Полина

Ориджиналы
Гет
В процессе
NC-21
Полина
автор
Описание
Май 1942 год. В военное время совершенно неуместны и даже аморальны всяческие проявления искренних, ничем не прикрытых Чувств между представителями двух враждующих наций… Удастся ли Гансу и Полине в полной мере доказать обратное?..
Примечания
Метки всё ещё будут добавляться. Ребята, это «перезалив» данной работы спустя несколько месяцев. В теме ВОВ я очень «зелёная», так что исправляйте, ругайте и направляйте. Критику приму в любой форме в комментариях! Автор ни в коем случае: а) НЕ оправдывает идей фашизма/расизма и чего-то подобного. б) Никого и ни к чему не призывает! Первая, «вводная» часть работы: https://ficbook.net/readfic/0192a5d1-8d74-722f-bd66-f357ca013d53 ВНЕШНОСТЬ ПЕРСОНАЖЕЙ: https://postimg.cc/HcfjLmKc Полина Орлова. https://postimg.cc/4K0x8ZXL Ганс Кляйн. https://postimg.cc/GTF3hyGV Татьяна Орлова. https://postimg.cc/w3LjkSZ2 Фридрих Шульц. https://postimg.cc/dL9QbGqT Григорий Смирнов. https://postimg.cc/R6f4XHsh Николай Воропаев. https://postimg.cc/q6T0YvSL Антонина Новикова. https://postimg.cc/D87nPmqf Эмма Вальтер. https://postimg.cc/gwLW2hPs Вера Ковалёва. https://postimg.cc/hhBfND96 Аглая Варламова.
Посвящение
Читателям и всем, кого заинтересует данная работа!
Содержание Вперед

Берлинские будни.

Берлин, Германия.  Сара Цюреф — двадцатилетняя еврейская девушка, чья фамилия в переводе с иврита означала «ювелир», прямо сейчас, в эту самую секунду, крайне сильным образом корила саму себя.  Молодая еврейка действительно испытывала в этот самый момент что-то наподобие моральных колебаний, а именно — самую настоящую борьбу собственной Совести и хитрости. С одной стороны, Саре жутчайшим образом хотелось, нет, у неё прямо руки чесались это сделать, а именно: поведать своей непосредственной хозяйке, собственной Госпоже, Гертруде Кляйн о том, что её любимейший сын и русская девчонка, всё-таки, встретились, абсолютно против её, Гертруды, воли и рьяного желания… Именно это, именно так, а не иначе, практически трубила поступить благороднейшая Совесть Сары Цюреф. Однако присущая непосредственно её нации стопроцентная хитрость, а также — неизменная привычка продумывать всё наперёд, абсолютно каждый свой шаг, словно сейчас она, Сара, играла очередную сложнейшую шахматную партию с воображаемым оппонентом, чётко и громко шептали ей этого не делать. Не делать совсем. Что от этого, весьма и весьма неосмотрительного шага, пострадает, в первую очередь, она сама.  Во-первых, как позже рассудила сама еврейка, её вполне могут уволить, совсем выгнать из дома Кляйнов, а тогда — пиши пропало. Во-вторых, если даже её хозяйка, почтенная Гертруда Кляйн, всё же, решит сжалиться над ней, то никакого тройного жалованья, обещанного аккурат в конце месяца, ей не видать и в помине. Как своих собственных ушей. Всё это, все эти возможные будущие обстоятельства, были очень и очень не выгодны для самой Сары. А поэтому, еврейская хитрость, всё-таки, одержала бесспорную и безусловную победу над чистейшем гласом Совести, и Сара Цюреф окончательно и бесповоротно решила молчать об увиденном.  Всецело делать вид перед собственной госпожой, что она по-прежнему охраняет покой Кляйна-младшего от этой "несносной русской девчонки". В общем и целом — еврейская девушка решила для самой себя, что она будет абсолютно слепа и глуха к последующим встречам молодого немца и юной русской. Потому что рассказать обо всем Гертруде — означало лишь «распять» саму себя, подвергнуть себя моральной публичной казни и признать, самолично признать, что она, Сара, попросту не справилась с возложенной лишь на неё крайне ответственный задачей. А этого уж Сара никак не могла допустить, ведь одной из самых страшных вещей лично для неё являлось раз и навсегда утратить доверие почтенной и богатой семьи Кляйн.                                     *** На часах пробил ровно полдень берлинского времени, и Эмма Вальтер, двадцатишестилетняя немка, вскочила с кресла как ошпаренная: наконец-то настало полноценное время собираться на званый обед, который должен был состояться прямо сегодня, аккурат в два часа дня. На самом деле, Эмма уже четыре дня как благополучно вышла из очередного продолжительного запоя, а буквально позавчера её и позвали, пригласили на этот крайне важный светский обед. Признаться откровенно, Эмма Вальтер уже давным-давно не выходила в полноценное общество, в люди, в самый высший свет, по праву в «сливки общества», поэтому, несомненно, немка запланировала готовиться к данному визиту особенно тщательно. За время своих тяжелейших и крайне продолжительных по времени алкогольных запоев, молодая немка и забыла о том, насколько неимоверно красивой она на самом деле являлась… Что ж. Теперь ей в полной мере предоставлялась поистине уникальнейшая возможность вспомнить это с помощью макияжа. Эмма Вальтер умела и крайне любила наносить на своё красивое молодое лицо макияж.  И вот теперь, стоя перед зеркалом, немка приводила саму себя в основательный порядок, наводила тотальный "марафет". Ровно через час, в зеркале было совсем уж не узнать прежнюю Эмму Вальтер — пьяную, депрессивную и по-настоящему несчастную: вместо той, полностью морально опустившейся женщины, в отражении зеркала сейчас появилась поистине роковая красотка, настоящая женщина-вамп: Эмма Вальтер практически профессионально нанесла на своё лицо макияж, сделав основной акцент на губы, которые немка накрасила алой помадой. Покачнувшись, Эмма слегка улыбнулась собственному, действительно крайне статному отражению в зеркале. Основной образ немки составили очень и очень элегантное облегающее чёрного цвета платье, аккурат до колен и белоснежные маленькие зимние сапожки, которые в крайне выгодном свете подчёркивали всё изящество ножек Эммы Вальтер. Завершала образ лёгкая шляпка с вуалью. Эмма, в сотый раз придирчиво оглядев саму себя буквально с ног до головы и усмехнувшись себе под нос, крайне элегантным и бесспорно уверенным шагом двинулась прочь из своей квартиры, вниз, где у подъезда девушку уже неизменно терпеливо ожидал её личный водитель.                             ***  Наверное, практически впервые за всю свою сознательную жизнь, Ганс Кляйн проснулся просто-напросто в прекраснейшем расположении духа: ведь сегодня он снова увидит любимейшую им, а главное — свою законную жену. С Сарой Ганс Кляйн полноценно перестал разговаривать, как раз со вчерашнего дня: немец попросту не видел в данном шаге абсолютно никакого смысла, а также — никакой выгоды для самого себя. Да и сама еврейка, как Ганс успел полноправно заметить, отнюдь не горела особым желанием вести с ним крайне задушевные беседы: девушка терпеливо и молча делала ему перевязки каждые два часа, приносила на подносе вкуснейшую еду и дополнительные порции молока. Но на этом — всё. Совсем, в прямом смысле, всё. Полина Орлова пришла к своему любимому немцу в комнату, аккурат после того, как пожилая чета Кляйнов отправилась в свою спальню, предвкушая полноценный отбой. Воровато оглядываясь по сторонам, Полина тихо, словно настоящая мышь, быстро прошмыгнула в комнату к Гансу и абсолютно таким же бесшумным образом моментально закрыла за собой дверь. — Я ждал тебя, любимая… — нежно прошептал Кляйн-младший по-немецки, на что Орлова просто-напросто безмолвно прижалась своими губами к пылким губам своего законного мужа, и пара молча углубилась в весьма продолжительный по времени трепетный поцелуй двух искренне любящих Сердец… Когда они в полной мере насладились друг другом вдоволь, Полина заговорила первой, и муж с женой отчего-то начали разговаривать исключительно на немецком языке: — Как ты себя чувствуешь, милый мой?..  — С каждым днём, с каждым твоим новым визитом, всё лучше и лучше, Драгоценная моя, — Ганс вновь поцеловал такие желанные сладкие лично для него губы, однако Полина рукой остановила своего мужа. — Милый... Пожалуйста. Давай расскажем всё твоим родителям, расскажем, что я обнаружила тебя, быть может, тогда они разрешат нам с тобой видеться чаще… Я с первого дня не могу, я просто схожу с ума, всё жду наступления ночи… — Нельзя, дорогая. Рассказать им сейчас — нельзя, ты понимаешь, что это— крах всему?.. Моя мать продолжит ставить тебе всякие условия, более того — крайне вероятно, что из-за наших с тобой встреч, они станут гораздо- гораздо жёстче… — Но что же нам тогда делать?.. — искренне запричитала беременная блондинка. — Ждать. Нам остается только ждать, Любовь моя. Пойми, Polina, я должен как следует окрепнуть, рана должна полноценно, окончательно зажить, чтобы я смог, наконец, покидать свою комнату. Вот тогда, именно тогда, нам действительно можно будет "раскрыться", полноценно выдать себя. Сейчас же, нам остается только ждать, продолжая наши тайные встречи по ночам и каждый день благодарить Небеса за то, что такая возможность вообще у нас есть, что я, всё-таки, выжил, а не лежу сейчас в мёрзлой земле…  — Ты действительно прав, Ганс, — серьёзно ответила Полина, всё на том же немецком и донельзя нежно чмокнула супруга в такие желанные для неё губы. — Вот поэтому, мы с тобой должны поступить крайне разумно. Я безумно люблю всех вас, Polina, — сообщил немец пылко, начав целовать огромный живот своей жены.  — И я никогда не откажусь от вас. До самой своей смерти. Я буду каждый день, каждый час, буквально каждую секунду, заботиться о вас и оберегать вас. Чего бы мне это не будет стоить… И конечно же, Polina, на двойне мы не остановимся: для ровного счёта нам необходимо будет родить троих детей.  — Я тоже мечтаю теперь о нашем третьем ребёнке, – мечтательно улыбнулась Орлова и тут же спохватилась:  — Ой…  — Что такое?.. — поинтересовался молодой немец с явным беспокойством в своём голосе.  — Он… Они толкаются! Толкаются, представляешь!.. Ганс, это абсолютно первый раз на моей памяти, когда они толкаются при моём бодрствовании. Ганс Кляйн молча положил свою крепкую широкую ладонь жене на живот и в одночасье замер.  — Толкаются… Толкаются, точно так!.. Чувствуют, что мама и папа сейчас вместе и очень, безумно счастливы!..  — Я и не знала, что они могут чувствовать такое! — восторженно произнесла блондинка и рассмеялась.  — Дети всё чувствуют. Скорее всего, до них доходят импульсы твоего непомерного счастья… нашего счастья. А также, чувствуют папину руку на мамином животе, — улыбнулся Кляйн-младший, и супруги одновременно радостно рассмеялись. — Ты будешь самым лучшим на Свете отцом! — с гордостью произнесла русская девушка, с чистейшем обожанием глядя на своего любимейшего немца.  — А уж лучшей матери для моих детей, кроме тебя не существует, — твёрдо утвердил Ганс Кляйн и сызнова положил своей жене руку на её огромный округлый живот, где прямо сейчас, внутри, бились два крохотных сердечка…
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.