Статистическое меньшинство

      

11 мая 2020 года (понедельник)

      Стук в дверь мгновенно вырывает Ёнбока из беспокойного сна.       Нет-нет-нет, слишком рано, он ещё не проснулся, не готов к этому дню, к клиенту. Испуг затапливает нутро и взрывается там, волной паники побуждая парня вскочить на ноги, и тут же он теряет равновесие, чуть ли не падая ниц. Почему так высоко? Это было ошибкой, нельзя двигаться так резко, он знал об этом, но сейчас не успел даже подумать, действуя на голых инстинктах. Спасаться. Он резко выпрямляется, не осознавая своих же движений, а стук повторяется, окатывая Ёнбока новой волной ужаса. Парень бросается в противоположную сторону, но его тормозит боль. На пути оказывается преграда, и её твёрдый угол дарит Ёнбоку новый синяк чуть выше колена. Остальные, вчерашние, позавчерашние, и вообще следы всех предыдущих дней на его теле приветственно отзываются, напоминая о себе. Ёнбок пятится назад, затуманенным взглядом скользя по помещению. Оно выглядит до боли знакомо: грязные матрасы на полах, серые стены, ржавая металлическая дверь… но что-то не так, неправильно. Воспалённый разум не способен обработать всю информацию и переключает своё внимание к более понятным вещам – физическим ощущениям. Каждая гематома особенная, он чувствует всех их, по отдельности. Запястья ноют, ослабленные ото сна и истощения мышцы не слушаются, их тянет, и тело словно бы чужое… ох, ему бы хотелось, чтобы так и было, чтобы всё это происходило не с ним. От ссадин на коленях тянет кожу, а синяки на рёбрах пульсируют, не позволяя до конца разогнуться. Там, внизу, жаром ощущается воспаление и сильно саднит. Даже корни волос на голове болят. Неудивительно, вчера за них сильно тянули, пока его…       Боль. Она такая разная, многогранная. К сожалению, он чувствует полный её спектр прямо сейчас, на себе и внутри себя. Выдержит ли он ещё день? Может ли быть ещё хуже? Ох… когда-то он думал, что самое страшное – это момент наедине с клиентом, но быстро понял, что это не так. После эти следы, последствия, расцветают словно бутоны, раскрывая свой истинный потенциал. Боль во время процесса заглушается страхом, можно сцепить зубы, перетерпеть. Но потом… она окрашивает тело множеством красок и монотонно пульсирует, жжёт, оставаясь верным спутником ежесекундно. Двигаться, есть, дышать – больно. Выполнять простейшие действия, мыться, ходить в туалет, наносить тональный крем… плакать. Всё это больно. До попадания в это место он наивно полагал, что слёзы солёные и они лишь пекут, но это не так… слёзы словно кислота, выедают глаза, заставляют кожу пузыриться и разрушаться под струями прозрачной влаги, разъедают её до кости, и эти невидимые другим дорожки мешаются с мякотью, стекая вниз, пачкая бурым месивом и так грязное тело и одежду. Именно так это ощущается, но если открыть глаза, то в отражении зеркала те окажутся лишь покрасневшими, а щёки – мокрыми.       Он уже чувствует эту кислоту под ресницами, меж сильно сжатых век, когда продолжает, поддаваясь панике, метаться в пространстве. Хочется спрятаться, но за спиной – снова преграда. Лопатки и затылок ударяются о холодную стену, но эта резкая боль – лишь одна из множества, новой нитью вплетается в общий поток ощущений измождённого тела. Ёнбок жмурится ещё сильнее, не желая видеть свою темницу. Жмётся к стене позади, скользит по ней ладонями, медленно двигаясь в сторону, и чувствует, как потревоженная пальцами потрескавшаяся краска с хрустом осыпается вниз.       Нужно успокоиться, но плечо упирается в угол… выхода нет. Никогда не было. Так страшно. Тихий всхлип вторит хаотично бьющемуся сердцу в груди. Он сглупил, поддался панике… шумел и, скорее всего, привлёк внимание старших. Его накажут, снова… Скрыться негде, бежать некуда. Западня.       — Всё хорошо, малыш, слышишь? Ты в безопасности, — успокаивающий женский голос заструился прямиком в сонное, воспалённое сознание. Слишком ласковый, непривычно мягкий. В голове внезапно находится ассоциация к этому голосу, и перед закрытыми веками вырисовывается лицо с нежной улыбкой. Он знает, кому тот принадлежит? Знает эту женщину? Образ подкрепляется странным ощущением тепла, сытости, благодарности. Откуда всё это?       Паника сменяется ступором, и мальчик замирает, продолжая вжиматься в угол комнаты. Он с опаской приоткрывает один глаз, но взор затуманен. Ёнбок понимает лишь то, что сейчас светло, перед глазами пляшут мушки и разноцветные кляксы, а стены вокруг него голубые… голубые и чистые, ровные, без трещин. Приходится вновь зажмуриться и несколько раз моргнуть. Картинка немного проясняется, постепенно обрастая деталями. Тут чисто… а в центре просторной комнаты стоит кровать. Так вот почему расстояние до пола показалось таким далёким? Тумбочка, стол, шкаф, стеллажи с пустыми полками – всё это так ново и незнакомо. А ещё, он тут один… и где он вообще?       — Я могу войти? — Мальчик резко оборачивается к приоткрытой двери и неверяще несколько раз моргает. Это не сон? Ему хочется ущипнуть себя, но страшно, что иллюзия рассыпется вместе с медленно возрождающейся в груди надеждой. Но после нескольких секунд, за которые он успевает сжаться всем телом, игнорируя боль, ничего не меняется, кроме воздуха. Тот становится свежее, насыщенный кислородом, он пахнет чем-то чистым… аж голова кружится от его лёгкости. Медленно во взбудораженном мозгу начинают всплывать события, эфемерными образами переплетаясь и формируя воспоминания.       Ёнбок помнит сковывающий страх, когда шагает вместе с остальными шестью мальчиками шеренгой к центру холла. Помнит отчаяние, смешанное со смирением, когда незнакомый мужчина выбирает его. Восхищение чужой красотой и то чувство, словно бы тонешь, когда твою душу поглощают чёрные дыры бездонных глаз. Безопасность и тепло в объятиях незнакомца… Хёнджина… Помнит, как прохладный воздух покалывал, наполняя лёгкие, и он впервые сделал такой глубокий вдох. Большой дом, к которому их привезли, и добрая женщина… мадам Ён, да… это она их встречала, кормила и уверяла, что теперь всё будет хорошо.       — Конечно, мадам, входите, — охрипшим от переживаний голосом тихо говорит Ёнбок. Неужели это правда? Он стискивает пальцы и чувствует под ними не шершавую грязь, а нежную текстуру аккуратно выкрашенной стены, ровную и гладкую. В голове бурным потоком проносятся все слова и обещания, озвученные вчера. «Не обижу. Никаких клиентов, никаких страданий», — шумит в ушах мягким тембром. Мадам тоже обещала, что о них позаботятся, что всё будет хорошо. Он в безопасности? Хотя бы сейчас, в данную минуту… Мышцы резко расслабляются, когда он облегчённо выдыхает, и тело обмякает. Он сползает по стене вниз, не в силах удержаться на ногах.       Наконец, дверь приоткрывается, и образ из призрачных воспоминаний становится реальнее. Первыми в глаза бросаются мягкая улыбка и плавные движения. Женщина лет пятидесяти медленно переступает порог, и её длинное платье в мелкий цветочек завораживающе колышется волнами. Ёнбок чувствует себя так глупо. Что поддался панике, навёл суеты, но его не ругают, не бьют… Мадам лишь изучающе смотрит, ждёт, когда он придёт в себя. Таким же добрым взглядом, как и вчера.       — Простите, я испугался, — пытается оправдаться Ёнбок, понимая, как нелепо сейчас выглядит, забившись в угол комнаты, словно загнанный в ловушку зверь.       — Всё хорошо. Первый день всегда самый сложный. Частенько в меня ещё и чем-нибудь швырнуть могут, — она говорит полушёпотом, явно не желая тревожить и так перепуганное дитя слишком громкими звуками. Такое поведение даже смущает, потому что Ёнбок не привык. С ним давно уже никто не считался… не заботился о его состоянии. Нужно было лишь делать то, что говорят, и неважно, что чувствуешь при этом сам.       Заметно, что женщина хочет подойти к нему, но не решается. А Ёнбок признателен: тело всё ещё пульсирует болью, вторя каждому движению, и чужие, предполагаемые, прикосновения могли лишь усугубить ту. Да и, откровенно говоря, впервые за долгое время он может избежать физического контакта… по собственной воле.       — Я принесла тебе вещи переодеться. Надеюсь, что-то из этого подойдет, — Ён внесла в комнату объёмный пакет, а следом на его кровати оказались ещё и три коробки. Судя по всему, с обувью. — Пока так, а на неделе мы вас приоденем в новенькое, — женщина радостно хлопнула в ладоши, а Ёнбок рефлекторно дёрнулся, совершенно обескураженный чужой радостью. У него будут новые вещи, свои собственные? Личные? Но почему Ён так радуется этому? Это же лишние траты и хлопоты… это сбивает с толку.       — Спасибо большое, — на автомате отвечает мальчик, всё ещё не до конца осознавая происходящее.       — А теперь – быстро в душ и спускайся вниз, вас там уже ждёт гость. — Сердце в отчаянии сжимается, раздавливая собой надежду. Гость, то есть клиент? Ничего не изменилось, только комната стала чище? Ёнбок чувствует, как кровь отливает от лица, и судя по ошарашенному взгляду женщины он сейчас бледнеет на глазах. Гематомы поочерёдно начинают вспыхивать болью над напрягающимися под кожей мышцами. Он поверил им, глупый, наивный… поверил, что теперь его никто не тронет и не обидит. Вновь обманулся…       — Ох, нет-нет. Милый, всё не так! Только разговор, вам просто объяснят, что и к чему здесь. Тебе нечего бояться, — женщина испуганно машет руками перед собой, словно пытается разогнать его тревоги. Её импульсивная реакция выглядит искренней, но мальчик ещё секунд десять не может отпустить себя, расслабиться. Можно ли вообще кому-то верить? Хёнджин обещал… обещал навестить их утром. Воспоминания о тепле и мягком голосе находят отклик в сердце и внезапно Ёнбок понимает, что ему просто необходимо вновь увидеть его. Это он, там, внизу, ждёт Ёнбока? Мысль о скорой встрече со своим спасителем в мгновение ока зажигает румянцем все веснушки на бледном лице, как будто включили новогоднюю гирлянду.       «Ждёт гость… Хёнджин!» — повторил про себя мальчишка. «Ждёт, ждёт, ждёт!» — плескалось в голове тёплыми волнами, пока тело поднималось с пола, окрылённое этой новостью. В этот раз боль была необычной, словно бы даже подталкивала его двигаться дальше, вперёд, к человеку, который проявил к нему доброту. К человеку, который хочет видеть его, говорить с ним и при этом не обидит. Непонятно, почему Ёнбок верит именно ему, почему не чувствует в нём угрозы, лишь спасение… возможно, просто так нужно. Именно о нём он думал ночью, засыпая, и этот мужчина, словно проблеск во тьме, казался таким волшебным и реальным одновременно. Он стал надеждой…       — Ох да, чуть не забыла, — женщина похлопала себя по объёмным карманам платья и, выудив оттуда нечто, протянула Ёнбоку. А тот лишь уставился на предмет непонимающим взглядом.       — Что это?       — Тебе сюда нужно пописать, — спокойно отвечает та, словно бы они говорят о чём-то обыденном.       — Зачем? — удивлённо протянул он, с совершенно ошарашенным видом принимая из чужих рук какую-то странную то ли баночку, то ли стаканчик с крышечкой в полиэтиленовой упаковке.       — Для анализов, глупыш. Ты никогда не сдавал такие? — Ён не удержалась и потрепала его по русым волосам, но тут же одернула себя, чувствуя, как мальчик напрягся.       — Нет, никогда, — сдавленно отвечает Ёнбок, пытаясь сопротивляться инстинктивной реакции тела. Он уже понимает, что эта женщина не желает ему зла, но пока что… ему просто нужно привыкнуть к этому.       — Вот же ж, плохо о тебе заботились, — недовольно цокнула языком она. А Ёнбоку на это и возразить нечего, о нём вообще не заботились, предположительно, с пелёнок. Если так задуматься, то, что он дотянул до четырнадцати, – вообще чудо какое-то.       — Всё, поторопись. У нас плотный график на утро. Баночку можешь оставить в ванной. Помнишь, где она?       На его уверенный кивок женщина довольно улыбнулась и поспешила покинуть комнату, оставляя мальчика наедине… с баночкой.       

•••

      Ёнбок ругал сам себя, очень сильно. Слишком много времени потратил на выбор каких-то там шмоток. Те явно остались от кого-то «до него», но вещи были чистые и приятно пахли кондиционером для белья. Если уж говорить по правде, таких хороших вещей у него и на «свободе»-то не было. Даже при наличии двух родителей… безработных и вечно упоротых. Выбирая между двумя толстовками, белой и фиолетовой, он вдруг вспомнил о просьбе господина не «светить» шрамами и сразу же больно закусил щёку. Утром, ошарашенный таким пробуждением, он совершенно забыл об этом, а футболка с коротким рукавом точно ничего не скрывала. Оставалось лишь надеяться, что мадам Ён страдает близорукостью и не рассматривала его детально.       С обувью дела обстояли проще: две пары кроссовок и кеды, все разных размеров. Кеды сели в самый раз. Недосушенные волосы волновали его сейчас меньше всего. Он спешил, ведь его ждут.       Спускаясь по лестнице, Ёнбок задержал дыхание от предвкушения новой встречи со своим Принцем. Да, именно так нелепо и забавно в своей голове успел окрестить господина Хвана мальчишка. Ведь всё так и было: высокий и красивый, тот ворвался в логово чудовища и вызволил Ёнбока. Спас и увёз в свой замок. Потому что место, в котором он оказался, по-другому никак и не назвать.       Спрыгнув с последней ступеньки, Ёнбок замер, растерянно осматривая гостиную. На большом светлом диване сидел его «брат по несчастью». Или теперь уже счастью? В соседнем кресле восседала фигура мужчины, широкоплечего и темноволосого, но совсем не похожего на его Принца. А больше никого здесь и не было.       — Доброе утро, Ёнбок. Иди к нам, — мужчина выглядел добродушно, продавливая очаровательной улыбкой ямочки на щеках. Вчера этот мужчина был там, подле господина Хвана. Именно он оставался с кандидатами, ожидая у комнаты переговоров, когда Принц завершит все свои дела.       Ёнбок нерешительно двинулся вперёд и сел возле второго мальчика, лишь мельком скользнув взглядом по синяку на скуле и чистым смоляным волосам. Голова завертелась по сторонам, он всё ещё надеялся, что в поле зрения может попасть желанный образ. Вдруг Хёнджин в другой комнате и спустя мгновение всё-таки присоединится к ним?       — Меня зовут Бан Чан. Я первый помощник и по совместительству телохранитель младшего господина Хвана.       — Приятно познакомиться, — почти в унисон пролепетали мальчишки.       — Простите, господин Бан, позвольте вопрос? — надежда – такое капризное, скользкое чудище. Оказавшись в цепких маленьких пальцах, так и норовит выскользнуть. Воодушевлённый вчерашними событиями, Ёнбок хватался за неё слишком уж отчаянно. После одобрительного кивка он торопился задать тот самый вопрос: — А господин Хван тоже приехал? Он ведь обещал…       — Ох, малыш, мне жаль, — и всё, юркое тельце покинуло сжимающиеся руки, оставив за собой лишь неприятный осадок из слизи. — Хван Хонсеб, он же старший Хван и он же – Босс, настоял, чтобы Хёнджин сопровождал его на партнёрской встрече в другой стране. Но он обязательно навестит вас позже, — и всё же веснушчатый парень успел ухватиться за самый кончик хвоста этого маленького монстра – на его лице тут же растянулась мечтательная улыбка.       — А почему вы не с ним, раз его помощник и телохранитель? — озадачил старшего мальчик с лисьими глазами, заставив обратить на себя сразу две пары удивлённых глаз.       — Так, давайте-ка все вопросы отложим на потом. У нас мало времени, а я должен ввести вас в курс дела, — более серьёзная интонация и сошедшая с лица улыбка тут же смогли вернуть всё внимание к старшему. — Не знаю, что там вам вчера Хёнджин лепетал, раз у вас такие лица довольные, но подозреваю, что речи его были сладкими, хоть и недалёкими от правды. Я же – реалист. Уверен, что дерьма в том притоне вы хлебнуть успели сполна, так что дальше – коротко и по существу.       Мальчики понимающе переглянулись и кивнули, словно бы друг другу, а не старшему.       — У вас есть неделя на адаптацию. Сегодня вы сдаёте анализы и проходите все медицинские проверки. Завтра – шопинг. Послезавтра – разбираетесь с учёбой. Ну и так далее по списку. Потом начинается обучение, и вот тут лафа заканчивается. Это вам не школьная программа, придётся в ускоренном темпе впитать дохрена всего. Есть основная программа, включающая два иностранных языка, курс психологии, философии и ведение бизнеса. Потом будут дополнительные факультативы, которые вы можете выбрать самостоятельно. По окончании всей этой лабуды мы можем предоставить дополнительное профильное образование, но тут уже последнее слово за начальством.       — Это… много всего, — Ёнбоку обещали образование, но он как-то не ожидал, что оно пойдёт дальше обычной школьной, а теперь такой внушительный список даже пугал.       — Поверьте, ребята, вам больше придётся работать головой и ртом, причём по назначению, чем жопу подставлять. Многие клиенты только эскорт-услугами пользуются, ну там, красиво в свет выйти, да потрепаться по-умному. Без горизонтальных продолжений.       Слушая старшего и находясь почти в равных ситуациях, мальчики впитывали получаемую информацию, глубоко в душе пытаясь подавить трепет сердца и не позволить семенам счастья прорасти раньше времени. Наивность и слепая вера остались далеко позади, где-то сильно до обшарпанных стен, насилия и побоев. Позже они обязательно обдумают и проанализируют ситуацию, в которой оказались, и лишь тогда, возможно, позволят себе чувствовать по этому поводу хоть что-то.       — Так, дальше по списку: шуры-муры. Мальчики у нас живут отдельно, девочки – отдельно, и, упаси боже, одна из них залетит – полетят не только ваши головы, но и всех, кто не уследил. И я щас вообще не шучу. Хотите трахаться – дрочите, можете дрочить друг другу, на здоровье, никому не жалко. Но никаких розовых соплей и большой, светлой любви. Выбейте себе где-то под веками, что до сорокета вы себе не принадлежите. От мизинца на ноге до последнего нейрона в мозгу, вы – собственность семьи Хван. Жестоко, но так и есть. Это понятно?       — Более чем.       — Да.       — Во внешнем мире какие-либо сексуальные связи категорически запрещены. Даже поцелуи, даже, мать его, в щёчку. Если заведёте друзей, ваш максимум – обнимашки.       — Подождите, подождите, — затараторил Ёнбок, не веря своим ушам. — Нам что, можно будет выходить? Прямо туда, в город?       — Ну да, — приподнял бровь старший. Ему-то такой ликбез приходится проводить впервые, – спасибо Хёнджину за эту «прекрасную» возможность – и некоторые реакции туго поддаются осмыслению. Он не был в той ситуации, в которой оказались парни, и, правда, пытается понять их, но ход чужих мыслей и жизненный опыт разводят их по разным краям огромной, бездонной пропасти. — Со временем, конечно, – эту привилегию нужно ещё заслужить. Но мне рассказывали, что в девяносто девяти процентах с этим проблем не возникает. Но вы всё равно будете под колпаком, по-быстрому слинять не получится. Вас найдут и сделают так, что больше никто не вспомнит о том, что вы вообще существовали. Жестоко, но…       — Так устроен этот мир, — не сдерживая улыбки, кивнул Ёнбок. Старший аж подвис, потому что второй парень тоже словно бы ожил: глаза заблестели, а уголки губ едва заметно подпрыгнули вверх. Он им тут смертью страшной угрожает, а они радуются, придурки. Пиздец вообще.       — Именно. Так, подождите, на чём я остановился? — Чан потёр переносицу, пытаясь структурировать собственную память. Всё-таки стоило доверить это дело Джейн, она же профи. — А, точно. До подписания контракта никто из работников, независимо от должности и статуса, не имеет права вас касаться. О любой попытке домогательств, даже если вам будут чем-либо угрожать и тому подобное, вы должны сообщить мадам Ён – она тут главная и всё разрулит. Намотайте на ус, что вас точно защитят, без вариантов, «но» или «или». Это правило могли бы обойти только сами Хваны, но они как раз первые, кто руки поотрывает за подобное. И это сейчас не метафора была, если что.       — Чанни, сладкий, мальчикам пора ехать, — донёсся знакомый голос откуда-то с соседней комнаты.       — Да, мадам, ещё пару минут! — Чану пришлось комично вытянуть шею, чтобы докричаться до женщины, и, видимо, это мальчиков позабавило, заставив лукаво переглянуться между собой и напрячь щёки в попытке сдержать смешок. Начинало казаться, что мелкие потихоньку оттаивают. — В общем, основное я озвучил. Дальше разберётесь. Главное правило: вы – собственность и должны слушаться старших, а на мадам Ён вообще – молиться. Если в чём-то не уверены, переспросите у неё – это беспроигрышный вариант избежать проблем. А теперь – последнее, на десертик, так сказать.       Чан держал драматическую паузу, наблюдая, как две пары глаз пытливым взглядом бегают между ним и друг другом.       — Хёнджин решил, что ваши имена лучше оставить в прошлом, и лично выбрал новые, каждому. Ну, типа, как жизнь с чистого листа и всё такое. Итак… — подёргивание рук старшего, пытающегося сымитировать барабанную дробь, вызвало лишь недоумение на лицах напротив сидящих. — Ах, блин, короче. Чонин, ты теперь – Айен.       — А я? — Ёнбок чувствовал, как нетерпение трепыхается в унисон с его сердцем, щекоча внутренности каким-то новым, интересным чувством… Новые чувства, новое имя, новая жизнь. Похоже, когда он обдумает всё это, то рискует прийти к выводу, что наконец-то вытащил свой золотой билет. И, кажется, у этого билета тоже есть имя – Хван Хёнджин.       

◇-•-◆-•-◇

      — Ну, как прошло? — Хёнджин сидел на огромном, мягком диване в гостинной своего пентхауса, увлечённо выводя карандашом что-то в скетчбуке, и даже не удосужился поднять взгляда на потревожившего его покой Чана.       — Сам не знаю, они пиздец какие странные. Понимаешь, о чём я?       — Понимаю.       — Я им угрожаю, а они мне лыбятся. Я им смертью перед носом машу, а они радуются. Я в шоке, если честно.       — Угу, — парень старательно выводил новые линии, прикусив кончик языка и едва сдерживая улыбку.       — Не понимаю, нахрена ты меня послал туда. Лучше бы Джейн им всё растолковала, это же её прямая обязанность, — Чан устало рухнул на диван. Откинув пиджак в сторону, вяло мусолил пальцами верхние пуговицы белой рубашки, пытаясь их расстегнуть.       — Да, — оставалось лишь пару штрихов, и можно было наконец приступить к тому, что он отложил на самый финал в попытке растянуть удовольствие.       — Что «да»? — Чан наконец понял, что ведёт беседу сам с собой.       — Ммм?       — Блять, Хван, что ты там опять калякаешь? — не дожидаясь ответа, старший внаглую выхватил скетчбук и быстро отстранился, чтобы успеть рассмотреть рисунок до того, как длинные ручищи его друга попытаются вернуть свою ценность.       — Эй, отда… — волну возмущения прервала чужая пятерня, идеально умостившаяся открытой ладонью на любимом лице Хёнджина. — Фу, ну какого ж… — откинув чужую конечность, парень попытался демонстративно отплеваться и вытереть лицо футболкой. — Даже руки не мыл, отвратительно.       — Красиво получилось, веснушек только не хватает, — неожиданно задумчиво прошептал старший.       — Знаю, напоследок оставил, как вишенки на торте, — перепалка сама собой сошла на нет, а оба парня улыбались, рассматривая портрет юного мальчика со светящимися и полными жизни глазами.       — Запал он тебе в душу, да? — Чан первым прервал тишину, затянувшуюся на добрых пару минут.       — Да, есть такое. Он… словно перевернул во мне что-то, — Хёнджин осторожно отобрал свой альбом и любовно огладил его края длинными пальцами. Взгляд, полный тепла, неотрывно скользил по листу бумаги.       — Тогда чего же не поехал к нему сегодня? Он ждал тебя, спрашивал, — такое решение друга казалось странным. Наблюдая за мягкой, мечтательной улыбкой на лице младшего, он мог сделать очевидный вывод, что тому хотелось бы этой встречи не меньше.       — Уф-ф, — отложив скетчбук на соседний журнальный столик, Хван улёгся на бок и, подтянув к груди колени, обвил их руками, словно это могло помочь ему спрятаться от собственных мыслей. — Я не смог.       — Не понял, это ещё как? — удивлённо вздёрнул бровь Чан.       — Крис… — Хёнджин закрыл глаза, а старший невольно напрягся от упоминания своего второго имени, хорошо зная, что за этим ничего светлого и радужного не последует. — Тебя там не было, ты не видел… его тело. Я… даже не хочу предполагать, что с ним делали, через что ему пришлось пройти, и как он это вынес. А потом… — парень машинально уткнулся лбом в колени, пытаясь спрятаться и оградить себя от боли. Вот только та была глубоко внутри, и никакое «сгруппироваться» в такой ситуации не поможет. — Он так улыбался мне, ярко и открыто, откликаясь даже не на ласку, а на элементарную, блять, вежливость. Я не могу, Крис… просто не могу.       — Так, друг, давай, раскукоживайся обратно, — Чан видел, как младшего начинает пробирать мелкая дрожь. Тот ведь ещё после предыдущего срыва не полностью отошёл, а тут и новый, похоже, на подходе.       — Ты не понимаешь, — резко сев и ухватившись за чужую руку, Хван вонзил острый взгляд прямо в сердце друга: проходя сквозь сетчатку и хрусталик глаза, нырял им в самые глубины души. — Я всю ночь думал об этом. Сравнивал его путь и свой, и вот он, несмотря на всё, – пиздец какой сильный. А я просто тряпка, срываюсь в пропасть на каждой мало-мальской проблеме. Он прошёл через Ад, а потом ещё раз, и ещё, и всё равно остался жив, ну… не только физически, понимаешь? Я видел искорку… — Хван рухнул спиной на диван, закрывая лицо руками.       — Да, он сильный малый. Далеко пойдёт. А ты дал ему шанс. Это ведь уже что-то, — Крис привычно схватился за чужую лодыжку и немного сжал пальцы, пытаясь поддержать друга.       — Что да, то да… очень надеюсь на это. Но я не могу поехать туда и посмотреть ему в глаза, зная, что на этом всё – я больше ни на что не способен и как бы вообще не при делах.       — Ну так исправь это.       — Ха, легко сказать, ты же видел, как меня вчера по лесополосе размазало. Что я вообще могу?.. — обречённо подметил Хван.       — Ох, Джинни, горе ты моё луковое. Одно решение ты ведь уже принял, а в остальном… пока мы живы – безвыходных ситуаций не бывает. А сейчас, давай, может, чаёчек, а? — растирая ладонью чужую конечность, Чан пытался всеми силами показать, что он рядом и готов поддержать друга.       — С травками?       — Угу.       — Да, пожалуйста. Спасибо, — вымученно простонал младший, вновь прикрывая глаза и пытаясь вытянуться вдоль дивана. — Чан, вечером ведь всё получится, да?       — Не переживай, всё будет тип-топ, — спустя с десяток долгих секунд донеслось уверенное подтверждение откуда-то с кухни, вместе с шуршанием воды.       

◇-•-◆-•-◇

      Лёжа в своей кровати, он с удовольствием поглаживал ладонью мягкую простынь. Чувствовал её чистоту на тактильном уровне, лёгкую шероховатость текстуры под подушечками пальцев, а после касания к ней на коже не оставалось ни следа, – идеально. Возможно, кому-то такие мелочи покажутся сущей глупостью, но для него это было необычное, волшебное чувство. Он даже и подумать не мог, что когда-нибудь сможет ощутить что-то подобное.       Сегодня он лёг спать в кофте с длинными рукавами и пижамных штанах. За первые пару минут ткань пропиталась жирной мазью и прилипла к коже, но это нисколько не смущало. Мазь им выписали в клинике, которую они сегодня посетили вместе с Джейн – девушка оказалась их основным куратором – и Айеном. А в процессе они с последним ещё и разговорились, впервые познакомившись как следует… несмотря на то, что там они спали в одной комнате.       Мальчик блаженно прикрыл глаза и в сотый раз за сегодня повторил до дрожи приятное сочетание звуков:       — Фе-ли-кс, — тягуче произнёс, разбирая слово на составляющие, перекатывая звук на языке и чувствуя приятную дрожь в гортани от каждой буквы. Так хорошо. Неужели это всё на самом деле? Реально? И никто не отберёт у него это по утру?       Феликсу было интересно, думает ли Айен о том же, что и он сейчас? Так же лежит, наслаждаясь чистотой и чувством безопасности, переваривает всё, что произошло с ними за эти два дня? Айен тоже хороший. Возможно, им удастся подружиться… Феликсу бы хотелось.       Два дня. Два дня и одна ночь, вроде совсем ничего, а за них произошло столько всего, что ему даже страшно подумать: а что будет завтра? Кажется, запаса его памяти просто не хватит, чтобы сохранить всё-всё в своей голове. Новые лица и места, столько маленьких, но невообразимо важных деталей. Его комната, личная! Подумать только! Без пыли и грязи, наполненная чистым, свежим воздухом… мягкая кровать вместо матраса на полу, что за мучительные месяцы успел впитать в себя галлоны слёз и крови. Ощущение безопасности, от которого притупляется боль, потому что теперь он знает – та пройдёт. Даже интонации голосов, нежных и ласковых, добрых, обращённых именно к нему, разливаются под кожей каким-то неизведанным тёплым ощущением. Эмоции… их так много, и они такие разные. Наверное, многие он испытывает впервые и даже не может дать тем определения. Что-то внутри постоянно то пузырится, то взрывается, иногда сладко сосёт под ложечкой, а иногда трепетно покалывает на коже. Непонятно, неловко, но так волшебно. Сытость – ещё одно нововведение в его жизни. Этого ему не хватало даже до того страшного места, а теперь он вкушает блюда, которые кому-то могли бы показаться простыми, но для него они – словно царский пир. Аппетитные, горячие, свежие, из качественных продуктов и умело приготовленные. Вкусно питаться трижды в день до полностью набитого желудка – безумие, не меньше. А на кухне, как же божественно там пахнет: слюна сразу так и заполняет рот, стоит лишь глубоко вдохнуть эти ароматы. Стыдно признаться, но от переполняющих чувств у него всё время слезятся глаза. В этом доме уютно и спокойно. Кажется, что теперь он даже может позволить себе поверить в то, что так же будет и завтра.       Феликс так сильно хочет это сберечь…       И даже позапрошлое утро – пускай оно тоже останется там, в памяти, чтобы всегда знать, за что он будет бороться дальше и куда больше не вернётся. Ему дали шанс, и он ни за что его не упустит, будет сражаться изо всех сил за это место под солнцем и никому его не отдаст, как бы эгоистично это ни звучало. Ему дали шанс: Принц склонился к нему и что-то увидел в глазах, одному ему известно, что именно, но похоже… этого хватило. Феликс не подведёт его, и себя тоже. Ни! За! Что!