Второстепенное и не очень

      Жениться Малине нужно было срочно и быстро. Во-первых, со всех сторон наседала мать. Она уже отчаялась дождаться внуков на добровольной основе и теперь была готова подложить под него любую более-менее приемлемую девицу, лишь бы в итоге на выходе из роддома получить свёрток с долгожданным младенцем. Во-вторых, налоговая решила отыметь его по полной. То документы им не нравились, то количество зарегистрированной недвижимости, то вполне уже ожидаемые претензии к пожарной безопасности со всяческими перемигиваниями — сволота и борзота всеми силами старалась урвать себе кусок пожирнее от его состояния. Умаслить и унять не получилось, с каждым днём всё сильнее приближался вариант запугать и закопать.       И тогда Малина срочно решил жениться. Очень срочно и очень быстро. Намеривался убить двух зайцев одним выстрелом — переписать кое-чего на жену и заодно предъявить её матери. Если очень приспичит — заделать ребёнка, чтобы всё было по полной программе. Только писал он на бумаге, а про овраги забыл. Найти умную, понятливую бабу было сложнее, чем дефицитную копчёную колбасу в местном продуктовом.       Шлюх пришлось отмести сразу. Проституток, стриптизёрш — туда же, такая кандидатура не устроила бы маму, да и сам бы застремался жениться на бабе с сотней-другой пропущенных через себя членов. Впрочем, беспонтовую ромашку тоже не хотелось. Охотниц за деньгами — исключить, крокодилов — туда же, моделей — упаси Господь от такой беды в доме! По моделям и актрисам был Алька, он дважды на такие грабли наступил: обе жены батрачили на телеке и если вторая попалась идеальной, то с первой он настрадался конкретно. Его до сих пор мучила изжога, когда кто-то говорил про Илону.       — Чё делать-то? — сотая претендентка на руку, сердце и член отправилась в ведро. Малина хмуро приложился к открытой бутылке коньяка, собирался нажраться прямо с утра. Алька уставился на него колючими глазами и брезгливо поводил носом. Осмотрел с отвращением: Рома в последнее время выглядел так, будто его вместо тряпки насадили на швабру и конкретно поелозили по полам.       — Студентка. Одинокая. С финансовыми трудностями. Желательно — приезжая. Ещё лучше — вообще не отсюда. Приличная. И чистенькая.       Из заявленного списка нашлась только одна. На должности младшего помощника в конторе работала девчонка — зелёная ещё совсем, приезжая, из Воронежа. Меньше месяца проработать успела. Хорошенькая, без базара, но такая… Дитё дитём. Малина её запомнил только потому, что она документы умудрилась стащить и спрятать, когда на них наехали — от чувств даже засосал свою маленькую спасительницу на славу и тут же огрёб по морде. И забылось как-то… Имени он её не знал, называл малой, пару раз дарил шоколад — ну, чтобы рвение к качественной работе подстегнуть, премию единоразово выдал и зарплату повысил. Малая вроде даже с кем-то шашни крутила, но это интересовало его в меньшей степени, чем всё остальное. А в остальном она подходила идеально. Как на него шили. В смысле… Как будто для него сделали! Ну типа.       Малина по-медвежьи крепко обнял скривившегося Альку — у того была аллергия на публичное выражение чувств и сразу же рванул к ней. Только умылся и воды попил, чтобы не перепугать новоявленную невесту основательно потрёпанным видом.       — Малая, — пробасил, — я женюсь!       Малая подняла на него глаза — очень зелёные и очень удивленные. Она сидела за столом в каком-то дурацком белом платье. Рядом сиротливо валялись кружевные перчатки.       — Поздравляю вас, — сказала медленно и осторожно, будто говорила с душевнобольным, — а… Зачем вы мне это говорите?..       — Так я на тебе женюсь, — осчастливил её Малина. Она сбледнула с лица.       — К-когда? — поинтересовалась, едва не заикаясь.       Малина уставился на часы. Прищурился. Посчитал.       — Да вот прям щас и женюсь. Ну, через полчасика можно. Ты как раз… — он окинул её взглядом с ног до головы, белую и бледную, — на невесту похожа. Ну чё, согласна?       Малая не была согласна. Малая была очень против. Она предлагала набрать Альберта Зурабовича, врача местной больницы, врача совсем не местной психбольницы и ещё сто разных номеров. Проспаться и протрезветь — тоже. Добиться согласия удалось через полтора часа усиленных переговоров. Несговорчивую невесту пришлось вытащить из-за стола, отвести к себе в кабинет, там душевно приобнять за плечи, залить коньяком до самых глаз и уговорить сначала нежно с обещаем бабла, а потом, потерпев неудачу, с применением запрещенных приемов в виде угроз увольнением и других менее приятных вещей. Расписались они на следующий же день: вид у невесты с похмелья был растерянный и несчастный, у Малины — наоборот, очень счастливый.       А дальше всё пошло как по маслу. Мать новоявленной жене очень обрадовалась, пропустив громадную разницу в возрасте и социальном положении мимо ушей и глаз. Налоговики заскрипели зубами — потрясённая свалившимися переменами в личной жизни девчонка покорно подписывала сунутые ей под нос бумаги и пока ещё не понимала, обладательницей какого богатства она стала. Малина надеялся, что и дальше не поймёт. Если поймёт и оборзеет — так ничего, задавит, что он, со своей бабой не справится?..       Ну и супружеский долг, конечно. С этим оказалось труднее. Путь от малой до зайки прошёл безукоризненно, а вот от зайки до кисы — стопанулся. Киса кисой становиться очень не хотела, ерепенилась и всячески избегала полового контакта. Составить компанию вечером за столом — пожалуйста. Поболтать ни о чем — снова пожалуйста. Выпить вместе — тоже не против. В постель — хрена с два! Сначала перебивалось привычными случайными связями, потом поднадоело — чё он, просто так женился? Да и вообще… всякое в голову полезло. Она ему жена? Жена, хоть и фиктивная. Если с ним не спит, то значит что? Значит, спит с кем-то другим! Правда, любовников выявить не удалось, а вот быстренько уволить, чтобы лишить последних соблазнов и на всякий случай посадить дома вышло без сучка и задоринки.       Чем больше времени проходило, тем меньше она сопротивлялась. По вечерам пятницы даже традиция новая появилась: безуспешные попытки соблазнить собственную жену. Жена была кремнем. В ход шло всё: подарки, обещания, угрозы, намёки… Хрен там. Приходилось так, по старинке, осторожно, мягко, постепенно, пока не опомнилась. Последнюю заминку переламывал едва ли не силком.       — Зайчонок, ну чё ты… Я тебе муж?       — Муж, — неуверенно блеяла зайчонок. Подол платья уже переполз на пояс и вот-вот рисковал оказаться задранным до ушей, а из пушистого облака рыжих локонов на него смотрело страшно перепуганное лицо с огромными глазами-монетами. Малина принялся медленно целовать неохотно предоставленную ногу — от голени и до колена. От колена — и дальше...       — С мужем чё делать надо?       Зайчонок замерла и вытаращилась.       — Жить?..       Малина едва не взвыл.       — Да етить твою мать… Жить-жить, что же ещё… а ещё спать надо. Детей рожать. Смекаешь?       Удивительно, конечно, что получилось. Ну, Алька угадал. Одинокая, приезжая, приличная. Всё как по заказу. К несчастью, она оказалась стопроцентной ромашкой, хотя спать больше не отказывалась. Вроде давала, а всё казалось, будто чужая. И спал Малина с ней регулярно — как выпивал для храбрости. Что баба нос воротит и губы дует предпочитал не замечать — мало ли, чё там в её рыжей башке творится… Даёт — и ладно.       И ладно. Таскал её с собой, разряженную в пух, прах и перья, демонстрировал. И гордился, и бесился. Зайчонок мрачно молчала и спрашивать ни о чем не спрашивала. По прошествии какого-то времени нравиться начала страшно, как будто околдовала: и нравилось, как улыбалась, жаль, что редко, и как книжки вечером вслух ему читала, и как в спальне на ночь оставалась без приглашения. Нравилась она, короче. И с ней тоже — нравилось.       Вот только Малина отчего-то чувствовал вину и не понимал, почему — просто секс по расчёту, как и всегда, ничего особенного. У него так с Иркой было десятку лет назад, всё хорошо кончилось. А тут… Вообще невозможно. Дошло до того, что откровенно потреблядствовал — нажрался, коленки на ширину плеч, волосы намотать на кулак и хватит с них этого семейного секса. Вместо того, чтобы пялиться в глаза, предпочитал бездумно рассматривать испарину на затылке или подрагивающие плечи. Или просто — спину, чтобы лица не видеть. Почему-то знал, что там будет… Короче, будет что-то такое, за что вины будет втрое больше.       Пробовал переключиться. Начал ухаживать за новенькой официанткой в Бирюзе — привычно белобрысой, привычно пухлогубой и привычно лёгкой на передок. Умудрился даже потискать, а трахать не захотел. Спустил на то, что давно потерял интерес к шалавам. Жена, однако, сначала поморщилась, когда он её приобнял вечерком, а потом вообще скуксилась, когда их в Бирюзе обслуживали. Помрачнела жутко, будто что-то поняла. Ну не по запаху же опознала?..       Малина плюнул. Переспал с женой — отвратно было от самого себя, что так сильно к ней тянулся, а потом переключился ещё на одну — победительница местного конкурса красоты, хорошенькая, с большим ртом. Правда, тупая, как пробка, но к такому он привык. Вроде на свиданки ходить начали, сойдет… Рассказал жене. Та только поулыбалась — вроде, нормально ей, ничего страшного… Малина просёк фишку двумя днями позже — сидеть с ним вечером не захотела, встречать не спустилась, на ночь не пришла. И потом… Полез сосаться — оттолкнула. Попытался привычно нагнуть над столом — спиной, без лица — такой хай подняла… Пьяным не особенно сообразил, а утром проснулся — нет её уже, уехала.       К маме. Оказалось — к его маме.       — Кисуль, ну…       — Пошёл ты нахрен! — отвечала кисуля сурово. Мама делала вид, что всё так и задумано и ничего необычного не происходит. Пустить-то в дом его пустили, а подойти к жене не очень-то получалось: сначала она швырялась посудой, потом тем, что под руку попадалось. Когда швыряться стало нечем, Малина наконец сумел её сгрести в охапку. Мама торопливо удалилась покурить в сад.       Киса в его руках дрожала. Сердце колотилось, как у птички. И пахло от неё… Духами какими-то сладкими. Весь дом ими пропах, пока там была. Уехала — больше не пахло.       — Ну возвращайся домой, чё ты устроила?.. — бубнил, пытаясь как обычно присосаться поцелуем к вожделенной шее. Шея была против, а её хозяйка проворно вывернулась из крепкого кольца рук и треснула — хорошо так треснула, на славу, аж искры из глаз посыпались. Малина сдавленно охнул и прижал руку к лицу. Из носа хлынула кровь.       — Ссышь, что на развод подам? А я не подам, не волнуйся!       — Будто я дам тебе подать… Я те скок раз сказал? Вздумаешь развестись — даже не дойдешь…       Кисуля подбоченилась — хотя какая из неё кисуля… Уставилась на него злющими глазами, как пантера. Был бы хвост — хлестала бы себя по бокам, но пока выходило лишь шипеть.       — Поговорку знаешь? Если на мужика нельзя положиться, то нечего под него и ложиться!       Малина немедленно оскорбился.       — Чё, хочешь сказать, положиться на меня нельзя?!       — А чё, можно?! На весь город меня позоришь! Сволочь!       Пришлось пригнуться — чудом уцелевшая тарелка просвистела над ухом. После десятисекундного раздумья извивающуюся, как змею, жену, пришлось силой прижать к столешнице, торопливо задрать подол и не менее торопливо вставить. Изнутри она была не просто влажная, а мокрая. Не горячая, а раскалённая. Но сыпать оскорблениями ей это не мешало. Скрести ногтями по столу и чрез раз стонать — тоже…       — Сволочь… Скотина… Идиот… Придурок… Сукин ты сын! Ненавижу, ненавижу… — последнее слово не то провыла, не то прорыдала, было не разобрать. Шея у неё была солёная от пота, а щёки — от слёз. Взмокшую, растрепанную, разомлевшую устроил у себя на плече. Безвольно уткнулась лбом. Шлёпнулся на диван, удерживая в руках, как сокровище, обхватил так, чтобы никуда не сбежала.       — Я тебя ненавижу, — буднично сказала она, — и люблю. Но ненавижу больше. Ты сволочь.       — Полностью согласен… Я тебя тоже… Ненавижу… И всё остальное…       Малина тяжело выдохнул, мутно разглядывая потолок. В ушах ещё звенело, яйца с головой были пустые, а в остальном стало капитально получше, чем в судорожно-нервном поиске сумасбродной идиотки. Идиотка сердито засопела под боком, вскарабкалась на колени и сурово вцепилась ладонями в щеки, заставляя смотреть на себя.       — Ты с ней спал? — вопросила холодно. Как мент на допросе — один неправильный ответ и начнут пиздить ногами по рёбрам.       Малина проморгался.       — С кем?..       Киса обозлилась. Ногти больно впились в кожу.       — С этой своей… Ларой… Или как её?       Какой Ларой?.. А… Тёлка с конкурса красоты? Ну нет, не спал. Не встало. Ответил чистую правду:       — Ну… Нет, не спал ещё…       — И не будешь, — отрезала категорично, — а если будешь, то я тебя отравлю. Ясно?       Малина кивнул, как завороженный. Она была чудо, как хороша. Особенной вот такой — злой. Пускай не улыбающейся, но зато живой, близкой, такой… настоящей. А не суррогатом, который он потрахивал в последнее время. Рассеянно подумал, что допёк её наконец: вот такая она есть на самом деле, без башки, с языком, колючая… Хороша!       — Ясно, — и расплылся в улыбке.       И всё сразу стало ясно.       (Им — да, маме — не очень).