Ледяная химия

«В настоящей любви нет места гордости или игр, есть только искренность, которая освещает даже самые тёмные времена.»

На улице холод, мороз щиплет кожу, а пушистый снег кружится в воздухе, словно маленькие танцоры, исполняющие бесконечный вальс. Я сижу в аудитории и, честно говоря, немного мечтаю. За окном всё кажется таким тихим и сказочным, что даже Виктория Александровна, объясняющая нам новую тему по психологии, звучит как-то отдалённо. Её голос убаюкивает, но я стараюсь сосредоточиться, делая вид, что записываю что-то важное в тетради. Рядом сидит Соня, погружённая в экран телефона. Она снова рассматривает фотографии Игоря Крепчука — нашего звёздного нападающего, №33. Её губы трогает лёгкая улыбка, глаза сияют. — Смотри, какой он красивый, — шепчет она, наклоняя телефон ко мне. Я смотрю на экран. Игорь на фото действительно выглядит, как с обложки журнала: в форме, сосредоточенный, с этим характерным взглядом победителя. — Сонь, ты просто фонтанируешь влюблённостью, — усмехаюсь я, закрывая свою тетрадь. — Никогда тебя такой не видела. Она только вздыхает, убирая прядь волос за ухо. — Он такой... настоящий, понимаешь? — говорит она, мечтательно глядя на фото. — После Антона я думала, что не смогу снова кому-то открыться. А тут... Я мягко улыбаюсь. — И это хорошо, — отвечаю тихо. — Ты заслуживаешь счастья, Сонь. Виктория Александровна в этот момент окидывает аудиторию взглядом и замечает, что большинство студентов её явно не слушают. Она тяжело вздыхает, прерывает лекцию и стучит указкой по столу. — Господа, я понимаю, что зима, романтика, но давайте хотя бы попытайтесь слушать. Это пойдёт в зачёт. Все сразу делают вид, что усердно работают, включая Соню, которая поспешно кладёт телефон в сумку. Я едва сдерживаю смешок. Когда лекция заканчивается, студенты быстро покидают аудиторию, один за другим. Я же остаюсь, собирая свои вещи, и направляюсь к Виктории Александровне. — Мирослава, подойди-ка, — зовёт она меня, пока я ещё на середине пути к двери. — Да, Виктория Александровна? Она открывает журнал посещаемости и, понизив голос, спрашивает: — А где у нас сегодня Левченко и Черников? Почему их нет? — Левченко приболела, у неё температура, а Черников... — я немного мну край тетради. — Думаю, на тренировке. Преподавательница лишь качает головой. — Понятно. Передай, что пропуски придётся отрабатывать. — Конечно, передам, — киваю я, тепло улыбаясь. Прощаюсь с ней, выхожу из аудитории и начинаю спускаться по лестнице. Уже предвкушаю горячий чай и уют дома, как вдруг слышу позади себя. — Кисляк! Голос мужской, уверенный. Я оборачиваюсь и вижу Вадима Юрьевича Казанцева. Он подходит ко мне быстрым шагом, а на лице — доброжелательная улыбка. Ещё не дойдя, он кладёт свои руки мне на плечи. — Ну, как дела, Мирослава? — спрашивает он тепло. Я немного теряюсь от такого внимания, ведь Вадим Юрьевич редко общается со мной, несмотря на то, что знает нашу семью. — Всё хорошо, спасибо, — отвечаю, чувствуя, как щеки начинают розоветь. Он смотрит на меня чуть внимательнее, с той самой проникновенной улыбкой, которая всегда заставляет людей чувствовать себя в центре внимания. — Как там твой брат? Андрей? — неожиданно спрашивает он. "Я чувствую, как что-то внутри меня сжимается. Андрей... Я опускаю глаза, не зная, что ответить." — Вадим Юрьевич, он... держится, — говорю я уклончиво. — Знаешь, вчера я заказал такси, и приехал Андрей, — начинает он, убирая руки с моих плеч и засунув их в карманы пиджака. — Мы немного поговорили. Я предложил ему стать тренером у наших «Акул», но он... отказался. Сказал, что не хочет возвращаться в хоккей. "Его слова звучат как удар. Я молчу, не зная, как правильно реагировать. Андрей действительно закрыт от мира, и каждый раз, когда кто-то напоминает ему о прошлом, он становится ещё более отстранённым." — А что я могу сделать? — спрашиваю тихо, подняв глаза на мужчину. Вадим Юрьевич улыбается, и в его взгляде появляется едва уловимая надежда. — Ты можешь с ним поговорить, Мирослава. Только ты. Он тебя слушает, несмотря на всё. Попробуй уговорить его. Я тихо вздыхаю и киваю. — Ладно, я постараюсь. Казанцев улыбается, похлопывает меня по плечу и уходит. А я остаюсь стоять на лестнице, глядя на свою тетрадь, словно ищу в ней ответы на все вопросы, которых у меня слишком много.

***

"После разговора с Вадимом Юрьевичем я иду домой, утопая в своих мыслях. Мороз обжигает лицо, снежинки тихо ложатся на волосы, но я этого почти не замечаю. В голове кружится одно: Андрей и хоккей. Мне сложно представить его снова в этом мире. Вспомнить его прошлую жизнь, где он был звездой, а теперь... Такси, алкоголь, боль и пустота. Как ему помочь?" Я поднимаюсь по лестнице к нашей квартире, достаю ключи и тихо открываю дверь. В нос сразу ударяет запах чего-то аппетитного. Я закрываю дверь за собой, ставлю ботинки на полку, вешаю куртку на вешалку и слышу, как что-то шкварчит на сковороде. Прохожу в кухню и вижу брата, который с сосредоточенным видом мешает что-то в сковороде. На нём его любимая футболка с логотипом «Медведей», слегка заношенная, но всё ещё напоминающая о тех временах. — Ты что это тут творишь? — спрашиваю с улыбкой, подходя ближе. Встаю на цыпочки и целую его в щёку. Он оборачивается, и на его лице появляется лёгкая улыбка. — Решил приготовить тебе макароны с курицей. Ты ведь их любишь. Я улыбаюсь шире, но всё-таки тяжело вздыхаю. — Что такое? — Андрей сразу замечает моё настроение, ставит лопатку на край сковородки и внимательно смотрит на меня. Я пожимаю плечами, беру с хлебницы одно печенье и начинаю его медленно разламывать пальцами. — Слушай, — начинаю я, облокотившись на стол, — сегодня я разговаривала с Казанцевым. Он сказал, что видел тебя вчера. — Ага, — брат отворачивается обратно к плите, словно пытается скрыть свои эмоции. — Он предложил тебе стать тренером «Акул Политеха». Почему ты отказался? Андрей замирает, потом выключает плиту, берёт кастрюлю с макаронами и аккуратно сливает воду. Только после этого садится напротив меня, убирая ладони на колени. — Потому что мне страшно, Мира. — его голос звучит глухо, но честно. Я смотрю на него, пытаясь понять. — Страшно чего? — Возвращаться туда, на лёд. Даже не как игрок, а как тренер. Это... слишком много воспоминаний. Я не уверен, что смогу справиться с этим. Я кладу свою руку на его ладонь и сжимаю её, чувствуя, как он чуть дрожит. — Ты у меня сильный, братик. Ты справишься. Знаешь, почему? Потому что хоккей — это часть тебя. Он всегда был и всегда будет. Ты можешь убегать от него, но ты всё равно останешься тем, кто любил этот спорт больше всего на свете. Он смотрит на меня, и я вижу, как в его глазах появляется тёплый свет. — Ты так уверена? — спрашивает он с лёгкой улыбкой. — Уверена. И Вадим Юрьевич уверен. Если бы он не видел в тебе потенциал, он бы не предложил этого. Андрей немного думает, потом тяжело выдыхает. — Ладно. Завтра я встречусь с ним. Поговорим. Моя улыбка становится шире, я мгновенно вскакиваю и кидаюсь ему на шею, словно в детстве, когда он покупал мне мороженое после школы или показывал свои новые медали. — Умничка! Ты не представляешь, как я рада! Он смеётся, обнимая меня в ответ. — Ты, как всегда, умеешь меня уговаривать, Мира. — Конечно, я же твоя сестра. Мы оба смеёмся, и я чувствую, как атмосфера в комнате становится легче, теплее. Возможно, это первый шаг к тому, чтобы Андрей снова поверил в себя и в свою силу. А я сделаю всё, чтобы ему помочь.

***

"После сытного обеда я возвращаюсь в свою комнату. Тепло от недавнего разговора с Андреем всё ещё согревает душу, но впереди меня ждёт совсем другая задача — домашнее задание. В комнате уютно: на столе горит настольная лампа, за окном уже начинает темнеть, снежинки кружат в свете уличного фонаря. Я сажусь за стол, открываю тетрадь и начинаю писать лекцию по психологии. Рука скользит по бумаге, карандаш мягко царапает страницы, но мысли снова убегают к Андрею, к Глебу, к разговору с Казанцевым." Время тянется медленно, и я уже теряю счёт минут, когда экран моего ноутбука загорается — звонок по скайпу. Поднимаю голову: звонит Дима Федорцов. Мой лучший друг и по совместительству вратарь наших «Акул Политеха». Я удивляюсь, кладу карандаш на стол и принимаю вызов. — О, какие люди! — улыбаюсь я, глядя на экран. — Привет, Мира! — Дима широко улыбается, а потом наклоняется к экрану и, как обычно, дурачится. — Ну что, как там моя самая любимая подруга? — Уставшая и занятая, если ты не заметил. — я машу ему тетрадью перед камерой. — Что стряслось? И тут мой взгляд цепляется за второе лицо в кадре. Рядом с Димой сидит Игорь Крепчук, наш нападающий под номером 33. Тот самый, по которому Соня буквально сохнет уже который месяц. Я непроизвольно улыбаюсь и поднимаю руку, махнув парню. — Привет, Крепчук. — он смущённо кивает в ответ, а я тут же поворачиваюсь к Диме. — Итак, в чём дело, Федорцов? — Да просто, — Дима пожимает плечами с невинным видом. — Не могу позвонить своей любимой подруге без причины? — Ты меня недооцениваешь, — цокаю я языком, поднимая бровь. Дима перестаёт улыбаться и бросает взгляд на Игоря, который явно что-то мнётся. Секунды тянутся, пока Федорцов наконец не говорит: — Ладно, ладно. Всё дело в Крепчуке. — В Игоре? — удивлённо спрашиваю я, переводя взгляд на нападающего, который теперь сидит ещё более сконфуженным. — Да, он хотел бы... э-э... узнать кое-что о нашей Соньке. — Дима делает паузу, а потом добавляет с усмешкой: — А то в универе ты с ней неразлучна, а звонить тебе по телефону... Ну, это не вариант. Я искренне смеюсь, прикрывая рот рукой. — Подожди, ты серьёзно? — Абсолютно, — отвечает Дима. Игорь наконец поднимает взгляд и кивает, глядя прямо в камеру. — Мне просто интересно... — начинает он. — Чем Соня любит заниматься в свободное время? Какие цветы ей нравятся? Что она вообще любит? Я не могу удержаться от улыбки. Какая прелесть! Настоящая подростковая романтика. Наклоняюсь ближе к экрану и заговорщицким тоном спрашиваю: — Ну, с чего бы начать... Хочешь знать её любимые цветы? Это белые лилии. Ещё ей нравятся сирень и мимоза. — А свободное время? — Игорь внимательно слушает, а Дима, кажется, едва сдерживает смех. — Любит читать, особенно детективы. Ещё она обожает смотреть старые фильмы. Дима подхватывает: — И не забудь про кофе. Она его пьёт литрами. Только, Мира, ты не сказала, какой её любимый. — Латте с карамелью, — отвечаю я. Игорь кивает, делая вид, будто запоминает всё, хотя Дима уже записывает в блокнот, явно насмехаясь над другом. Я едва сдерживаю смех и добавляю: — Ещё она любит кататься на коньках. Может, пригласишь её на каток? Игорь улыбается, и эта улыбка выдаёт его смущение и искреннюю заинтересованность. А я про себя думаю:«Сонька, если ты узнаешь, кто так серьёзно тобой интересуется, точно потеряешь дар речи.» "Разговор с парнями продолжался ещё несколько минут. Мы обсуждали Сонькины вкусы, я рассказывала о её привычках и увлечениях, а ребята внимательно слушали. На какой-то момент мне даже показалось, что я чуть ли не выступаю её личным адвокатом, выдвигающим аргументы в пользу её очарования. Когда звонок закончился, я на минуту осталась сидеть перед экраном, обдумывая всё, что только что произошло." Игорь Крепчук, нападающий «Акул Политеха», парень, за которым Сонька наблюдает издалека уже несколько месяцев, теперь собирает о ней информацию. Это выглядит одновременно забавно и трогательно. Вздохнув, я закрываю ноутбук, глядя в отражение своего задумчивого лица в тёмном экране. Сегодняшний день был наполнен эмоциями, а вечер только начинается. "Я поднимаюсь с кресла, слегка разминаю затёкшую спину и подхожу к окну. На улице темно, редкие фонари разливают свой свет на заснеженную улицу. Хрупкие снежинки всё ещё кружатся в воздухе, ложатся на крыши домов, на ветки деревьев, на дороги. Город кажется почти сказочным, будто запертым в собственном снежном куполе. Я смотрю на это и чувствую лёгкую грусть. Сегодняшний разговор с братом всё ещё теплится в памяти, а слова Вадима Юрьевича заставляют сердце сжиматься от тревоги за Андрея." Но стоит отогнать тяжёлые мысли. Я бросаю взгляд на часы: пора немного отвлечься. Беру с полки книгу, но, не успев дочитать и страницы, звонит телефон. Глеб. — Алло, — отвечаю я. — Привет, родная. Как ты? — Нормально, Глеб. Немного устала. Как у тебя день прошёл? В его голосе слышится усталость, но и что-то ещё — нотка напряжения, которую я уже научилась улавливать. Мы разговариваем несколько минут, но каждое слово будто натянуто на невидимую струну. Глеб что-то рассказывает про свою работу, а я киваю, слушая в полуха. Наконец, он вздыхает и прямо спрашивает: — Слушай, а что это за история с Егоровым вчера была? Я замираю. Знала же, что этот разговор не за горами. — Это просто случайность. Он подошёл поговорить, вот и всё, — пытаюсь объяснить я как можно спокойнее. — Просто случайность? — В голосе парня сквозит ревность. — А он часто к тебе случайно подходит? — Глеб, ты серьёзно? — я начинаю раздражаться. — Это ничего не значит. Он просто хотел извиниться за... ну, за всё. — И ты ему, конечно, всё простила? "Я прикрываю глаза, стараясь сдержать раздражение. Разговор снова идёт по кругу. Ревность Глеба всё чаще выходит за рамки обычных границ, и я не знаю, как с этим бороться." — Давай не будем это обсуждать сейчас, ладно? — говорю я мягко, но твёрдо. Глеб молчит несколько секунд, затем сухо отвечает: — Ладно. Спокойной ночи, Мира. — Спокойной ночи, — едва слышно отвечаю я. Звонок заканчивается, и я остаюсь сидеть с телефоном в руках. Слёзы предательски подступают к глазам, но я прогоняю их, глубоко вздохнув. Почему всё должно быть так сложно? Я решаю прогуляться перед сном, надевая тёплый пуховик и выходя на улицу. Мороз щиплет за щёки, но воздух свежий, почти обжигающий, пробуждает лучше любой чашки кофе. Идти никуда не хочется, поэтому я просто сажусь на скамейку возле подъезда, опускаю голову и пытаюсь перевести дыхание. Память снова возвращает меня к разговору с Казанцевым, к тревожным словам Андрея и к ревности Глеба. Всё смешивается в голове, как мозаика, которую никак не удаётся собрать. "Но, несмотря на это, я знаю, что должен быть выход. Просто нужно время, чтобы всё разложить по полочкам."

***

Я возвращаюсь домой после прогулки. Морозный воздух немного прочистил мысли, но в голове всё ещё клубятся обрывки сегодняшнего дня, разговор с Глебом, тревога за Андрея и неясное чувство, вызванное звонком Димы. Всё смешивается в один клубок, который никак не получается распутать. Закрываю за собой дверь, ставлю ботинки на место, вешаю пуховик на крючок. Квартира тёплая, уютная, с кухни доносится тихий звук работающего чайника. Брат всё ещё не спит, а это значит, что вечер ещё не закончился. — Ты уже нагулялась? — Андрей выглядывает из-за дверного проёма, его лицо расслабленное, но внимательное. Он, кажется, сразу замечает моё состояние. — Мира, ты в порядке? — Да, всё нормально, — отмахиваюсь я, проходя на кухню. — Просто думала немного. — Что-то случилось? Его голос слишком мягкий, слишком понимающий, и я чувствую, как внутри начинает накатывать усталость. Сажусь на стул, кладу руки на стол, не зная, с чего начать. — Просто тяжёлый день, — наконец выдыхаю. — Хочешь поговорить? — Даже не знаю... — я поднимаю на него взгляд. — Знаешь, Андрюш, иногда мне кажется, что я застряла где-то между тем, чего хочу я, и тем, чего хотят от меня все остальные. Он садится напротив, внимательно слушая, его взгляд полный заботы. — Это о Казанцеве? — И о нём тоже. Я понимаю, что ты не хочешь возвращаться в хоккей. Ты боишься. Но... мне кажется, что это твой шанс. И, честно говоря, я бы хотела, чтобы ты хотя бы попробовал. Андрей молчит. Его лицо становится серьёзным, он смотрит куда-то в сторону, будто обдумывая мои слова. — Это не только страх, мышка, — говорит он наконец. — Я просто не уверен, что смогу быть тем, кем был раньше. Я не хочу снова разочароваться. — Но ты никогда не узнаешь, если не попробуешь, — я накрываю его руку своей. — Ты всегда был сильным, Андрюш. Ты справлялся с такими вещами, о которых другие даже не могли подумать. Он вздыхает, но не отдёргивает руку. — А что с тобой, Мира? Ты не просто о Казанцеве думаешь. Я опускаю взгляд, чувствуя, как внутри снова поднимается боль от разговора с Глебом. — Мы с Глебом поссорились, — признаюсь я тихо. — Он... он не понимает, что я могу просто общаться с кем-то, не имея никаких чувств. Его ревность уже выходит за границы. — Это из-за того парня? Я киваю, не поднимая глаз. — Он узнал, что мы разговаривали, и начал задавать вопросы. А потом просто накричал. — Мира, ты уверена, что он тебе нужен? Вопрос звучит неожиданно резко, и я поднимаю на него глаза. Андрей смотрит серьёзно, но его взгляд не осуждающий, а скорее полный беспокойства. — Я не знаю, — честно отвечаю. — Я люблю его, но иногда кажется, что эта любовь становится больше похожа на борьбу. — Задумайся об этом, — мягко говорит старший брат. — Если тебе с ним больнее, чем хорошо, может, стоит что-то поменять? "Его слова остаются в моей голове, даже когда разговор завершается. Я возвращаюсь в свою комнату, укладываюсь в постель, но сон не идёт. Взгляды, слова, эмоции — всё смешивается, как вихрь. И только снег за окном, тихо падающий на землю, немного успокаивает. Завтра будет новый день. Новый шанс что-то понять, решить, исправить." Я уже почти засыпаю, завернувшись в одеяло. Мягкий свет ночника еле освещает комнату, и за окном тихо падает снег. Тишину разрывает вибрация телефона на прикроватной тумбочке. Сонно приоткрываю глаза и, неохотно, смотрю на экран. Когда вижу имя абонента, сон тут же слетает. Кирилл? Резко принимаю сидячее положение, поправляю сбившийся пучок, машинально приглаживаю волосы. Небрежная пижама и мягкие игрушки на заднем плане выглядят нелепо, но времени думать об этом нет. Я нажимаю «принять вызов». — Привет, — мой голос звучит чуть хрипло от сна. — Всё в порядке? На экране появляется Кирилл. Он явно не дома — сзади мелькают огни улицы, а сам он сидит в своей машине. Его лицо напряжено, губы плотно сжаты. Он выдавливает из себя что-то вроде улыбки, но через секунду мотает головой, отрицая мой вопрос. — Нет, Мира, не всё, — наконец выдыхает он. Я прикусываю губу, не решаясь что-то сказать. Вижу, как он сжимает руль так сильно, что костяшки пальцев белеют. — Что случилось? — осторожно спрашиваю, чувствуя, как внутри нарастает беспокойство. Кирилл горько смеётся — коротко, безрадостно. — У Лизы сегодня день рождения, — произносит он, будто проглатывая слова. — Хотел её поздравить. Зашёл в ресторан... А она там. С другим. Я молча смотрю на него. Его голос становится тише, почти шёпотом: — Она целовалась с Валенцовым. "Моё сердце сжимается. Я вспоминаю Олега — высокого, обаятельного нападающего, который недавно пришёл в команду. Сказать нечего. Только смотрю на экран, чувствуя боль, которую Кирилл пытается скрыть. Но это не получается — его глаза выдают его. Они влажные, блестят в тусклом свете. Я не могу это видеть." — Где ты сейчас? — наконец спрашиваю, пытаясь хоть как-то поддержать его. Кирилл едва заметно улыбается и тихо говорит: — Выгляни в окно. Я удивлённо моргаю, быстро встаю с кровати, подхожу к окну, отодвигаю штору. Внизу, под уличным фонарём, стоит его машина. Он действительно здесь. На секунду смотрю то на экран телефона, то в окно, а потом сама себя не узнаю: — Через минуту буду. Сбрасываю звонок и начинаю метаться по квартире. Хватаю куртку, натягиваю ботинки прямо на босые ноги, и, даже не взглянув в зеркало, выбегаю из квартиры. Выхожу из подъезда — лестница скользкая от мокрого снега. Я спешу, не думая о том, как выгляжу. Спускаюсь, но поскальзываюсь, и всё происходит мгновенно — ступни летят вперёд, а я теряю равновесие. В следующий момент крепкие руки обхватывают меня за талию, удерживая от падения. Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Егоровым. Его серо-голубые глаза смотрят на меня с такой близости, что я невольно замираю. — Ты что творишь, а? — спрашивает он тихо, почти шёпотом, но в его голосе нет укора, только лёгкая тревога. Я пытаюсь встать на ноги, но он не отпускает. И в этот момент я чувствую что-то странное, тёплое. Это тепло разливается внутри, заставляя забыть всё — пижаму, снег, обиду Глеба, проблемы. Только его руки, его глаза и этот короткий миг, который почему-то кажется важным. — Спасибо, — едва слышно говорю я, наконец возвращая себе способность дышать. — Всегда пожалуйста, — отвечает он, всё ещё не отпуская меня. Мы стоим под уличным фонарём, и мне кажется, что время остановилось. Холодный снег ложится на наши плечи, растекаясь тонкими ручейками по курткам, а я всё ещё чувствую его руки на своей талии. Кирилл первый отступает, медленно убирая ладони. Смотрит на меня, и в его глазах мелькает что-то, чего я раньше не замечала. Усталость? Разочарование? А может, что-то большее. — Ты так выбежала... — он хмурится. — Ты вообще думала, что полетишь вниз головой? — Не полетела же, — я улыбаюсь, пытаясь разрядить обстановку, но голос предательски дрожит. — Только потому, что я успел, — тихо произносит он, не отводя взгляда. От его тона у меня внутри всё переворачивается. Чтобы скрыть смущение, я быстро оглядываюсь. Обычный двор, снежные сугробы, свет фонарей. Всё так обыденно, но почему-то воздух кажется насыщенным электричеством. — Зачем ты приехал? — спрашиваю я наконец, возвращая глаза к нему. — Хотел поговорить. С тобой. — Кирилл отводит взгляд в сторону, опираясь на капот своей машины. — Не знаю... Ты единственная, с кем мне сейчас хотелось увидеться. "Я на мгновение теряю дар речи. Эти слова застают меня врасплох. Он стоит передо мной, не тот самоуверенный Кирилл Егоров, которого я привыкла видеть, а парень, которому больно и который пытается найти хоть какой-то смысл в происходящем." — Прости, что вытащил тебя в такой час, — добавляет он, не дождавшись ответа. — Кирилл, перестань, — я качаю головой. — Я рада, что ты приехал. Правда. Мои слова, кажется, его удивляют. Он поднимает глаза, смотрит прямо в душу. Несколько секунд тишины. Потом он шумно выдыхает и говорит: — Мне просто нужно было выговориться. Я не могу понять, что у меня сейчас внутри. Злость? Обида? Да всё вместе, наверное. Я молчу, но делаю шаг ближе. Стоять на месте кажется неправильным. Он продолжает: — Как она могла так поступить? Я ведь... я хотел для неё всё. Хотел, чтобы она была счастлива. — Может, она просто не твой человек? — тихо произношу я, чувствуя, как сложно ему даются эти слова. — Не знаю. — его голос звучит хрипло. — Наверное. Я снова делаю шаг. Между нами остаётся всего пара сантиметров. Я хочу сказать что-то ободряющее, но вместо этого протягиваю руку и касаюсь его локтя. — Ты справишься, Кирилл. Ты сильный. Он смотрит на меня, и в его глазах появляется какая-то благодарность, смешанная с удивлением. Как будто он слышит это впервые. Несколько секунд тишины, пока снег падает вокруг нас, покрывая землю белым покрывалом. — Спасибо, принцесса. — его голос становится тише. — Ты всегда знаешь, что сказать. Я улыбаюсь, опуская руку. Мы ещё немного молчим, стоя рядом, и это молчание совсем не тягостное. Оно уютное, как мягкий плед, который согревает в холодную ночь. Наконец, Кирилл встряхивает головой, словно возвращаясь к реальности. — Уже поздно. Давай я провожу тебя обратно. — Не надо, я дойду, — отвечаю я, но он отрицательно качает головой. — Никаких «я дойду». Ты ещё раз поскользнёшься и точно грохнешься. Он берёт меня за локоть, и мы вместе поднимаемся по ступенькам. У двери подъезда я останавливаюсь и оборачиваюсь к нему. — Спасибо, что приехал. И... если что, звони. В любое время. Егоров улыбается — впервые за этот вечер искренне. — Ты первая об этом узнаешь. Я вхожу в подъезд и поднимаюсь по лестнице. За спиной слышу, как его машина отъезжает. На душе странное тепло, и я чувствую, что этот вечер был не случайным. Что-то изменилось.В нём. Во мне. И, возможно, в нас.