Второстепенное и не очень

      Ксюша искренне считала, что безумную (именно, что без умную) составляющую в их семью приносили исключительно Малиновские. Они были ураганом: то скандалили, то обожали друг друга, то предлагали делать то, что люди в здравом уме и твёрдой памяти не предложат никогда, были активными, шумными, служили затычкой в каждой бочке и не умели сидеть с закрытым ртом. Казалось, горели настолько сильно, что заставляли гореть и их. Малиновские были как передвижной цирк Шапито. Только билетов Оганесяны не покупали. Все представления смотрели бесплатно.       Но воскресные обеды убедили её в обратном. Её родные тоже умели циркачить. Ксюша, признаться, сама это дело придумала: решила помочь мужу наладить отношения с Инной. У него со старшей дочерью были не просто проблемы, а проблемища, которые он самостоятельно решить не мог. Благое дело длилось уже несколько лет, но оба сопротивлялись, как очумелые. То ли мириться боялись, то ли просто вредничали. Наследственная черта.       Вот и сейчас — одинаково водили носами, одинаково кривили рты и одинаково ворчали.       Ксюша подавила желание закатить глаза. Малиновские в количестве пяти штук (шести, если считать бабулю) укатили отдыхать на море и отделывались парочкой звонков за неделю. На заднем плане обычно громко голосила Уля, которая то и дело находила игрушечных лошадок и срочно хотела забрать себе, даже если игрушка принадлежала другому ребёнку; через раз слышалось сосредоточенное пыхтение и визги — это старшенькие дрались. Ксюша пыталась перестать представлять дерущихся Назара и Иванку, но слишком часто видела это светопреставление своими глазами, поэтому прекрасно знала, как там дело обстоит. Рома гудел, его маменька ругалась (не важно с кем, но обязательно ругалась), Киса разнимала детей, мужа, свекровь… Ну цирк!       Её собственная мама, побывав на воскресных ужинах пару раз, отказалась посещать их в будущем. Категорично заявила, что концентрация токсичности на одно помещение зашкаливает, а уж когда Инна открывает рот — все остальные захлёбываются. Ну, это было правдой. Иногда Ксюша даже жалела, что не могла поступить также и сбежать, оставив семейство разбираться самостоятельно. А очень хотелось.       Майя шкрябала ложкой по тарелке. После отъезда Назара она была особенно хмурой. Туго заплетенные чёрные кусы придавали ей сходство с Уэнсдей Аддамс. Киро, сидящий рядом, всем видом демонстрировал благовоспитанность: напялил рубашку и галстук, причесался и был готов к труду и обороне. По крайней мере, так казалось. Краем глаза Ксюша видела, что он специально щипал сестру за бок. У их детей была какая-то особая любовь к тому, чтобы бесить друг друга.       Алик старательно давился бокалом вина. Делал вид, что пьёт, хотя на самом деле просто занял рот, чтобы не вести разговор. Единственные, кто хоть как-то пытался вести беседу, были сама Ксюша и Веня. Любовник Инны всегда держался очень достойно — надушенный, чистенький, приглаженный. Дети и коты его обожали, а он платил им той же монетой. А помимо этого обожал Инну — всецело, абсолютно.       — Венечка, такой замечательный репортаж…       — Спасибо большое, очень рад, что понравилось… Меня после него пригласили в озвучку.       Бла-бла-бла. Пока Ксюша развлекала и развлекалась бессмысленной, но приятной болтовнёй с самым адекватным человеком в этом доме, остальные домочадцы пытались начать военные действия.       Дочь не выдержала первой. Сощурилась, отцепила от волос петрушку (все знали, как она туда попала) и заявила:       — А Киро встречается с Ритой Сапоговой!       У Кирилла вытянулось лицо. Видимо, такую информацию о себе он слышал впервые, поэтому поспешил опровергнуть:       — Неправда, — степенно заявил он, — я всего лишь учу её играть в шахматы.       Майя надменно заломила бровь и сделалась страшно похожей на отца.       — Значит, Ваня ревнует безосновательно?       — А она ревнует? — оживился Кирилл. Обычно он был тихим, отстранённым и не любил много разговаривать. Общению с людьми предпочитал компанию книг, шахмат и сестёр. Последних то любил любить, то бесить — какое настроение у него было. С одинаковой вероятностью мог прижаться к Майе с порцией неожиданных объятий или с попыткой защекотать до смерти. К Инне у него было особое отношение: всегда звал к себе в комнату играть в нарды, хотя на самом деле просто хотел спросить, как у неё дела.       И Иванна, конечно. У них были высокие отношения: Ксюша никак не могла понять, кто и за кем ухаживает.       — Назар сказал, что…       — А когда ты говорила с Назаром?       — Вче… — Майя запнулась. Вчера с Малиновскими никто не общался. Видимо, кроме неё.       — Погодите, — вмешалась Инна. Она сегодня была особенно хороша: вкусно пахнущая, холёная, в жемчуге и шёлке, — когда это ты перестал гулять с Яной Багдасаровой?       Алик уронил бокал. Майя вытаращила глаза. Веня замер. Ксюша не знала, что делать: плакать или смеяться. Кирилл поправил салфетку, лежащую на коленях.       — У меня много друзей.       — Со всеми целуешься? — тут же заинтересовалась Майя.       — Нет, — сын не моргнул и глазом, — я же не ты. Это ты любительница Назара во всех смы…       Инна вдруг подняла руки, будто выбрасывала белый флаг:       — Вы оба были куда лучше, когда лежали в кроватках, замотанные в пеленки и пускали слюни на погремушку.       Майя и Кирилл переглянулись и хором ответили:       — Зато теперь мы спим зубами к тебе!       Инна фыркнула:       — А надо бы к стенке.       И все трое дали друг другу пять. У Ксюши начало дёргаться веко. Киро вдруг поднял руку, как в школе.       — А может быть мы посмотрим мультик? Или сходим погулять?       Майя горячо поддержала брата, Инна тут же наклонилась к ним. Три макушки заходили туда-сюда, зашушукали. Алик и Ксюша переглянулись. Веня, пока никто не видел, стащил со стола кусок рыбы и сунул котам, которые преданно сидели под его стулом, ожидая подачки.       В который раз было единогласно решено смотреть Семейку Аддамс. Акробаты переместились в гостиную.