёлк, плавала по сцене, впервые переборов свой страх и подпевала Розке. Толпа рукоплескала. Ксения Сергеевна улыбалась и курила. Она тоже быстро стала частью Фантомасов. Допоздна сидела с ними на кухне — для неё сварганили отдельный коронный стул, научила-таки готовить пироги с яблоками и без и перепроверяла песни самостоятельно. Все важные дела вела она, а Фантомасы только пели и зарабатывали деньги. Небольшие, конечно, но это было только началом! Дальше будет больше! По крайней мере, так обещал Сапогов. Следующим летом Женька повторила подвиг — сдала экзамены за второй курс, получила стипендию и уехала на месяц к родителям. Потом на месяц на смену в лагере. Шершень в это время зашивался в больничке, а Розка проходил практику. В августе снова поехали к Октябрине Степановне, на этот раз вчетвером. Пока все красили сарай и кормили кур, Женька закрутила роман с цыганским баро, который на лето разбил табор под Жужуково. Лало плёл ей косы и вплетал туда цветы. Он был загорелый, красивый, с волшебной улыбкой. Тоже пел песни — даже лучше, чем Фантомасы все вместе взятые. Они курили вишнёвый кальян, гадали на картах и целовались после выпитого сладкого вина. Танцевали, когда взвивались костры — в темноте и глухоте. Босыми гуляли по лугу. Подолгу сидели на берегу, искусанные комарами. Шептались, уперевшись лбом в лоб: — Знаешь, ты ведь такой красивый… — Женя оглаживала бока, стягивала с золотистых плеч шелковую рубаху, пропахшую табаком и солнцем, — будто я тебя придумала. Лало смеялся, прижимался улыбающимся ртом к её шее, запускал смуглые, унизанные кольцами пальцы в её волосы, трепал, путался. Глаза у него были такие зелёные, что с ума сойти можно, глаза-озёра, глаза-малахиты. — Твоя фантазия способна и на большее, чаюри. А потом расстались — с нежными, тоскующими улыбками. Не получилось. Не вышло. Зато появился ещё один друг. Неожиданно наступившей осенью Женя впала в печаль и писала нечто сопливо-розовое, а Ксения Сергеевна познакомилась с Альбертом, и их неожиданно стало пятеро. Не то что бы Альберт особенно интересовался их музыкой, но восторженные всплески творческого люда слушал внимательно и не перебивал. Иногда кивал, иногда хмурился. Ксения Сергеевна была от него в восторге, Фантомасы — тоже. Он помог с первым клипом, в нём даже согласилась сняться его дочь, Инна — она как раз получила главную роль в сериале «Слёзы сентября» и хотела мелькать на экране как можно чаще… Концерты, съёмки, записи — всё было так хорошо, так прекрасно! Ксения Сергеевна любила их, а они её. Альберт собирался сделать ей предложение руки и сердца и сыграть свадьбу аккурат в годовщину знакомства. Она согласилась, и Розка написал им целых две песни. Женя с трудом — со стихами ей было сложно — ещё одну. Подключился Шершень. Короче говоря, за месяц упорного труда они насобирали целый альбом из десяти песен, втихушку записали и презентовали молодым. В качестве свадебных композиций это не подходило, но как подарок — очень даже да! Вовсю шла подготовка к свадьбе. Фантомасы работали по старой схеме — Ксения Сергеевна занималась важными делами, Альберт занимался свадьбой, Женька сдала экзамены третий курс и укатила к родителям, а потом на смену в лагерь, Шершень впервые решил сотворить подвиг и напросился с ней, а Розка закончил училище. В августе всей расширенной версией посетили Октябрину Степановну — та нарадоваться не могла на растущее как на дрожжах крепкое фантомасничье семейство. А потом Женя встретила Романа Малиновского и всё пошло по одному месту.