Полина

Ориджиналы
Гет
В процессе
NC-21
Полина
автор
Описание
Май 1942 год. В военное время совершенно неуместны и даже аморальны всяческие проявления искренних, ничем не прикрытых Чувств между представителями двух враждующих наций… Удастся ли Гансу и Полине в полной мере доказать обратное?..
Примечания
Метки всё ещё будут добавляться. Ребята, это «перезалив» данной работы спустя несколько месяцев. В теме ВОВ я очень «зелёная», так что исправляйте, ругайте и направляйте. Критику приму в любой форме в комментариях! Автор ни в коем случае: а) НЕ оправдывает идей фашизма/расизма и чего-то подобного. б) Никого и ни к чему не призывает! Первая, «вводная» часть работы: https://ficbook.net/readfic/0192a5d1-8d74-722f-bd66-f357ca013d53 ВНЕШНОСТЬ ПЕРСОНАЖЕЙ: https://postimg.cc/HcfjLmKc Полина Орлова. https://postimg.cc/4K0x8ZXL Ганс Кляйн. https://postimg.cc/GTF3hyGV Татьяна Орлова. https://postimg.cc/w3LjkSZ2 Фридрих Шульц. https://postimg.cc/dL9QbGqT Григорий Смирнов. https://postimg.cc/R6f4XHsh Николай Воропаев. https://postimg.cc/q6T0YvSL Антонина Новикова. https://postimg.cc/D87nPmqf Эмма Вальтер. https://postimg.cc/gwLW2hPs Вера Ковалёва. https://postimg.cc/hhBfND96 Аглая Варламова.
Посвящение
Читателям и всем, кого заинтересует данная работа!
Содержание Вперед

Приговор.

Повествование ведётся от лица Ганса Кляйна. Я больше не помнил себя. Совершеннейшим образом не помнил… Я не имел ни малейшего представления о том, кто я, где я, сколько сейчас времени, какой сейчас год, век… И что сейчас происходило в Мире, таком переменчивом и неустойчивом. Однако, раз я уже не помнил и не ощущал самого себя, это означало лишь одно?… Что за мной полноправно пришла Смерть?… Что мне действительно настал физический конец?… Что моя собственная Кончина уже близко или же — уже наступила, прямо в эту самую минуту?…  А может быть, я действительно уже умер, испустил дух, быть может, так всегда и бывает перед настоящей Смертью, просто я ещё заключён, я имею ввиду, заточен в собственном теле как самый последний на Земле преступник?…  Но. Я ведь и есть самый настоящий преступник, фашист, полноценный убийца. Сколько русских, евреев и иных «низших», по моему собственному мнению наций я искалечил и перебил… Не сосчитать. Уж точно собьёшься со счёта. Почему же тогда я выбрал Её?.. Почему не запугал, не принудил, не изнасиловал по множеству раз?… Почему не убил, так же, как и всех остальных, в конце-то концов?… Почему в полной мере позволял ей на себе «ездить», потакать и манипулировать собой? Ответ таится в самом твоём сердце, Ганс. Потому что ты всеми фибрами своей Души, искренне и абсолютно без злого умысла полюбил эту хрупкую и миниатюрную русскую девушку, этого Ангела во плоти. Полюбил самой чистой на Свете Любовью, на которое только было способно твоё холодное и израненное после измены Эммы Вальтер сердце… Ты полюбил этого Ангела заново и нашёл в себе силы перечеркнуть всё то плохое, что однажды случилось с тобой.  Она исцелила тебя. Она излечила твоё израненное сердце своей драгоценной девственной, словно кристалл, будто капелька чистейшей воды из Святого источника, абсолютно чистой Любовью. И ты должен быть всецело горд, что был у своей супруги первым во всех возможных смыслах этого слова… Что именно с тобой она впервые познала сексуальные ласки, что именно ты подарил ей детей. Ваших детей… А сейчас — ты действительно умираешь, Ганс Кляйн?… Ты целиком и полностью отказываешься от этой жизни? Да как ты только смеешь так поступать!.. Подумай о детях, подумай о ней, в конце-то концов!.. Я предпринял попытку воскресить в своей памяти, максимально выжать из себя  образ моей любимой женщины. Но почему-то, у меня ничегошеньки не вышло: вместо образа моей желанной Полины Орловой, я вдруг увидел перед собой силуэт Антонины… Антонины Новиковой, той самой горе-переводчицы Вермахта, которая была хладнокровно застреляна немецкими солдатами, а точнее — одним из них, аккурат после большой пьянки. Она была страшно бледна и облачена во всё черное, а точнее — в наглухо чёрное платье в пол. Я сглотнул и попятился, а между тем, Антонина Новикова, страшно осклабившись, всё приближалась и приближалась ко мне… Вдруг, Советская девушка резко и грубо взяла меня за запястье и наклонившись к самому моему уху, сексуально прошептала: — Вот мы и встретились с тобой, Гансик… Теперь ты должен следовать за мной, — её горячее, абсолютно мерзкое дыхание обожгло мочку моего уха. — Нет, нет! Я не могу с тобой пойти!.. Понимаешь?!… Не могу! У меня жена, дети… Я определённо не должен идти с тобой… — сказал я, чуть не плача, на что Антонина расплылась в хищной усмешке ещё пуще. — Тебе придётся пойти со мной. Так или иначе. Это жизнь, Ганс. Твоя жена и дети справятся и без тебя… Действительно, на кой чёрт ты им сдался?… А вот со мной ТАМ тебе будет очень и очень хорошо… — Антонина Новикова внезапным образом резко схватила меня за запястье, на что я принялся оказывать просто-напросто дичайшее сопротивление. Однако на это Тоня лишь заливалась поистине леденящим Душу беспощадным смехом… Внезапный хлопок, и Антонина Новикова, точнее, её фантом, растворился в воздухе, будто сам по себе; словно его и не бывало. Перед моими глазами возник на пару мгновений образ любимой женщины, и я издал протяжный, очень громкий стон от боли… Затем — перед глазами возникла белая пустота. Абсолютно белоснежная пустота. И всё?… Но я ведь до сих пор ощущаю самого себя. Так выглядит Рай?…  Или же Смерти не существует вообще? Не существует как таковой?… Я предпринял попытку открыть глаза, и это сработало: я резким образом моргнул.  Затем — с большим трудом, но, всё же, открыл глаза. Огляделся вокруг, в том числе и задействуя боковое зрение. Я лежал на постели в немецкой штрафной части. Да-да, в той самой, в которой непосредственно сейчас пребывал.  Каким образом меня обнаружили, кто именно меня обнаружил, да ещё и остановил обильное кровотечение, я и понятия совершенно не имел. Да и, честно говоря, не очень-то и стремился узнать об этом. Сколько я провёл в тотальной «отключке»? День, два? А может — и целую неделю?… Этого я совершенно не знал. И опять же — совершенно не желал знать. Нет, я всё-таки ошибся. Это здание не являлось моей штрафной частью. Это Советское здание именовалось немецким пунктом первой медицинской помощи.  Как я выяснил гораздо позже. — Оо, Ганс Кляйн! Вы, наконец, очнулись?.. — промурлыкала над моим ухом очень молодая девушка в белоснежном халате по-немецки. Заслышав родную речь, я выдохнул с облегчением и моментально расслабился. — Сколько я провёл без сознания?… — тупо спросил я у немецкой медсестры. — Трое суток. Но это даже хорошо! — с неимоверным восторгом воскликнула она. — Организм же Ваш отдыхал! После такого-то ранения! — немка покачала головой. — Я могу приступить к дальнейшей службе?… — поинтересовался я холодно, постепенно теряя терпение, будто по крупицам. — Что Вы, что Вы, Ганс! — замахала руками медсестра. — Первичную медицинскую помощь мы Вам, разумеется, оказали и, конечно же, перевязали рану, чтобы остановить обильное кровотечение.  Ганс. Вам придётся вернуться в Германию на очень и очень длительный срок. И там проходить также очень длительный срок реабилитации. И да, вполне могут списать в инвалиды… Поскольку ранение очень и очень тяжёлое… Не думаю, что Вы когда-нибудь вновь вернётесь в строй Вермахта… Увы. Про это придётся, полагаю, навсегда забыть. Я поджал губы и вздохнул. Попытался было перевернуться со спины на левый бок, однако не тут-то было: правый бок сызнова снова полыхнул огнём, и я сморщился от дикой волны боли. Словно читая мои мысли, медсестра произнесла: — Ну вот видите, я же говорю, ранение и вправду тяжёлое… Вам придётся менять повязки каждый час. Точнее, Вам их будут менять, разумеется. А так — я уже написала Вам необходимый документ, показание для обязательного лечения на Родине. Вам просто жизненно необходимо вернуться домой… Надеюсь, Вас там ждут?…  — Ждут, — хмуро произнёс я, покачав головой. — А кто, если не секрет?… — промурлыкала молоденькая медсестра с нескрываемым интересом в своём слащавом, как сдобная булочка с мёдом, голосе. — Родители. Русская жена. Беременная, — произнёс я очень медленно, смакуя каждое слово и упиваясь так внезапно переменившейся реакцией этой нахальной и приставучей медсестрички. — А… — разочарованно протянула та, отчего-то, опустив взгляд. — Ну что ж… Вот Вам и повод вернуться домой, не так ли?… — сверкнула медсестра ровными зубами, однако её улыбка оказалась совершенно вымученной. Я хмыкнул и отвернулся к стене. Медсестра, между тем, покинула мою палату. Ну, если это можно было вообще назвать палатой: так, вполне себе небольшое помещение. Однако, отчего-то, медсестра вернулась ко мне. Наклонившись к самому моему уху, ровно так же, как это сделала Антонина в моём предсмертном бреду, медсестра прошептала мне, постоянно оглядываясь, чтобы ровным счётом никто не слышал, ни одна живая Душа: — Я скажу Вам честно и откровенно, Ганс. За вас похлопотали. Очень сильно похлопотали… Самое вышестоящее начальство… Обычно нам не доставляют раненных так стремительно, а Вас привезли спустя относительно небольшой промежуток времени после Вашего ранения… Это первое. Второе. Ко мне зашли и приказали сразу же, моментально, чтобы я писала справку о лечении Вас на Родине. И чтобы я писала не просто такую справку, а возможные противопоказания Вашей дальнейшей службы на Восточном фронте… Обычно с раненными, даже с тяжелоранеными так никто поступать не будет… По крайней мере, опять же, настолько стремительно. Вы — видимо, очень важный человек, Ганс Кляйн… — медсестра загадочно и хитро улыбнулась мне и вознамерилась уходить, однако я окликнул девушку, когда та была уже практически на выходе: — Когда меня отправят в Германию?… — спросил я с дичайшей надеждой в своем голосе. Разумеется, медсестра это услышала и тепло улыбнулась мне. — Вас отправляют на Родину прямо завтра. Вас в любом случае отправили бы завтра, даже если Вы так и не пришли бы в сознание. Дневным поездом.  Поездом, на котором везут тяжелораненых офицеров, Вы же — всецело теперь в их числе. Поезд держит путь прямиком в Берлин, — хитро подмигнула мне молодая медсестра и добавила шёпотом:  — Поблагодарите от всей Души свою семью, Ганс Кляйн. Немка стремительно удалилась из так называемой палаты, прежде чем я вообще успел раскрыть рот. Я откинулся на подушки, и моё лицо озарила счастливейшая улыбка. Polina… Моя любимейшая жена! Моя супруга!… Мы скоро свидимся! Мы встретимся, и я обниму тебя настолько крепко, насколько вообще хватит сил… Разумеется, когда всецело вылечусь от ранения и прийду в себя окончательно. Мы вновь будем вместе, Polina! И на этот раз — больше никто не разлучит нас!… Теперь, с этого самого момента, только сама Смерть посмеет это сделать, из лап которой меня целиком и полностью вырвала твоя чистая и искренняя Любовь… Как же я был Счастлив, непомерно Счастлив в этот самый момент. И сейчас мне уже нечего было больше желать…
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.