Статистическое меньшинство

             

10 мая 2020 года (воскресенье)

      Свет фар едущей позади машины вырывает из темноты потрескавшееся полотно дорожного покрытия, а вдоль обочины периодически проносятся скопления пожухлой травы. Сейчас лишь конец весны, и дневное солнце всё ещё не вошло в свой знойный пик, но по бокам этой дороги вместо сочной зелени уже шелестит сухое сено. А больше глазу и зацепиться не за что – дальше грязной обочины лишь непроглядная тьма. Хмурое небо затянуто тучами, и лунный свет сегодня не озарит им дорогу. Возможно, это даже к лучшему, может, достаточно демонов в этой машине, – к чему искать их ещё и там, в ночи? Хёнджин всматривается в этот мрак, но всё, что может рассмотреть – лишь собственное отражение в стекле автомобиля. Его взгляд слишком неуверенный — хорошо бы ещё поработать над ним.       — Не нервничай, сын, ты справишься.       Крепкая отцовская рука сжимает плечо в поддерживающем жесте, а цепкий взгляд приковывается к сыну намертво. Тому нужна ответная реакция, подтверждение, что слова были услышаны и приняты. Хёнджин сжимается внутри, но виду не подаёт, переводит взгляд к родителю, вступая в схватку с чужим, колким и требовательным. Уступать нельзя. Уверенный кивок и расслабленная, слегка небрежная полуулыбка успокаивают мужчину, и тот самостоятельно разрывает и зрительный, и физический контакт, переводя своё внимание на дорогу.       Хёнджин облегчённо выдыхает. Сейчас от него требуется держать лицо, выражать убийственное спокойствие и нерушимую уверенность, – отец хочет в нём видеть своё подобие. Право на слабость и неуверенность есть у кого угодно, но только не у Хвана-младшего. Не имеет значения, что в это же мгновение парню хочется открыть дверь и выскочить из машины прямо на ходу, сбежать от своего долга и обязанностей. Никто и никогда не узнает, как его тошнит от предстоящего, ведь он уже бывал на таких сделках, сопровождая отца и обучаясь на его примере – теперь он знает, чего ожидать. Хёнджин уже успел прочувствовать всю подноготную, пустить под кожу, срастись с этими омерзительными реалиями жизни и выпустить из своей груди вопли отчаянья, в попытках очиститься изнутри. Хотелось заполнить себя такой же пустотой и хладнокровием, которые стальными жилами вились в теле его отца, но сам он был словно из другого теста. Будто его подменили в колыбели на добросердечного и эмпатичного ребёнка, не способного выжить в мире несправедливости и боли, в котором ему предстояло провести всю оставшуюся жизнь. Предыдущие девятнадцать лет он справлялся, искусно подбирая маски безразличия и хладнокровия, создавая иллюзию будущего лидера. И вовсе неважно, что под ними кусками сходила плоть, разъеденная самотерзаниями. Всему своё время: однажды что-то внутри него окончательно сломается, и он станет подобен отцу, – Хёнджин очень ждал этого дня. А пока…       — Спасибо, что позволил поехать с нами Бан Чану, отец.       — Ему нужно сопровождать нас чаще, раз ты решил сделать его своим основным помощником, — холодно отмахнулся Хван-старший, а вот Хёнджин едва сдержал ухмылку. Да уж, с лучшим другом ему повезло, а вот тому с ним – не особо. Для Чана хотелось лучшего, а для себя – Чана, – единственную отдушину в жестоких реалиях их жизней, семей и бизнеса. Безгранично добрый и заботливый Бан Чан всё же обладал тем самым внутренним стержнем, которого так не хватало младшему, и всегда крепко поддерживал за руку, где бы тот ни споткнулся. Он нужен Хёнджину как кислород, единственная опора, способная выдержать его слабое тело и малодушный характер. Без заботы и поддержки Чана его бы уже давно списали со счетов, даже несмотря на право наследования, данное от рождения.       Машина с тихим шелестом гравия под капотом затормозила у старого, обветшалого здания. Охранники отца учтиво открыли обе пассажирские двери, и прохладный воздух тут же неприятно лизнул по лицу, забивая рецепторы нотками мокрого бетона, сырой листвы и гнили. Не хотелось выходить, но промедление было недопустимо. Хёнджин поднял взгляд к небу и глубоко вдохнул. Чан уже ожидал его в метре от машины, сверля взглядом, словно лишь им мог вытолкнуть юношу из салона, будто зубную пасту из тюбика. Этот удивительный человек обращался со своими масками куда лучше самого Хвана – в такие моменты даже сам парень не способен был рассмотреть за непроницаемой ширмой ту доброту, из которой был соткан его друг.       Хёнджин окинул взглядом весь кортеж из шести машин, сопровождавший их сегодня. Слишком много охраны. Обычно хватало двух машин, но сегодня Хван Хонсеб перестраховался. Это было неприятно. Словно родитель был не уверен в том, что сын справится. Сам же Хёнджин в себе не сомневался: несмотря на все противоречивые чувства, царящие внутри, он прекрасно знал, что не позволит себе проебаться и подвести отца.       Взор заскользил по серым, ветхим зданиям. В этом месте Хёнджин впервые, и с данными «партнёрами» ещё не знаком. Судя по окружающей обстановке, отец повысил уровень сложности сегодняшнего мероприятия до максимума – впрочем, это было вполне в его духе. Всё окружающее пространство, словно прямиком из голливудских триллеров, клубилось серым туманом мрачности, казалось, что даже потрескавшийся асфальт вот-вот взвоет от пропитавшей его боли и хандры. От этой гнетущей ауры безысходности Хёнджина точно бросило бы в дрожь, но опасаться ему нечего, ведь самое страшное чудовище и так стоит по правую руку – собственный отец, Хван Хонсеб.       В таких местах умирает надежда.       Процессия во главе семьи Хван двинулась к распахнутым дверям центрального здания. Огромный, пустой холл встретил их запахом плесени, сырости и пыли. Грязный, истоптанный ковролин, наверное, когда-то был богатого винного оттенка, но сейчас больше походил на багрово-коричневое месиво с забившейся в ворс грязью. По бокам виднелись металлические лестницы, такие же грязные, как всё вокруг, местами проржавевшие и с хлипкими, продавленными ступенями. Они вели на второй этаж с множеством закрытых дверей. Там, в желтоватом свете тусклых ламп, стояла местная охрана. Мужчины больше походили на низкосортный сброд, отребье, недостойное даже смотреть в сторону господина Хвана.       Помещение выглядело полумёртвым, мрачным, грязным и совершенно не соответствующим статусу принимаемых гостей. Хёнджин невольно хмыкнул, сдерживая отвращение. В сегодняшней сделке ярко отражалась вся суть его отца – чтобы научить сына плавать, нужно не просто толкнуть его в воду, но и наполнить эту воду пираньями. Что ж, Хёнджин готов принять этот вызов.       — Мы рады вашему визиту, Господин Хван, — из раздумий юношу вырвал полноватый мужчина с залысиной, что поблёскивала желтоватыми бликами, пока тот низко кланялся его отцу, растягивая губы в приветственной улыбке и обнажая ряд кривых зубов. «Мерзкий» — первая мысль парня. «Давай, скажи, что для вас честь принимать нас» — вторая.       — Принимать вас – честь для нас, — и ещё один поклон: ещё ниже, ещё унизительнее. Так происходило всегда, ничего нового. Его отец должен вызывать уважение, но по большей части всё сводится к страху.       Хёнджин невольно переглянулся с Чаном, единственным, кто был способен понять, насколько сложно ему сейчас держать непроницаемую маску безразличия. Чан медленно моргнул, безмолвно говоря: «Всё будет хорошо, ты справишься, я с тобой»; парень был признателен за эту поддержку.       — Здравствуйте, Луис, — Хван-старший учтиво кивнул мужчине. — Хочу представить вам моего наследника, — мужчина положил тяжелую ладонь на плечо сына. — Хван Хёнджин, сегодня он будет вести наши дела.       Что ж, пора вступать в игру. Хёнджин вежливо кивнул толстяку, проходя вперёд. Его осанка идеальна, а подбородок горделиво вздёрнут вверх. Не страшно показаться надменным, когда ты единственный преемник столь могущественного человека, а вот показать слабость – подобно смерти. Сегодня он король этой «вечеринки», главное действующее лицо маленького спектакля ценою в несколько человеческих жизней. К этой роли он готовился девятнадцать лет, и никому не нужно знать, что внешний, холодный и уверенный образ кардинально отличается от внутреннего, трепещущего болезненными эмоциями истинного «я».       — Показывайте, — сухо скомандовал парень, вполне сознательно лишив мужчину как дружественного рукопожатия, так и собственного внимания, даже не одарив того взглядом. Это место олицетворяло суть человека, управляющего им, и прикасаться к подобному было бы омерзительно. Всё вокруг выглядело «больным», словно проведя взглядом по этому Луису уже можно было заразиться чем-то малоприятным.       — Господин Хван, простите, но ведь у нас договорённости лично с вами, — затараторил мужчина, непонимающе бегая взглядом между старшим и младшим представителями семейства. О да, с Хонсебом работать просто: несмотря на репутацию весьма жестокого человека, он делал своё дело быстро и четко, без лишних вопросов и затягивания времени. Для такого низкосортного притона возможность построить деловые отношения со столь уважаемым человеком – дар небес, не меньше.       — У вас договорённости с нашей семьей, — бескомпромиссно отрезал Хёнджин. — Хотите их пересмотреть, Луис? — колкий взгляд карих глаз впился в чужие, мутно-зелёные, с явной сеткой лопнувших капилляров. Хотелось поморщиться, мужик ведь явно что-то принимает, а судя по отёчному, неестественно румяному лицу, ещё и к бутылке прикладывался. «Омерзительный!» — крутилось в голове, пока Хван пытался сдержать своё отвращение глубоко внутри.       Луис подвис, словно загипнотизированный взглядом юноши, невольно сутуля плечи и сжимаясь, пока его зрачки предательски расширялись, выдавая страх.       — Ну что вы, ни в коем случае, молодой господин. Просто мы не ожидали… простите, — он низко поклонился младшему, наконец выйдя из оцепенения. — Мы рады сотрудничать с вами.       — Тогда показывайте, не будем тратить время попусту, — Хёнджин перевёл взгляд на центр зала, пока Луис за его спиной махал рукой мужчине в дальнем конце помещения. Тот же, кивнув, скрылся за ближайшей к себе дверью.       Через минуту в центре зала уже стояла ровная шеренга из семи молодых парней. Хёнджин, обведя их взглядом, не смог сдержать тяжёлого вздоха. Они приехали именно за этим – юными душами и телами. Но как те оказались в этом ужасном месте в столь нежном возрасте, оставалось загадкой, которую не особо-то хотелось разгадывать. Некоторые вещи лучше не знать. Старшему из них было от силы восемнадцать. Все семеро выглядели измождёнными, потупив взгляды в пол, они безвольно ожидали своей участи. Несчастные дети, попавшие в мясорубку самой жестокой индустрии в мире.       В помещении повисла напряжённая тишина, разбавленная лишь шуршанием ветра на улице и сиплым дыханием мальчиков.       Хван подошёл ближе и ужаснулся с новой силой. Такие хорошенькие, миловидные, стройные, но однозначно сломленные. Пустые глаза казались стеклянными, лишёнными жизненного запала. Новая, выглаженная одежда выглядела насмешкой над худощавыми телами, неестественно висящими тряпками на безжизненных манекенах. Словно кто-то вычурно нарядил пугало, но это лишь подчеркнуло его несуразность. Пришлось на секунду прикрыть глаза в попытке вернуть концентрацию внимания на нужные детали, а не распыляться на жалость. На неё нет права.       Хёнджин медленно зашагал вдоль парней, слева направо, практически вплотную к ним. Изучающий взгляд скользил по лицам, пытаясь выхватить из общей массы какие-нибудь особенные черты, зацепиться хоть за что-то кроме бесконечной пустоты, зияющей в глазах напротив. Двое первых оказались совершенно невыразительной внешности, эти лица имеют срок памяти не более десяти секунд. У третьего на скуле красовался фиолетовый синяк, и Хёнджин невольно обернулся на Луиса, одаривая того презрительным взглядом.       — Мои извинения, господин. Мальчик очень привлекательный, сами посмотрите. А синяк… ну, сойдет ведь скоро, — неловко пожимая плечами, затараторил мужчина.       Тот и вправду был привлекательный: изящный лисий разрез глаз цеплял внимание. Хван кивнул своим мыслям и направился дальше. Четвёртый – пустышка. Пятый заинтересовал, в том явно было больше европейских кровей, нежели азиатских. Светло-серые глаза, тонкие, изящные губы; курносый и светловолосый парень был бы неплохим кандидатом, но казался явно старше остальных, а это упущенные время и деньги. Шестой… Хёнджин замер.       Он не заметил этого издалека, но с такого расстояния, когда их разделяет всего ничего… Хван невольно наклонился, оставляя между их лицами с десяток сантиметров, желая убедиться, что ему не показалось. Но нет, не показалось, она всё ещё была там: маленькая, едва трепыхающаяся искорка в тёмно-медовых глазах. На секунду сердце сжалось, так захотелось её спасти, раздуть и заставить перерасти в яркое кострище – саму жизнь. Но одной её будет недостаточно, если остальные параметры окажутся неподходящими.       Спасти? Звучит так иронично, даже в его собственных мыслях. Всё, что он мог бы предложить, – это сменить одну клетку на другую. Ржавую и покорёженную на новую, с тонкими прутьями из драгоценного металла, но от этого суть особо не меняется. Не так ли?       Будучи всё ещё не в силах оторвать взгляд от радужки, он мысленно молился о шансе. О том, чтобы помимо искры было ещё хоть что-то, за что можно будет ухватиться, достаточное, чтобы взять мальчика за руку и увести из этого ужасного места. Если тот окажется таким же безликим, как и первые, слово Хёнджина не будет иметь никакой ценности. Отец не позволит ему забрать парня лишь по зову мягкого сердца, и, более того, подобная просьба будет означать полный провал сегодняшнего личного «испытания».       Затаив дыхание, он отстранился, и взглядом, полным надежды, заскользил по лицу напротив. Глаза мальчишки большие и выразительные, маленький аккуратный нос – хорошо, но мало. А вот губы уже претендуют на полноценный отклик его молитвам – пухлые и необычайно приятной формы бантиком. Внезапно его взгляд зацепился за деталь, которую он не сразу подметил. Кожа лица казалась текстурной и матовой, лишённой естественной гладкости. Хёнджин заинтересованно провёл большим пальцем по скуле, ощутив, как парень дёрнулся от неожиданного прикосновения.       — Луис, подойдите, пожалуйста.       Мужчина бросил испуганный взгляд на Хвана старшего, но всё внимание того было сконцентрировано лишь на сыне.       — Что-то не так, господин? — вполголоса спросил Луис, подходя ближе.       — Именно. Что это, по-вашему? — парень внаглую поднёс подушечку большого пальца к лицу мужчины.       — Т-тональный крем, судя по всему, — мужчина сглотнул, теряясь в густоте чужого выжидающего взгляда. — Ещё раз извините, у него был клиент, и мы не успели…       — Клиент? Сегодня? — Хёнджин повернулся к отцу, вопрошающе приподнимая бровь. Крутящийся на языке вопрос был слишком очевидным и не требующим озвучивания.       — Условия сотрудничества одинаковы для всех, — безэмоционально ответил Хонсеб, но взгляд его едва заметно теплился любопытством. Для него происходящее было подобно спектаклю, и наконец он дождался интересного поворота – как же поступит сын в подобной ситуации?       — Поправьте меня, если я ошибаюсь, — тон парня звучал нарочито добродушно. — Но насколько я помню, в соглашении весьма чётко указан запрет на использование косметики во время просмотра. А также упоминается, что за сутки до нашего визита никаких сексуальных контактов быть не должно.       — Да, прошу прощения. Мне стоило лучше про…       — Вы сегодня только и делаете, что извиняетесь. Но мы не на дружеской встрече, не забывайтесь. Я глубоко разочарован вашим халатным и неуважительным отношением к нашему сотрудничеству.       — Вы безусловно правы, но нам сообщили о вашем визите лишь утром и мы…       — Луис, прошу вас, избавьте меня от бессмысленных оправданий. Они ситуацию не изменят. — Хёнджин прервал мужчину, даже не удостаивая взглядом, что так и был прикован к мальчишке напротив и с любопытством изучал черты чужого лица. Стоило признать, весьма перспективного лица: даже несмотря на ещё юношеские черты, Хван уже мог предположить, насколько привлекательным оно станет всего через несколько лет. Возможно, у него таки есть шанс спасти эту искорку. — Так как мы видимся с вами впервые, я пойду навстречу в надежде на плодотворное сотрудничество в дальнейшем. Но всё же, к следующему разу настоятельно рекомендую освежить в памяти все пункты нашей договорённости. А на этот… думаю, скидка в тридцать процентов будет весьма справедливой.       Для семьи Хван эта скидка не сыграла бы роли, они и так заплатят за каждого куда больше «рыночной цены», а вот для этого Луиса данная сумма, очевидно, больно ударит по карману. Хёнджин решительно кивнул, словно поставив точку в этом разговоре и заявляя, что спорить нет смысла. Вот только Луис был слишком глуп, чтобы признать собственные ошибки и попытаться их исправить. Чёрт, да всё вокруг кричало, нет, буквально вопило о том, что сотрудничество с такими людьми – пустая трата времени. Хвану казалось, что его макнули головой в грязь просто самим фактом нахождения здесь и необходимостью вести дела с неотёсанными болванами. Терпение тактично сообщало, что оно намерено покинуть его сознание в ближайшее время. В попытке сохранить остатки того, он бегло глянул на последнего мальчика, но ничего примечательного в том не заметил. Значит, только трое, уже не плохо.       — Господин Хван, может, сойдемся на десяти? — толстяк закусил губу в какой-то странной надежде, а Хёнджин думал лишь о том, как ему хочется плюнуть в эту мерзкую рожу и уйти отсюда как можно скорее. К сожалению, он был связан обязательствами точно так же, как и этот тупой мудак Луис, возможно, даже больше него, прямо сейчас ощущая обжигающий взгляд родителя на собственной спине.       Ответа не последовало: Хёнджин смотрел в блеклые глаза сверху вниз абсолютно скучающим взглядом, ожидая, когда до собеседника наконец-то дойдёт, что торг неуместен.       — Уф, ладно, — сдулся Луис. — Надеюсь, это поможет нам найти взаимопонимание.       — Обязательно, — победно ухмыльнулся парень. — Третий, пятый и шестой, только пусть сначала смоет косметику. — Луис тут же кивнул в подтверждение. — Мне нужна комната, в которой я смогу побеседовать с каждым в отдельности, и принять окончательное решение. А вы пока подготовьте их документы.       — Хёнджин, — слишком знакомый голос пронесся холодком вдоль позвоночника, невольно натягивая мышцы. — Я подожду в машине.       «Слава всем богам!» — подумал про себя Хван-младший, провожая отца взглядом. Похоже, тот остался доволен тем, как сын решил сложившуюся ситуацию, и теперь можно немного расслабиться. Чан вновь медленно моргнул ему, едва вздернув вверх уголки губ.

◇-•-◆-•-◇

      Как только Ёнбок очистил лицо от косметики, его провели к одной из комнат. Перед дверями стояли двое отобранных мальчиков и широкоплечий брюнет, один из людей, что приехали с тем мужчиной. Он сказал, что господин Хван хочет первым переговорить именно с Ёнбоком. Настораживало. Любое излишнее внимание в этом месте было чревато неприятными последствиями. Имеет ли смысл надеяться, что всё закончится быстро?       После робкого стука в дверь послышалось приглашение, и он, всё так же потупив взгляд в пол, прошёл внутрь помещения.       — Встань по центру, пожалуйста, — голос незнакомца звучал уверенно, но мягко. За время визита Хванов Ёнбок так и не решился поднять взгляда, хотя любопытство буквально съедало его изнутри. Всё, что он успел понять об этом мужчине, – он имеет право диктовать свои условия. Хорошо это или плохо, похоже, зависело от этой беседы.       — Вам запретили смотреть в глаза, я прав? — поинтересовался голос, как только Ёнбок оказался в центре комнаты и повернулся в его сторону.       — Да, господин.       — Как тебя зовут, мальчик?       — Ёнбок, Ли Ёнбок.       — Послушай меня. Сейчас мы побеседуем, и я хочу, чтобы ты чувствовал себя максимально комфортно и открыто. Я буду задавать вопросы и очень прошу отвечать на них честно, — мужчина прочистил горло, и его голос смягчился. — Не воспринимай меня как клиента, пожалуйста. Просто беседа, не более. Обещаю, что не обижу, и твои ответы никак не повлияют на этот факт. Хорошо, Ёнбок?       — Да, господин.       — И, само собой, ты можешь смотреть куда пожелаешь.       — Спасибо, — тихо ответил мальчик, но взгляда от пола не оторвал. Повисла странная пауза, пугающая. Мужчина чего-то ждал или о чём-то думал, а Ёнбок лишь больше нервничал. Ситуация была слишком нестандартная.       — Ёнбок, ты уверен, что грязный пол – это самое интересное, что есть в этой комнате? — послышался легкий смешок, но добрый, без привычной доли ехидства. — Давай же, не бойся, посмотри на меня. — В этих стенах он слышал много голосов и много интонаций, насмешливых, злых, издевательских, но… но эта просьба звучала почти что с умоляющими нотками, непривычно ласковая, совсем не подходящая для такого места.       Ёнбок помешкал ещё немного, но решил, что в любом случае лучше подчиниться. Он неуверенно заскользил взглядом по полу, пока не достиг острых носков чужих туфель, и медленно повёл им по незнакомому силуэту. Обувь из настоящей кожи и классический чёрный костюм с рубашкой глубокого синего цвета идеально сидели на молодом мужчине, хотя, Ёнбок даже назвал бы его юношей. На вид тому было от силы лет двадцать. Длинные смоляно-чёрные волосы, собранные в тугой хвост, подчёркивали выбившимися спереди прядками изящные черты лица. Острые скулы и подбородок, аккуратный нос с едва заметной горбинкой и раскосые глаза могли бы задержать на себе внимание, если бы не губы. Пышные, красиво очерченные и, наверное, до одури мягкие – магнитом приковывали к себе взгляд. Мужчина был красивым, словно модель. Модель с мягкой улыбкой на мягких устах. Непонятно, что такой человек мог делать в этом богом забытом месте.       Пока Ёнбок рассматривал мужчину, тот изучающе осматривал помещение, периодически хмурясь, когда взгляд падал на некоторые предметы. Ёнбок прекрасно его понимал: ему тоже тут не нравилось.       — Отвратительное место, — резюмировал гость. — Вам объяснили, кто мы и зачем здесь?       — Нет, лишь сказали, что вы важные гости, — честно ответил мальчик, как его и просили.       — Меня зовут Хван Хёнджин. Сегодня я должен выбрать из вас тех, кто уедет отсюда навсегда. Но, к сожалению, я не спаситель. Моя семья занимается тем же бизнесом, что процветает в этих малоприятных стенах, только на ином уровне, — Хван задумался, покачивая ногой. — Но об этом потом.       Мальчику было не совсем понятно, как относиться к полученной информации. Сердце сжалось от одной только мимолётной надежды покинуть это проклятое место живым.       — Как ты сюда попал?       — Отец задолжал крупную сумму и отдал меня в уплату – это всё, что мне известно, господин.       — Сколько ты находишься тут? — теперь взгляд мужчины заскользил по мальчику, и Ёнбок невольно сжался под ним. Такой острый и пытливый, словно способен разрезать кожу и мышцы тончайшим лезвием и забраться в самое нутро, чтобы вытянуть на обозрение всё спрятанное там.       — Не знаю, месяца четыре, может, полгода.       — Сколько тебе лет?       — Четырнадцать.       Хёнджин непроизвольно поморщился, вспоминая о том, что у парня сегодня был клиент. Чёрт, он же совсем ребёнок, всего четырнадцать… Хван-старший никогда не брал с собой сына на такие вот беседы, тет-а-тет, с потенциальными подопечными. Хёнджин знал на зубок, что спрашивать и делать, вот только столкнуться с этим в реальности оказалось ошеломительным, даже несмотря на всю моральную подготовку.       — Ты получал образование?       — Да, ходил в школу.       Ёнбок смутился: это было его больной темой. Так много сил он положил на собственное образование, видя в нём шанс вырваться из нищеты и наконец избавиться от гнёта родителей-наркоманов. А те всё равно смогли утопить и его мечты, и его самого в этом беспросветном мраке. Продали, как подержанную машину, за бесценок, лишь бы спасти собственные шкуры. А толку? Всё равно загнутся, ещё год-другой – и их догонит костлявая с косой. Передоз, долги или драка за дозу сыграют свою роль, и их не станет. А он мог бы жить дальше…       — Хорошо. Разденься, пожалуйста, — Хван старался сохранять мягкий тембр, не выдавать собственного волнения. Слова драли горло своей неправильностью.       Мальчик поёжился, опустив взгляд и плечи. Безысходность и отчаяние буквально обнимали его цепкими лапами, наваливаясь своими тушами, делая тело тяжелее и прижимая душу к грязному полу. А чего он ещё ожидал? Что в этот раз будет как-то по-другому? «Просто беседа», ну да.       — Не бойся, я тебя не обижу. Мне лишь нужно осмотреть тебя.       К хорошему привыкаешь быстро, а к плохому, когда у тебя совершенно нет выхода, – ещё быстрее. Ёнбок уже привык раздеваться и делать всё, что ему прикажут, как бы тошно ни было, но все ещё не смирился.       Пальцы привычно расправлялись с пуговицами на белой рубашке, а после и с той, что на бежевых, классических брюках. Он скинул одежду на пол, словно змея кожу. Непонятно, зачем их вообще наряжали, если всё равно результат одинаков.       — Подойди ближе, — рука плавно взмыла в воздух в подзывающем к себе жесте. Только сейчас Ёнбок заметил, что руки мужчины не менее прекрасны, чем лицо. Длинные, слегка узловатые пальцы украшали кисти, от которых брала начало вереница вен, а серебряные кольца ещё больше подчёркивали общую эстетику.       Ёнбок неуверенным шагом приблизился почти вплотную, не зная, чего ожидать. Важность этих гостей и невозможность возразить их «просьбам» буквально вбили отобранным кандидатам в подкорку мозга. Господин Хван пообещал не обижать, но в этих стенах не было правды, а Ёнбок – лишь ресурс, разменная монета. Пожелай важный гость использовать его, а после свернуть шею – он не сможет ни возразить, ни защититься. Никто не придёт на помощь, заслышав его крики. Он уже видел, как смеются в лицо другим, искалеченным телом и душой, мальчикам. И видел, как от них избавляются. С каждым днём в этом месте подобный исход начинал казаться ему всё более благоприятным, единственным путём к свободе, избавлению от бесконечной боли. Но надежда – такое странное чувство. Она вроде как совсем угасла, но всё ещё фантомным теплом греет где-то под рёбрами.       Хёнджин медленно поднялся со своего места, пытаясь не пугать мальчишку резкими движениями. Он аккуратно обходил того, пристально рассматривая истощённое, бледное тело. О мальчиках тут явно плохо заботились: дряблая сероватая кожа обтягивала кости, слишком ярко выпирающие; волосы выглядели жёсткими и грязными; по всему телу пестрели гематомы разной давности, размеров и оттенков. На бёдрах, плечах и запястьях просматривались отпечатки чужих рук, а остальные следы, похоже, следствие побоев. Измученное и сломленное тело. А что от человека осталось внутри? Омерзительно и неправильно. Хёнджин на секунду поддался слабости и позволил эмоциям коснуться своего лица, пока находился за спиной у мальчика. Пока никто не видит и никто не осудит.       Мысль о том, насколько быстро он сам сломался бы в подобном месте, звонко цокнула в висок. Мир, в котором им довелось родиться и взрослеть, до ужаса несправедлив, но ни один из них не способен изменить его. Хёнджин может помочь хотя бы этому искалеченному созданию, возможно, ещё не поздно – ведь была искра?       — Я могу к тебе прикоснуться? — тихо спросил он.       — Да, господин.       Хёнджин осторожно поддел кончиками пальцев чужой подбородок, разворачивая голову к себе, желая вновь убедиться, что ему не показалось. Но вместо поисков искры он удивлённо замер, заново изучая красивое лицо перед собой.       — Ты не перестаёшь меня удивлять, малыш Ёнбоки, — пухлые губы непроизвольно растягивались в улыбке с каждой новой обнаруженной веснушкой на светлой коже. Так вот что хотели укрыть под толстым слоем косметики – только зачем? Целая галактика, такая далёкая и близкая одновременно, манящая, неизведанная, простиралась прямо перед глазами. Россыпь звёзд-веснушек, и каждая – уникальна, своего размера и формы; мешаясь на этом полотне, они создавали совершенно новые созвездия, неоткрытые и неизученные ранее. На мгновение Хёнджин забыл о том, что хотел найти чужую искру, отчетливо чувствуя, как заново разгорается своя собственная.       Тёмно-медовые глаза смотрели в ответ изучающим взглядом: они скользили по чужому лицу, цепляясь за пышные ресницы и родинку под левым глазом. От мужчины приятно пахло, успокаивающий аромат с древесными нотками в перемешку с запахом чистоты. Ёнбок сам не мог объяснить, что это за запах такой, но тот сильно резонировал с тем смрадом, который забивал его рецепторы в последние месяцы. Странное чувство покоя и безопасности предательски разливалось внутри, когда их взгляды встретились. Такие тёмные, глубокие глаза, казалось, были способны поглотить весь окружающий мир своей вязкой тьмой, как самая настоящая черная дыра. Затянуть и расщепить на атомы, прекратить чужое существование одним движением века, вверх и вниз, словно лезвие гильотины, быстрой и безболезненной. Не самый плохой финал для человека, которому подобная смерть кажется благословением божьим. Вот только, как ни странно, тьма в этих глазах была куда чище самой светлой радужки его так называемых «клиентов». Господин Хван сказал, что он не спаситель, но вот прямо сейчас, утопая в глубине чужих глаз, Ёнбоку хотелось опровергнуть это утверждение, чувствуя, как робкая надежда скребётся когтями в груди, пытаясь дать понять, что она все ещё жива. Он шумно выдохнул, вдруг осознав, что непроизвольно задержал дыхание.       — Вижу! — нежный шёпот выдернул из марева обоих, заставляя мальчика моргнуть и смущённо отвести взгляд.       В этот момент Хёнджин осознал, что обязан забрать мальчишку отсюда во что бы то ни стало. Дать новую, пусть и далёкую от идеала, жизнь. Шанс выжить, а не сгинуть в этой богом забытой дыре. Воодушевлённый собственным решением, он начал спешно осматривать чужое тело, молясь про себя, чтобы оболочка была цела и ничто не помешало ему вывести это дитя к свету. Лицо, шея, грудь… его взгляд напряжённо скользил по коже, изучая все её неровности и оттенки. Боже, сколько же боли вынесло это тело, чтобы переливаться таким спектром цветов.       — Господин Хван, можно вас спросить? — тихо поинтересовался мальчик, пытаясь угнаться за чужим взглядом. Он уже успел расслабиться, не найдя в том ни грамма похоти или животного желания, лишь интерес, теплый и осторожный. Его изучали, словно бы читая пыльную книгу с неведомым научным трудом. Мужчина кивнул. — Что вы делаете?       — Мне нужно убедиться, что… ммм, что нет серьёзных увечий или шрамов.       Взгляд Ёнбока рефлекторно дёрнулся в сторону левой руки, он почти успел поймать себя на этом и увести его в другую сторону, но было поздно – мужчина заметил. Длинные пальцы аккуратно, словно боясь причинить боль, обвили тонкое запястье и приподняли руку.       — Блять, суки!       Выдержка трещала по швам, и злость на мгновение залила нутро своей желчью. На внешней стороне предплечья ровными длинными полосами сияли свежие шрамы. Хёнджин провел по ним пальцами – слишком глубокие, и рубцовая ткань уже сформировалась. Лазером такие не отшлифуешь.       — Ладно, ещё есть?       Веснушчатый отрицательно покачал головой, пока глаза его неминуемо тускнели, а надежда задыхалась внутри. Старший видел это, чувствовал, и всеми силами пытался подавить собственную панику. Нужно закончить дело, главное, чтобы больше не было сюрпризов.       Взгляд коснулся другой руки – благо та была в порядке. Кожа на ногах и спине оказалась неповреждённой, лишь пара мелких, едва заметных шрамов – видимо, следов уже упорхнувшего детства. Осталось самое сложное.       — Ёнбок, я должен… — Хёнджин смотрел на него с неприкрытой грустью в глазах, заставляя обоих нервничать ещё больше. — Осмотреть тебя там, мне жаль, но так нужно. Ты позволишь?       Неожиданно мальчишка улыбнулся ему, так светло и открыто, что сердце защемило в груди. Хёнджин искренне не понимал, чем была вызвана подобная реакция, ведь она должна быть совершенно противоположной. Хван молча хлопал удивлёнными глазами, пока младший не удосужился объясниться:       — Вы первый, кто спрашивает разрешения, господин Хван. — Старший улыбнулся в ответ грустной, полной боли улыбкой. Нет, он явно не готов, в нём всё ещё слишком много эмпатии для такой работы. Невыносимо наблюдать за сломом всего человеческого в таком юном, нежном возрасте.       Хёнджин мотнул головой, попытавшись вернуть себе хладнокровие, и присел перед мальчиком на корточки. Он посмотрел тому в глаза и не увидел в них страха, словно ему доверяют всей душой. Хван, стараясь действовать как можно аккуратнее, подцепил пальцами яички и слегка приподнял, осматривая мошонку.       Ему доводилось слышать, какие ужасные вещи могут делать с несчастными детьми в подобных заведениях. Стоит докинуть какую-то тысячу баксов, и получишь право кромсать чужую плоть, изувечивать хрупкое тело. Хван надеялся, что сегодня подобного ему видеть не доведётся.       Поднявшись на ноги, он развернул мальчика за плечи спиной к себе, и немного надавил на лопатки, заставляя наклониться. Остался последний пункт из списка, и, видит Бог, Хёнджин многое бы отдал, чтобы не участвовать в этом сюре. Но выбора нет – ни у него, ни у бедного мальца.       Хван упёрся сомкнутыми в кулак руками в чужие ягодицы; было бы удобнее положить на них открытую ладонь, но хотелось свести контакт до минимума. Это меньшее, что он мог сделать в данной ситуации – робкая попытка быть вежливым. Большие пальцы мягко раздвинули половинки, пока старший морально собирался с силами, чтобы опустить взгляд. Но стоило ему решиться…       Единственным желанием Хвана в этот момент было выйти на улицу, взять пару канистр бензина и сжечь тут всё к ёбаной матери, вместе со всеми ублюдочными клиентами и Луисом в придачу. О да, скворчащий в огне жир этого уёбка явно бы порадовал слух. Он представил, как они с Чаном танцевали и смеялись бы, наблюдая, как полыхают насильники и упыри, принуждающие детей к сексуальному рабству. Этот мир прогнил до самого фундамента и ещё ниже.       Хёнджин ещё раз посмотрел вниз, пытаясь держать себя в руках и не обращать внимания на то, как жжёт злоба в горле, а под ресницами предательски собирается влага. Колечко мышц было сильно опухшим и покрасневшим, воспалённым. Недавний клиент не церемонился, а Ёнбоку было больно, очень… и больно до сих пор – в этом Хёнджин уверен. Такое воспаление можно вылечить, тело не сохранит о нём памяти. А вот о рубцах, оставленных на душе, сейчас думать не хотелось.       — Всё, малыш, давай, одевайся, и поговорим, — Хван рефлекторно погладил худощавое плечо в попытке успокоить обоих. Собственный голос дрожал – Хёнджин подметил это. Оставалось лишь надеяться, что он успеет взять себя в руки до того, как его волнение станет слишком очевидным.       Пока измученное тело вновь прятали под одежду, Хван молча вернулся к стулу, на котором сидел вначале, и, выудив из кармана пачку антисептических салфеток, принялся старательно вытирать руки. Не то чтобы он брезговал прикасаться к телу Ёнбока, но казалось, что то собрало на себе всю грязь этого места; он кончиками пальцев чувствовал чужую боль и страдания, и сейчас отчаянно хотелось избавиться от этого, стереть без промедления.       Зацепившись взглядом за облупленную штукатурку на противоположной стене, юноша думал о том, что обязан забрать этого мальчика отсюда. Мальчика, чьи тело и душа так истерзаны чужими пороками, но он все ещё способен озарить мир лучезарной улыбкой. Как такое вообще возможно? Разве после ада, что творится в этих стенах, душа не должна превратиться в остывший пепел, осевший где-то меж ребер и позвонков? Он возьмёт его за руку и… нет, он и на это права не имеет. Он не может никому показать свою заботу, подарить тепло. Если отец увидит подобное отношение к Ёнбоку, то отберёт его, оставит на растерзание Луису или выкинет бездыханное тело где-то в пустошах меж городов, там, где даже обглоданные кости никто и никогда не найдёт. Привязанность и доброта – непозволительная роскошь в семье Хван. Маска безразличия не должна съехать с лица ни на миллиметр. Главное, чтобы отец не захотел осмотреть отобранных мальчиков сам, не увидел шрамы на руке, а дальше… дальше Хёнджин что-то придумает, обязательно. Нужно только переправить парнишку в особняк, без излишнего внимания к его персоне…       — Кхм. Господин Хван? — тихий голос за спиной заставил вздрогнуть и вынырнуть из пучины тяжёлых размышлений.       — Да, присядь, Ёнбок, — старший, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону своего стула. Лишь когда мальчик занял указанное место, он осознал, что тому может быть неудобно… сидеть. Понимание собственной глупости тут же наказало его сдавленной болью в груди. Но что теперь, не заставишь же бедолагу обратно подняться на ноги? Стало так неловко и стыдно, что Хёнджин начал осматриваться по сторонам в попытке найти урну. Нужно было переключить внимание хоть на что-то. Но наивно было полагать, что тут будет нечто подобное, присущее цивилизованному обществу. Пришлось оставить скомканные салфетки на каком-то полуразвалившемся столе, в другом конце комнаты.       — Вы остались довольны, господин? — спросил мальчик, когда Хёнджин приблизился к нему, и этот простой вопрос застрял в горле старшего крупным осколком стекла, не позволяя вдохнуть или сглотнуть. «Остался ли доволен?» — спрашивал он сам у себя. Что в происходящем в этой комнате, в этом здании, вообще могло бы доставить ему удовольствие? Впрочем, ответ очевиден – пепелище. Но пока стены держат крышу – нет, он не доволен.       — Ёнбок, малыш, — Хван присел перед ним на корточки и протянул руку раскрытой ладонью вверх. Маленькая ладошка тут же оказалась сверху, такая нежная и тёплая, но по грязи под ногтями и синякам на запястьях отчётливо прослеживалась не такая уж и детская история. Хёнджин бережно накрыл чужие пальцы второй рукой и, набрав полные лёгкие затхлого воздуха, решил быть максимально честным.       — Послушай меня внимательно. Хорошо? — дождавшись заинтересованного кивка, он продолжил: — Мне очень жаль, что ты попал в это ужасное место, и я, как бы ни хотел, уже не могу исправить то, что произошло с тобой. Но я могу предложить тебе альтернативу. Это не спасение, но… шанс хотя бы немного улучшить твою жизнь. Не буду кривить душой и приукрашать, так что… — как же сложно озвучить это, прямо перед таким юным созданием. Предложить ему сменить одну боль на другую. Хван поджал губы, собираясь с силами и наблюдая, как внимательно следят за ним чужие, тёмно-медовые глаза. — Моя семья специализируется на проституции, элитной. Мы можем выкупить тебя, предоставить питание, образование, медицинскую помощь. До совершеннолетия ты будешь полностью на нашем попечении, никаких клиентов, никакого насилия. После же необходимо приступить к работе, но она будет иной – более безопасной и оплачиваемой. Срок действия контракта, который мы заключаем, истекает в возрасте сорока лет, а дальше ты будешь волен пойти своей дорогой, никто не остановит тебя и не будет насильно к чему-либо принуждать. Всё честно, но есть одно большое «Но». Работа на нас подразумевает беспрекословную верность и подчинение правилам. Ты должен это понимать, прежде чем принять решение. Потому что…       — Потому что, если я сделаю что-то не так, меня убьют? — из детского рта эти слова слетели с такими легкостью и интонацией очевидности, что у Хвана пошли мурашки по коже.       — Так устроен этот мир, малыш, — всё, что сейчас мог сделать старший, это успокаивающе поглаживать лежащую в его руках ладонь. Правда, судя по лицу напротив, это маленькое действо было больше необходимо ему самому.       — Вы сказали, я имею право выбора?       — Да, солнце.       Ёнбок улыбнулся. Ему нравился этот мужчина в классическом костюме. Он так отличался от всех, кто приходил к нему в этом месте. Впервые кто-то был вежлив с ним. Даже оставшись обнажённым, Ёнбок ловил на себе лишь изучающий и сочувствующий взгляды. Его не пытались облапать, трахнуть, и не принуждали делать те миллион отвратительных вещей, с которыми он уже успел столкнуться. Ему протянули руку помощи…       — Я согласен.       — Ты хорошо подумал? Уверен?       — Вы сказали, что я смогу дожить до совершеннолетия… — стекло в горле треснуло, разломилось на мелкие осколки, и те устремились вниз, вспарывая по пути все преграды: трахею, лёгкие, сердце и пищевод. Хёнджин явственно ощущал эту режущую боль и кровь, что заполняет собой все пустоты. Так не должно быть, мальчики в четырнадцать не должны ставить на кон свою жизнь за шанс протянуть ещё несколько лет. «Не могу», — твердил он про себя, опустив голову на кокон из их рук.       «Возьми себя, блять, в руки! Тебя всю жизнь к этому готовили!»       Он резко поднял голову и по-доброму улыбнулся.       — По рукам, Ли Ёнбок. Сегодня ты уедешь из этого места.       Поднявшись на ноги, Хёнджин повёл мальчика к выходу, но лишь взявшись за холодный металл дверной ручки, словно опомнился.       — Послушай, пока не сядешь в машину, глаза не поднимай, — Хван обвёл его взглядом и добавил: — И ещё, твои шрамы – лучше, чтобы их никто не видел.       — Я понял, господин Хван, — веснушчатое лицо вновь склонилось к полу и приобрело такую же отрешённость, как и в самом начале.       А Хёнджин… не мог сдвинуться с места. Да, хотелось покончить с делами как можно быстрее и сбежать отсюда, но невинный мальчик перед ним, познавший на себе жестокость этого мира, заслуживал куда больше, чем простых обещаний. Хёнджин не успел осознать, что делает: это был порыв, продиктованный сердцем, и разум в нём участия не принимал. Мягко подтянув к себе хрупкое тело, он обнял мальца за плечи.       Ёнбок рефлекторно напрягся, оказавшись в кольце чужих рук, но приятный запах и тепло тела сразу же окутали его, словно укрывая от всех бед разом. Он сам не мог объяснить, почему внезапно ощутил себя в безопасности. Пусть наивно и глупо, но ему верилось, что его хотят поддержать, утешить. Такой простой жест, незамысловатый, трепетный… бесценный для истерзанной души. Казалось, что этот мужчина, Хёнджин, способен заглянуть куда глубже остальных, в ту самую душу, и, коснувшись её, засеять вспаханную шрамами почву семенами новых надежд, самой жизнью. Ведь способен?       Ёнбок расслабился и ответил, нерешительно положив руки на талию мужчины, прильнул к нему, упокоил голову на груди. Господин прижался щекой к его макушке и глубоко вдохнул. Каждый из них чувствовал, как бьётся чужое сердце. Сильное и решительное Хёнджина, и робкое – Ёнбока, выравнивая ритм в единый, общий для них двоих.

◇-•-◆-•-◇

      Завидев покидающего здание Хёнджина, Хван-старший вышел из машины.       — Ты же выбирал троих? — вздёрнул бровь он, внимательно наблюдая за тем, как охранники ведут двоих мальчишек к фургону в конце кортежа.       — Третий не подошёл, кто-то сильно подпортил ему кожу, — Хёнджин тоже следил за удаляющимися фигурами. — Словно резчик по дереву поработал, только бесталанный.       — Ты молодец, я думал, кинешься вытягивать всех подряд, — ухмыльнулся Хонсеб.       — Мы не спасать сюда приехали, — Хёнджин перевёл ледяной взгляд на родителя, но тому, похоже, так понравился ответ, что на его лице засияло такое редчайшее явление, как искренняя улыбка.       — Горжусь тобой, сын. Поехали.       — Подожди, отец. Я бы хотел поехать с Чаном – отметить свой дебют, так сказать. Мы возьмём одну из машин, если ты не против?       Хван-старший перевёл внимательный взгляд на Бан Чана, но тот и не шелохнулся, молчаливым стражем стоя за левым плечом своего молодого господина – всё, как полагается по статусу. Лёгкий кивок головой в знак согласия, и родитель скрылся в глубине салона авто.       Ещё две минуты ушло на то, чтобы Чан распределил охрану из своей машины в сопровождение фургона с «товаром». Как только Хёнджин оказался в салоне пустого авто, тут же скинул пиджак, совсем не заботясь о том, что тот сполз на пол. А сам обессиленно рухнул на спинку кресла, пытаясь расслабить мышцы после перенапряжения. Всё внутри него словно бы натянуто до предела, сделай одно неверное движение – и мышцы лопнут, как струны, превращая тело в бесформенную массу, неспособную функционировать. Голова кружилась, и он прикрыл глаза. Водительская дверь хлопнула.       — Эй, Джинни, ты там как вообще? — голос Чана слышался словно через толщу воды.       — Плохо, друг. Поехали, на наше место, — даже говорить было мучительно сложно. Все свои силы он оставил там, в этом филиале Ада на земле.       Ответом ему стали размеренный рокот мотора и приглушённое дребезжание гравия, летящего из-под колёс.       Уже через пару минут стало очевидно, что дышать Хёнджину нечем. Резко бросило в пот, а кислорода словно бы совсем не хватало. Хриплое дыхание с заднего сидения привлекло внимание Чана, и он приоткрыл окна, впуская внутрь ночную прохладу.       — Спасибо, — стараясь не шевелиться, одними губами просипел Хёнджин.       До последнего кандидата Хёнджин считал, что держался молодцом. Веснушчатый мальчик, конечно же, отозвался в его сердце чем-то особенным, словно бы своим примером вселил веру в то, что какой бы ужас в твоей жизни ни происходил, всегда есть луч надежды. Хван видел этот луч в его улыбке и очень хотел верить, что смог стать таким же и для Ёнбока – просветом надежды на по меньшей мере сытую и относительно безопасную жизнь. Да вообще – жизнь. Потому что ещё немного, и эта тусклая искра в глазах угасла бы точно так же, как и во всех остальных, кого им сегодня показали. А за ней угас бы и сам Ёнбок.       После того как Хёнджин пообещал мальчику забрать его с собой, ему и самому стало как-то легче. Казалось, одно хорошее дело он сегодня уже сделал. Тем более с учётом того, что отец бы забраковал мальца, лишь завидев шрамы на предплечье. Их куклы должны быть идеальными – и точка.       Второй юноша, с удивительными лисьими глазами, ещё немного поднял настроение. С ним вообще никаких проблем не возникло: сам красивый, и кожа чистая – всё, как папочка любит.       Говорят, Бог любит троицу. Так вот — нихрена подобного. Ки Хун, юноша восемнадцати лет, как оказалось, выживал в этом пекле уже два года. Хёнджин видел, что тот готов молить на коленях забрать его с собой или придушить прямо тут. Он исполнил бы первое с радостью, вот только когда одежда сошла с чужого тела, слова уже были ни к чему. Они долго смотрели друг другу в глаза, не в силах разорвать зрительный контакт, и Хван чувствовал, как собственноручно подписывает смертный приговор. Ки Хун всё понимал: он жил в своём испещрённом порезами теле достаточно, чтобы знать – его судьба предрешена. Никакой луч надежды уже не смог бы пробиться через плотный слой могильной земли, заполняющий его душу.       Эти шрамы будут сниться Хёнджину ночами. Такое не забывается, такое невозможно стереть из памяти… эти шрамы и взгляд.       — Блять, тормози, я сейчас… — машина, движущаяся по пустующей автомагистрали, с визгом разукрашивала дорожное полотно следами горящих покрышек. Хвана кинуло вперёд, и только ремень безопасности спас его лицо от неминуемого столкновения со спинкой водительского сидения. Этот же ремень выбил последний воздух из парня, пока тот длинными пальцами хаотично пытался нащупать красную кнопку – путь к свободе. Машина прижалась к обочине, и Чан, грубо откинув руку друга, самостоятельно высвободил его. Хёнджин только и успел, что открыть дверь, и, запутавшись в собственных ногах, рухнул ниц.       Сына самого крутого мужика Южной Кореи безбожно выворачивало наизнанку прямо посреди ночного хрен-знает-где. Отчаянье выходило из него не совсем естественным путем, смешиваясь с глухими стонами и льющимися из глаз слезами. Если бы сейчас его видел отец – утопил бы в луже собственной блевоты. В этом Хёнджин точно не сомневался. Но сейчас волновало другое. Перед глазами вспыхивали яркие картинки бледного тела веснушчатого мальчика, с цветущими гематомами, и изувеченное полотно кожи человека, которого не станет со дня на день.       Мощные спазмы организма глушили голос друга, что пытался хоть как-то до него достучаться. На спине и волосах чувствовались нежные руки, что были куда роднее, чем у человека, от плоти и крови которого он ступил в этот мир.       Когда организм изверг из себя всё, что возможно, вплоть до желчи, Хёнджин попытался подняться с колен. Где-то на периферии он заметил, как Чан протягивает ему открытую бутылку воды, но лишь отмахнулся и, как только почувствовал собственные ноги, рванул вперёд. Сквозь деревья, густую высокую траву и кустарники. В темноту без ориентиров и тропинок.       — Сука, Джинни, только не сейчас! — кричал ему вслед знакомый голос.       — Сейчас, — прохрипел Хёнджин, но остался неуслышанным.       Далеко уйти не удалось, ноги путались в тонких ветвях. Ткань брюк цеплялась за всё, что только можно, а руки саднило от мелких царапин, полученных в неравной борьбе с флорой дикой местности. Тело вновь потянуло к земле, и прежде, чем душа сделала окончательный рывок, удалось проползти на четвереньках ещё полтора метра.       Чан успел заглушить мотор и, матерясь, выворачивал содержимое бардачка прямо в салон, пытаясь найти тот самый «Йобаный в рот, злоебучий, блядский фонарик». Отчаянный вопль прорезал влажность ночного воздуха, заставив Чана забыть о ненайденном светиле и зажать уши. «Видимо, таки сейчас» — думал он, плотнее сжимая собственную голову.       Пока в паре десятков метров от него бушевала необузданная стихия, Чан растерянно мониторил глазами пустую автомагистраль. Мысленно он благодарил Бога за то, что Хёнджина накрыло не посреди города, и так же мысленно молился, чтобы их «увлекательное» приключение осталось незамеченным. Достаточно одной проезжающей машины, чтобы получить целую кипу проблем в виде вызова копов. Договориться, конечно, можно всегда, вот только никаких гарантий, что бате не донесут, быть не может. А такое развитие событий сродни концу света для них обоих.       Через пару минут истошные вопли сменились приглушенными вскриками, а ещё через одну слышалось лишь неразборчивое хрипение. Хёнджин выдохся.       — Ну всё, всё, Джинни. Просто дыши, друг, ладно? — заботливый голос приближался, разбавляясь хрустом веток под ногами.       Свет луча мощного фонарика вырвал из темноты тело, припавшее головой к земле, мелко содрогающееся под градом рвущихся из груди всхлипов. Мягкий плед лёг на плечи, а вслед за ним сильные руки кольцом сомкнулись на груди. Чужой подбородок упёрся куда-то в лопатку, пока родной голос успокаивающе шептал слова поддержки. Чуть позже Хёнджин в который раз будет благодарен другу, что не бросил, согрел и успокоил. За то, что он всегда рядом. Такой уж Чан – самый надёжный человек во всём мире. Но пока что… пока что Хёнджин может лишь пытаться цепляться за реальность, стараясь не отключиться и бесконечно бормотать себе под нос, словно мантру: я не смогу, я не хочу.