
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Романтика
Ангст
Экшн
Алкоголь
Любовь/Ненависть
Развитие отношений
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Отношения втайне
Курение
Сложные отношения
Пытки
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
Упоминания жестокости
Неравные отношения
Ревность
Мелодрама
Первый раз
Сексуальная неопытность
Измена
Нежный секс
Трисам
Психологическое насилие
Исторические эпохи
Межэтнические отношения
Буллинг
Обреченные отношения
Любовь с первого взгляда
Плен
Характерная для канона жестокость
Первый поцелуй
Война
Леса
Впервые друг с другом
Борьба за отношения
1940-е годы
Любовный многоугольник
Фастберн
Эксперимент
Огнестрельное оружие
Запретные отношения
Дневники (стилизация)
Соперничество
Невзаимные чувства
Побег
Советский Союз
Вторая мировая
Партизаны
Описание
Май 1942 год. В военное время совершенно неуместны и даже аморальны всяческие проявления искренних, ничем не прикрытых Чувств между представителями двух враждующих наций…
Удастся ли Гансу и Полине в полной мере доказать обратное?..
Примечания
Метки всё ещё будут добавляться. Ребята, это «перезалив» данной работы спустя несколько месяцев. В теме ВОВ я очень «зелёная», так что исправляйте, ругайте и направляйте. Критику приму в любой форме в комментариях!
Автор ни в коем случае:
а) НЕ оправдывает идей фашизма/расизма и чего-то подобного.
б) Никого и ни к чему не призывает!
Первая, «вводная» часть работы: https://ficbook.net/readfic/0192a5d1-8d74-722f-bd66-f357ca013d53
ВНЕШНОСТЬ ПЕРСОНАЖЕЙ:
https://postimg.cc/HcfjLmKc Полина Орлова.
https://postimg.cc/4K0x8ZXL Ганс Кляйн.
https://postimg.cc/GTF3hyGV Татьяна Орлова.
https://postimg.cc/w3LjkSZ2 Фридрих Шульц.
https://postimg.cc/dL9QbGqT Григорий Смирнов.
https://postimg.cc/R6f4XHsh Николай Воропаев.
https://postimg.cc/q6T0YvSL Антонина Новикова.
https://postimg.cc/D87nPmqf Эмма Вальтер.
https://postimg.cc/gwLW2hPs Вера Ковалёва.
https://postimg.cc/hhBfND96 Аглая Варламова.
Посвящение
Читателям и всем, кого заинтересует данная работа!
Нежданно-негаданно.
07 ноября 2024, 12:05
Многим ранее…
Алешня, Советский Союз.
Разумеется, Ганс Кляйн ни сном ни духом не подозревал даже о том, как чертовски жестоко и абсолютно несправедливо обошёлся с ним один из переводчиков Вермахта — Ральф Эссер. В то время, как он сам желал коллеге только добра и даже не стал выдавать начальству его связь с Аглаей Варламовой…
И именно тогда, когда Франк Мюллер пожаловал непосредственно в крохотную избёнку семьи Варламовых, Ганс всё никак не мог понять, отчего его начальник сейчас выглядел даже мрачнее, чем обычно.
— Добрый день, господин генерал! — громко и чётко произнёс немецкий офицер, на что Мюллер абсолютно ничего не ответил, и данный факт ещё больше насторожил самого Кляйна.
— Для кого-то он добрый, для кого-то — совсем нет, — сказал, наконец, Франк Мюллер, донельзя неприветливым тоном, отчего Ганс Кляйн погрузился в настоящую внутреннюю панику.
— Что-то случилось, господин генерал?… — сглотнул Ганс.
— Мне тут птичка на хвосте принесла некоторого рода новости… О тебе, Кляйн. И непосредственно — о тебе!
Внутри у молодого и очень красивого немца будто что-то моментально оборвалось, а сердце прямо в эту самую секунду «упало» прямиком в желудок.
— Мне сообщили, что во время допроса русского партизана ты, Ганс, очень превысил свои служебные полномочия. И вместо того, чтобы выбить из этого гада действительно необходимую для Вермахта информацию, переключился с ним на сугубо личные темы! А именно: кто там кого целовал или не целовал!.. Ты всерьёз считаешь, Кляйн, что информация такого рода крайне полезна для Вермахта?!… Отвечай мне!
Ганс Кляйн сейчас стоял перед своим начальством, потупив взор: ему впервые в жизни действительно нечего было ответить в своё непосредственное оправдание. Да и что тут, собственно говоря, ответишь, куда денешься от чистейшего рода правды?…
— Отвечай мне, ну же! Знаешь, Кляйн, я и вправду закрыл однажды глаза на то, что ты влюбился, влюбился, не побоюсь этого слова, по уши, в унтерменшу, что ты абсолютно потерял голову и последние остатки своего разума от представительницы низшей расы…
— Не смейте так говорить о ней!… — мгновенно «вскипел» Ганс Кляйн, словно по одному щелчку пальцев, сейчас сжимая свои очень крепкие кулаки и пепеля Франка Мюллера угрожающим и совершенно не предвещавшим ничего хорошего, взглядом.
Словно предчувствуя неладное, генерал по инерции попятился назад.
— Остынь, Ганс. Ведь это так и есть. Я сказал сейчас правду. И только правду. И от правды ты, увы, теперь никуда не денешься, — произнес Франк Мюллер уже гораздо мягче.
— Да, я виноват, товарищ генерал… Я очень сильно виноват. Потому что я забыл абсолютно про всё: про службу, про свой воинский долг, про клятву, которую мысленно однажды дал Вермахту.
В моей голове совершенно всё перемешалось, и теперь я попросту чувствую, как медленно, но верно схожу с ума, вспоминая, что я прямо сейчас не могу, не имею ни малейшей возможности быть рядом с Ней… И от этого меня «ломает». В прямом смысле.
Я скажу самую последнюю вещь: тот, кто никогда не любил по-настоящему, искренне, всем сердцем, как я любил и люблю всё это время, тот вряд ли поймёт меня… — Ганс Кляйн тяжело выдохнул и перевёл дух.
Наступило довольно-таки продолжительное молчание. Когда Франк Мюллер, наконец, сызнова подал голос, он был каким-то другим, однако по- прежнему звучал очень уверенно и твёрдо:
— Мне жаль тебя, мальчик. Мне действительно и по-настоящему тебя жаль… Как мужчине мужчину. Ты знаешь, я ведь тоже всем сердцем любил одну немку… Впрочем, сейчас мы не будем об этом говорить.
— Я действительно раскаиваюсь, господин генерал!… — выпалил Ганс испуганно, наверное, впервые в полной мере осознав всю плачевность своего положения.
— Ганс. Я действительно уважаю того человека, каким ты являлся раньше. Однако с появлением этой проклятой русской девчонки…
— Она — мой смысл жизни, — серьёзным тоном перебил Кляйн Мюллера. — Теперь я живу ради своей собственной семьи. Лишайте меня звания, отправляйте в штрафную роту для офицеров, да хоть расстреливайте — мне теперь этот Свет абсолютно не мил без Неё…
Франк Мюллер поджал губы от плохо скрываемой досады.
— Дурак ты, Кляйн. Абсолютнейший дурак. Я бы освободил тебя от наказания, раз ты и вправду такой простофиля, да не могу. Не могу. Такие порядки. Если бы всё это происходило совершенно без свидетелей…
— Я готов к любому наказанию, — заявил Ганс сухо.
— Офицерская штрафная рота. На два с половиной месяца. Только и всего. А будешь себя хорошо вести и исправно исполнять свои служебные обязанности — выйдешь оттуда досрочно. Всё-таки, дети у тебя будущие, да и жена теперь… Жаль мне тебя стало, такого дурака…
Ганс Кляйн безмолвно кивнул, уже глядя не на Мюллера, а будто сквозь него.
Немецкий офицер словно прямо сейчас лишился абсолютно всех своих чувств. Разом: его вряд ли удивил бы даже тот факт, что его личный срок в штрафной роте был бы неопределённым.
А два с половиной месяца — вполне можно выдержать. Ради Неё. Ради детей. Ради себя, наконец.
Так теперь считал сам Ганс Кляйн.
***
Берлин, Германия.
Ежедневные «попойки» сызнова стали нормой для Эммы Вальтер: свои таблетки, которые ей прописал психиатр немка пить совершенно забросила — вместо этого, в ход пошло неизменное красное вино. Бутылками.
И именно на этой самой почве они вновь сильно рассорились с Ричардом и даже — в очередной раз разорвали любовные отношения.
Эмма Вальтер самолично никогда не забудет, когда она в сердцах, трясясь внутри от переполняющего её гнева и Душевной досады, выкрикнула вслед уходящему из её большой квартиры в самом центре Берлина, Ричарду, что никогда не любила того по-настоящему. Никогда. Ни секунды в своей жизни.
Да и что попросту кривить Душой: ведь так оно и было.
В тот самый злосчастный вечер, когда она изменила своему Гансу, женщина вновь была неимоверно пьяна, а Ричард, видите ли, «просто удачно под руку попался», как немка призналась самой себе позже.
Безусловно, данная фраза, разумеется, целиком и полностью, сказанная в сердцах, а оттого — являющаяся правдивой на все сто, а то и двести процентов, не могла не задеть мужское самолюбие молодого немца, совершенно не могла не ранить его в самое сердце и не могла не всколыхнуть самые отвратительные чувства по отношению к Эмме Вальтер…
Немец в очередной раз покинул роскошную квартиру Вальтер: ушёл со всеми своими вещами и перебрался в собственное жильё — квартиру намного меньше, которая находилась в одном из спальных районов Берлина.
Однако, самый главный вопрос: "надолго ли", по-прежнему оставался донельзя актуальным и открытым.
***
Ранее…
Гертруда Кляйн всецело сдержала своё обещание, которое она дала своей русской невестке — женщина без промедления приготовилась к долгому и упорному разговору со своим драгоценнейшим пожилым супругом.
Уличив донельзя подходящий момент: застав почтенного Герра совершенно одного в их общей спальне, пожилая фрау решила окончательно «взять быка за рога»:
— Джозеф… — начала она довольно робко и неуверенно.
Почтенный Герр обернулся и кивнул своей супруге, явно давая той понять, что она вправе продолжить.
— Джозеф, скажи… Скажи мне одну вещь. Мы… мы могли бы как-нибудь вызволить Ганса с Восточного фронта и… и вернуть его домой…
Герр Кляйн укоризненно покачал головой, однако вместе с этим, не проронил ни слова. Затем, пожилой немец произнёс лишь единственное:
— Polina надоумила тебя на эту самую идею. Только она и никто больше, — ледяным тоном утвердил он.
Гертруда Кляйн отрывисто кивнула, затем — покраснела до самых кончиков ушей.
— Да… — прошептала немка пристыжено.
— Да… Она. Я просто уже действительно не могу смотреть на то, как бедная девочка изнемогает без нашего сына, как без него изнемогаю я сама! Я боюсь за него, Джозеф! Боюсь! Моё материнское сердце сейчас тоже предчувствует неладное… Джозеф… Так мы можем вернуть его домой?…
— Теоретически, то есть, на словах — да, это возможно. Практически — вряд ли. Пойми, дорогая, понадобится очень много документов, бумажек, если угодно, в том числе и таких, которые могут нарушать закон… Понадобится всё это, а не только мои дружеские договорённости с кем надо. Но. Я обязательно постараюсь выбить для нашего Ганса хотя бы длительный отпуск. Завтра же напишу одному очень и очень уважаемому, а также — крайне влиятельному человеку на Восточном фронте, моему лучшему другу детства, кстати…
Но, Гертруда. Пойми лишь одно: Ганс совершенно не сможет избежать дальнейшей службы — это позор для нашей семьи, потеря репутации…
— Тебе жизнь твоего единственного сына и внуков дороже или репутация?!… — отчего-то моментально не выдержала почтенная фрау.
Джозеф Кляйн глубоко вздохнул.
— Я напишу, завтра обязательно напишу, — тотчас же успокоил он супругу в гневе. — Спрошу, возможно ли окончательно вернуть нашего сына домой. Если же, нет… тогда всеми силами буду добиваться его длительного отпуска, в отпуске моего единственного сына дорогой Берхард мне уж точно не откажет.
Гертруда Кляйн удовлетворённо и молча кивнула на самую последнюю реплику своего пожилого супруга.
Чета Кляйнов совсем не удивилась, когда супруги одновременно увидели на пороге своей столовой не кого попало, а Ричарда — бывшего лучшего друга их любимого и единственного сына.
— Какими Судьбами, Ричард? — радостно спросил сам пожилой Герр, приветливо указав молодому немцу на свободное за столом место.
— Добрый день, уважаемый Герр! Приветствую Вас, уважаемая Фрау! — Ричард в очень почтительной манере поклонился.
— Да вот, я как раз мимо шёл и вдруг решил навестить родителей своего некогда самого Лучшего друга…
— Ты присаживайся, Ричард, присаживайся, не стесняйся. Чувствуй себя как дома, — продолжал напирать Джозеф Кляйн.
— Большое спасибо, — кивнул молодой немец, последовав совету и сразу же начал свой рассказ от начала и до конца. В лоб. Без предварительных «прелюдий».
— Признаться, я очень скучаю по Гансу как по другу. Он действительно умел Дружить, отдавался в своё время нашей Дружбе совсем без остатка. Если бы я знал, как в итоге всё закончится, я бы ни за что на Свете… ни за что бы не лёг в постель с этой шалавой… с этой падшей женщиной…
— Это ты про Эмму, — не спросила, утвердила Гертруда Кляйн, сильно нахмурившись.
— Да, — подтвердил Ричард, кивнув. — Эта женщина измотала меня. Всего. Морально. В буквальном смысле, выжала из меня все соки. Я больше ни за что и никогда не вернусь к ней. И кстати, её алкогольная зависимость вновь одержала неоспоримую победу над здравым смыслом. Боже, как же я виноват перед Вашим сыном…
— Ну так, напиши ему письмо. Прямиком на Восточный фронт. Я просто уверен: Ганс действительно очень высоко оценит такой смелый шаг от тебя, — вновь приветливо улыбнулся почтенный Герр, совершив внушительный глоток молока из своего стакана.
Молодой немец совершенно не успел ничего ответить на это: в этот самый момент он, абсолютно впервые в своей жизни увидел юную и нежную Полину Орлову, которая как раз именно сейчас переступила порог немецкой столовой, однако, заметив Ричарда, испуганно остановилась, прямо в дверном проёме.
Ричард внимательным образом осмотрел действительно очень и очень красивую и юную блондинку с головы до ног, и отчего-то, прямо в ту же самую секунду, сердце немца бешено забилось…
— Здравствуй, Polina! — довольно бодрым тоном воскликнула мать Ганса. — Ну что же ты застыла в дверном проёме, скорее проходи к нам!
Девушка, отрешённо кивнув, довольно-таки робко просеменила к обеденному столу и поспешила занять за ним собственное место.
Всё это время бывший Лучший друг Ганса Кляйна совершенно не сводил с русской девушки своих глаз.
Разумеется, Ричард всецело подметил и тот неоспоримый факт, что Полина Орлова сейчас находилась в довольно «интересном» положении. И, конечно же, молодой немец целиком и полностью понял и то, кто именно является будущим отцом.
Именно поэтому Ричард поспешил сказать твёрдое «нет» своей, так быстро и совершенно внезапно зародившейся симпатии к русской Орловой, до последнего убеждая самого себя в том, что чужие законные жёны ему абсолютно без надобности.
Что же касается самой Полины: она в упор, специально сейчас не замечала крайне заинтересованного взгляда молодого гостя, который тот адресовал непосредственно ей, Полине.
Девушка для самой себя решила окончательно и бесповоротно: лично для неё отныне и навсегда на Свете существует лишь один Мужчина. И это — Ганс Кляйн, её законный немецкий муж…