Полина

Ганс Кляйн прекрасным образом осознавал всю сложившуюся ситуацию целиком. Молодой немец знал: он обязательно понесёт крайне суровое наказание от своего непосредственного начальника — Франка Мюллера, абсолютно матёрого немецкого «вояки», как Ганс часто называл его про себя, очень жестокого, порой безжалостного даже к самому себе.  Что уж тут о Гансе-то говорить?.. В действительности, Кляйну именно сейчас было абсолютно всё равно на свою дальнейшую Судьбу. К своей будущей участи Ганс относился, мягко говоря, наплевательским образом: парень был настолько морально «уничтожен» от разлуки со своей маленькой «Russische Prinzessin», что просто-напросто не мог думать ни о чём другом, как об их крайне морально болезненной и вынужденной разлуке. «Я и вправду готов понести самое жестокое наказание, которое только может быть. Я выдержу все физические пытки и любые словесные унижения. Я выдержу всё. Лишь ради тебя и наших настоящих чувств, Meine Liebe…» — горько подумал парень, покидая аккурат на зардевшимся высоко в небе красивейшим в его жизни рассвете, свою палатку, ту самую, в которой у них с Полиной Орловой состоялся, быть может, их самый последний акт Любви. Однако, быть может, к счастью для всех наших читателей, по части «сурового наказания», Ганс оказался прав лишь отчасти. Наутро, после поистине легендарного побега сестёр Орловых, Франк Мюллер, разумеется, поинтересовался, куда же делись эти две, такие действительно приметные, с самого первого взгляда, Советские девушки.  На что молодой офицер Вермахта, совсем без зазрения совести соврал, что местонахождение двух беглянок ему доселе совершенно неизвестно. Реакция начальства оказалась крайне странной: Франк Мюллер лишь коротко хмыкнул, махнул на своего очень испуганного подчинённого рукой, и, всё-таки, слегка нагрубив ему, велел Кляйну совершенно позорным образом рыть окопы вместе со всеми Советскими гражданами. Только когда Мюллер полностью скрылся из виду за близлежащими деревьями, Ганс с огромнейшим облегчением и вправду выдохнул от такой приятной сейчас волны облегчения, внезапно разлившейся по всему телу. Уж с окопами-то он точно справится. И совершенно сейчас плевать, что это считается позором и что его же подчинённые наверняка будут тыкать в него пальцем и помирать со смеху.  Плевать. Потому что все его мысли до сих пор посвящены лишь Ей одной…  Его Полине. Лишь его девочке. Молодой офицер Вермахта до ужаса гордился, даже в какой-то мере кичился тем, что он стал у своей маленькой русской действительно Первым мужчиной.  Разумеется, в сексуальном плане.  Кляйну данный факт действительно согревал сердце. Ведь Орлова теперь была его. Совсем его. С горячим, страстным влюбленным сердцем, Ганс принялся энергично копать не очень-то и податливую землю.  Да, влюблённость действительно прибавляла ему Энергии, а также физических и моральных сил. Да и все равно ему совершенно на то, кто что о нём скажет! На этом Свете существует лишь Он сам и его маленькая русская… Глубоким вечером, словно издеваясь над молодым немецким офицером морально, Франк Мюллер самолично наблюдал за тем, как Ганс в совершенном поте лица роет окопы. После окончания рабочего дня (земляных работ), Советские граждане отправились почивать на свои жёсткие полати, а Мюллер бесцеремонно подозвал своего подчинённого: — Ну вот что, Кляйн. У тебя в отряде работает такая тёмноволосая Советская девчонка, которая крайне хорошо владеет нашим языком… — Ах, эта. Знаю я её. Из Белого колодца она. — Да-да, ты всё верно понял, Кляйн. Так вот. Завтра скажешь, нет, прикажешь ей отправляться со мной. В нашу часть. — Но зачем, сэр?  — Раз я приказываю, значит, так нужно! — вдруг гневно рявкнул Мюллер, а затем добавил уже гораздо тише и мягче: — Отныне и навсегда, эта девушка будет работать на наш родной Вермахт. Станет личным переводчиком в нашей части. Ну а что? Я послушал её речь — действительно с мозгами она. Решено. Мы нашли переводчика. Ты всё понял, Кляйн, чего я от тебя хочу? — Точно так, сэр. Разумеется, речь шла об Антонине Новиковой: соседке Полины Орловой по деревне.  Честно сказать, Ганс Кляйн совсем не завидовал Тониной участи: сегодня — востребованный переводчик, кротко исполняющий приказы, а завтра — «по рукам пустит» Вермахт… Впрочем, Судьба этой донельзя наглой русской девчонки Ганса нисколько, совершенно ни капли не волновала. Он всё ещё вспоминал Орлову-старшую, и душевная боль от разлуки больно отдавалась где-то в районе солнечного сплетения.                             *** В ту самую ночь, в ночь своего побега, сёстры Орловы долго-долго блуждали по густой лесной чаще. Стояла такая непроглядная темень, хоть глаз выколи. Развилка за развилкой, поворот за поворотом… Девушки всё шли и шли, даже не вперёд, а куда глаза глядят. Однако им всё не попадался свет или же дымок, исходящий от горящего костра. Также, они не слышали никаких голосов в отдалении: вражеских или же своих, родных, советских. Пробираясь сквозь колючие ветви и несколько раз споткнувшись об лежащие на земле брёвна, оставшись сидеть на неприветливой лесной земле, Татьяна Орлова внезапно громко и протяжно всхлипнула. — Тата! Ты чего? — шикнула на сестру Орлова-старшая. — Поль. Мне кажется или… Или мы и вправду заблудились?.. Полина Орлова в безмолвии остановилась. Затем, она вдруг встала, уперев руки в бока и огляделась по сторонам. Ничего кроме кромешной темноты и гробовой, пробирающей до костей тишины сейчас не было. Лес простирался впереди ещё на много-много километров вперёд, однако Полина Орлова сделала абсолютно равнозначный вывод, такой же как и её младшая сестра: они действительно заблудились.  На самом деле, они прошли уже километра два, не меньше. И если Гриша Смирнов однажды действительно наврал про свой партизанский отряд, находившийся совершенно неподалёку, в этой странной шутке она, Полина, не находила ровным счётом ничего смешного… А может, как раз-таки, сообщив Полине ложную информацию про расположение партизанского отряда, Гриша таким жестоким способом отомстил девушке?… За то, что она в своё время, дала ему «от ворот поворот»? За то, что не предоставила ему полноценного шанса заполучить её любовь и внимание? Может, он всего лишь поглумился над двумя несчастными сёстрами, которые до некоторого момента, находились буквально в немецком плену?.. Сейчас Полине Орловой в голову лезли самые разношёрстные мысли, в том числе, крайне страшные и драматичные. По сути, сейчас с ней и Татой может случиться абсолютно всё, что угодно: голодная стая волков и других животных, в изобилии проживающих в лесах Орловщины, внезапно разразившаяся гроза. Немецкие захватчики, в конце концов, которые даже и выяснять ничего не будут: просто пристрелят их с сестрой на месте, да и всё… Огромнейшим усилием воли, Орлова-старшая отогнала от себя данного рода страшные мысли. А вот Татьяна, в полной мере поддалась накрывшей её панике и, до сих пор сидя на земле, вполголоса заревела: — Что мы будем теперь делать? Если вдруг другие немцы нас обнаружат здесь, они… они не будут с нами церемониться… Полина, я не хочу умирать… — Тата ревела всё громче и громче.  Старшей сестре ничего больше не оставалось, как влепить младшей пощёчину со всего размаху, дабы привести ту в чувство. Это подействовало: Татьяна схватилась за пылающую щёку, и боль отвлекла её от разразившейся истерики. — Как же ты в партизаны-то собираешься идти, в которые однажды так хотела? — укоризненно прошептала Полина. — Не хочу я уже ни в какие партизаны! Я хочу обратно домой… — всхлипнула Татьяна, безуспешно пытаясь унять дрожь всего тела от холода. — К немцам? — усмехнулась Полина. — Может и к ним. Они и вправду добрые, ты ведь сама говорила… — Так сестра. Кроме как шоком и испугом, я не могу объяснить твои бредовые слова и порыв вернуться домой… Ты просто поддаёшься панике, а на войне так делать категорически нельзя, Тата! Нам кровь из носу необходимо найти отряд Гриши! Ну же, возьми себя в руки, пожалуйста! Хотя бы ради меня… Тата сдавленно и протяжно выдохнула, а затем, с неимоверным трудом поднялась с земли, держась за дерево. — Мы можем продолжить путь. Да, я сильно боюсь, но что не сделаешь ради общей цели: победить врага… — Пойдём-пойдём.  Девушки продолжили свой отнюдь не лёгкий путь по лесу. Крайне стремительно светало. Лес моментально окутался густой дымкой тумана. Подали голоса первые птицы. — Полина! Полина!… — восторженно закричала вдруг Тата. — Ну что, что? — полушёпотом недовольно спросила Орлова-старшая. — Я вижу крыши домов отсюда! — Ну и что с этого? — Скорее всего, мы находимся очень близко от какой-то деревни… — Тата. Нам нужен партизанский отряд. А он не может находиться в деревне. Никак. — Полина, я прошу тебя. Давай попросимся на ночлег в один из домов… — Ты что, с ума сошла? Там могут быть немцы! В том числе, и «наши», от которых нас Ганс спас… — Твой Ганс… — внезапно хитро усмехнулась Таня, на что Полина закатила глаза. Затем, Орлова-младшая быстро добавила: — Сестра, да я просто ног не чувствую… Сжалься надо мной. Пожалуйста. Прошу. — Да какая из тебя партизанка, Татка… — вздохнула Полина и решительно зашагала к видневшимся из-за туманной дымки крышам домов. Они скорёхонько вышли на просёлочную дорогу, прямо к первым домам, стоящим за поворотом. Полина Орлова, наконец, отважно постучала в дверь первого попавшегося на пути дома. Деревянная дверь тотчас же отворилась, и перед взорами Полины и Таты сразу предстала пухлая женщина в вычуханном переднике. На руках женщина держала грудного ребёнка. Завидев самих девушек, хозяйка дома на пять секунд растерялась, а затем — грозно произнесла: — Партизаны?. А ну, пошли вон отсюдова! Живо вон, я говорю, не хватало мне ещё жизнью своего ребёнка рисковать из-за вас, паскуд!.. — Подождите, подождите… — Полина задержала руками тяжёлую дверь, которую женщина так и норовила захлопнуть у неё перед носом. — Мы… мы не партизаны, просто сбежали из немецкого плена… Извините, пожалуйста, за вторжение… поймите нас. Взгляд женщины тотчас же поменялся: её глаза вмиг смягчились, тембр голоса тоже сделался довольно приветливым. — Бедняжечки… — прошептала она с сочувствием, тут же добавив:  — Ну что же вы, заходите, не стойте на пороге.  Сёстры Орловы проворно вошли внутрь дома. Внутри было практически так же как и в родном им доме: даже печь стояла почти на том же самом месте. Женщина проворно уложила ребёнка на кровать, подоткнув тому одеяло, а затем — развернулась к беглянкам: — Ну, рассказывайте. Кто вы и откуда? Полина неторопливо поведала рыжеволосой советской женщине их с Татой историю, не забыв упомянуть и то, что они родом из Белого колодца. — А-а, Белый колодец, — приветливо улыбнулась женщина. — Знаем-знаем, у меня оттуда зять родом. Дочка моя там жила, когда замуж за него вышла. Только вот, жаль… — Что жаль? — в один голос воскликнули Тата и Полина. — Расстреляли его немцы… И дочку мою расстреляли. Беременную… Никого не пожалели. Ироды… Ненавижу! — Подождите. Это дядя Витя-то? — в одночасье нахмурилась Полина. — Он самый, — глубоко вздохнула хозяйка дома. — Может, накормить вас чем? — женщина поспешно перевела тему, чтобы сызнова не испытывать душевной боли.  — Простите, но мы до сих пор с сестрой не знаем, как вас зовут… — вмешалась в разговор Татьяна. — Ах, да. Валентина Ивановна Калашникова. Сын мой, Димка, двадцати лет, на фронт ушёл, а дочка… Дочку расстреляли… Вместе с зятем… Есения, вон, вторая дочка моя, ради неё сейчас и живу, — женщина махнула пухлой рукой в сторону кровати, успев смахнуть со щеки предательскую слезу. — А муж ваш? — Пропал. Без вести. Ну думаю, немецкие сволочи прикончили, а как ещё-то… — Ваша деревня не под немецкой оккупацией? — строго спросила Полина. — Упаси Господь! — Валентина Ивановна поспешно перекрестилась. — Нечего нам с вами и думать об этом, девушки, нечего… Живём одним днём, а там — как Господь решит… Полина и Татьяна коротко кивнули. — А вы случайно не знаете, где отсюда располагается партизанский отряд?? — тихо, но с большой надеждой в голосе спросила Полина Орлова. — Случайно нет. А вы что, к партизанам поди примкнуть собрались?? — Ну… Честно говоря, да… — Гиблое это дело, девочки, гиблое… Я правду вам говорю, не скрываю… — Ну лично мы так вовсе не думаем, — смело заявила вдруг Орлова-младшая, от чего старшая просияла, словно медный грош. — Ну, думайте не думайте, а факт, к сожалению, остаётся фактом: Ироды немецкие совершено никого не жалеют… Ни женщин, ни детей, ни стариков — ни-ко-го. И партизан этих ваших тоже… Это я вам, девочки, совершенно точно говорю. Ах да, золотые мои, вы, быть может, голодные совсем?.. Так я это… подсоблю, чем могу. — Да, не отказались бы чего-нибудь поесть, — Полина коротким движением облизнула пересохшие губы, и впервые девушка в полной мере почувствовала то, насколько она голодна. Таким образом, незаметно минули целых две с половиной недели. А то — и целых три, сразу ведь не разберёшь: в военном положении по стороне время идёт совершенно иным образом. Целых три недели, как Таня и Полина спокойненько проживали в доме у приютившей их женщины. Тата и Полина, всё же, но поддались уговорам весьма сердобольной и участливой женщины не вступать в отряд партизан, хотя бы, не прямо сейчас.  Буквально на днях Полина Орлова почему-то начала совсем отказываться от еды, а в последние два дня — даже упала в обморок раза так три. Да и воообще, самочувствие Орловой-старшей ухудшалось прямо на глазах: девушка стала крайне плаксивой, эмоциональной и раздражительной, чего за ней раньше совсем не водилось. В один из вечеров хозяйка дома, в очередной раз созерцая обморок блондинки, когда та наконец, очнулась, радостно выдала: — Полька. А Полька!.. — Да, тёть Валь? — непонимающим взором уставилась на неё Полина. — А ты это… Часом, не брюхатая?.. В пузике карапуза-то нет?. — хитро и с доброй улыбкой прищурилась Советская женщина. Полина Орлова со страхом сглотнула. Её сердце моментально забилось не в два, а в целых три раза быстрее… Татьяна Орлова даже уронила на пол огромную ложку, которой она сейчас преспокойно и с огромным аппетитом поглощала пищу и с округлившимся от ужаса глазами уставилась на старшую сестру. Полина Орлова прямо сейчас хранила полнейшее безмолвие. Ну а действительно: что тут теперь скажешь-то?.. Перед глазами юной девушки моментально пронёсся крайне страстный вечер, проведённый в палатке со своим любимым Гансом… В этот самый момент время будто остановилось. Да и не только время: казалось, что весь Мир в один миг, причём, совершенно короткий миг, рухнул. Практически как тогда, со злосчастным письмом Гансу от какой-то немки.  У Полины в одночасье всё похолодело внутри. Неужели, она теперь действительно ждёт ребёнка от офицера немецкого Вермахта, с которым сама Судьба так безжалостно разлучила её?..