Полина

Где-то там, немного поодаль от довольно высокого жилого дома, в самом центре Берлина, с каждой наступающей секундой, кровавым заревом постепенно разливался закат.   Немецкая женщина двадцати шести лет от роду Эмма Вальтер неспешно, даже как-то слегка расторопно, прямо сейчас курила сигару, стоя на открытом балконе своей квартиры. Эмма обильно выпускала дым в тёплый весенний воздух и придавалась различного рода размышлениям. В основном, мысли эти носили ярко выраженный негативный характер: Вальтер размышляла о том, что она всё-таки совершила величайшую ошибку в своей жизни — потеряла своего бывшего молодого человека Ганса Кляйна.  Мужчину, которого она действительно любила по-настоящему и без притворства, не ожидая от него в ответ ровным счётом ничего, не надеясь на какую-либо выгоду: деньги, полезные связи и всё в этом духе. Да как она только могла совершить такую глупость, а именно — изменить своему дорогому Гансу?.. И не просто изменить, а намеренно соблазнить его лучшего друга. Разве она не понимала толком, что теряет гораздо больше, чем приобретает?.. Да всё Эмма осознавала, ведь когда она изменяла Гансу, то находилась абсолютно в трезвом уме и доброй памяти. Честно говоря, её любовник в последнее время крайне разочаровывал Вальтер, причём, абсолютно каждый раз, когда они виделись. Нужно отдать должное самому Гансу: во всём, что касается сексуальных утех, он был практически гуру. Такого, почти неземного наслаждения Эмма не испытывала больше ни с кем, хотя, нужно упомянуть и этот факт — Ганс Кляйн был у неё далеко не первым по счёту мужчиной в сексуальном плане. Разумеется, фрау Вальтер очень скучала по своему бывшему возлюбленному, даже в какой-то степени, изнывала без Ганса. Вчера она с криками и бурным скандалом навсегда прогнала своего любовника — да, того самого друга Кляйна.   Всё дело было в том, что он перестал удовлетворять Эмму. Совсем. Во всех известных смыслах этого слова. «Что же я сотворила со своей жизнью?… Зачем я позволила Гансу уйти?» — Эмма Вальтер чуть слышно всхлипнула и проворно зажгла вторую сигару… Чуть погодя, уже находясь внутри помещения своей квартиры, фрау Вальтер наспех откупорила бутылку сухого красного вина, уселась в кресло, обитое алым бархатом и принялась пить вино прямо из горлышка бутылки, огромными торопливыми глотками. В этот самый момент, Эмму будто осенило: потянувшись к письменному столу, который располагался аккурат возле кресла, немка взяла лист бумаги и принялась старательно выводить на нём немецкие буквы:          Мой дорогой и горячо любимый Ганс!  Пишу тебе это донельзя откровенное, абсолютно искреннее письмо, прямо от моего безумно пылкого и страстно любящего лишь тебя сердца. Моя душа до сих пор не в порядке. Отнюдь: я всё ещё не могу выкинуть тебя из своей головы. Мой любимый и самый желанный, ты уж прости меня за то, что всё так обернулось. Я не могу жить без тебя, не в силах позабыть наши счастливые совместные мгновенья. Я будто умерла, Ганс, будто кусочек моей Души покинул меня вместе с тобой… Как ты там, родной мой, на чужбине, на мерзкой русской земле? Кормят ли вас? Тепло ли ты одеваешься? А как у вас обстоят дела с лекарственным обеспечением? Я слышала из злых уст сплетников, что Советская земля разительно отличается от нашей не только мировоззрением, но и погодными условиями. Надеюсь, тебе не очень тяжко на войне против русских… И крайне надеюсь на то, что ты ещё не встретил никакую Советскую девушку и не позабыл меня окончательно… А помнишь, мы шли с тобой по Девичьему мосту, крепко держась за руки, ты пылко, горячо целовал меня, бесконечно признаваясь в вечной Любви?… Скажу прямо: я всё ещё холю и лелею этот славный эпизод, греющий мою душу, словно это было вчера…  Эмма облизнула пересохшие губы и была вынуждена на мгновенье прекратить своё письмо: предательские слёзы залили бумагу… Фрау Вальтер утерла бегущую по лицу влагу тыльной стороной ладони и как ни в чем не бывало, продолжила свои душевные излияния: Помнишь, ты говорил мне, что дважды полюбить невозможно?… Так вот, ты был абсолютно прав. До боли прав. Я так и не смогла это сделать…  Мой милый, свет моей Души, я хочу искупить свою вину. Дорогой мой, может быть мы начнём заново писать нашу историю Любви?.. Разумеется, если это ещё возможно и ты не встретил никого на чужой земле… Ганс, если это окажется так, то смысла продолжать своё жалкое существование у меня совсем не останется. Я умру, я не позволю себе более жить… Клянусь всем Святым, что только ещё осталось внутри меня. Милый мой, дорогой мой, пожалуйста,  прошу тебя, не томи меня с ответом. Я буду его очень ждать! Позволь же мне стать навечно счастливой или же… уйти из этого бренного Мира навсегда… Я безумно тебя люблю и всё ещё жду живым с этой проклятой войны. Твоя Навеки,  Эмма Вальтер. Немка пригубила добротное количество вина из горлышка бутылки и вдруг полностью, без остатка, дала волю своим слезам, позволяя невыносимой душевной боли вырваться наружу…                              *** С момента самого первого полового контакта в жизни Полины Орловой незаметно пролетела целая неделя. Ганс Кляйн и советская девушка уже совсем не скрывали своих обоюдных сильных чувств. По крайней мере, перед Татьяной и Фридрихом. Молодые люди беззастенчиво обнимались на глазах у этих двоих, Ганс всегда требовал, чтобы Орлова-старшая время от времени усаживалась к нему на колени… И хотя это был до ужаса интимный, а в какой-то степени даже неприличный манёвр, Полину и Ганса это нисколько не волновало. Фридрих Шульц довольно-таки снисходительно относился к весьма стремительно начавшимся отношениям своего начальника и советской девушки, в то время как Татка, напротив, относилась к этому с благоговейным и нескрываемым восторгом и беззастенчиво журила сестру по ночам, абсолютно по-доброму подтрунивая над ней. Однажды Ганс Кляйн оказывал безвозмездную помощь любимой Полине с прополкой огорода, как отдалённый рёв мотоцикла и прибывший на нём человек в форме Вермахта, имеющей лимонно-жёлтый оттенок, известил молодого немца о том, что для его сослуживцев прибыла почта. Немецкий офицер заинтересованно поднял голову, поскольку заметил, что почтовый работник направляется прямиком к нему. Ганс Кляйн стремительно вышел за калитку и поднял на незнакомого ему союзника крайне вопрошающий взгляд. — Господин Кляйн, офицер, это вы? — поинтересовался незнакомец в очень любезной форме. — Да, это я, — подтвердил Ганс. — А что, у вас для меня что-то есть? — Определённо, — активно закивал головой мужчина в лимонно-жёлтой форме и, вынув из объемной, туго набитой сумки стандартного размера конверт, протянул его Гансу. — Вам письмо, — на всякий случай уточнил незнакомец. — Откуда?… — Берлин, — отчеканил мужчина и торопливо удалился. Ганс Кляйн, воровато посмотрев назад и убедившись, что Полина Орлова крайне увлеченно полет огород, торопливо спрятал конверт в карман брюк и устремился обратно во двор. Сделав вид, что отправился в дом утолить жажду, Ганс стремительно распечатал белоснежный конверт, и до обоняния парня тотчас же долетел до боли знакомый запах женского парфюма… Дрожащими пальцами, немец вынул из конверта вдвое сложенный лист белоснежной бумаги и сразу же углубился в чтение… Закончив читать, Кляйн судорожно сглотнул. Оставив исписанный торопливым почерком Эммы Вальтер лист возле заслонки деревенской печи и, не придав данному факту абсолютно никакого значения, офицер Вермахта рывком чуть ли не бегом выскочил на открытый воздух… — Что ты там так долго делал?… — спросила Орлова-старшая в искреннем изумлении. — Я пытался на некоторые мгновенья спастись от невыносимой жары, не волнуйся, Meine Liebe... Полина слабо кивнула, и у Ганса действительно на пару минут отлегло от сердца. Незаметно подкралось время обеда. Полина Орлова разогревала в котелках отменные капустные щи на всех, как совершенно внезапным образом, взгляд девушки упал на что-то белоснежное, из ряда вон выбивающееся из общей домашней обстановки… Две секунды спустя, Орлова-старшая уже держала в руках лист бумаги, полностью исписанный словами на вражеском немецком языке. Полина вдумчиво прочитала письмо до конца и предприняла было попытку частично понять содержание, однако поняла лишь «Я безумно тебя люблю и жду» и «навеки Твоя». К тому же, от листа бумаги исходил стойкий, действительно сильный запах женских духов… Тягучая, острая, словно кинжал, душевная боль, сейчас в одночасье «пронзило» всё существо русской девушки. Полина ощутила, как сердце скатывается куда-то в район желудка, а сам желудок скрутило от настоящей, физической боли… Глаза Орловой моментально оказались на мокром месте. Девушка сглотнула крайне мерзкий ком в горле… Всё ещё не выпуская злосчастное письмо из своих рук, Полина бегом ринулась прочь из дома, по дороге как раз-таки чуть не сбив с ног Ганса Кляйна, который в данную секунду преспокойно заходил внутрь.  — Was ist passiert, Liebling?.. — шокировано подал голос немец, но Полина не обратила на него совершенно никакого внимания. Слёзы так и хлынули у неё из глаз… Прямо сейчас, целый Мир в одночасье рушился для русской Орловой. И прямо в это мгновение тяжелый страшный удар, потрясший воздух и всю землю, чуть ли не оглушил девушку. С деревьев частично посыпалась листва. На заднем дворе, по водной поверхности реки прошла рябь. Полина сглотнула от страха и словно вся сжалась…