
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Романтика
Ангст
Экшн
Алкоголь
Любовь/Ненависть
Развитие отношений
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Отношения втайне
Курение
Сложные отношения
Пытки
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
Упоминания жестокости
Неравные отношения
Ревность
Мелодрама
Первый раз
Сексуальная неопытность
Измена
Нежный секс
Трисам
Психологическое насилие
Исторические эпохи
Межэтнические отношения
Буллинг
Обреченные отношения
Любовь с первого взгляда
Плен
Характерная для канона жестокость
Первый поцелуй
Война
Леса
Впервые друг с другом
Борьба за отношения
1940-е годы
Любовный многоугольник
Фастберн
Эксперимент
Огнестрельное оружие
Запретные отношения
Дневники (стилизация)
Соперничество
Невзаимные чувства
Побег
Советский Союз
Вторая мировая
Партизаны
Описание
Май 1942 год. В военное время совершенно неуместны и даже аморальны всяческие проявления искренних, ничем не прикрытых Чувств между представителями двух враждующих наций…
Удастся ли Гансу и Полине в полной мере доказать обратное?..
Примечания
Метки всё ещё будут добавляться. Ребята, это «перезалив» данной работы спустя несколько месяцев. В теме ВОВ я очень «зелёная», так что исправляйте, ругайте и направляйте. Критику приму в любой форме в комментариях!
Автор ни в коем случае:
а) НЕ оправдывает идей фашизма/расизма и чего-то подобного.
б) Никого и ни к чему не призывает!
Первая, «вводная» часть работы: https://ficbook.net/readfic/0192a5d1-8d74-722f-bd66-f357ca013d53
ВНЕШНОСТЬ ПЕРСОНАЖЕЙ:
https://postimg.cc/HcfjLmKc Полина Орлова.
https://postimg.cc/4K0x8ZXL Ганс Кляйн.
https://postimg.cc/GTF3hyGV Татьяна Орлова.
https://postimg.cc/w3LjkSZ2 Фридрих Шульц.
https://postimg.cc/dL9QbGqT Григорий Смирнов.
https://postimg.cc/R6f4XHsh Николай Воропаев.
https://postimg.cc/q6T0YvSL Антонина Новикова.
https://postimg.cc/D87nPmqf Эмма Вальтер.
https://postimg.cc/gwLW2hPs Вера Ковалёва.
https://postimg.cc/hhBfND96 Аглая Варламова.
Посвящение
Читателям и всем, кого заинтересует данная работа!
Берлинские будни.
18 ноября 2024, 12:51
Берлин, Германия.
Сара Цюреф — двадцатилетняя еврейская девушка, чья фамилия в переводе с иврита означала «ювелир», прямо сейчас, в эту самую секунду, крайне сильным образом корила саму себя.
Молодая еврейка действительно испытывала в этот самый момент что-то наподобие моральных колебаний, а именно — самую настоящую борьбу собственной Совести и хитрости.
С одной стороны, Саре жутчайшим образом хотелось, нет, у неё прямо руки чесались это сделать, а именно: поведать своей непосредственной хозяйке, собственной Госпоже, Гертруде Кляйн о том, что её любимейший сын и русская девчонка, всё-таки, встретились, абсолютно против её, Гертруды, воли и рьяного желания… Именно это, именно так, а не иначе, практически трубила поступить благороднейшая Совесть Сары Цюреф.
Однако присущая непосредственно её нации стопроцентная хитрость, а также — неизменная привычка продумывать всё наперёд, абсолютно каждый свой шаг, словно сейчас она, Сара, играла очередную сложнейшую шахматную партию с воображаемым оппонентом, чётко и громко шептали ей этого не делать. Не делать совсем. Что от этого, весьма и весьма неосмотрительного шага, пострадает, в первую очередь, она сама.
Во-первых, как позже рассудила сама еврейка, её вполне могут уволить, совсем выгнать из дома Кляйнов, а тогда — пиши пропало.
Во-вторых, если даже её хозяйка, почтенная Гертруда Кляйн, всё же, решит сжалиться над ней, то никакого тройного жалованья, обещанного аккурат в конце месяца, ей не видать и в помине. Как своих собственных ушей. Всё это, все эти возможные будущие обстоятельства, были очень и очень не выгодны для самой Сары.
А поэтому, еврейская хитрость, всё-таки, одержала бесспорную и безусловную победу над чистейшем гласом Совести, и Сара Цюреф окончательно и бесповоротно решила молчать об увиденном.
Всецело делать вид перед собственной госпожой, что она по-прежнему охраняет покой Кляйна-младшего от этой "несносной русской девчонки".
В общем и целом — еврейская девушка решила для самой себя, что она будет абсолютно слепа и глуха к последующим встречам молодого немца и юной русской. Потому что рассказать обо всем Гертруде — означало лишь «распять» саму себя, подвергнуть себя моральной публичной казни и признать, самолично признать, что она, Сара, попросту не справилась с возложенной лишь на неё крайне ответственный задачей.
А этого уж Сара никак не могла допустить, ведь одной из самых страшных вещей лично для неё являлось раз и навсегда утратить доверие почтенной и богатой семьи Кляйн.
***
На часах пробил ровно полдень берлинского времени, и Эмма Вальтер, двадцатишестилетняя немка, вскочила с кресла как ошпаренная: наконец-то настало полноценное время собираться на званый обед, который должен был состояться прямо сегодня, аккурат в два часа дня.
На самом деле, Эмма уже четыре дня как благополучно вышла из очередного продолжительного запоя, а буквально позавчера её и позвали, пригласили на этот крайне важный светский обед.
Признаться откровенно, Эмма Вальтер уже давным-давно не выходила в полноценное общество, в люди, в самый высший свет, по праву в «сливки общества», поэтому, несомненно, немка запланировала готовиться к данному визиту особенно тщательно.
За время своих тяжелейших и крайне продолжительных по времени алкогольных запоев, молодая немка и забыла о том, насколько неимоверно красивой она на самом деле являлась…
Что ж. Теперь ей в полной мере предоставлялась поистине уникальнейшая возможность вспомнить это с помощью макияжа.
Эмма Вальтер умела и крайне любила наносить на своё красивое молодое лицо макияж.
И вот теперь, стоя перед зеркалом, немка приводила саму себя в основательный порядок, наводила тотальный "марафет".
Ровно через час, в зеркале было совсем уж не узнать прежнюю Эмму Вальтер — пьяную, депрессивную и по-настоящему несчастную: вместо той, полностью морально опустившейся женщины, в отражении зеркала сейчас появилась поистине роковая красотка, настоящая женщина-вамп: Эмма Вальтер практически профессионально нанесла на своё лицо макияж, сделав основной акцент на губы, которые немка накрасила алой помадой.
Покачнувшись, Эмма слегка улыбнулась собственному, действительно крайне статному отражению в зеркале. Основной образ немки составили очень и очень элегантное облегающее чёрного цвета платье, аккурат до колен и белоснежные маленькие зимние сапожки, которые в крайне выгодном свете подчёркивали всё изящество ножек Эммы Вальтер.
Завершала образ лёгкая шляпка с вуалью. Эмма, в сотый раз придирчиво оглядев саму себя буквально с ног до головы и усмехнувшись себе под нос, крайне элегантным и бесспорно уверенным шагом двинулась прочь из своей квартиры, вниз, где у подъезда девушку уже неизменно терпеливо ожидал её личный водитель.
***
Наверное, практически впервые за всю свою сознательную жизнь, Ганс Кляйн проснулся просто-напросто в прекраснейшем расположении духа: ведь сегодня он снова увидит любимейшую им, а главное — свою законную жену.
С Сарой Ганс Кляйн полноценно перестал разговаривать, как раз со вчерашнего дня: немец попросту не видел в данном шаге абсолютно никакого смысла, а также — никакой выгоды для самого себя. Да и сама еврейка, как Ганс успел полноправно заметить, отнюдь не горела особым желанием вести с ним крайне задушевные беседы: девушка терпеливо и молча делала ему перевязки каждые два часа, приносила на подносе вкуснейшую еду и дополнительные порции молока. Но на этом — всё. Совсем, в прямом смысле, всё.
Полина Орлова пришла к своему любимому немцу в комнату, аккурат после того, как пожилая чета Кляйнов отправилась в свою спальню, предвкушая полноценный отбой.
Воровато оглядываясь по сторонам, Полина тихо, словно настоящая мышь, быстро прошмыгнула в комнату к Гансу и абсолютно таким же бесшумным образом моментально закрыла за собой дверь.
— Я ждал тебя, любимая… — нежно прошептал Кляйн-младший по-немецки, на что Орлова просто-напросто безмолвно прижалась своими губами к пылким губам своего законного мужа, и пара молча углубилась в весьма продолжительный по времени трепетный поцелуй двух искренне любящих Сердец…
Когда они в полной мере насладились друг другом вдоволь, Полина заговорила первой, и муж с женой отчего-то начали разговаривать исключительно на немецком языке:
— Как ты себя чувствуешь, милый мой?..
— С каждым днём, с каждым твоим новым визитом, всё лучше и лучше, Драгоценная моя, — Ганс вновь поцеловал такие желанные сладкие лично для него губы, однако Полина рукой остановила своего мужа.
— Милый... Пожалуйста. Давай расскажем всё твоим родителям, расскажем, что я обнаружила тебя, быть может, тогда они разрешат нам с тобой видеться чаще… Я с первого дня не могу, я просто схожу с ума, всё жду наступления ночи…
— Нельзя, дорогая. Рассказать им сейчас — нельзя, ты понимаешь, что это— крах всему?.. Моя мать продолжит ставить тебе всякие условия, более того — крайне вероятно, что из-за наших с тобой встреч, они станут гораздо- гораздо жёстче…
— Но что же нам тогда делать?.. — искренне запричитала беременная блондинка.
— Ждать. Нам остается только ждать, Любовь моя. Пойми, Polina, я должен как следует окрепнуть, рана должна полноценно, окончательно зажить, чтобы я смог, наконец, покидать свою комнату. Вот тогда, именно тогда, нам действительно можно будет "раскрыться", полноценно выдать себя. Сейчас же, нам остается только ждать, продолжая наши тайные встречи по ночам и каждый день благодарить Небеса за то, что такая возможность вообще у нас есть, что я, всё-таки, выжил, а не лежу сейчас в мёрзлой земле…
— Ты действительно прав, Ганс, — серьёзно ответила Полина, всё на том же немецком и донельзя нежно чмокнула супруга в такие желанные для неё губы.
— Вот поэтому, мы с тобой должны поступить крайне разумно. Я безумно люблю всех вас, Polina, — сообщил немец пылко, начав целовать огромный живот своей жены.
— И я никогда не откажусь от вас. До самой своей смерти. Я буду каждый день, каждый час, буквально каждую секунду, заботиться о вас и оберегать вас. Чего бы мне это не будет стоить…
И конечно же, Polina, на двойне мы не остановимся: для ровного счёта нам необходимо будет родить троих детей.
— Я тоже мечтаю теперь о нашем третьем ребёнке, – мечтательно улыбнулась Орлова и тут же спохватилась:
— Ой…
— Что такое?.. — поинтересовался молодой немец с явным беспокойством в своём голосе.
— Он… Они толкаются! Толкаются, представляешь!.. Ганс, это абсолютно первый раз на моей памяти, когда они толкаются при моём бодрствовании.
Ганс Кляйн молча положил свою крепкую широкую ладонь жене на живот и в одночасье замер.
— Толкаются… Толкаются, точно так!.. Чувствуют, что мама и папа сейчас вместе и очень, безумно счастливы!..
— Я и не знала, что они могут чувствовать такое! — восторженно произнесла блондинка и рассмеялась.
— Дети всё чувствуют. Скорее всего, до них доходят импульсы твоего непомерного счастья… нашего счастья. А также, чувствуют папину руку на мамином животе, — улыбнулся Кляйн-младший, и супруги одновременно радостно рассмеялись.
— Ты будешь самым лучшим на Свете отцом! — с гордостью произнесла русская девушка, с чистейшем обожанием глядя на своего любимейшего немца.
— А уж лучшей матери для моих детей, кроме тебя не существует, — твёрдо утвердил Ганс Кляйн и сызнова положил своей жене руку на её огромный округлый живот, где прямо сейчас, внутри, бились два крохотных сердечка…