
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Романтика
Ангст
Экшн
Алкоголь
Любовь/Ненависть
Развитие отношений
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Отношения втайне
Курение
Сложные отношения
Пытки
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
Упоминания жестокости
Неравные отношения
Ревность
Мелодрама
Первый раз
Сексуальная неопытность
Измена
Нежный секс
Трисам
Психологическое насилие
Исторические эпохи
Межэтнические отношения
Буллинг
Обреченные отношения
Любовь с первого взгляда
Плен
Характерная для канона жестокость
Первый поцелуй
Война
Леса
Впервые друг с другом
Борьба за отношения
1940-е годы
Любовный многоугольник
Фастберн
Эксперимент
Огнестрельное оружие
Запретные отношения
Дневники (стилизация)
Соперничество
Невзаимные чувства
Побег
Советский Союз
Вторая мировая
Партизаны
Описание
Май 1942 год. В военное время совершенно неуместны и даже аморальны всяческие проявления искренних, ничем не прикрытых Чувств между представителями двух враждующих наций…
Удастся ли Гансу и Полине в полной мере доказать обратное?..
Примечания
Метки всё ещё будут добавляться. Ребята, это «перезалив» данной работы спустя несколько месяцев. В теме ВОВ я очень «зелёная», так что исправляйте, ругайте и направляйте. Критику приму в любой форме в комментариях!
Автор ни в коем случае:
а) НЕ оправдывает идей фашизма/расизма и чего-то подобного.
б) Никого и ни к чему не призывает!
Первая, «вводная» часть работы: https://ficbook.net/readfic/0192a5d1-8d74-722f-bd66-f357ca013d53
ВНЕШНОСТЬ ПЕРСОНАЖЕЙ:
https://postimg.cc/HcfjLmKc Полина Орлова.
https://postimg.cc/4K0x8ZXL Ганс Кляйн.
https://postimg.cc/GTF3hyGV Татьяна Орлова.
https://postimg.cc/w3LjkSZ2 Фридрих Шульц.
https://postimg.cc/dL9QbGqT Григорий Смирнов.
https://postimg.cc/R6f4XHsh Николай Воропаев.
https://postimg.cc/q6T0YvSL Антонина Новикова.
https://postimg.cc/D87nPmqf Эмма Вальтер.
https://postimg.cc/gwLW2hPs Вера Ковалёва.
https://postimg.cc/hhBfND96 Аглая Варламова.
Посвящение
Читателям и всем, кого заинтересует данная работа!
Луч надежды.
06 ноября 2024, 06:05
Берлин, Германия.
Полина Орлова всю ночь так и не сомкнула своих красивых глаз. Донельзя страшное предчувствие о том, что именно сейчас у её любимого мужа что-то не так, не покидало девушку ни на секунду.
Красивая беременная блондинка уже давным-давно не плакала: Полина приняла крайне мудрое решение позаботиться о состоянии здоровья своих будущих детей. Она совершенно не имела ни малейшего желания причинить им хоть какой-нибудь вред, однако русская девушка ворочалась эту ночь напролёт на своей роскошной широкой кровати. Вся эта ночь для Полины прошла в бесконечных молитвах — шёпотом и вслух.
Просьба к Господу Богу её была неизменна: возвращение Ганса Кляйна на Родину, в Берлин, абсолютно живым и невредимым. Она всё просила. Просила также за саму себя. Просила за их с Гансом детей — оставить им живого и здорового отца. Иногда, конечно, горькие слёзы сами начинали катиться по юному лицу, однако Орлова быстро смахивала их: она более не могла позволить себе быть морально слабой. Слабой духом.
За завтраком Герр Кляйн очень и очень озадачился тем, что Полина смертельно бледна, совсем невесела и совершенно отказывается что-либо есть. Его жена, Гертруда Кляйн также выглядела крайне обеспокоенной, донельзя взволнованной и даже — абсолютно впервые сама заговорила со своей русской невесткой.
Правда, разговор этот вёлся исключительно о самочувствии последней.
Орлова, так и не притронувшись ни к одному продукту питания, тяжело поднялась из-за стола и, пребывая совершенно сейчас в подавленном состоянии, поплелась на выход из столовой. Грузная фрау Кляйн зачем-то самолично увязалась за девушкой.
Громко окликнув ту в просторном прохладном коридоре, мать Ганса подошла к Орловой практически вплотную, на что сама Полина в одно мгновенье очень испугалась и попятилась, интуитивно схватившись рукой за свой огромный живот, словно отчаянно пытаясь защитить его от своей неприветливой и чёрствой Душой свекрови.
— Что с Вами происходит?… — прямо спросила Гертруда Кляйн «в лоб» по-немецки.
— Со мной всё хорошо… — проговорила Полина еде слышно хорошо заученную немецкую фразу, а затем — тотчас же опустила свои карие глаза прямо в пол богатого поместья.
— Я сейчас не верю абсолютно ни единому Вашему слову, — строго перебила девушку почтённая фрау.
— Я… Я очень переживаю за Ганса…. Я сейчас прямо предчувствую то, что у него что-то не то в жизни происходит… — прошептала на немецком языке Полина и порывисто вздохнула.
— Ганс очень давно ничего нам не писал… И да, это очень и очень странно, — согласилась Гертруда Кляйн и окинула свою русскую невестку озабоченным взором.
— Я очень люблю его!… Я безумнейшим образом его люблю! Мне совершенно никто не нужен, кроме Вашего сына! И если он, всё-таки, умрёт, то тогда — умру и я! От неимоверного горя! Мне более не будет смысла жить на этом Свете… Понимаете меня?… Я не спала сегодня всю ночь, целую ночь, всё думала о нём… И я явно предчувствовала неладное: словно вся его служба пошла наперекосяк… не так, — всхлипнула Полина.
Гертруда Кляйн совершенно внезапным образом вдруг покачала головой.
— Твой немецкий с каждым днём, с каждым разом всё лучше и лучше, девочка… Но, да, сейчас мы с тобой ведём разговор исключительно о моём сыне…
— Скажите, можно ли как-то вернуть моего мужа домой?… Используя все возможные связи Вашей семьи и Ваши деньги?… — поинтересовалась Орлова с неимоверным отчаянием в своём голосе.
Гертруда Кляйн в ответ на данное, очень и очень смелое заявление Полины одарила её крайне удивлённым взглядом, а затем — поспешно произнесла:
— Ты знаешь, девочка моя, ты действительно прямо сейчас подала мне крайне действенную идею… Я обязательно поговорю на эту тему с Джозефом, вот прямо сегодня, совершенно не откладывая!
Глаза Полины Орловой мгновенно начали лучиться абсолютно неистовой надеждой. Девушка в одночасье просияла и принялась широко улыбаться, не сумев совладать с внезапным приступом своей радости.
— Но. Я ничегошеньки, совершенно ничего не обещаю тебе, бедная влюблённая девочка. Я знаю лишь одно: мой муж точно очень и очень хорошо знаком с некоторыми вышестоящими и крайне уважаемыми лицами на Восточном фронте, однако даже это не гарантирует ровным счётом ничего. Несмотря на это, я, всё же, твёрдо намерена обсудить с Джозефом этот вопрос. Я ведь тоже очень заинтересована в том, чтобы Ганс остался жив.
Я крайне жажду видеть своего родного сына дома, здесь, в Германии, живым и счастливым. Тем более, теперь он обзавёлся своей собственной семьёй, и умирать ему совершенно нельзя и даже, я скажу больше — абсолютно противопоказано. А ты не плачь, девочка, не плачь… Мы сделаем всё, абсолютно всё, что только в наших силах, чтобы наш сын, отец и муж, вернулся домой — живым и по возможности — абсолютно здоровым. Уж это-то я смогу тебе самолично пообещать…
Теперь я окончательно и без остатка убедилась: ты действительно любишь моего единственного сына. Любишь по-настоящему — без всякого притворства, коварства и лжи. Что ж, в таком случае… я дарю вам с Гансом своё Материнское благословение! Будьте по-настоящему счастливы вместе, и пусть ваша семья процветает, совершенно не зная никаких бед!
На глазах у Полины Орловой в то же самое мгновенье выступили искренние слёзы, и в мимолётном порыве своих чувств девушка крепко обняла свою немецкую свекровь…
Удивительно, но та даже не оттолкнула беременную блондинку, ни на толику не отстранилась от неё, а только — тепло и благодарно улыбнулась.
— Я считаю, тебе действительно стоит хоть что-то поесть. Ты теперь в ответе не только за себя. Всегда помни это. И, да. Позавтракай. Пожалуйста, — тоном наставника произнесла мать Ганса.
Полина кивнула и со счастливой лёгкой улыбкой отправилась обратно в столовую.
***
Стремительно приближался декабрь, и Полина Орлова вновь отчего-то начала мучиться от приступов неимоверной тошноты и неистовых болей в спине. Однако всё, что Полине теперь по-настоящему грело Душу — это надежда. Крайне яркий и тёплый уютный Луч надежды, который поселился у русской девушки прямо в её большом и совершенно искреннем на различного рода эмоции сердце…
В один из очень и очень холодных дней начала первого зимнего месяца Полина Орлова, по обыкновению, совершала свою ежедневную долгую прогулку по территории огромного богатого поместья своих немецких родственников, как внезапно девушка явно заметила в наступающих сумерках, как прямо к ней весьма стремительным образом приближается какая-то тёмная высокая фигура…
Полина моментально вздрогнула и поёжилась. И хоть она сейчас гуляла под пристальным наблюдением преданного слуги Кляйнов, девушке в одночасье стало очень и очень не по себе…
Высокая тёмная фигура всё приближалась и приближалась к русской девушке и, наконец, стала не такой уж и тёмной.
Полина изо всех сил вгляделась в сумеречное пространство и мгновенно узнала приближающийся к ней чёткий силуэт человека.
Это оказалась немка Эмма Вальтер — бывшая возлюбленная её законного немецкого супруга.
— Привет, — расслабленно произнесла, между тем, Эмма. — Абсолютно не ожидала тебя здесь встретить, — помолчав, добавила она.
Полина хмыкнула.
— Привет, — довольно отстранённо поздоровалась русская девушка, весьма и весьма равнодушным тоном.
— Как твоё самочувствие?… — Эмма Вальтер машинально склонила голову в сторону беременного живота своей непосредственной соперницы.
— А ты с какой целью интересуешься? — спросила вдруг Орлова с вызовом и тотчас же нахмурилась.
— Да ни с какой. Просто так, — пояснила Вальтер с убийственно спокойной интонацией.
— Знаешь… А мне тебя искренне жаль… Вот безмерно жаль, — добавила немка с гадкой ухмылкой, которая озарила сейчас её лицо.
Полина Орлова по-настоящему опешила в эту самую секунду.
Да что только несёт эта, обиженная самой Жизнью, противная немка?…
— Это ещё почему?… — сглотнула блондинка.
— Да потому. Ганс, если конечно он вообще когда-либо вернётся с Восточного фронта, очень и очень скоро бросит тебя, русская девочка! Уж поверь моему пророческому слову. Я-то это точно знаю. Он поиграет и бросит тебя. А то, что ты однажды забеременела от него, уехала из своей страны в Германию и теперь живёшь здесь — ну это так, чистой воды недоразумение, которое я лично скоро исправлю…
— Да что ты, чёрт побери, такое несёшь?!… — крикнула Полина прямо Эмме в лицо. Внутри беременной блондинки сейчас клокотал настоящий гнев. — Если ты его однажды упустила, променяла Ганса на другого, то ты виновата во всём сама!…
Эмма внезапно усмехнулась. А затем — продолжила вещать как ни в чём не бывало — всё так же убийственно спокойным голосом.
— Я пишу ему письма. Очень часто. И я абсолютное ни перед чем не остановлюсь, ровно до тех пор, пока окончательно не отобью его у тебя и не верну его себе, чёртова унтерменша! И после этого, ты навсегда вылетишь отсюда и из самой Германии, как пробка из бутылки и вернёшься назад, в свою грязную деревню, вместе со своим выродком!… И мы будем с Гансом счастливы! Счастливы до самой смерти! И он навсегда, навеки забудет о тебе, как о самом страшном ночном кошмаре! Чем ты его опоила?!… Чем?…
— Он любит меня… И я его тоже. Безумно. А ты ему не нужна… — прошептала Орлова испуганно.
— Я верну его себе и сниму с него твой приворот. Я обегаю всех врачей в Берлине! Но Ганс будет моим! Уж помяни моё слово, проклятое русское отродье!.. — в сердцах «выплюнула» Эмма Вальтер свою последнюю фразу, а затем — гордо вскинув голову, зашагала прямиком по направлению парадного входа поместья Кляйнов.
Только сейчас, именно в эту самую секунду, Полина Орлова до конца осознала лишь одну-единственную вещь: от отчаявшейся немки абсолютно диким образом пахло спиртным: Эмма Вальтер прямо сейчас смертельным образом пьяна…
Но несмотря даже на этот факт, который, по сути, всё объяснял — сердце русской Орловой бешено забилось…
Ещё мгновенье — и живот Полины пронзила жгучая, совершенно невыносимая, словно меткая стрела, тугая боль…
Блондинка схватилась за свой живот, который прямо сейчас продолжал пульсировать нещадной болью. Девушка принялась глубоко и громко дышать, дабы совсем унять наступивший приступ. И вскоре это действительно помогло: жгучая боль совсем отступила.
«Что бы она о тебе ни говорила, как бы ни запугивала меня, я никогда не откажусь от тебя, милый… Я никогда и ни за что в этой Жизни не откажусь от нас», — трепетно и нежно подумала Орлова, и, всё ещё продолжая глубоко дышать, неспешно побрела в сторону протяжённого немецкого сада.