Ледяная химия

«Настоящая любовь – это не о словах и обещаниях, а о поступках, которые остаются в памяти как тихое тепло.»

Февраль, начало 2000-х. Провинциальный городок под Москвой. Зима выдалась мягкой, но холодной, воздух звенел морозом, а снег на тротуарах блестел под утренним солнцем. Городок словно застыл в этом февральском дне — тихий, уютный, с редкими прохожими, закутавшимися в теплые шарфы. На горизонте виднелись кудрявые ели, припорошенные снегом. Деревянные заборы, потемневшие от времени, лениво подпирали крылечки старых домов. Где-то вдалеке послышался звон церковных колоколов. На улице было тихо, а в одном из родильных домов города — совсем наоборот. Плач младенцев, шорох медицинских халатов, приглушенные разговоры создавали особую атмосферу места, где рождается новая жизнь. "Я помню это утро до мельчайших деталей. Оно будто отпечаталось в моей памяти — не только словами, но и запахами, звуками. Здесь был он — мой отец, Виктор. Его лицо было измотано тревогой, а руки так часто сжимались в кулак, что я представляю, как крепко он цеплялся за остатки надежды. И мой брат, Андрей. Ему тогда было десять. Он сидел на холодной больничной скамейке, играя своей маленькой машинкой." — Пап, а мы ещё долго будем ждать маму? — мальчик устало поднимает на отца свои серо-голубые глаза, полные ожидания. Мужчина останавливается. Его движения стают медленными и осмысленными. Он опускается на корточки, чтобы быть на уровне сына, берет его за плечи и тихо, мягко говорит: — Ещё немного, Андрюш. Совсем чуть-чуть. Скоро мы с тобой увидим твою сестрёнку. — Сестрёнку? — Андрей хлопает в ладоши, забыв о своей усталости. — А она маленькая будет? Прям как вон те? — он кивает в сторону, где в стеклянных кроватках спали новорожденные. — Да, маленькая. — мужчина улыбается, заглядывая в глаза сына. — Но она будет нашей. А ты, Андрюх, станешь лучшим братом на свете. Мальчишка кивает, ухмыляется, а потом снова погружается в свою игру. А отец поднимается, проходя взглядом по длинному белому коридору, где медсестра изредка появляется из-за двери и исчезает так же быстро. "Я знаю, что тогда он представлял будущее — как Андрей будет заботиться обо мне, защищать от всего мира, учить кататься на велосипеде. Но никто не знает, сколько боли этот день принесёт нашему отцу."

***

Проходит сорок минут. Отец уже стоит у окна, глядя на припаркованные у больницы машины, когда дверь родильного блока приоткрывается. Выходит мужчина в белом халате и шапке. Его лицо серьёзное, а глаза — усталые. — Виктор Анатольевич? — начинает врач. Папа моментально оборачивается, делая шаг вперёд: — Как она? Как моя Лена? Врач снимает шапку, проводит рукой по седым волосам, опускает взгляд и, тихо говорит: — Виктор Анатольевич, я приношу свои соболезнования. Сердце Елены Сергеевны не выдержало такой сильной нагрузки... Эти слова ударяют по папе, как молот. Он чувствует, как мир вокруг замерает, звуки исчезают. Он еле слышит продолжение: — ...но она подарила вам прелестную дочь. Отец закрывает лицо руками, глубоко выдыхает и медленно опускает их, чтобы стереть непрошеные слёзы. Обернувшись к Андрею, он садиться рядом с ним. — Сын, — голос дрожит, но он старается быть спокойным. — Мамы больше нет с нами, она теперь стала нашим ангелом-хранителем. Мальчик замерает. Его глаза расширяются, машинка выпадает из рук. — Как это — нет? — он всхлипывает. — Почему?.. Она же... Она же обещала! Папа осторожно обнимает сына, прижимая к себе его хрупкое тело: — Я знаю, малыш. Но теперь она всегда будет с нами. Здесь. — он кладет руку Андрею на сердце. Брат начинает плакать. По-детски, горько, и слёзы текут ручьём. "Когда он обнял Андрея, я почувствовала эту боль так, будто видела её своими глазами. Мне было жаль и отца, и брата. Мне было жаль саму себя, хотя я была ещё слишком маленькой, чтобы понять, что значит потерять маму." Врач, Лев Дмитриевич, подходит чуть ближе. — Андрей, хочешь увидеть свою сестру? Мальчик поднимает лицо, размазывая слёзы по щекам и кивает. — Хочу... — Тогда пойдём со мной. Папа берет сына за руку, и они направляются в детское отделение. Там, за стеклом, в маленькой кроватке, лежит крошечная девочка. Она мирно спит, свернувшись клубочком. — Вот она, — произносит врач. Андрей прижимается к стеклу, глядя на неё. — Она такая маленькая... — мальчик улыбается сквозь слёзы. — Пап, я буду её защищать. Обещаю. Отец смотрит на сына, затем на свою новорожденную дочь. — Я знаю, сын. Ты справишься. Мы справимся. Вместе. "С того дня мы действительно справлялись. Мы переживали боль, учились быть счастливыми, привыкали жить в новой реальности. И я всегда знала, что у меня есть брат, который будет рядом, чтобы защитить меня от всего."

***

"Время шло, но то февральское утро будто застряло в наших сердцах, как заноза. Мама ушла, оставив нас одних. Весна принесла в наш дом что-то новое — одновременно светлое и тягостное. Отец старался изо всех сил, хотя на его лице появилось больше морщин, а глаза часто были грустными. Брат рос быстро. А я... Я росла совсем крошкой, не понимая, что навсегда изменила их жизни. Но об этом я узнала потом, годы спустя, из их разговоров, из взглядов, которые я ловила краем глаза." Солнечные лучи пробивались сквозь кружевные занавески, оставляя причудливые узоры на старом деревянном полу. На кухне пахло чаем с малиной и горячими тостами. Андрей возился за столом, вырезая из цветной бумаги какие-то фигурки. — Пап, смотри, это я. А это ты, — мальчишка поднимает две бумажные фигурки и улыбается. — А это Мира! — он показывает третью, самую маленькую. Отец, который стоял у плиты, оборачивается, и смотрит на сына. Его лицо освещает усталая, но теплая улыбка. — У тебя талант, сынок. Художником станешь. — Я ещё хоккеистом стану! — мальчик гордо вскидывает голову. — Я обещал маме. — Обещал, — тихо повторяет отец, отвернувшись, чтобы брат не заметил его дрогнувшего взгляда. "Отец никогда не говорил о маме при нас. Это была его тихая, неизлечимая боль. Только иногда я видела, как он смотрел на её фотографию, стоящую на полке, и глаза у него становились такими... другими. Но брат... Андрей не боялся вспоминать её. Он часто говорил о том, что она бы гордилась нами. А я слушала и представляла её такой, какой описывал её брат: доброй, красивой, с самой тёплой улыбкой на свете."

***

Однажды отец решил, что мне пора увидеть мир. Андрей выбежал из дома первым, размахивая клюшкой. — Пап, я пойду на площадку! Ты с Миркой подойдёшь, да? — кричит он, уже натягивая шапку. — Далеко не уходи, — напутствует Виктор, аккуратно закутывая меня в одеяльце. Мы выходим на улицу. Снег уже почти растаял, оставив после себя только лужи и влажный асфальт. Воздух пахнет весной — сырой, свежий, как будто мир готовится к чему-то новому. — Ну что, Мирослава, — тихо говорит отец, укачивая меня в коляске. — Ты пока не знаешь, как здесь всё устроено, но я обещаю тебе, что мы с Андреем сделаем всё, чтобы тебе было хорошо. Он замолкает на мгновение, вглядываясь куда-то вдаль. — Мамы нам не вернуть, но я научу тебя всему, что она бы хотела. Обещаю, ты будешь самой счастливой девочкой. "Годы спустя я узнала, что отец часто говорил со мной так, когда я была ещё младенцем. Мне было всего несколько месяцев, а он уже рассказывал мне, как устроен мир. Его голос был тихим, ласковым. Даже когда ему было плохо, он не показывал этого нам с братом."

***

Наши дни стали однообразными. Отец уходил на работу рано утром, оставляя нас с Андреем на попечения старой матери. Брат не жаловался — наоборот, он гордился, что может «присматривать» за мной. Но я знала, как тяжело было папе. Иногда он возвращался таким уставшим, что едва находил силы говорить. Он всегда держался, но глаза его выдавали: он скучал по маме, по той жизни, которую они строили вместе. Однажды вечером, когда я уже спала в своей кроватке, Андрей подошёл к отцу, который сидел на кухне с чашкой чая. — Пап, а ты скучаешь по маме? Отец поднимает взгляд, долго молчит, будто обдумывая ответ. — Скучаю, сын. Очень скучаю. — А мне кажется, она всё равно с нами, — говорит брат, положив руку на сердце. — Ты так говорил. Папа усмехается, взъерошив волосы сына. — Ты у меня мудрый, Андрей. И прав. Она всегда с нами. "Я видела эти моменты, когда выросла и смогла понимать больше. Это был отец, который учил нас быть сильными. Это был брат, который пообещал маме, что никогда не сдастся. И это была я, Мира, которую они любили всей душой, хотя ей было всего несколько месяцев." Весна стала началом нашей новой жизни. Мы потеряли много, но мы обрели друг друга заново. Наш дом наполнился звуками смеха Андрея, моим детским лепетом и тихими разговорами отца. Я не помню те первые месяцы своей жизни, но я чувствую их в себе. Это были месяцы, когда мы все учились быть счастливыми заново. Вместе.

***

"Сентябрь всегда казался мне особенным месяцем. В нем было что-то от свежей тетради — запах новых страниц, ощущение предвкушения и лёгкая дрожь неизвестности. На дворе 2021 год, мне семнадцать, и это мой новый этап. Политех. Слово звучит гордо, как будто я сделала что-то действительно значимое. За окном уже начала прятаться летняя зелень, листья обретали оттенки янтаря и красного золота. Город, который я называла своим домом, жил своей привычной, но уже осенней жизнью." Спускаясь по лестнице, ведущей к библиотеке, я стараюсь не обращать внимания на суету вокруг. Все идёт по плану, пока внезапно какой-то парень не проносится мимо меня, словно ветер. — Эй! — инстинктивно вскрикиваю я, теряя равновесие. Книги с грохотом сыпятся на ступени. Но прежде чем я успеваю хоть что-то сделать, тот самый парень останавливается чуть ниже на лестнице. Обернувшись через плечо, он подмигивает и с задорной улыбкой бросает: — Осторожнее, первокурсница! И исчезает в толпе так же быстро, как и появился. Я хмурюсь, закатив глаза. — Ну и придурок, — бормочу, поднимая очередную книгу. — Тоже мне, герой. Когда почти все книги были собраны, я слышу над собой мягкий, дружелюбный голос: — Тяжелый первый день? Подняв голову, я встречаюсь взглядом с голубыми глазами. Передо мной стоит девушка — среднего роста, с светло-русыми волосами, собранными в высокий хвост. Она держит в руках книгу, которую, видимо, подняла для меня. — Приветик! — она улыбается, протягивая книгу. — Я Соня Назарова. Ты тоже первокурсница? Я улыбаюсь в ответ, приняв книгу из её рук. — Мирослава Кисляк. Да, только поступила. — Отлично! Добро пожаловать в политех, — весело произносит она, присаживаясь на ступеньку рядом со мной. Соня оглядывается в сторону, куда убежал тот парень, и, хитро прищурившись, произносит: — А ты уже познакомилась с местной знаменитостью, как я погляжу. — Что, с этим «ураганом»? — недовольно хмурюсь я. Девушка засмеялась: — Это Кирилл Егоров. Второкурсник, нападающий нашей хоккейной команды и... как бы это сказать... бабник по призванию. Я морщусь, цокнув языком. — Ненавижу таких. Всегда считают себя центром вселенной. Соня лукаво улыбается, наклонив голову. — Ох, Мира, никогда не говори «никогда». Я поднимаю бровь, недоверчиво посмотрев на неё. — Это почему же? — Потому что жизнь любит нас удивлять, — подмигивает она, вставая. — И кто знает, может, этот самый «ураган» ещё как-то повлияет на твою жизнь. Я только усмехаюсь в ответ, вставая следом за ней. — Ну, это вряд ли. Мы обе начинаем смеяться, спускаясь с лестницы. "Так началась моя дружба с Соней — весёлой, живой, будто воплощением самой осени. И пусть я не придала значения её словам тогда, жизнь действительно знала, как удивить. Впереди меня ждали события, о которых я даже не могла и мечтать."

***

"Прошла неделя. Я постепенно привыкала к ритму студенческой жизни. Утренние лекции, шумные коридоры, вкусный кофе из автомата и вечное чувство, что ты опаздываешь. Политех оказался не таким уж страшным местом, каким я его представляла. Даже наоборот. Город в это время был особенно красив: багряные листья укрывали тротуары, воздух был пропитан свежестью и ароматом осени. А я всё больше чувствовала себя частью этого большого мира." Соня оказалась не только душой компании, но и настоящей болтушкой. Через неё я узнала, что в эту пятницу на арене университета будет тренировка хоккейной команды. Естественно, она сразу потащила меня туда. — Тебе надо это видеть! — настаивает она, хватая меня за руку. — Я обещаю, ты не пожалеешь. — Сонь, — вздыхаю я, вяло сопротивляясь. — Я никогда не интересовалась хоккеем. — Тем лучше! Это шанс начать, — подмигивает она. — Пойдём, просто посмотрим. Мы заходим в спортивный комплекс, где пахнет льдом и чем-то металлическим. Трибуны почти пустые — кроме нескольких таких же любопытных, как мы. На льду мелькают силуэты игроков, а звук скрипящих коньков эхом отдается под высоким потолком. Соня пихает локтем в моё плечо. — Вон он! Кирилл Егоров. — Кто? — спрашиваю я рассеянно, глядя на льдину. — Ну, «ураган», которого ты тогда назвала дураком. Именно в этот момент я замечаю его: высокий, светловолосый парень с уверенной походкой. Он стоит, опираясь на клюшку, и смеется над чем-то, сказанным его товарищем. Весь его вид кричит о том, что он привык быть в центре внимания. — Смотрит прямо на тебя, — шепчет подруга. — Не выдумывай, — отмахиваясь я, чувствуя, как по щекам растекается легкий румянец. Но она была права. Его взгляд действительно остановился на мне. Улыбнувшись одной из тех дерзких улыбок, что сводят людей с ума, он вдруг поднимает руку, будто приветствуя меня. — Ох, нет, — бормочу я, отводя взгляд. Соня захихикала. — Я же говорила, никогда не говори «никогда».

***

После тренировки мы с Соней решаем заглянуть в небольшое кафе недалеко от университета. Я, погружённая в мысли, лениво размешиваю ложкой свой капучино, пока Назарова рассказывает очередную историю. — Ты вообще меня слушаешь? — возмущается она, щёлкая пальцами перед моим лицом. — Что? Да, конечно, — вру я, отвлекаясь от своих мыслей. И тут дверь кафе открывается. Я поднимаю глаза и едва не давлюсь кофе: это был он, Егоров. Он не просто вошёл — он ворвался, как это всегда делает. — О, вот это поворот! — шёпотом протягивает Соня, глядя на меня с широкой улыбкой. Кирилл оглядывает зал и, заметив нас, направляется прямо к нашему столику. — Добрый вечер, девчонки, — молвит он, усаживаясь напротив меня без приглашения. — Кто тебя звал? — выпаливаю я, хмуро глядя на него. — А зачем звать, если я уже здесь? — он смеется, подмигивая. Соня буквально задыхается от смеха, наблюдая за нашей перепалкой. — Значит, Мирослава, да? — он произносит моё имя так, будто пробовал его на вкус. — Слышал, ты обо мне высокого мнения. — Ты преувеличиваешь, — сухо отвечаю я. — Моё мнение не такое уж и высокое. Кирилл улыбается, откинувшись на спинку стула. — Ты мне нравишься. У тебя характер. — А ты мне нет, — парирую я, поднимаясь из-за стола. Но он только улыбается шире. — Ещё увидимся, принцесса.

***

— Ты серьёзно не хочешь с ним даже поговорить? — интересуется Соня, когда мы идём домой. — С ним? Никогда. Она снова начинает смеяться. — Ты уверена? По-моему, он настроен решительно. Я лишь качаю головой. "Я тогда ещё не знала, что Кирилл Егоров действительно был настроен решительно. Это была наша первая осень, но далеко не последняя. Он стал частью моей жизни так, как я даже не могла себе представить. Но это я поняла только спустя время."