
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Романтика
Ангст
Экшн
Алкоголь
Любовь/Ненависть
Развитие отношений
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Отношения втайне
Курение
Сложные отношения
Пытки
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
Упоминания жестокости
Неравные отношения
Ревность
Мелодрама
Первый раз
Сексуальная неопытность
Измена
Нежный секс
Трисам
Психологическое насилие
Исторические эпохи
Межэтнические отношения
Буллинг
Обреченные отношения
Любовь с первого взгляда
Плен
Характерная для канона жестокость
Первый поцелуй
Война
Леса
Впервые друг с другом
Борьба за отношения
1940-е годы
Любовный многоугольник
Фастберн
Эксперимент
Огнестрельное оружие
Запретные отношения
Дневники (стилизация)
Соперничество
Невзаимные чувства
Побег
Советский Союз
Вторая мировая
Партизаны
Описание
Май 1942 год. В военное время совершенно неуместны и даже аморальны всяческие проявления искренних, ничем не прикрытых Чувств между представителями двух враждующих наций…
Удастся ли Гансу и Полине в полной мере доказать обратное?..
Примечания
Метки всё ещё будут добавляться. Ребята, это «перезалив» данной работы спустя несколько месяцев. В теме ВОВ я очень «зелёная», так что исправляйте, ругайте и направляйте. Критику приму в любой форме в комментариях!
Автор ни в коем случае:
а) НЕ оправдывает идей фашизма/расизма и чего-то подобного.
б) Никого и ни к чему не призывает!
Первая, «вводная» часть работы: https://ficbook.net/readfic/0192a5d1-8d74-722f-bd66-f357ca013d53
ВНЕШНОСТЬ ПЕРСОНАЖЕЙ:
https://postimg.cc/HcfjLmKc Полина Орлова.
https://postimg.cc/4K0x8ZXL Ганс Кляйн.
https://postimg.cc/GTF3hyGV Татьяна Орлова.
https://postimg.cc/w3LjkSZ2 Фридрих Шульц.
https://postimg.cc/dL9QbGqT Григорий Смирнов.
https://postimg.cc/R6f4XHsh Николай Воропаев.
https://postimg.cc/q6T0YvSL Антонина Новикова.
https://postimg.cc/D87nPmqf Эмма Вальтер.
https://postimg.cc/gwLW2hPs Вера Ковалёва.
https://postimg.cc/hhBfND96 Аглая Варламова.
Посвящение
Читателям и всем, кого заинтересует данная работа!
Дорога в Германию. Ч.1.
03 сентября 2024, 04:56
Повествование ведётся от лица Полины Орловой.
Это была наисложнейшая в моральном плане и самая долгая дорога в моей жизни.
По сути, и так отнюдь не лёгкую ситуацию крайне осложнял мой огромный беременный живот: я совсем не могла лежать спокойно и пяти минут подряд — во всех возможных позах мне было дичайшим образом некомфортно…
Поезд, на котором я в данный момент времени держала путь в Германию, в Берлин, являлся крайним образом необычным. Во всех отношениях: большинство пассажиров этого состава являли собой тяжелораненых немецких солдат.
На весь вагон раздавался отчётливый жутчайший смрад, который не спадал ни на секунду и от которого нельзя было скрыться, убежать или же — сделать так, чтобы совсем не чувствовать его.
Меня, всё же, вырвало от этого удушающего сильнейшего запаха гнилостных ран. А может быть, виной всему был проклятый токсикоз.
Странно.
Не могу разобрать.
Раздавались болезненные стоны, хрипы, некоторые из солдат испустили дух навсегда, прямо в бесконечной и тягостной дороге.
К вечеру мне окончательно стало плохо: я рвалась уже не содержимым своего желудка, а жёлчью: от дикого смрада, продолжавшего раздаваться на весь вагон, у меня, ко всему прочему, сильно кружилась голова.
Кто-то, крайне сердобольный, всё-таки, подозвал ко мне немецкого санитара, и тот заключил только то, что у меня — токсикоз, всецело вызванный моим деликатным положением.
Когда мне немного, но, всё же, полегчало, я вызвалась вымыть полы в вагоне: на что некоторые сердобольные медсёстры, включая двух немок, сочувственно замахали руками, мол, мне не стоит этого делать. Совсем.
— Данке шён! Данке шён! — вот и весь ответ, на который, собственно, мне хватило всех моих сил…
Вообще, я старалась лишний раз не заговаривать с этими медсёстрами, которые, всё-таки сновали туда-сюда по вагону: мой немецкий был в крайней степени плох, даже и несмотря на тот факт, что мы долгое время общались с моим супругом исключительно по-немецки.
Ведь по немецким документам я была — именно Паулина Кляйн. Не Полина.
А вдруг, эти женщины из медперсонала заподозрят что-либо «неладное» относительно меня?.. Вдруг, они примут роковое и жестокое решение сбросить меня, беременную с поезда на полном ходу?..
Я не имела права так отчаянно рисковать. Ни своей жизнью, ни жизнью той, которая ежесекундно развивалась внутри меня. Ни эмоциональным состоянием своего любимого немецкого мужа.
Поэтому, на протяжении всей медленной дороги, я молчала. Старалась молчать. «В тряпочку».
Ну, а что ещё мне оставалось делать?..
Несколько раз меня, всё же, «накрывало» эмоционально: я плакала и плакала, поджав под себя ноги на сиденье и обняв свой круглый, уже совсем не маленький беременный живот.
За окном, между тем, медленно проплывали бескрайние поля и багряные леса. Затем, пейзаж как-то очень быстро сменился на чуждый глазу, незнакомый, непривычный. Однако я была настолько сильно расстроена и угнетена, что не обратила на смену «декораций» за окном совершенно никакого внимания.
Да и в принципе, мне было абсолютным образом не до этого: все мои мысли, всецело до единой, сейчас пребывали в тотальном беспокойстве за моё будущее и будущее нашего с Гансом ребёнка.
Несколько раз меня кормили каким-то остывшим супом, больше похожий на тот шлак, который дают сельскому скоту, однако я была крайне рада и такой еде: неизвестно было, покормят меня ещё за весь долгий-долгий ужасный и нудный путь. И на удивление — давали воды. Достаточное количество воды для поддержания моей жизни и жизни моего малыша.
Когда в вагоне становилось очень темно, я забывалась мимолётным и беспокойным сном, однако это забытье длилось крайне мало по времени: я каждые десять минут просыпалась от дикого смрада, страшных хрипов и стонов и иногда даже — протяжных криков тяжелораненых немцев.
Просыпалась, пробуждалась ото сна, от своеобразного ухода от реальности на какие-то банальные мгновенья, и меня вновь рвало. Так часто, что заботливая немка-медсестра поставила возле моего места огромное жестяное ведро.
— Токсикоз. Так всегда бывает у беремннных фрау, — приветливо чирикала она по-немецки и улыбалась, всякий раз, когда моя голова сызнова опускалась практически вплотную к злосчастному ведру.
Я многое осмыслила и осознала, пока поезд неспешно двигался через Кёнигсберг и территорию Польши прямиком в Германию.
Но больше всего — я плакала… Плакала и плакала, без конца, рассуждая над своей злосчастной дальнейшей судьбой. Рассуждая в полной мере о том, почему я так полюбила Ганса и почему ради нашей семьи я действительно готова, в какой-то степени, пожертвовать собой, уступить своему мужу, согласившись ехать прямиком на абсолютно чужую мне землю, в другую страну. Во вражескую страну…
Впрочем, обо всём этом тотально нужно было задумываться раньше.