Второстепенное и не очень

      В маленькой смоленской коммуналке, старой, но чистенькой, возмутительно вкусно пахло елью, свежестью и зимой. Иван возился с уткой: он был одним из немногих в этом доме, кто мог употреблять человеческую пищу и единственным, кто имел правильный подход к плите. Остальные подобными умениями не отличались.       За последний год его жизнь круто повернулась на все сто восемьдесят градусов. Во-первых — и в самых главных — у него появилась девушка. Такое чудо ранее случалось с ним примерно… Никогда? И все отношения обычно заканчивались на этапе секса на первом свидании. Во-вторых, его девушка была вампиром. Из этого вытекало в-четвёртых — вампиры существовали! Самые настоящие, с клыками, с когтями… И в-пятых — Иван поменял место работы.       Возвращаясь домой, Иван ожидал пару мелких проблем. Нужно было объясниться с родителями и оформить перевод на работу в Смоленск. И всё! Он не мог забрать Аннушку с собой. Её нельзя было забрать из Смоленска, а Смоленск было нельзя забрать из неё, поэтому Иван решил героически пожертвовать своей сытой московской жизнью и укатить подальше. Смоленск определённо не предел его мечтаний, но зато с Аней.       С ней ему и там будет хорошо.       Однако по приезде в Москву его прямо под белы рученьки поволокли на допрос. Задавали странные вопросы, светили лампой в лицо, что-то писали на — можете поверить? — на пергаменте… Допрашивающие носили чёрные одежды, много курили и приносили с собой запах старины и чего-то по-детски волшебного, хоть иногда и жуткого. Собственная жизнь и возлюбленная вызывали у Ивана такие же чувства: волшебные, но жуткие.       Весь этот мир был таким. Волшебным, но жутким.       Господа-В-Чёрном представились уполномоченными из Тайной канцелярии Президента по ведовским делам, предъявили тысячу и один бланк, долго интересовались событиями, произошедшими в Смоленске, а потом сообщили о переводе его, Ивана, из обычной человеческой полиции в их очень-очень секретный отдел. Иван не сопротивлялся, хоть ничего и не понимал. Моргнуть не успел, как его оформили и отправили выполнять те входное задание куда-то во Владивосток, ловить мелкого вампира-домушника.       Из-за новой работы, очень интересной, но сложной, в Смоленск он возвращался редко, но метко. Аня ждала, естественно. Она много лет ждала, месяцы разлуки для неё были ничтожны.       В первое возвращение после поручения канцелярии, она познакомила его с новым членом семьи, и Иван удивлённо присвистнул. Это была совсем ещё девчонка, вчерашняя школьница. Маленькая, с длинными рыжими волосами и в розовом платье, расшитом клубничками. А ещё в розовых сапожках, розовой курточке и розовой шапочке. Розовый ужас звали Евгения и училась она на филфаке. Слава Богу, имя милостиво разрешила сокращать до Евы и прилежно откликалась. Аннушка, склонившись к уху Ивана — от неё пахло жимолостью, горькими духами и дымом — доверительно сообщила, что Ева каким-то невероятным образом не потеряла человеческую физиологию после обращения. То есть, потеряла, конечно, но не полностью. Частично сохранила некоторые процессы жизнедеятельности, а такого они раньше не встречали. Голод Ева могла утолять только кровью, как и все вампиры, но спокойно ела человеческую еду и не имела никаких проблем с пищеварением после, на унитазе часами не сидела. Умела спать, как обычный человек. У неё росли волосы и ногти. Очень медленно, но всё-таки росли.       Странный, калечный вампир. Иван пошерудил в списках канцелярии и нашёл всего два подобных случая — семьсот и четыреста лет назад, но оба случая лишились головы и благополучно отбыли в мир иной, а ещё никак не изучались, поэтому столь любопытный феномен Господа-В-Чёрном обосновать не могли. Забрать новообращённого вампирёныша на опыты — тоже. Не они владели вампирами, и не вампиры владели ими. Это был симбиоз, который нужно было хранить в золотой середине. Стоит маятнику качнуться, перевесить, как многолетнее хрупкое перемирие полетит псу под хвост. И тогда неизвестно, кто возьмёт победу: человек или не-человек.       Аня вздохнула. Иван знал, о чём она думала и без слов. Думала, что дед Слава вечно тащил в дом непонятно кого. То Женька — бесполезного, глуповатого, но весёлого, то её. Где только откопал, как сотворил, зачем, почему, для чего?.. Разве мало их проблем? На кой чёрт ему понадобились ещё одно теплично-зубастое недоразумение, которое ело, спало и сосало кровь?       — Жан там её на атомы ещё не разложил? — Иван, помнится, целовал Аннушку до посинения в их спальне. А после занятий любовью она долго расчёсывала волосы, сидя перед зеркалом, и была настолько красивой, что он мечтал ослепнуть. Или видеть её такой ближайшее столетие.       Два столетия.       Три столетия.       Вечность.       Дольше вечности.       До конца звёзд.       До взрыва миров.       И после — тоже       — Нет, — хрипло опровергла, после секса её голос густел, становился ниже, глубже, — она его боится, как огня. И быстро бегает.       Иван захохотал. Аня улыбнулась тоже. Иван почувствовал, как больно сжало сердце. Лишь бы она всегда так смеялась. Хоть с ним, хоть над ним. И после него, если понадобится.       Во второй раз его познакомили с новой Хранительницей. На место мямли Костика поставили молчаливую, холодную Женщину-В-Чёрном. Её Иван увидел издалека, слишком уж заметная была. Она, втиснутая в канцелярские одежды и песцовый полушубок сверху, садилась в мерседес, смиренным псом ждущий её на парковке. В их сторону Ксения Сергеевна не посмотрела, поэтому Иван изучал её со спины. Строгий узел вьющихся коротких волос. Узкие прямые плечи. Дюймовочка с колом за пазухой. Когда мерс скользнул мимо, шершаво шурша новенькими зимними шинами, то она опустила стекло и выглянула в окно. Кивнула деду.       У неё были тёмные, жгучие глаза. Вулканические. Будто ещё немного, и всё сгорит.       Новые знакомства, новые люди, и, наконец-то, Новый год!.. Самое важное из всего. Новогоднему отпуску Иван радовался как никогда раньше. Он поздравил родителей, сдал все отчёты и укатил в Смоленск. Там его уже ждали.       В маленькой гостиной собралось всё семейство. Жан не взял смену, Аннушка поменялась дежурствами, Женёк не закрыл зачёты и отправился на февральскую пересдачу, Ева закрыла зачёты, Ольга приехала вместе со своим любовником… Яблоку негде было упасть.       Тёмная постсоветская квартира сияла чистотой. Вся вылизанная, ни соринки, всё педантично убрано и разложено на своих местах. Огромная пахучая ель стояла в гостиной, пушистой зелёной лапой закрывающая кнопки на телевизоре. Украшения на ней были самые разные: и современные, и советские, и царские. Новые ангелочки, стеклянный колпак звезды из шестидесятых, оловянные солдатики, бумажные хлопушки, чуть отсыревшие за давностию лет, им уже за три сотни перевалило. Всюду висели ещё советские гирлянды, в которых уже перегорели несколько лампочек. В коридоре Женёк взорвал хлопушку, и пол был покрыт конфетти и блёстками. Он, конечно, огрёб по шее, но ржать не перестал, теперь ползал с веником и пытался всё собрать. Спасибо, что не додумался притащить домой петарды или динамит, с него бы сталось. Разложили доисторический стол, застелили праздничной скатертью и увенчали всю композицию вазой с кисло пахнущими мандаринами. Рот наполнялся слюной сразу же.       Так вот.       Ёлка стояла криво. Сначала Иван пытался её поправить, но потом подумал и оставил как есть. У него были дела поважнее.       Утка.       Иван возился с уткой. Утка не хотела возиться с Иваном. Он успел её зажарить (с огромным трудом) и теперь думал, как ломать. Ломать надобно было на четверых, но утка по температуре превысила температуру ядра Земли, а остальное семейство помогать не спешило. Дед Слава суетился около стола, разливал кровь и шампанское по бокалам. Иван молился, чтобы не перепутал. Аннушка — такая прекрасная, будто сказочная! — позволила нарядить себя в невозможный серебристый брючный костюм и теперь пыталась договориться с умирающим, кряхтящим от напряжения телевизором, который никак не хотел показывать Чародеев, только кривился чёрно-белыми полосками, шипел отрывки диалогов и плевался неполными, половинчатыми картинками. Жан считал бумагу и ручки, чтобы поиграть в угадайку во время речи президента. Ольга — с огромным животом, похожим на переспелый арбуз (храни Господь эту женщину, беременная вампирша!) — развалилась в кресле-качалке и капризно дула губы, потому что хотела обязательно четвёртую обязательную, а была только четвёртая положительная. Её любовник, Сергей, просто-напросто бродил туда-сюда по квартире, как потерянный баран. На всё натыкался и искренне удивлялся. Ивану почему-то думалось, что он и своей беременной женщине удивляется ежедневно.       Вроде бы все были в сборе, кроме…       Да.       Женьки были тихи, как украинская ночь. А если тишина, то значит что? Значит шкодят! Иван ненадолго отстал от прилипшей к противню утке и нервно прислушался. Женьки в количестве двух штук — Женёк и Ева, то бишь — каким-то образом успели спеться и слипнуться в одно-единое существо, причём существо крайне проблемное и бедовое. Женьки вечно встревали в непонятно во что: то гопников дразнили, то от бродячих собак наперегонки бегали, то ещё что… Фантазия у них была богатая, а долгая тишина означала лишь то, что они снова куда-то вляпались!..       Запахло палёным.       Иван выругался, бросил утку, ломанулся в комнату в Женьку Первому и остолбенел. Когда он был там в последний раз, то рабочий стол был завален комиксами и порнографическими журналами, в ноутбуке беспрестанно шла какая-то стрелялка, кое-где валялись пустые коробки из-под пиццы, грязная одежда, гримёрская ерунда… Теперь безумная окрная чистота добралась и сюда. Стены не лишились плакатов, но на место популярных рок-групп пришли изображения Би-2, Наутилусов, Чижа и Со… Висели старые, потрепанные афиши Короля и Шута, на обратной стороне двери обнаружился всамделишный Виктор Цой в полный рост, распечатанный и вырезанный вручную. Порнушка и комиксы не пропали, но теперь ютились в картонном ящике на полу, их место на столе занял Булгаков и Есенин, кровать была заправлена, штучки для вампирского маскарада ютились в набитом до отвала шкафу, а Женьки ютились на чистом ковре, играли в карты, и жгли, вашу мать, бенгальские огни!       — Окно откройте! Всё завоняли!       Иван сам метнулся к окну, одёрнул штору и распахнул ставни настежь. Пахнуло морозной новогодней ночью, где-то во дворе взорвалась петарда, залаял соседский пёс.       Женьки потупились и засопели.       — Ничего не провоняло! — пахло жжёным, звёздами и Новым годом. Но Иван сдаваться не собирался: нельзя детям спички! То есть, бенгальские огни. А то будет как у Чуковского: «А лисички взяли спички, к морю синему пошли, море синие зажгли». Блинов для тушения пожара рядом как-то не наблюдалось.       Была только утка. Несчастная, несчастная утка…       — Что за сыр-бор? — в проём влезла Аннушкина голова. В полутьме коридора и то гаснущих, то зажигающихся гирлянд её длинные волосы переливались всеми цветами. Красный, жёлтый, зелёный… Красиво. И она тоже красивая. Иван мгновенно поплыл. Поправил ворот свитера, который неожиданно помешал дышать.       — Да тут… Палёным пахнет…       — Это ваша утка, — вредно заявил Женёк. Заявила. Та, что рыжая.       Аннушка строго свела брови. Женьки обиженно скуксились и виновато потупились.       — С бенгальскими огнями, петардами, салютами и динамитом марш на улице. Я понятно объясняю?       Женьки заворчали, но послушно покивали поникшими головами. Вот дурьё! Иван сразу же перестал на них злиться. Даже открыл рот, чтобы предложить сходить с ними, но вдруг оглушительно заорал входной звонок. Женьки — опять же, вдвоём — торопливо поднялись, сгребли всё горючее добро с пола и укатились открывать.       Кого это нелёгкая принесла? Сюрприз в новогоднюю ночь? Иван надеялся, что это не их почивший враг неожиданно воскрес во второй раз. Не успел он вернуться на кухню, — естественно, предварительно прижавшись ртом к Аннушкиной шее и помяв ей пиджак в узком коридоре — как квартира погрузилась в глубокую тишину, нарушаемую лишь предсмертными охами-вздохами телевизора.       Голос подал Жан.       — Ма шери…       Иван, снова взявшийся за нож и подобравшийся к утке, отложил его со вздохом. Ольга что-то натворила? Он не припоминал, чтобы Жан обращался к кому-то таким доверительным, нежным тоном. Кроме неё. Но нет. К новогодним запахам примешался аромат табачных духов и чего-то ещё…       — Ксюшенька Сергеевна, а мы не чаяли, что вы придёте! Ждали-ждали, а на письмецо-то вы не ответил, а ведь Женёк, охальник, отнёс… Или не отнёс?! Вы разувайтесь-то, шубку давайте, снимайте, щас я вам помогу… Что вы как не родная прямо? Не чужие же люди, что же вы, вот место вам оставили, всё надеялись…       Иван прислушивался к потоку слов деда Славы одним ухом, думая о том, стоит ли мазать новогодний ужин мёдом. Судя по всему, было поздновато… А вот тон деда не оставлял сомнений в том, что он был в восторге, причём натуральном. После долгих, тяжёлых раздумий о мёде и яблоке в жопе, Иван психанул, сгрузил утку на блюдо, сунул нож в карман фартука и поволок в гостиную. Там разберутся! Он задолбался уже! Ну не хотела она резаться, не хотела!       В гостиной было так людно, что яблоко негде упасть. Лишь бы не тому яблоку, которое он с таким трудом втиснул в птицу… Ольга сидела в кресле, обнимая руками огромный живот, грозящийся дорасти до носа. Баран Сергей держал её за руку, но, судя по расфокусированному взгляду ошалелых глаз, уже принял на грудь шампанского. Или коньячку. Женьки, близко-близко наклонив голову, перешёптывались с крайне заговорщическим видом. Иван прищурился, но никакого взрывчатого материала рядом не разглядел. Куда дели?.. Аннушка всё ещё воевала с телевизором, усевшись прямо на пол и разбирая пульт. Жан резко вышел из уединения и зоны комфорта: побросал бумаги, где они были, и раздевал новоприбывшую. Иван занервничал, но тот, слава Богу, отделался лишь песцовой шубой. Вытряхнул из белого меха маленькую, но запунцовевшую от мороза Ксению Сергеевну. Дед суетился у стола и суетил других.       Иван торжественно водрузил блюдо с уткой на стол. Дед подавился словом. Женьки захихикали. Жан отвлёкся от Ксении Сергеевны и воззрился на ужин с видом человека, который видел в этой жизни всё. всё, кроме этого… Впрочем, отвлёкся от ненадолго, и Иван определённо не хотел знать, отчего он так задушевно приобнял новую Хранительницу за плечи. Недовольной она не выглядела, даже наоборот: у Ксении Сергеевны был сытый, снисходительно-отстранённый взгляд. Видимо, подобному вниманию от Жана она удостаивалась не первый раз.       Ну или его чары на неё не действовали.       Ну или…       Хотя на Женька тоже не действовали — она его вообще по широкой дуге огибала, а эта, хоть и разрешила довести со стола и стряхнула шубу в мгновенно подставленные руки, всё равно смотрела как-то странно, оценивающе, будто что-то искала.       И не находила.       Дед перестал изумлённо глазеть на утку, ставшую темно-коричневой после вынужденного принятия солнечных ванн в солярии духовой плиты, и вернулся к суете, которую навел не окончательно.       До Нового года оставалось пять минут.       — Аня, Аня! Да брось ты его! Етить вашу мамашу, мы так ничерта не успеем! Вот улитки!       Аня, потеряв терпение, треснула телевизор, и тот удивлённо моргнул и заработал нормально. Полетела заставка новостей, и вскоре на экран вылезло гладкое, серьёзное лицо президента. Иван выскочил из фартука и схватился за бокал с шампанским. Хватило не всем, кто-то из Женьков цапнул фужер не с кровью, а с шампанским. Дед среагировал быстрее, чем Иван потребовал вернуть шампанское новоприбывшей.       — Так, Женёк номер два…       — Почему это я номер два?! Я первый здесь появился!       Дед отвесил ему несильный подзатыльник.       — Девочкам надо уступать, балда!       Женёк номер один, которая Ева, сочувствующе поджала губы, но сказать ничего не успела. Шампанское вручили Ксении Сергеевне. Президент наконец-то заговорил:       — Уважаемые граждане России! Дорогие друзья! Вот и закончился ещё один тяжёлый год…       Вампирская часть семьи кинулась к бумажкам и ручкам, азартно загомонила, залопотала. Иван смотрел на бедлам с улыбкой: Ольга сердито водила ручкой, что-то объясняя Сергею, дед черкал и радостно вопил, когда попадал, Жан разочарованно стонал, а Аня сосредоточенно зажёвывала щёку изнутри. Дурная привычка, иногда от волнения саму себя до крови кусала… Свой листок Иван заполнил только наполовину и попал в два слова, Женьки взяли один на двоих и азартно дописывали друг за другом, Ксения Сергеевна не играла, а просто слушала. Такая… Мягкая будто, хотя и В-Чёрном.       Речь закончилась. Заиграл гимн. Вампиры и люди принялись радостно чокаться кровью и шампанским.       — Сла-а-авься, Оте-е-ечество!.. — Женьки принялись подпевать, смешно завывая на два голоса. Потом неожиданно поменяли репертуар:       — Со-юз не-ру-ши-мый!..       Иван улыбнулся.       — Вот егозы! — дед. Он улыбался во весь рот, как большой и седой ребёнок.       — Ну, а теперь утка… — Иван. Он вытащил нож и таки воткнул в утку, собираясь разобраться с ней по-мужски.       — В этом году я выиграла. — Аннушка. Она аккуратно свернула свою бумажку и положила на стол.       — Ты жульничала! Это недопустимо, я требую перепроверку! — Жан. Он утащил листок Аннушки и принялся сверять со своим.       — Нет, выигрыш был честный. — Ксения Сергеевна. Она попробовала оливье, которое готовили Женьки и сдержанно похвалила.       — В этом году выиграла я. — Ольга. Она нервно оглаживала живот.       Дед возмущенно затарахтел, но Ольга перебила его очень веским доводом, слова цедила сквозь зубы. Возвестила неожиданно высоким, вибрирующим от напряжения голосом:       — Я рожаю.       Кто-то из Женьков грохнул фужер и принялся перепуганно извиняться. Иван оставил многострадальную утку в покое. Ксения Сергеевна отложила вилку и потребовала врача. Аннушка метнулась к телефону. Дед орал, что у них уже есть врач. Жан что-то говорил о том, что он нихрена не акушер. Всё смешалось в смоленской коммуналке: люди, вампиры, утка…       По телевизору началась «Кавказская пленница». За окном загрохотал салют такой силы, что от наплыва разноцветных искр окна взорвались каруселью красок. Почти оглушило. Женьки дали друг другу «пять».       — Эту историю рассказал нам Шурик. Он во время каникул собирал фольклЁр. Местные легенды, сказки…       Интересно, знал ли Шурик, что на Кавказе, помимо джигитов, водятся ещё и вампиры?..       Но это уже совсем другая история.