
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Романтика
Ангст
Экшн
Алкоголь
Любовь/Ненависть
Развитие отношений
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Отношения втайне
Курение
Сложные отношения
Пытки
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
Упоминания жестокости
Неравные отношения
Ревность
Мелодрама
Первый раз
Сексуальная неопытность
Измена
Нежный секс
Трисам
Психологическое насилие
Исторические эпохи
Межэтнические отношения
Буллинг
Обреченные отношения
Любовь с первого взгляда
Плен
Характерная для канона жестокость
Первый поцелуй
Война
Леса
Впервые друг с другом
Борьба за отношения
1940-е годы
Любовный многоугольник
Фастберн
Эксперимент
Огнестрельное оружие
Запретные отношения
Дневники (стилизация)
Соперничество
Невзаимные чувства
Побег
Советский Союз
Вторая мировая
Партизаны
Описание
Май 1942 год. В военное время совершенно неуместны и даже аморальны всяческие проявления искренних, ничем не прикрытых Чувств между представителями двух враждующих наций…
Удастся ли Гансу и Полине в полной мере доказать обратное?..
Примечания
Метки всё ещё будут добавляться. Ребята, это «перезалив» данной работы спустя несколько месяцев. В теме ВОВ я очень «зелёная», так что исправляйте, ругайте и направляйте. Критику приму в любой форме в комментариях!
Автор ни в коем случае:
а) НЕ оправдывает идей фашизма/расизма и чего-то подобного.
б) Никого и ни к чему не призывает!
Первая, «вводная» часть работы: https://ficbook.net/readfic/0192a5d1-8d74-722f-bd66-f357ca013d53
ВНЕШНОСТЬ ПЕРСОНАЖЕЙ:
https://postimg.cc/HcfjLmKc Полина Орлова.
https://postimg.cc/4K0x8ZXL Ганс Кляйн.
https://postimg.cc/GTF3hyGV Татьяна Орлова.
https://postimg.cc/w3LjkSZ2 Фридрих Шульц.
https://postimg.cc/dL9QbGqT Григорий Смирнов.
https://postimg.cc/R6f4XHsh Николай Воропаев.
https://postimg.cc/q6T0YvSL Антонина Новикова.
https://postimg.cc/D87nPmqf Эмма Вальтер.
https://postimg.cc/gwLW2hPs Вера Ковалёва.
https://postimg.cc/hhBfND96 Аглая Варламова.
Посвящение
Читателям и всем, кого заинтересует данная работа!
Нежданные гости.
01 июля 2024, 07:00
Тоня Новикова являлась вполне сносной характером девушкой семнадцати лет. Проживала она в Белом колодце, на самой окраине деревушки, в шатком домишке и училась в той же самой школе, что и Полина Орлова. Да и как могло быть по-другому: седьмая школа была одна-единственная на всю деревушку. Антонина обучалась в том же самом классе, что и Полина Орлова и носила гордое звание закадычной подруги её младшей сестры.
Только вот нрав у Антонины был весьма своеобразен: она являла собой натуру влюбчивую и крайне ветряную.
Злые языки поговаривали даже, что Тонька давнёхонько рассталась со своей девичьей честью, однако, с кем именно и когда случилось сие действо — об этом сплетники предпочли загадочно умолчать.
Когда в Белый колодец заявились немцы, Тоня самая первая смирилась со всей ситуацией. Отца у скромного семейства Новиковых не было: без вести пропал на фронте.
Мать Антонины — Серафима Алексеевна Новикова (в девичестве, Кирсанова), работала на поле, когда услышала за своей спиной звук тяжёлых шагов…
Серафима резко обернулась и лицезрела прямо перед собой не очень молодого, но и не то, чтобы слишком старого немецкого оккупанта.
Сейчас он всё надвигался и надвигался на женщину, нацепив на лицо гадкую ухмылку.
— Раздевайся, русская! — приказал он по-немецки.
— Что?.. Сгинь с глаз моих долой, мразь окаянная!… Не понимаю я твоей мовы, да и понимать совсем не хочу! Пошёл вон отсюдова!
Громко произнеся данные роковые слова, гордая советская женщина повернулась к фашисту спиной и спокойно принялась доделывать свою работу, как внезапно в спину ей уткнулось дуло винтовки.
— Russische Schlampe… — прошипел немец, вложив в эту фразу всю свою ненависть и неприязнь ко всему Советскому, и это были последние слова, которые услышала Серафима Алексеевна перед своей моментальной смертью…
Зоя Витальевна Кирсанова померла в первый же день ухода Серафимы в Мир иной: от потери единственной дочери, её любимой кровинушки, попросту не выдержало и без того слабое сердце.
Так Антонина Витальевна Новикова осталась совершенно одна в своём домишке. Девушке совершенно не было страшно, отнюдь: она с трепетом и даже каким-то благоговением выполняла все приказания немецких оккупантов.
Окраину деревни взяли под свой контроль двое немцев, которым было чуть больше сорока лет. Тоню они совсем не трогали, да и отнюдь не рассматривали в качестве объекта для своих сексуальных утех: готовит поесть, да и ладно; доит корову — сойдёт; угощает яйцами и Куриным мясом — вообще замечательно. Да и сама Тоня не надеялась ни на что с почти престарелыми (как она сама считала), немцами.
В тот знаменательный для самой Антонины ясный, совершенно безоблачный день солнце палило нещадно. Жара стояла действительно неимоверная, а на небе и вправду не было ни облачка.
Тоня вышла из дому и прямо сейчас бодрым шагом семенила к деревенскому колодцу: набрать питьевой воды в жестяное ведро.
Каково же было удивление русоволосой советской девушки, когда она заметила чуть поодаль от колодца Полину Орлову — сестру своей почти лучшей подруги. Да не одну — а с немецким солдатом. Новикова совсем не разбиралась в воинских званиях, поэтому не имела никакой возможности чётко определить, кто же перед ней: простой сержант или офицер.
Девушка нарекла Ганса простым званием в собственной голове: «немецкий солдат».
Тоня быстро остановилась чуть в стороне от немецкого офицера и Полины и не захотела продолжать свой путь далее: она вмиг решила просто-напросто понаблюдать за весьма странным «дуэтом».
Ганс Кляйн умело и быстро наполнил весьма объёмное ведро водой, и, ловко взяв его в левую руку, подал Орловой Полине правую. При этом — он крайне тепло улыбнулся советской девушке…
Затем, молодые люди неспешно двинулись по направлению к дому Орловых. Да, всё ещё крепко держась за руки.
Тоня заметила повязку на ноге Полины и то, что девушка слегка прихрамывала.
От общности увиденной картины, очи Антонины моментально стали похожи на два огромных блюдца.
«Вот те на! С молодым немцем шашни крутит Полинка! А с виду — такая приличная всегда была. Целомудренная недотрога. Так вот ты какая, монашка наша чёртова!… А немец симпатичный, очень даже, между прочим».
Проследив, покуда Полина Орлова совсем скроется в доме, Тонька нарочно пулей ринулась к колодцу и громко, очень наиграно кашлянула.
Эта уловка подействовала безоговорочно: Ганс Кляйн, со всей свойственной парню прыткостью, стремительно обернулся.
— Guten Morgen! — приветливым тоном произнесла Антонина, абсолютно без тени всякого смущения. В отличие от Полины Орловой, которой немецкий язык давался с неимоверным трудом, Тоня Новикова говорила на этом языке довольно сносно.
Ганс нахмурился: в его планы не входило даже и поверхностное знакомство с очередной советской девушкой: ему вполне было достаточно Таты и Полины. Особенно — последней.
Однако немецкий офицер всё-таки вышел за калитку, довольно шаркающей походкой, всем своим нутром показывая Тоньке, что он не заинтересован в их общении.
Но загоревшуюся вдруг пылким азартом Тоню было уже не остановить.
— Прекрасная погода, не правда ли? — торопливо бросила русоволосая, всё так же на немецком.
— Да… Изумительная, — нехотя ответил ей немецкий офицер и порывался уже было пойти в дом сестёр Орловых, как Новикова продолжила свою немецкую речь:
— Вы живёте у Орловых?
Немец смерил Новикову крайне неприветливым подозрительным холодным взглядом и, не проронив более ни слова, развернулся и размашистым шагом отправился в дом.
А Тонька разочарованно вздохнула: отнюдь не такой реакции она ожидала.
Делать нечего, без особого энтузиазма набрав полное ведро кристально чистой студёной воды, Новикова поплелась на окраину Белого колодца, к себе домой.
«Точно Орлова с этим красивым немцем спит. Ведь не просто так он ей улыбался. Ага, ни с того ни с сего — держи карман шире! И до сих пор её не убил и даже не покалечил серьёзно. За ручки держались… Тьфу ты! Вот же паскуда ты, Полинка!.. Ну ничего. Я найду повод вновь появиться у вашего дома. И всё-всё выясню. А немчура и действительно очень симпатичный, зараза…» — собственные мысли Тоньки ровно с этого самого дня ни на минуту не давали девушке покоя.
Новикова твёрдо решила не отступать от своего, наспех и второпях придуманного плана.
***
Ближе к обеду послышался неожиданный для всех рёв двигателей множества мотоциклов, и Ганс Кляйн, почему-то охваченный смутной тревогой, стремительно вышел из дома Орловых на улицу, во двор.
Так и было. Боевые товарищи. А если быть совсем точными — рядовые сержанты.
Ганс Кляйн сморщился. Никакого «подкрепления» в лице сержантов Вермахта он не ждал. Они с Фридрихом, и ещё парочка людей прекрасно бы со всем справились. Однако, по, видимому — приказ есть приказ.
— Здравия желаю, товарищ офицер! — небрежно бросил парню один из солдатов.
— Угу. Какими судьбами здесь? — в свою очередь заговорил Кляйн.
— Нас вчера направили, ничего не знаем.
— Понятно. А кто конкретно направил-то? — не унимался немецкий офицер.
Однако Кляйну даже не пришлось томиться в медлительном ожидании ответа — из коляски соседнего мотоцикла даже как-то изящно «вылезло» непосредственное начальство Ганса — Франк Мюллер, командир действующего подразделения.
Ганс сглотнул, однако ничем более не выдал своего волнения и своего довольно неспокойного состояния.
— Добрый день, господин Мюллер, — произнёс парень очень уверенно и твёрдо.
— И тебе не хворать, Ганс. Ну-с. Чем вы здесь занимались все эти дни?
Кляйн пожал плечами: молодому человеку нечего толком было и ответить на заданный ему вопрос.
— Ежедневный налог в виде продовольствия с жителей берёте? — строго поинтересовался Мюллер.
— Так точно, сэр.
— Хорошо. Очень даже хорошо. А в каком размере, позволь тебя спросить?
— По два литра молока с каждой семьи и по десять яиц, — гордо произнёс Ганс.
— Это и всё? — разочарованно хмыкнул его начальник.
— Позвольте вам сообщить, что жителей в деревне и так было крайне мало, а некоторые особо борзые были расстреляны за неповиновение…
— Ладно, мне не нужны твои мнимые оправдания, Кляйн. Теперь, уж не знаю на какой срок — я здесь власть.
— Так точно, господин Мюллер, — зло выдохнул молодой немецкий офицер.
— Где живёте, показывай, — послышалась командная интонация.
По спине Ганса пробежал ощутимый холодок: нарушать интимность общения с русской Орловой ему отнюдь не хотелось. Однако делать было нечего.
— Пройдемте, сэр, — покорно ответил он. — В этот дом, — уточнил парень, показывая на домишко рукой.
Начальник смерил его крайне грозным взглядом и проследовал вслед за парнем.
Когда Франк очутился в доме, первое, что ему бросилось в глаза — это Татьяна Орлова, которая сейчас преспокойно сидела за столом и увлечённо занималась вышивкой. Завидев абсолютно чужого, постороннего немца, у Татки от страха моментально скрутило живот, и девушка бросила вышивать.
Внимательно и зло оглядев младшую Орлову, Франк проследовал в самую глубь деревенского дома, ступая тяжёлыми сапогами.
Полина Орлова равнодушно подняла свои большие и красивые карие глаза на вновь прибывшего. За эти дни Орлова-старшая приучила себя не бояться и абсолютно уже ничему не удивлялась.
Глазной контакт продолжался секунд с десять, покуда Мюллер самолично не прервал оный.
Затем — Франк зачем-то позвал Ганса Кляйна на улицу, "для важного разговора".
— Твоя личная русская проститутка? — холодным бесцветным тоном спросил он.
— Никак нет, господин Мюллер, — горячо возразил Ганс Кляйн, всем нутром чувствуя, что беседа эта — отнюдь не к добру…
— Тогда почему она ещё не убита или не отправлена в бордель для наших солдат? — гневно прорычал Франк, устремив на своего подчинённого озлобленные глаза.
— Полина… то есть, я хотел сказать, русская нужна нам с Фридрихом для приготовления пищи, — быстро соврал Ганс без зазрения совести. — Видите ли, сэр, сами мы отнюдь не желаем заниматься Данной унизительной работёнкой, а эта русская девушка как нельзя лучше подходит для этой цели…
— Гм… И что, ты ни разу не воспользовался ею для удовлетворения своих сексуальных потребностей?..
— Никак нет, сэр, — стремительно замотал головой Ганс.
— Ну и дурак ты, Кляйн. Редкостный идиот. Такую возможность упускаешь. Я полагаю, эта русская — ещё чиста и абсолютно невинна, словно нежная кувшинка на водной поверхности?
— Я не знаю, сэр, — Ганс Кляйн со страхом сглотнул. Однако страх сейчас разливался у парня по венам отнюдь не за самого себя — а за горячо любимую им русскую девушку…
— Что ж. Спасибо, что признался в том, что совсем не трогал эту русскую. Думаю, я найду разумное применение её девичьей чести. Я совсем по соседству сейчас буду, если что, — гнусно усмехнулся Мюллер и, оставив совершенно потрясённого и ошарашенного от всего услышанного Ганса стоять на улице, довольно удалился в абсолютно пустой соседний дом.
Совсем уж вечерело, когда Полина Орлова вызвалась постирать постельное бельё на котором все эти дни спали немцы в речке.
— Полина, уже поздно, ты далече-то направилась? — спросила Тата Орлова с беспокойством, снова преспокойно занявшись любимой вышивкой.
— Я сейчас, нужно же бельё постирать, Татка, — отмахнулась старшая сестра.
— Уже темно! — запротестовала младшая.
— Я быстро! — сообщила Полина и сразу же убежала из дома.
Ганс Кляйн, рывком встав из-за обеденного стола, проворно направился вслед за Орловой-старшей.
Всё время, покуда Полина полоскала желтоватые простыни и огромного размера пододеяльник, стоя на корячках, немец сызнова любовался русской девушкой.
— Ну почему ты такая красивая?.. Я так боюсь тебя потерять… Ты необыкновенная… — вдруг торопливо бросил он по-немецки.
Девушка встала с колен и стремительно развернулась к парню.
— А я тебя не понимаю, — сообщила она с лёгкой улыбкой на устах и нежно дотронулась своим пальцем до кончика носа немецкого офицера.
— Я знаю, что ты не понимаешь почти, наверное, ничего. Но я крайне жажду, чтобы ты привыкала к моей родной речи. Хотя бы просто на слух, — Ганс крайне сбавил темп своего речевого потока, да так, что Полина Орлова, наконец, начала различать отдельные немецкие слова.
— Ты говоришь, чтобы я привыкала к твоей речи? — изумлённо спросила советская девушка.
— Да, — ответил молодой немецкий офицер. — Вот, например. Ты знаешь хотя бы некоторые слова на моём языке? — поинтересовался он на ломаном русском языке.
— Ох, да, — кивнула блондинка. — Я же в школе всё-таки учила ваш язык. Не просто так мне медаль же дали. Кое-что я знаю. «Дом», например, «спасибо», «доброе утро», и так далее… Но полноценно говорить вот совсем я не научена. Сложно это. Ганс, у нас в классе только один человек хорошо говорил и знал немецкий. И это — Тонька Новикова, — как-то даже ревностно сообщила Орлова-старшая.
— Кто это? — непонимающе спросил немец на родном ему языке, и Полина мгновенно поняла вопрос дословно.
— Meine Klassenkameradin, — смело произнесла Полина и почему-то рассмеялась.
— Ох… Браво! — восхищённый Кляйн так и не смог сдержать живого восторга, вырвавшегося у него прямо из недр души…
— Ладно, Ганс, нам пора идти. Стремительно темнеет, — деловито сообщила Полина, подхватив корзинку со свежевыстиранным бельем.
— Ты такая красивая… Скажи мне, ну почему ты такая?… Ты изумительная… Ты не похожа на других… — принялся быстро тараторить Ганс на немецком.
— Опять не понимаю, — хохотнула Орлова-старшая, поставив довольно-таки тяжёлую плетёную корзинку рядом с собой.
— Я никогда не испытывал подобных чувств, Полина. Подобных этим. Чистых и высоких. И абсолютно искренних… Можно я тебя поцелую?… — спросил немец с трепетной надеждой на ломаном русском.
— В щёчку — можно, — беззаботно и даже как-то наивно ответила Полина.
Немецкий офицер приблизился вплотную к советской девушке и… вместо нежной девичьей щеки, чмокнул Полину прямо в чувственные губы…
Орлова плавно положила руки немцу на плечи и встала на носочки, поскольку Ганс Кляйн был намного выше её.
Немец стремительно подхватил блондинку под ягодицы и приподнял над землёй.
Молодые люди слились в первом, абсолютно искреннем за всё время обоюдном и действительно страстном поцелуе…
Всё бы ничего, если бы у данного взаимного проявления нежности немецкого офицера и советской девушки, не было нежелательного свидетеля.
Тоня Новикова в данный момент стояла на возвышенности, за высоким деревом и наблюдала развивающуюся внизу, на старом, почерневшем от времени мостике, сцену.
Глаза девушки, не мигая впились в двух молодых людей.
Антонина кусала губы из-за сочившейся внутри злобы.
«Так я и предполагала! Всё подтвердилось. Вот же шлюха Полинка! А я никогда бы не подумала! И не стыдно ей! Что кто-то может заметить и донести на неё партизанскому отряду и Красной Армии. «Стыдно» Орловой! А то как же! Стыд свой она, по-видимому, давно потеряла. С самого первого дня немецкой оккупации. Дрянь!…» — гневно подумала Тонька и, выйдя из-за высокой берёзы, стремительно пустилась наутёк.