Полина

Наконец, вернувшись в дом, Полина и Татьяна первым делом направились в собственную комнату и наглухо закрыли шаткую дверь: им до ужаса не хотелось злить пьяных немцев. Однако долго девушкам пребывать в абсолютном уединении не пришлось: около десяти минут спустя, Ганс Кляйн чуть ли не с ноги распахнул дверь и бесцеремонно —жестом, подозвал старшую Орлову. Полина и Тата быстро переглянулись. Татьяна сочувственно взглянула на сестру. Сжав губы ниточкой и нехотя поднявшись со скамейки, Полина без особого желания поплелась на выход из комнаты. — Есть, — бросил Ганс в приказном тоне. Его предыдущая нежность и улыбчивость куда-то исчезли. — Ты хочешь есть? — переспросила Орлова-старшая, также без особого энтузиазма. — Да, — твёрдо бросил молодой немец. — По-моему, я тебе уже говорила насчёт всего этого. Что найдёшь, то и поешь, — бесстрашно отмахнулась блондинка. Но Ганса такой ответ явно не устроил. — Я хотеть, чтобы ты готовить мне. Я и Фридрих хотеть этого, Полина. Наступило полнейшее молчание: Орлова явно решала как поступить. Нахамить захмелённому немцу — себе дороже. Так можно и жизни лишиться, причём, за одну секунду. Но заниматься приготовлением пищи для фашиста — это действительно было выше её собственных сил… — Я не буду тебе готовить, — наконец решительно изрекла смелая блондинка немцу прямо в лицо. Ганс Кляйн помолчал немного, затем, заговорил: — Гут. Я понимать тебя, Полина. Ты сейчас ненавидеть меня. Но я наплевать на это. Сейчас ты одевать свой самый красивый платье… Сейчас. Я ждать здесь. — Зачем?… — удивлённо спросила Полина. — Делать, что я говорить! — внезапно гаркнул на неё Ганс, да так, что Орлова вздрогнула. — Ты понять меня?? Полина лишь безмолвно кивнула и поплелась назад, в их с Татой комнату. Оказавшись возле платяного шкафа, Полина с трудом открыла его тяжёлые скрипучие дверцы и вынув из недр шкафа своё белоснежное выпускное платье, начала медленно облачаться в него. — Что ты делаешь, сестра? — шокировано воззрела на Полину Тата. — Выполняю приказ фашиста, — сквозь зубы проговорила блондинка, и по щеке её в одночасье скатилась солёная слезинка. — В каком смысле?.. — сглотнула Татьяна. — Он попросил меня надеть моё самое красивое платье… Я решила, что это будет выходное… — Ты в своём уме, сестра?… Что ты вообще делаешь, о чём думаешь?… — У меня нет выбора. Готовить я ему уже отказалась и совсем не уверена, что он пришёл от этого в полнейший восторг. Тата укоризненно покачала головой, однако больше не проронила ни слова. Полина расчесала свои длинные роскошные волосы гребнем и, словно приговорённая к смертной казни, предстала перед Гансом. Увидев в горнице преображенную девушку, Кляйн вновь просиял. Однако, на саму Полину больно было смотреть: сейчас она являлась бледнее смерти…  — Полина. — Что? — Сядь и посидеть со мной. За стол. Орлова-старшая молча выполнила повеление. Девушка села прямо напротив немца. — Найн. Я хотеть, чтобы ты сесть ближе. Полина протяжно вздохнула, но не посмела ослушаться. Немец придвинул к ней полную нетронутую банку овощной смеси с увесистой ложкой внутри. — Если ты хотеть есть — я разрешать тебе. Блондинка промолчала. Всё это время она сидела, уткнувшись своим взором в пол, не смея поднять на немецкого офицера своих красивых карих глаз. Внезапно для неё Ганс Кляйн протянул руку и нежно провёл ею по шикарной шевелюре девушки. От неожиданности русская Орлова вздрогнула, а Ганс ухмыльнулся, но в его улыбке не было и тени злобы.  У-уберите… Уберите руки… — промямлила Полина еле слышно и сглотнула, всё ещё сверля глазами пол, и её девичий голосок слегка надломился. — Я не хотеть тебе ничего плохо, Полина. Я даже поцеловать тебя тогда, когда ты сама это желать. Ты желать поцеловать меня сейчас?… Говоря эти слова, Ганс Кляйн слегка заёрзал на стуле, поскольку почувствовал, как что-то твёрдое упёрлось ему прямо в брюки… «Вот чертовщина», — подумал крайне возбуждённый немецкий офицер. Но несмотря на всю нелепость данной ситуации, Ганс совсем не хотел «брать» девушку силой: немец был просто железно убеждён в том, что русская скромная Орлова — всё ещё являлась нетронутой в сексуальном плане, потому что данный факт подтверждал её целомудренное неуверенное поведение и манеры; однако сейчас мужские инстинкты невозможно было обмануть или же как-то сдержать… Густой румянец сплошняком залил щёки Полины, правда, для него абсолютно не было очевидных причин. Девушка предприняла тщетную попытку сглотнуть крайне мерзкий комок в горле. Тем временем, Ганс Кляйн резко потянулся к девушке, и его частое горячее дыхание опалило её лицо… Немец прикоснулся губами к нежной девичьей щеке, словно прощупывая почву. Не встретив никакого сопротивления, Ганс спустился чуть ниже и чмокнул нетронутые девичьи губы… Но здесь он и встретил сопротивление: Полина крепко сжала губы, не позволяя влюблённому в неё немецкому офицеру проникнуть в её рот. Однако Ганс совсем не потерял своего энтузиазма: он нежно исследовал губы старшей Орловой своими короткими поцелуями. Наконец, Полина в резкой манере отвернулась от Ганса, всем своим видом давая понять, что ей очень не нравится всё происходящее в данную секунду. — Я понять. Ты ещё не хотеть, — грустно заключил немецкий офицер, и в то же мгновенье сделался мрачнее тучи. Полина со скрипом чуть отодвинула свой стул и принялась смотреть в противоположную от немца сторону. Щёки её так и пылали огнём: от смущения и стыда девушка натурально была готова провалиться сквозь землю… — Я освобождать тебя, Полина. Ты идти. В комната. Но если ты хотеть есть — ешь. Сейчас. Полину не пришлось упрашивать дважды: дрожащими пальцами Орлова-старшая взяла ложку и принялась по чуть-чуть поглощать овощную смесь, то и дело испуганно оглядываясь на сидящего рядом Ганса. — Зачем ты бояться меня?… — вдруг спросил немецкий офицер, нарушив воцарившееся долгое молчание. — Я отнюдь не боюсь тебя… И не думай себе… — послышался очень тихий ответ, когда блондинка положила ложку на стол. Пальцы её уже не дрожали. — Я чувствовать, что ты бояться меня, Полина. Я не сделать тебе плохо. Я защищать тебя. До смерть моей. Я сделать плохо себе, если я даже вдруг подумать о твоём вред… Блондинка в очередной раз сглотнула, однако, не решилась ответить хоть что-то. Но вдруг, спустя минуту, она всё-таки нашла в себе силы: — Почему ты так относишься ко мне?.. Ганс?… Немецкий офицер внимательно посмотрел на русскую девушку: — Я тебя любить. Да, может быть, так бывать. Я любить тебя с первый взгляд на тебя. — Так не бывает… Это чушь,— горячо возразила ему Орлова. — Ты не знать, — вдруг резко отрезал Кляйн. — Ты не знать ничего!… Ты любить вообще в своей жизни когда-нибудь?…  — Ну… Нет. Точнее… Не знаю, — быстро отмахнулась Полина. — У меня быть девушка. В Германия. Но… Там очень быть плохо…  — Вы расстались?… — Да. Потому что она сделать плохо. Орлова прерывисто вздохнула, а между тем, Ганс продолжал свою речь. — Я не хотеть говорить о ней. Вообще. Когда я увидеть тебя, я сразу понять, что ты быть моей. Ты быть другой. Полина, — немецкий офицер неожиданно для всех нашёл руку русской под столом и начал ласково поглаживать нежные и хрупкие девичьи пальчики… Вопреки своему желанию, Полина не вырвала руку. Более того, нежные поглаживания Ганса утихомирили её страх и позволили почувствовать себя в полной безопасности. — Ты другой, Ганс. Ты — не жестокий человек. Как ты попал на войну?… — Я жестокий. Но я не быть жестокий с тобой. Никогда. Ты быть в безопасности, если быть со мной. Ты всегда быть в полный безопасности. Я быть верен тебе. До конца своей жизнь. Обещать мне… — Я не могу ничего обещать тебе, — отрезала Полина.  Вырвав свою ладонь из руки немца, она вдруг проворно засеменила в их с Татой комнату и чуть слышно прикрыла за собой дверь… Ганс Кляйн протяжно вздохнул и сразу же опрокинул в себя две посудины самогона. — Фридрих!… — гневно выкрикнул он. В горнице послышались приближающиеся шаги, а затем перед немецким офицером, словно гриб после обильного дождя, вырос его подчиненный. — Вы звали, господин офицер? — Да, звал. — Что-то стряслось?… — Фридрих, садись. Выпей со мной. Я тебя очень прошу. — Нуу… Я совсем не уверен, что именно вам на сегодня не хватит спиртного. Да и я как-то не горю особым желанием…  — Это приказ! — заорал Ганс. — Х-хорошо… — от нахлынувшего страха язык Фридриха сразу же начал заплетаться. Ведь кто знает, что же пьяный начальник может сделать с ним самим?  Сейчас «нарываться» было крайне опасно. Действительно опасно.                             ***  Как только Полина Орлова вернулась в её с сестрой комнату, Татка сразу же бросилась к старшей сестре: — Ну что? Этот немец не обижал тебя, Поль?.. Та вздохнула и замотала головой. — А что он хотел вообще от тебя, сестра?.. — Да так… Ничего, Татка. Ничего… — Ну так быть не может. Ты что-то мне недоговариваешь, Поль… — тотчас же нахмурилась Орлова-младшая. — Да ничего он не хотел! Целовать пытался… И разговаривали мы. Тат, нужно бежать отсюда… И как можно скорее. Пока он не решился на более активные действия в отношении меня. — Так Ганс же влюблён в тебя! Ну, что я говорила? А ты чувствуешь к нему хоть что-то, Поль? — Прекрати спрашивать ерунду, Татка! Идёт война. Наша Родина с фашистом воюет, а ты интересуешься, чувствую ли я хоть что-то к фашисту?!.. — вдруг «взорвалась» Орлова-старшая. — Ну и о чём вы с ним говорили?? — не обратив абсолютно никакого внимания на эмоциональный «взрыв» сестры, не унималась Татьяна. — О ерунде всякой. Он сказал, что любит меня и готов защищать… Он сказал, что влюбился в меня с первого взгляда… Тьфу ты!.. Даже слушать его противно… — понизив голос до абсолютнейшего шёпота, пожаловалась блондинка. — Поль. А Поль. Я, конечно, всё понимаю, что война и прочее… Но может… вам всё-таки стоит попробовать… Начать хоть что-то… — Ты вообще в своём уме?!… — гневно оборвала сестру Полина. — Предать Родину! Предать Советский Союз. Стать подстилкой для немца! Чтобы меня потом повесили на ближайшей берёзе наши же советские солдаты! Так ты это всё себе представляешь?! — зашипела блондинка на Татьяну, в буквальном смысле задохнувшись от переполняющего её сейчас возмущения. — Вы с Гансом настолько шикарно смотритесь, ты просто себе представить не можешь! — Ты СЕБЯ слышишь вообще, Таня?? — Слышу. И прекрасно слышу. Только подумай: в тебя влюбился немец! И никто тебя не повесит на берёзе! Можно же уехать. Сбежать с ним в Германию! С концами уехать, Поль. Любви нет преград и никогда не было!… — с воодушевлением закончила свой мини-монолог Татьяна, с надеждой взглянув на старшую сестру. — Дура ты, Татка. Совсем дура. Глупая и наивная. Не понимаешь всю серьезность положения в стране. Для тебя — всё Любовь… Ложись лучше спать, уже солнце село, — раздражённо закончила диалог старшая сестра. Татьяна поджала губы, однако ослушаться Полину не посмела: со вздохом натянув на себя тонкое шерстяное одеяло, Тата молча отвернулась к стене. Спустя несколько минут послышалось её ровное размеренное дыхание. Но вот самой Полине отнюдь не спалось. Тихонечко приоткрыв дверь спальни, Орлова-старшая бесшумно выскользнула в сумрачную горницу.  Ганс Кляйн храпел прямо уронив голову на столешницу. Второго немца почему-то сейчас нигде не было видно. И тут Полину осенило… Девушка на цыпочках продвинулась к входной двери, и с надеждой толкнула её. Но та оказалась наглухо заперта. Еле слышно вздохнув и поборов жгучую досаду, буквально сжирающую её изнутри, Полина хотела было уже вернуться в комнату к сестре, однако поймала на себе требовательный и весьма недобрый взгляд внезапно проснувшегося немецкого офицера. Почему-то весьма живой и липкий, доселе дремавший страх, сейчас вовсю заклокотал внутри несчастной светловолосой миниатюрной Полины… Девушка сглотнула и попятилась. Сейчас немец смотрел прямо на неё. Не мигая… Полина вплотную уперлась в дверной косяк и сжалась всем своим маленьким хрупким телом, ожидая самого худшего. Девушка даже зажмурила глаза от ужаса, который опасалась увидеть. Но несмотря на все её страшные фантазии, которые одна за другой со скоростью Света рисовались ей в голове, ни одна из них так и не реализовалась. Однако Ганс Кляйн почему-то грубо схватил Орлову за руку и потащил прямо на улицу, предварительно отперев тяжёлую дверь. — Почему ты ещё не спать?! — заорал он в припадке собственной ярости. — Я… Я… Ганс, прости меня, я… я иду в постель! Иду, честно!… — пролепетала Полина, вдруг задрожав от страха, словно осиновый лист на сильном ветру. Не говоря ни слова, Ганс с силой развернул русскую к себе и насильно поцеловал взасос… Глубоко и грубо. Но пои этом — страстно. С той страстью, на которую только был способен… Полина задыхалась, пока похабный язык молодого немца исследовал её мягкое нёбо, изредка прикусывая её нижнюю губу. Целовался он очень профессионально, и если бы не война, Орлова-старшая давно бы влюбилась без памяти. Но почему-то в этот самый момент русская начала чувствовать к немецкому офицеру лёгкое отвращение, вкупе с неприязнью. По-видимому, это произошло из-за того, что он без спроса и совершенно против воли самой Полины посмел глубоко поцеловать её. Когда Ганс завершил поцелуй, грубейшим образом оттолкнув от себя русскую, Орлова глотнула спасательного воздуха, и в первые секунды думала, что и вправду потеряет сознание. Она тяжело дышала, откашливаясь, когда Кляйн вдруг сообщил: — Я поцеловать тебя. Даже если ты не хотеть. Всегда будет так. Ты привыкать ко мне. Постепенно. Целовать меня ты совсем не гут, но я это исправить. Очень быстро. Ты понимать?? — Зачем ты так со мной?… — прошептала Орлова-старшая, и из её красивых глаз внезапно брызнули слёзы отчаяния и обиды. — Я… Я думала, у тебя действительно чувства ко мне… Полина в одночасье закрыла лицо руками и разрыдалась. Отчасти это случилось из-за того, что в глубине души русская начала сама что-то испытывать к молодому немцу, хотя до ужаса боялась признаться в этом даже самой себе. Несмотря на то, что Ганс и люди его рода являлись для Полины смертельными врагами, он был очень красив внешне и довольно, насколько позволяли текущие обстоятельства, обходителен. И любое насилие в свою сторону Полина теперь подсознательно воспринимала как угрозу своих зарождающихся чувств к молодому немецкому офицеру. Заметив слёзы юной русской, Кляйн совсем растерялся: он практически никогда не попадал в ситуации, когда женщина лила слёзы прямо у него на глазах. Не найдя ничего лучше, чем приобнять Орлову-старшую за хрупкие плечи, Ганс решил так и сделать. Он ласково обнял Полину, пока та сотрясалась в еле слышных рыданиях. — Почему ты плакать?..— нежно прошептал он девушке на ухо и сглотнул. Полина рывком вырвалась из его объятий и просеменила по тропинке, ведущей прямо к реке, попутно утирая бежавшие по лицу слёзы. Ганс твёрдым мужским шагом отправился вслед за русской. Орлова села у воды и принялась расплетать свои тугие косы. Кляйн присел рядом с русской и молча наблюдал за действом. Затем Полина немигающим взором уставилась на водную гладь, а немец просто любовался русской красавицей, которой удалось за весьма короткий срок дотронуться прямо до его сердца. Спустя продолжительное время Ганс Кляйн довольно озяб. Да и уже становилось темно. Немец передёрнулся и подал голос: — Полина. Девушка лениво повернула голову на немецкого офицера, дав тому понять, что она внимательно слушает. — Я предлагать пойти в дом. Обратно. Сейчас. — Ты совсем не похож на остальных немцев, Ганс, — вдруг задумчиво изрекла Орлова, вновь устремив свои красивые глаза на водную поверхность. — Ты нежный и романтичный. Я не заметила в тебе никакой жестокости. — Я жестокий, Полина. Но я не быть с тобой жестокий. Я уже говорить тебе об этом. — Ладно, пойдём в дом. Ты прав. Уже очень поздно и темно, — девушка поднялась с холодной травы. — Я быть должным сказать тебе. — Что?… — Я хотеть носить тебя на руках. Сейчас. — Но зачем?… — Я. Хотеть, — с нажимом произнёс немецкий офицер, и с лёгкостью подхватил юную русскую на руки, словно она была пушинкой. Со своей живой ношей Ганс неспешным шагом преодолел расстояние длиной от берега реки до двери в дом. Пару раз он порывался поцеловать Орлову-старшую, однако девушка каждый раз не давала ему этого сделать. В сенях дома Кляйн мягко опустил старшую Орлову на пол. — Я хочу, чтобы ты легла спать, — произнес он по-немецки. — Я тебя не понимаю, — пожала плечами блондинка. — Комната. Ты идти туда, — объяснил немецкий офицер по-русски, жестом указав направление. — Хорошо, — кивнула девушка и исчезла в кромешной темноте. Ганс же отправился туда, где вовсю сейчас храпел его подчиненный и, не раздеваясь, сразу же провалился в сон на соседней кровати.