Второстепенное и не очень

Самому легализоваться было сложно. Малина пробовал то так, то эдак. Иногда что-то выходило, а иногда наружу вылезали прошлые грешки, за которые требовали слишком много денег. Дело, конечно, двигалось, но со скрипом. Тогда-то Алька и предложил сойтись по интересам с кем из горсовета — там было много желающих заручиться поддержкой Малины… Волей-неволей выбрали самого влиятельного — тогдашнего мэра, Небетонова, который, неприлично сияя, как начищенный пятак, обещал «вот прям всё», если Малина женится на его племяннице. Так сказать, заключат политический союз, гарантом которого будет общая родственница. Одному племянница, второму жена… Тут трудно не дружить. Малина не нашёл причин для отказа. Алька, правда, неожиданно нахмурился, пробубнил, мол, не слыхал, чтобы у Небетонова племянница была, по было уже поздно. Малина пустился во все тяжкие. Пребывая в жуткой эйфории от проблем, теперь-то решающихся по щелчку мэровского пальца — всего-то за женитьбу! — он не замечал ничего вокруг. Привёл бы к нему Небетонов косую, рябую или вообще крокодила — один хер радостно бы под венец потащил! Но Малина всегда был везунчиком. Невеста оказалась жутко молоденькой и хорошенькой девушкой. На Небетонова совсем не похожей — маленькая, скромная, в приличном платьице, с длинной рыжей косой. Не то что бы Малина прям впечатлился, но был весьма и весьма доволен. До свадьбы избранницу он видел всего два раза. Первый — собственно, с дядькой. Она сидела, опустив глаза в пол и сложив руки на коленях, как прилежная ученица. Небетонов знай дело нахваливал, мол, родители хорошие люди, честные работяги, школу закончила с золотой медалью, в университете идёт на красный диплом, умница, красавица, комсомолка. Чудо прям, а не девка! Во второй сама невеста пригласила Малину в ресторан и там-то была пораскованнее. Малина даже восхитился тем, с каким достоинством она держалась — говорила спокойно, смотрела храбро, не дерзила, права не качала… Видно было, что замуж не шибко хочет, но слова дурного не сказала. О них только. И всё по делу, без лишней мякины. — Детей я пока не хочу, Роман Дмитриевич. Учиться буду, а там посмотрим… Ваша слава бежит впереди вас, так что ограничивать в связях с другими женщинами смысла нет, противиться не стану… Только там, где я, видеть ваших любовниц не желаю. А если со мной спать будете — справку принесите, что здоровы… Сначала Малина даже немного рассердился, потом наоборот, возликовал — не только не уродина, так ещё и сообразительная! Короче, мечта, а не баба. Быстро сыграли свадебку, и он вернулся к работе. В постели жену попробовал, конечно, но разок и без особого интереса. Всё-таки, с девственницами ему было скучновато. Предпочитал опытных, раскрепощённых… К Кисуле своей приходил, когда шалавы надоедали — её невинность и наивность в плотских вопросах была как глоток свежего воздуха. Сам, правда, редко инициировал секс. Не любил больно долго возиться со всеми приготовлениями, прелюдия там, ухаживания, без света, а то смущается… Но если сама приходила — не отказывал. Так и жили. Почти ничего друг о друге не знали. Малина изредка брал Кису в свою постель, а в особо благодушном настроении мог и так приласкать, доброго чего сказать, порадовать чем. О том, есть ли у него кто на стороне, не распространялся. Тратился на неё изрядно, одевал, обувал, кормил и поил. Отчего-то всех своих новых баб начинал с ней сравнить — то оказывалось, что у жены ноги длиннее, то фигура лучше, то грудь больше, то стонет иначе… Обвыкаться начинал с одной бабой, хоть и неумелой, кувыркаться. Сотрудничество с Небетоновым выходило плодотворным. Дома всё было в порядке. Только Малине иногда казалось, что у него что-то прямо под носом происходит. Он был человеком бывалым, опасность чуял. Не раз нехорошее предчувствие ему жизнь спасало. А тут прям несло какой-то гнилью… Он всё разобраться не мог — откуда же?.. От кого? Жена была существом домашним, тепличным. Утром уезжала в универ, к вечеру возвращалась. Одевалась в импортное, цацки носила, в салон ходила. Иногда с подружками сидела. Малина к ней на всякий случай Жорика приставил, чтобы и по городу катал, и следил заодно. Каждый её шаг знал, каждого знакомого. Единственное, что запретил — так это по квартирникам шляться и по клубам всяким, нехрен его бабе там делать… Ну и всё. Виделись они редко. Проблем Киса не доставляла, была типичной такой ручной амёбой: скандалов не закатывала, деньги тратила с удовольствием, ластилась неловко, в глаза заглядывала… Малина видел — боялась. Не перечила, слова против не вставляла. Когда орал — терпела. Ну никакая! Послушная, покорная, покладистая. Единственным её порывом в самостоятельность был тот разговор в ресторане. Ну и иногда проклёвывалась что-то осознанное в их натянутых разговорах ни о чём, которые заканчивались тем, что Малина либо давал ей деньги, либо кратковременно пользовал на любой горизонтальной поверхности. А потом он узнал, что она ему изменяет. Ну как узнал… Жорик поведал. — Я ж чё… Ну привёз к подружке, как всегда. У меня баба в соседнем дворе живёт, дай, думаю, туда тачку отгоню, чтобы под окнами не маячить, а то в прошлый раз с местными закусился за место… Ну отогнал. А дом-то с другой стороны видно, смарю — баба-то твоя из окна на первом этаже шурх… И почесала! Не увидела, что я перегнал-то, обычно ж перед подъездом оставляю… Вот она с окна, оказывается, и вылезала… — Жорик неловко потрогал затылок, — парик, значит, нацепила… Блондинистый. Юбку кожаную, берцы… Но я ж не дурак, что я, хозяйку не узнаю?! Узнал… Ну и следом двинулся осторожненько… — Ну?! — поторопил Малина. Он-то по бабам таскался, ясен пень, но чтоб его жена с кем-то там шашни крутила?! Вот же шалава! А он-то думал! Дрянь… — Да чё ну? Пару дворов прошла, потом на другую улицу свернула… Через парк… Тачку бросил, пешком за ней двинул, ссыканул, что заметит и сольётся… Прошла, значит, минут за двадцать, вышла к дороге, а её там два ханурика ждали уже. Один блондинистый такой, волосатый, патлы длиннючие. На бабу похож. Второй — рыжий… Нарик что ли… Пообжимались там втроём… — Втроём?! — глаза аж застлало алым. Жорик вздрогнул и ускорился. Начал глотать концы слов. — Ну, пообнимались… Потом на моцик сели и укатили. — Куда?! — А хер его знает… Пока за тачкой вернулся, пока обратно доехал, так их уже и след простыл… Ну я к тебе сразу, чё делать-то… Малина содрал пиджак с кресла. Рявнул: — Башку оторву! Кому — не уточнил. Поехал сначала к подружке. Баба оказалась несговорчивой и холодной, как айсберг. Только и делала, что смотрела исподлобья страшным, злобным взглядом. От неё Малина ничего не добился, даже на порог не пустила. Талдычила, мол, Киса в магазин отошла. И всё! От бабы Жорика толку тоже не было — язык проглотила, мол, не знаю, не видела такую, недавно сюда переехала… Поискали по дворам мужиков, явно же рядом где-то жили. Нашли какого-то перепуганного ханурика, который рассказал о надоедливых волосатиках, что вечно этажом сверху бренчат… Этажом сверху квартира оказалась пустая, дома никого не было. Но Малина уже всё нашёл, пока переворачивал хату к херам: знакомую розовую хрень, шубку. Сам её Кисе покупал. Тетрадки какие-то — её почерк, с текстами непонятными… Гель для душа в ванной — тоже её, импортный, у них такого не делали… Флакончик дорогущих польских духов, заколку для волос… — Сука!!! Всё перелопатил, перевернул. Сломал стол на кухне. Так грохнул дверцей шкафа, что она на петлях повисла. Развалил доисторический комод. Всё ж ясно было, как белый день — жёнушка бегала к кому-то из этих придурков… А может и сразу к двум! — Как ты это пропустил?! — Малина даже Жорика к стенке припёр. Тот покаянно развёл руками. — Да я сам не пойму… Она ж с девяти до четырёх в универе… Потом домой, поспала там, ещё что поделала… В салон иногда ездит, с подружками гулять ходит… Когда она шляться успевала-то?! Аж со шмотьём… На ночь-то она редко остаётся… У Малины вообще фляга свистанула, когда он вспомнил, что баба-то его и на ночь у подружек-то своих оставалась… Значит, эта дрянь тут на самом деле ночевала, с елдарями своими?! Но всё равно… Она ж по большей части дома была, гуляла тоже не шибко часто… Что-то тут было не так… — А ну-ка, — прохрипел он, поймав за хвост нехорошую мысль, — в универ поехали скатаемся… Я кажись понял, где тут собака зарыта… Да, дураком Малина не был. Выцепил в толпе припозднившихся студенточек одну знакомую на вид, — приходила к Кисе и строила ему глазки — сунул десятку и потребовал всё, что знает. Угадал, да. Правильно подумал. Занятия на самом деле с девяти до двух длились, потом Киса уходила и через два часа возвращалась обратно, Жорик-то её у ступенек не караулил. Летом ни на какую практику не ездила, как и осенью на картошку — заплатила кому из преподов и слилась… Ему врала. И о поездках, и о времени занятий. Где ж была всё это время?! Малина догадывался — где. И с кем. Хитрая мразь… И правда сообразительная… Так лихо всё проворачивала, комар носа не подточит. А видок, главное, какой был — ну ромашка ромашкой! Вот ему и ромашка. С зубами. Малина грязно выругался. Понимал, что один в этом виноват. Сам свою бабу распустил… Интриги за его спиной во какие плела, всех за нос водила… — Щас она с кем гуляет? Студенточка удивлённо захлопала ресницами. Малина обшарил взглядом лицо, плечи, грудь, но не особенно заинтересовался — маловато была, у Кисы побольше и посимпатичнее… Не, не пойдёт. Не сгодится. Ему теперь рыжие нравились. — Да ни с кем… Она как замуж вышла, то ваще перестала везде ходить, про дискотеки забыла, про гулянки все… Говорит, мол, муж страшно ревнивый, злить не хочу… И до этого у неё никого не было, она ж только в прошлом году переехала с этого своего Воронежа, близко ни с кем не дружила… — С Воронежа? — недоуменно переспросил Малина. Небетонов говорил, мол, племянница долго с ним живёт уже, потому и мужа ей ищет, чтобы пристроить… Родители были хорошими людьми, пахали на благо Союза. Малина думал «были» в смысле умерли, а теперь что выходило?.. — А дядю её видела? — Чего? — не поняла деваха, — Какого дядю? У неё тут нет родни вроде, она рассказывала, что у неё в Воронеже семья только, ну и в Москве кто-то есть… Она до того, как замуж вышла, в общаге жила и вроде подрабатывала где-то, стипендии-то не хватает, если сама живешь… Не знаю никакого дяди. Малина помолчал. Выходил какой-то бред. Он что-то совсем запутался в происходящем. Они вообще об одном человеке говорили?.. Могла ли его жена — тихая, слабовольная, устраивать такие хитроумные схемы? О его ли жене шла речь? — Слышь чё, — сунул руки в карманы. Полыхал сдержанной яростью, — сегодня дискач есть какой? Для молодёжи? Ну вот чтоб она прям точно пошла, если бы муж… Не ревнивым был. Или если бы мужа не было. Он припомнил, с каким лицом она под венец шла — дико обречённым, несчастным. С кривой, ломкой улыбкой. Может, тогда уже связалась с кем… Если так, то и язык её оскорбить-то не поворачивался. Студенточка вдруг посветлела сильно накрашенной мордашкой. — Так в Ёлкино сельский клуб открыть решили! Все там будут сегодня! Малина дал ей ещё десятку и вернулся в машину. — В Ёлкино поехали. Там он Кису и нашёл. Отыскал среди беснующейся пьяной толпы молодёжи, бьющейся в экстазе. На дешёвенькой сцене лабал на гитаре блондинистый волосатый мужик, похожий на бабу, Жорик на него сразу пальцем указал. За барабанами сидел рыжий. Кису Малина выцепил в импровизированной гримёрке — чуть дверь не выбил, но она там была, как Жорик и сказал, в короткой кожаной юбке, с голым животом и плечами, в сетчатых колготках, в парике… Вытащил её из клуба прям за этот парик, запихнул в машину. Думал — придушит нахер… Орал. За плечи тряс. Чуть оплеуху не залепил, но вовремя удержался — нельзя было баб бить. Содрал с неё парик, силой стёр боевой раскрас — Киса вертелась, хныкала и всё пыталась что-то объяснить, но куда там! Что объяснять-то?! — Вертихвостка! — Сволочь! Киса ударила его сама. Сначала по лицу, потом заехала локтем в живот. Впервые голос подала, орала как резаная. — Ненавижу! Чтоб тебе пусто было!.. Малина орал в ответ. — И тебя, и его урою! Сука!.. За нос меня водила, а я, дурак, вёлся! Сколько ты с ним спишь, шалава?! — Спасибо мне скажи, что тебя Небетонов не урыл! Малина замер. Рывком притянул визжащую жену к себе, стиснул тонкую, хрупкую шею пальцами. Прихватил крепко. В голове всё плясало это горькое, гнилое — и про общагу, и что родни нет… Он решил, что она всем вокруг врала… Хорошая актриса из неё получилась. Сжал горло всей пятернёй, не жалея. — Чё ты сказала? — Чё слышал! — плеснула взглядом студёных глаз. Он впервые увидел, какие у неё глаза — тёмные, дикие… Как болото. Трясина. Хлябь. Топь. Мшара. Омут. Малина прижался лбом к её лбу. Прихватил сильнее. В ладонь ему колотился сумасшедший пульс. Киса закашлялась, и он немного ослабил хватку. — Говори. Или я тебя прям тут… Хотел сказать «порешаю», но подумал совсем о другом. Куда более приятном. Для него. Для неё, судя по всему, не очень. — Небетонов тебя скинуть хотел, — прошептала прерывисто, — и всё захапать. Придумал всё… Сначала сказал документы принести, так я наврала, что ты сейф прячешь и меня при себе не оставляешь, не знаю, где он… Потом — чтобы яд сыпала. Сгоришь за полгода. Так наговорила, мол, лепила тебя каждую неделю смотрит, сразу заметит, что болеешь… Когда ментам заложить потребовал — сказала, что ссу против тебя идти, смертным боем бьёшь, всё запрещаешь… Поверил. Потом придумал — чтобы ребёнок от тебя был, а там он разберётся, взорвут тебя или ещё что… Это чтобы с мамкой твоей не делиться, ребёнок — наследник первой очереди… Так нагородила, что ты меня не трогаешь, не нравлюсь, а если и бывает, то предохраняешься всегда… Всё переваривалось с трудом. Усваивалось кусками. Малина судорожно мозговал. Встряхнул Кису как следует. — Врёшь-то ты хорошо, это я уже понял… Про любовничка что придумаешь? Киса всхлипнула. — Ничего… Нет у меня никакого любовника, я тебе не изменяю! Нашёл дурочку… Я им песни пишу… Ты ж запретил гулять где попало, вот и придумала… Малина бессильно зарычал. Растоптанная часом ранее надежда подняла избитую голову, слабенько шевельнула хвостом. А что, если… Не врёт?.. А вдруг?.. Он зажмурился и с огромным трудом вынес приговор: — Небетонова я закопаю. А ты дома сидеть будешь. Киса протестующе засипела под его пальцами. Кровь схлынула с лица, и она зашлась страшным кашлем. Шею обхватывал алый ободок. К утру синяки почернеют. — Хрен ты угадал. Малина не удержался и всё-таки поцеловал её. Раз, другой… Такой — злой и вынужденно правдивой — она нравилась ему куда больше. Хотя на самом-то деле — любой была хороша.