Кровавый свет благословения

      Бог ветра. Чище всего сущего, он становится твоим источником воздуха. Обнимает со спины, теплыми руками гладит плечи. Большими крыльями, чей размах мог бы достичь Селестию, согревает твое уставшее изнеможденное тело. Он тебе верит и доверяет, а ты доверяешь ему свои больные мозоли. Позволяешь ему себя держать, потому что только он не ударит ножом в спину. Он хоть и божество, но и сам бы стал молиться, лишь бы ты была жива. Лишь бы рядом оказался Моракс, потому что ему страшно тебя потерять из-за своей оплошности. Пока что он лишь пытается дать тебе возможность дышать и быть согретой. Ветер дует в лицо, Барбатос словно укачивает тебя в руках. Сопровождает твой дивный сон... И какого же будет удивление Люмин, что это окажется не Бог Ветра, когда сквозь наполовину убитое состояние и резкую боль во всем теле она сможет едва-едва приоткрыть глаза. Это ее товарищ. Ее компаньон. До смерти перепуганный, но глаза у него горят страстным огнем. Сердце колотится, его рука так крепко прижимает девушку к себе. Не пошевелиться, не упасть. Холодная щека прижата к пламенной груди, а под ногами проносится земная поверхность. Предвестник Фатуи был ловок и дерзок, но когда дело доходит до семьи - в нем словно колотятся одиннадцать сердец, сразу за всех хладнокровных убийц. В нем просыпается второе дыхание самой что ни на есть сильнейшей души. Чайльд бы назвал это долгом. Люмин бы назвала это любовью. Она словно слышала само сердце Одиннадцатого Предвестника. Как он огрызается за нее, как его глаза кричат от боли, от ревности. Она видела, с какой животрепещущей любовью он смотрит на нее из раза в раз. Даже когда Альбедо рядом. Ему было так страшно, будто он теряет не друга, а нечто более ценное, чем мог бы представлять из себя друг.  И только сейчас до Люмин дошел подлинный смысл его слов, когда в последний раз в Золотой Палате он заговорил о ее выборе в пользу Главного Алхимика Ордо Фавониус. Он был в нее влюблен. Как же она это игнорировала?  – Потерпи, мой подснежник, сейчас мы найдем твоего блондинчика и все будет хорошо. – тихо сказал ей Тарталья, хотя глаза его были устремлены лишь в холодную даль.  Драконий Хребет был уже совсем близко. Люмин это поняла лишь по постепенно меняющемуся цвету неба. От Предвестника исходил такой жар, что она не смогла различить температуру воздуха. Только легонько покалывающие пальцы ног могли немного подсказать ее.  – Я терплю. – кое-как смогла проговорить она, ухватившись рукой за его красную, бархатистую на ощупь, ленту на груди. – Со мной все будет хорошо.  Она увидела, как его глаза на секунду расширились, заблестев, как ночной снег под уличным фонарем. Чайльд перевел свой взгляд с дороги на нее. Сколько же было радости в этих глазах вперемешку с ужасом и переживаниями.  – Не отвлекайся… – Люмин дотянулась рукой до его щеки. – Давай я… – говорить давалось тяжеловато. –...сделаю так, чтобы ты мог чувствовать, в сознании ли я, хорошо…?  – Хорошо. – кивнул Чайльд, покрепче прижав Люмин к себе. – Чжун Ли-Сан, дальше сможешь ехать?! – обратился он уже куда-то в сторону.  – Сдюжу, не останавливайся! – Приготовься, солнышко, сейчас будет разрушенный мост. – Чайльд мельком глянул на девушку в своих руках. – Держусь. – заверила Люмин, все еще держа руку на его щеке, а второй покрепче ухватилась за место стыка, где запахивалась его одежда.  Конь перескочил обвалившееся сооружение, и Люмин зажмурилась, когда его копыта звонко ударились об мощеную дорогу. Парень уже не осторожничал и погладил ее по плечу, успокаивая.  Холод стал в разы ощутимее. Особенно при выдохах Чайльда по пару становилось понятно, что температура воздуха упала уже до нуля.  – Лагерь…находится чуть выше…останков Дурина… – Люмин пыталась выдавливать из себя это предложение. Слова по-отдельности выговаривались проще, на выдохе. Чем дольше девушка говорила, и меньше становилось воздуха в легких, тем больнее отдавала кровь по позвоночнику.  От мороза кровь на затылке быстро свернулась, хотя холода и правда почти не ощущалось.  – Понял. – подал голос Тарталья. – От дороги вправо?  – Вправо. – кивнула Люмин, не убирая руки с его груди.  – Тебе нормально так держаться? – вдруг спросил товарищ. Девушка сначала не поняла вопроса, и только потом сообразила, что холодными пальцами забралась ему почти под одежду, будто на автомате, чтобы схватиться посильнее.  – О, Господи, прости! – она тут же одернула руку, но Чайльд настойчиво вернул ее обратно.  – Держись. Я не хочу, чтобы ты слетела.  – Тебе же…х…– выдавливает слова. –...холодно!  – В Снежной всегда было холодно. Держись.  Люмин сначала было неловко, несмотря на приглушенные эмоции и несколько мутный разум. Пьянящее чувство слабости и спокойствия постепенно накрывало ее с головой. Где-то в груди запорхали бабочки, хотя ей казалось, что они должны быть только в животе. Тепло чужого тела стало приятнее, оно медленно заставляло хотеть спать.  – Люмин, не спи. – Чайльд похлопал ее по сползающей со щеки руке. – Нельзя спать, солнышко.  – Я не сплю.  Боль становилась приятной, и тепло эту боль несколько усиливало. Постепенно все больше и больше хотелось спать. Залезть и провалиться в Предвестника. Отдохнуть. Позволить слипающимся векам закрыться окончательно.  – Подожди, малыш, еще немного. Альбедо тебя подлатает.  – Я не умру, Аякс. – голос Люмин стал серьезным. По крайней мере, она постаралась, чтобы он так звучал. – Не волнуйся так за меня, хорошо?  – Обещаешь мне не умирать?  – Сегодня точно не умру.  – Эй, давай без шуточек!  Прыжок через еще один сломанный мост, но страшно уже не было. Еще один поворот, была уверена Люмин, и они уже у Альбедо в лагере. Так и случилось.  – Альбедо! – воскликнул Тарталья, и светловолосый резко поднял глаза из-за рабочего стола. – Альбедо, помогай!  Алхимик сначала ничего не понял, и пазл начал складываться у него в голове только тогда, когда он увидел в окровавленных руках Предствестника постепенно слабеющую, засыпающую любовь всей его жизни.  – Господи, – он сорвался с места, уронив стул, и подбежал к запряженной лошади, забирая Люмин из рук Тартальи. Тот сам ее подал.  – Не урони. – предупредил Фатуи.  – Не уроню. Что случилось?  – С братом подралась. Видимо, Орден намеревался напасть на Мондштадт, вот и…  Паймон выскочила из воздуха с чайником безмятежности в руках.  – Альбедо! – заверещала она. – Надо срочно что-то делать, Альбедо!!!  – Спокойно, ей нужна тишина. – сказал Главный Алхимик, гладя Люмин по голове. – Как ее ранили?  – Вспышкой света ее вдарило в стену. Подробностей не разглядел. – ответил Предвестник.  Руки Альбедо были заняты, и буквально ногой он снес все со стола. Попросил Тарталью только убрать громадный аппарат с какой-то жидкостью подальше в угол, ибо ронять это чудо-устройство - не лучшая затея.  На стол положили Люмин. Силы покидали ее окончательно, сопротивляться она никак не могла, и осмотреть ее не составило никакого труда.  – Удар был сильный, но сотрясения нет. Больше оглушение. – заключил Альбедо.  – Оглушение? – не понял Чайльд.  – Контузия в легкой форме. Об этом говорит и кратковременная потеря сознания.  – Такие вспышки не только ослепляют, но и оглушают. – наконец произнес Чжун Ли.  – Писк… – прошептала Люмин. – Отвратительный писк…  – Повышенная чувствительность, слегка нарушено слуховое восприятие, слабость… Головокружение есть? Тошнота? – торопливо спрашивал Альбедо.  – Голова…совсем немного… – А крови откуда столько? – Паймон висела в воздухе совсем рядом, не сводя глаз с путешественницы.  – Уши, поврежденная кожа спины и затылка. Кости, вроде, целые. С координацией некоторое время могут быть проблемы, но она оправится. Сейчас нужно остановить кровь, где она еще не свернулась. Секунду. – алхимик влетел в другую часть своего лагеря, грохнулся на колени и принялся копаться в каких-то ящиках под полками. Спустя считанные секунды он притащил на стол бинты, вату и какой-то маленький флакончик.  – Это…? – хотела задать вопрос Паймон, но Альбедо тут же ответил, не дав его закончить.  – Перекись водорода. Для очищения ран от грязи, во избежание всякого рода инфекций. Ничего слишком сложного для понимания.  Сначала он обработал затылок и аккуратно обмотал бинтом. Принялся за остальные повреждения. Всем присутствующим рядом приходилось лишь молча наблюдать.  Боль…такая теплая и приятная, когда за тобой ухаживают. Когда за тебя беспокоятся… Чувствуешь свою важность в этом мире именно в такие моменты. Я вижу эти ослепительно голубые глаза, они мягко отливают бирюзой. Они такие чудные, такие теплые, такие неравнодушные. И мне становится страшно представить, как я потом буду смотреть в зеркало. Я не хочу больше видеть глаза брата. И ведь я снова увижу их проницательно холодную янтарность, их бездушность и безразличие, чуть только посмотрю в собственное отражение.  Я еще пока живая. Еще пока понимающая и чувствующая. Но есть колкое ощущение недостатка этой живости и чувствительности, сострадания. Когда на меня смотрел Дайнслейф, я читала в его глазах эту тревогу неизбежной потери. Я медленно проваливаюсь в темную бездушную Бездну. Именно в нее сначала провалился Итэр, и только потом он уже свалился в Орден. Именно так он и умер.  Конечно, физически я не умру. Главное, чтобы во мне не умерла ЛЮМИН.  – Люмин? Люмин, солнышко?  Девушка тяжело открыла глаза, сначала не имея возможности разглядеть ровным счетом ничего. Только спустя несколько мгновений взгляд начал фокусироваться на отдельных объектах: сначала огонь костра, затем собственные перемотанные руки. И когда стало понятно, что она лежит в спальном мешке, причем в плаще Альбедо и какой-то еще незнакомой одежде, ее платье, уже, видать, отстиранное от крови, висит неподалеку от костра, а рядом с ней сидит Тарталья, все начало вставать на свои места.  – А где Альбедо и Чжун Ли? – спросила Люмин.  – Чжун Ли поехал в Монд. Сообщить, что мы нашли твоего блондинчика, и теперь ты в порядке. А сам блондинчик пошел куда-то проветриться. – голос Аякса был спокоен и негромок. – Но сейчас же темно.  – Его это не остановило.  – Понятно… Люмин бросила задумчивый взгляд в потолок.  – И со мной остались ты и Паймон? – спросила она.  – Да, Паймон чайник из рук не выпускает. У твоих друзей допуск был временный, ты и сама знаешь, так что они не смогут попасть туда снова. Альбедо теперь тоже в курсе, так что своим постоянным пропуском не пользуется.  Путешественница качнула головой, как бы в ответ, продолжая смотреть в потолок пещеры.  – Эй, ты как? – Чайльд осторожно взял ее за руку, дабы случайно не надавить на забинтованную рану. – Люми?  – М? А, да… Я в порядке, не переживай.  – Мне никогда не приходилось видеть тебя в таком состоянии, и не дай Царица придется снова. Я поверить не могу, что неубиваемую тебя так могла ранить вспышка!  – Мой брат явно сильнее меня. Я не представляю, что он наделает с моим домом.  – Ты…ты про чайник?  Люмин медленно повернула голову в сторону Предвестника. Ее глаза блестели как волнующееся море.  – Мне больше негде поплакать. – тихо сказала она, будто кто-то может их услышать.  – Ох, Люми… Во-первых, если тебе нужно, то чайник - не единственное безопасное место. Во-вторых, я не уверен, что твой брат сделает с ним что-то поистине ужасное.  Девушка молчала, все такими же большими мокрыми глазами смотря на товарища. Она словно выискивала в нем безопасность.  – Твои глаза столько не впитают, солнце. – Чайльд бережно погладил ее по щеке. – Ты в безопасности.  – Да?  – Да.  Люмин еще совсем немного потерпела, буквально три секунды, но дрожащие губы выдавали в ней неспособность больше терпеть. И только потом ее зрачки стали больше, заблестели еще ярче, позволяя накопленной соли вперемешку с кортизолом вылиться из глаз.  – Вот так… – Предвестник легонько гладил ее по щеке, как бы поощряя. – Умничка.  Он удивлялся, как тихо же она плачет. Даже ее хныканье было едва-едва различимо. Конечно, когда ты почетный рыцарь, спаситель, освободитель, золотое торнадо, искатель приключений, командир военной части, и много кто еще - плакать страшно. Увидят, пустят слухи, и до врагов эти слухи тоже дойдут. Давать себе слабину при других опасно для жизни. Как Люмин говорил когда-то Аято: "Если довериться не тому человеку, эта ошибка может стоить жизни".  – Не бойся, я рядом. – Тарталье было важно дать Люмин понять, что она в надежных руках. Она может плакать со спокойной душой, и это безопасно.  – М-можно…тебя кое-о-чем попросить?  – Да, конечно.  – Можешь…можешь снять перчатки?  Чайльд похлопал глазами, не совсем понимая суть этой просьбы.  – Ты убиваешь людей в этих перчатках. А еще не так давно они были в моей крови. – неловко объяснила Люмин сквозь всхлипы. – Я бы хотела почувствовать твои руки, можно?  – Ох, да, сейчас. – Предвестник ненадолго убрал руку от щеки девушки, ловко сдернул черную ткань с ладоней и вернул руку обратно. – Так лучше?  – Теплые… – Люмин сама подалась щекой в ладонь. – Только кончики пальцев холодные… Неужели ты так сильно переживаешь?  – Естественно, я же… – парень оборвал себя на полуслове, тут же меняя продолжение своей мысли. – ты же мой друг.  – Я вижу, как ты на меня смотришь. – Люмин прижала его ладонь к своей щеке сильнее. – И как смотрел, пока мы сюда ехали. Даже сейчас ты хотел сказать, что любишь меня, но не сказал.  – Кхм-кхм! – Тарталья почти возмутился, отвел взгляд в сторону, но руку оставил на месте. – Я, между прочим, неоднократно говорил, что люблю тебя.  – Да, по-дружески. И ты искусный лжец.  – Да, это так! Я не вижу смысла говорить тебе об этом, ибо у тебя уже есть спутник жизни. Причем очень надежный! Возможно, даже надежнее меня! Давай на чистоту, не будь здесь Альбедо, ты бы вряд ли выжила.  – Это правда. Именно поэтому я очень ему доверяю, но это не значит, что ты его "хуже".  – Я не говорил, что могу быть хуже. – фыркнул Чайльд.  – Но ставишь его себе в сравнение. Когда мы с тобой сражались в последний раз, ты именно так и сказал. Что-то вроде: "Почему же ты выбрала в качестве спутничка этого зануду?"  – Я… – рыжему было тяжело что-то сказать в свое оправдание. – Конечно, когда люди счастливы, то невольно начинаешь интересоваться, за счет чего они это счастье питают. Чем именно они друг в друге довольны, и почему ты не можешь оказаться в похожих отношениях. Сейчас я вижу в Альбедо вовсе не зануду. Это тоже похоже на маску.  – Мы все носим маски, Чайльд. Я ношу маску бесстрашной сильной путешественницы без слабостей, Альбедо - уравновешенного человека, чье спокойствие невозможно расшатать.  – Я видел, как он беспокоился, когда я привез тебя сюда. Альбедо ведь такой порядочный, но за считанные секунды он устроил здесь настоящий бардак…  – И ты за смехом и улыбкой способен прятать нечто подобное.  Тарталья помолчал немного, тяжело выдохнул и снова посмотрел Люмин в глаза: – Я тебя люблю. И могу доверить тебя такому надежному человеку, как Альбедо, пускай ты и сама очень сильная и храбрая. Даже если это чертова маска, на тебе она как влитая, как настоящая. Ты способна быть этой маской целиком. Только обязательно, прошу тебя, обязательно снимай ее рядом со мной. Мне не нужно постоянно видеть тебя напряженной. Даже когда ты была в полубессознательном состоянии, ты все равно твердила, что держишься, хотя сил у тебя толком не было.  – Тебе ведь это нужно было.  – Мне нужно было, чтобы ты была жива!  Глаза Люмин снова заблестели, когда она увидела такой же блеск в глазах Чайльда. Хотелось обнять его крепко-крепко, как маленького мальчика, едва не потерявшего маму. Сейчас он был с ней по-настоящему искренен. Нос, как никогда прежде, так хорошо вписался по форме чужого плеча, как-будто сложился многолетний пазл.  Гораздо более открытым и даже эротичным я считаю снятие друг перед другом масок, а не одежды. Когда можно просто упасть друг-другу в руки и разрыдаться вместе. Позволить друг-другу излить душу, одновременно. И такое вскрытие ран, снятие масок, почти что с кожей, заживает гораздо быстрее. Становится почти также легко, как после секса. И спится лучше, и в груди тоски не чувствуется. Камень с души, крылья за спиной, тепло, никакого страха, только безмятежное спокойствие. Какая досада, что это состояние не может длиться вечно.  Скрипкой певучей лети ко мне,  Мое сакральное чудо,  Моя зеница ока.  Я буду дорожить тобой  Даже после смерти.  И твои янтарные глаза,  Совсем как мои,  Я буду хранить в душе, Словно ты никогда  Для меня не умирал.  Сейчас ты один В мире, который я построила.  Лишь о тебе я мысленно обращаюсь И о тебе же пою.  Я тебя до черта ненавижу,  И до молитвенных песен люблю.  Щека расплылась неожиданным теплом под чьими-то губами. Под утро костер уже почти прогорел, и лицо немного подмерзало. Альбедо. Люмин уловила мягкость волос одной из его непослушных прядей и запах. Легкий аромат кофе с молоком, книг из библиотеки Ордо Фавониус, до блеска выстиранной и идеально выглаженной одеждой. Альбедо был идеален во всех отношениях, и пах он в полном соответствии с этой самой идеальностью.  – Ох, ты уже проснулась… – прошептал алхимик. Голос его можно было описать почти на вкус: карамель, мята, сливки, совсем немного шоколад. – Прости, я не хотел тебя будить.  – Все хорошо, я бы все равно проснулась рано или поздно. – еще сонно ответила Люмин.  И только сейчас она поняла, почему Альбедо с ней шепчется: чье-то знакомое тепло ощущается в правой ладони, горячее дыхание доходит до руки едва-едва. Люмин поворачивает голову вправо и видит не просто картину, а дивное сладкое чудо: Чайльд свернулся рядом с ней клубочком, держит ее за руку. Как будто они находятся в больнице, и рыжик, съедаемый переживаниями, срется со всеми врачами отделения, но все равно остается рядом с девушкой. Засыпает с ней, несмотря на неудобное положение тела. Конечно, никакой ситуации с больницей не было. Вокруг только снег, холод и руины, но мозг это красочно дорисовал. Перчатки Предвестника так и остались лежать неподалеку. Они явно не привыкли так долго быть по-отдельности от хозяина.  Альбедо и о Чайльде позаботился: нашел для него и подстилку, и одеяло. Предвестник словно стал таким…другом семьи. Вовсе не третьим лишним.  Легкое сопение послышалось и над ухом. Это Паймон. Люмин еще никогда не видела ее спящей, причем так близко. Обычно она либо улетает куда-то в соседнюю комнату, либо улетает из пространства вообще, оставляя за собой в воздухе какие-то сине-фиолетовые созвездия.  Беловолосая кроха прижимала к себе чайник безмятежности, обхватив его обеими руками, словно плюшевую игрушку. Ее хотелось ласково чмокнуть в носик, поблагодарить за сохранность чайника. Путешественница бы никогда не подумала, что ее спутница может с такой страстью оберегать их дом. Даже во сне. Она его сердечно любит, также, как и Люмин. Паймон действительно многое не может: слишком маленькое тело, детские слабые ручонки. Однако все, что она может - так это быть личным Архонтом защиты. По крайней мере, волноваться у нее получается чертовски хорошо.  – Ты можешь поспать еще, звездочка. – Альбедо совсем немного поправил одеяло на ней, чтобы оно больше покрывало тело. Это еще при том, что Люмин находится в спальном мешке.  – Не нужно меня укрывать, мне уже жарко.  – Смею предположить, что твое тело еще немного онемевшее от ран и сна, холод может не чувствоваться.  Люмин слегка поежилась, немного изменив свое положение. Все время лежать в одной позе - мучительное занятие.  Чайльд при этом спал и совсем не двигался. Только брови его периодически сводились к переносице и дрожали веки. Быстрая фаза сна, прерывать ее не стоит совсем. Люмин даже стало интересно: что же ему снится?  Лицо предвестника стало казаться опечаленным, и девушка сжала его ладонь посильнее. Та сжалась в ответ, и лицо Аякса будто успокоилось. Он такой чудной, хоть бери Фонтейновскую камеру и фотографируй.  – Знаешь, я, наверное, еще немного посплю. – наконец прошептала Люмин.  Запахло солнечной рыбой. Яркое земное светило пробивалось через серые облака и попадало в глаза. Сон растворился в ушедшей ночи. Перевязанные раны почти не болели.  Глаза ухватились за все тот же потолок пещеры, Люмин медленно поднялась и села в своей "постели". Ни Паймон, ни Тартальи рядом уже не было, так что ей пришлось самостоятельно отодвигать одеяло и расстегивать молнию спального мешка. Голова пошла кругом, и захотелось упереться спиной во что-нибудь, чтобы не грохнуться в лежачее положение снова.  – Малыш, тебе помочь? – послышался голос Предвестника, и Люмин даже обрадовалась, что он никуда не ушел. Они просто шаманили вокруг котелка у входа в лагерь, не желая шуметь рядом со спящей путешественницей. – Да, пожалуйста. – Люмин потянулась к товарищу, и тот помог ей подняться, держа под руки.  – Осторожно, не торопись. – Аякс держал ее крепко, чтобы она не упала.  – Альбедо, прости, твой плащ помялся…  – Ничего страшного. – отмахнулся алхимик, подойдя ближе. – Главное, что тебе тепло. Как себя чувствуешь?  – Немного голова кружится, тянет к земле. Очень хочется есть…  – Тебе не следует много времени проводить на ногах. Можешь чуть-чуть размяться и снова присесть. Лучше будет, конечно, полежать, как только поешь.  Люмин потянулась, прочувствовав всю боль засохших ран на спине, и это только взбодрило. Даже отчасти приятно. Такое слишком долго не заживает, нескольких дней всегда было более чем достаточно. Только потом девушке вспомнилось, что она много крови потеряла, и вряд ли в этот раз заживление будет таким же скорым. Придется проявляться дома недельку-две. Блять. Точно. Дом.  – Ребят. – она замерла, пялясь в одну точку, пока Тарталья придерживал ее за руки.  – Что случилось? – быстро спросил Чайльд, уже успев перепугаться.  – Чайник.  – Он в порядке! – Паймон тут же выскочила из пустоты, держа сея чудо Адептов в руках. – Внешне, да. – нахмурилась Люмин. Паймон лишь сильнее прижала чайник к груди, и ее глаза болезненно заблестели. – Я…прости, малыш, я просто переживаю, что Итэр все еще там, и никто не знает, что он может там устроить.  – Я проверю. – спохватился было Альбедо, но Люмин резко схватила его за запястье.  – Нет. Никто туда не пойдет, кроме меня.  – Но ты еще не…не в состоянии. – встревоженно ответил алхимик.  – Поэтому дождусь, пока почувствую себя лучше. До этого момента никто не заходит в чайник, ясно?  Троица помолчала. Первым кивнул Тарталья, Альбедо согласился чуточку позже. Ему всегда нужно больше времени на обдумывания.  – А ты, Паймон? – спросила Люмин.  – Паймон оберегает. – сказала маленькая светловолосая девочка. – И твой дом, и твоего брата.  – Обещай мне, что не пойдешь туда. Тем более одна.  – Паймон не может этого обещать. – кроха замотала головой.  – Паймон!  Люмин искренне не понимала, с чего бы ее несколько трусливая спутница в принципе не побоялась одна идти к принцу Бездны. Она что, решит его задобрить вкусняшками и улыбкой? Серьезно? Это кровопийца, нещадный и холодный.  – Мне так лень тащиться… Слушай, а пойди-ка ты! – девушка словно услышала этот родной голос у себя в голове.  – Нет уж! – свой собственный упрек стал казаться таким детским и чудным. – В прошлый раз я тебе через всю хату еду тащила. В этот же, будь добр, подними свою ленивую задницу и сходи сам за тем, что тебе же и нужно.  – Ну Люмин!  – Ну Итэр!  – Ну Хотару-у-у!  – Ну Сора-а-а-а!  – Звездочка!  – Фиг тебе с маслицем, а не звездочка! Давай в камень-ножницы-бумага!  – А давай!  – Камень…  – Ножницы…  – Бумага!  ТЫ ПРОИГРАЛ, ИТЭР~ Рыба застряла во рту, не сумев проглотиться. Глаза уставились в одну точку, даже толком ничего не видя. Медленно к горлу подступала тошнота, но Люмин нашла в себе силы проглотить еду и дальше смотреть в пустоту. Снова Итэр. Он настолько близко, что, даже не осознавая этого, постепенно становится плохо. Не по себе. Неприятно. Мерзко. Отвратительно.  – Все хорошо. – Альбедо осторожно взял ее за свободную руку, заставляя вернуться в реальность своим нежным прикосновением. – Ни о чем не нужно думать, просто отдыхай.  – Все равно не получается. – девушка помотала головой. – Даже не знаю, чем меня таким можно отвлечь, чтобы я действительно не переживала и ни о чем не думала.  – Я придумаю. Давай, еще один кусочек и ложись обратно. – Всего один… – Люмин с жалобным выражением лица уставилась в свою тарелку. Она понимала, что не съест больше ни крошки, пускай это и ее любимая солнечная рыба.  – Ох, даже так. Я думал, еще попросишь. Давай тогда я его съем? – Люмин кивнула. – Хорошо…  – М-можно…  – М?  – Давай так... – девушка насадила кусочек рыбы на вилку, и Альбедо сразу понял, к чему она клонит.  Он просто позволил ей эту малейшую шалость, зацепил зубами кусочек рыбы и принялся жевать с довольным лицом. Люмин просто знала, что оно довольное, потому что оно всегда выражает одно единственное непоколебимое спокойствие.  – Что, тебе так нравится меня кормить? – спросил он только после того, как эту рыбу проглотил.  – Спрашиваешь. – хихикнула путешественница.  Вот бы это продолжалось вечно…  Итэр. Я чувствую, что ты рядом. Я чувствую, как бьется твое сердце, когда прижимаю к себе чайник. Тарталья спросил, умрешь ли ты, если его разбить, но я строго отказала ему и в разрушении своего дома, и в твоем убийстве. Ко мне возвращается чувство любви к тебе, когда раны перестают болеть. Постепенно, шаг за шагом, слой за слоем кожа начинает заживать, кровь смывается, боль медленно отступает. Голод сменяется блаженной сытостью. Неделя летит, словно Анемо Архонт. Я понимаю, насколько близок момент встречи с тобой. Но еще больше я понимаю, насколько сильно я сломалась, когда у меня были мысли убить тебя. Ведь я чертовски сильно тебя люблю и скучаю по тебе. Мы встретимся снова, Итэр. И в этот раз я буду сильнее.  – Ты поздний лучик солнышка. – лукавит Паймон, гладя своей маленькой ладошкой щеку путешественницы. – Решила явиться к нему ночью?  – Это безопаснее. – тут же ответила Люмин. – Преимуществ у меня больше. Ночь всегда для меня была безопаснее.  – О-о-о…ночь для тебя - прохлада и безопасность? Так же, как тебе нравятся Крио слаймы?  – Э-э-э…типа того.  Люмин повертела в руках чайник, ее бровь на секунду дернулась.  – Тебе страшно? – спросила летающая спутница.  – Вовсе нет! – оправдалась девушка. – Т-то есть… Да, есть немного. Все же, мы с Итэром так и не поговорили. Я лишь едва его не убила, он едва не убил меня. Я слоняюсь из стороны в сторону: либо хочу его обнять, либо хочу его прикончить. Понятия не имею, что происходит с моим разумом, и каждый раз приходится снова набираться терпения. Рано или поздно это должно закончиться. Я не знаю когда.  – Ох, путешественница… – Паймон попыталась ее приободрить. – Все не так плохо, как ты думаешь. Вам действительно просто нужен душевный разговор. Без оружия. Оставь его здесь. О! Или можешь демонстративно выкинуть его куда-нибудь в кушери, чтобы он точно понял, что в этот раз ты с миром!  – Хорошая идея, спасибо, Паймон. – Люмин вздохнула. – Уже даже привыкла к Хребту и постоянному присутствию Альбедо и Аякса рядом. Не знаю, как я отреагирую, если увижу свой разрушенный дом.  – Все будет хорошо! Главное - не бойся! Страх - это естественная человеческая эмоция, ее испытывают многие искатели приключений и даже персонажи в книгах Издательского дома Яэ. Ее нужно просто принять, какова она есть, и отпустить ее!  – Откуда же ты стала таким умным философом?  – Хе-хе-хе.  Люмин вздохнула, в последний раз мысленно помолившись всем Архонтам Тейвата, и открыла чайник.  Темнота. Сущая, почти зловещая, но, почему-то, до ужаса спокойная. Дом. Он стоит целый, нетронутый на вид. Сад Сесилий с мощными инадзумскими деревьями тоже нетронут. Пухляш не спит. Видимо, просто уснуть не получается. Даже хорошо, что будить его не придется.  – Хозяйка вернулась, какое счастье! – тихо возрадовался хранитель Обители Адептов. – Как вы? Я слышал, что вы сильно ранены.  – Уже почти как новенькая, благодарю. – Люмин сделала поклон, положив руку на грудь. – Не подскажешь, где сейчас находится Итэр? – Конечно. Он сейчас на самой вершине вон той горы возле дерева.  – О нет, неужели мне придется переться туда…  – Точек телепортации туда не поставить, увы, так что придется немножко постараться. Но вы справитесь!  – Спасибо, Пухляш. Не творил ли он здесь ничего странного?  – Я с него глаз не спускал, клянусь. Но хаос он здесь не устроил. По крайней мере, мы все еще стоим на земле, а не вверх тормашками! Он лишь спросил у меня, как долго вы это строили, погулял, дом тоже посмотрел, но спал исключительно на той горе.  – То есть, он сейчас спит?  – Нет, он знает, что вы здесь.  Путь предстоял минут на двадцать, но пролетело время в считанные секунды. Дом еще никогда так не радовал. Он в целости и сохранности, и это заставляло сердце биться чаще. Хотелось ликовать и плакать от счастья: все, отстроенное кровью и потом, осталось в первозданном виде. Ни один цветочек, ни одно деревце не пострадало. Итэр может быть благосклонен?  На гору было взбираться чуть тяжелее, силы еще не вернулись полностью. Но, так или иначе, Люмин забралась на ее вершину. Под извилистым большим деревом стоял ее брат. Он просто смотрел в беззвездное небо. Золотой меч лежал где-то подальше. Такой знакомый, ведь у Люмин когда-то был точно такой же. Больше пятисот лет назад точно.  – Прости меня. – тихо сказала путешественница, держа в руке меч Нисхождения.  Итэр обратил на нее свое внимание, но лицо его осталось неизменным. Только тогда, когда Люмин отпустила оружие и оттолкнула его почти на самый край, как можно дальше от себя, Итэр едва заметно вскинул брови.  – Сестренка, это ты меня прости. – наконец заговорил он. – Я…  – Я все понимаю, мне не следовало так срываться на тебя.  – Ты лечилась неделю! И это еще лучший исход, ты ведь…ты ведь…умереть могла вполне себе! Не знаю, чем я вообще думал, когда сказал, что мне, следовало избавиться от тебя. Да, конечно, ты мешаешь планам Бездны и спасаешь город, который уже должен лежать в руинах, но ты все еще моя сестра.  – Я не стану с тобой спорить, это все равно бессмысленное занятие.  – Люмин, я…  – Я не знаю, кто ты для меня.  Итэр помолчал, немного подумал, оглядывая сестру с ног до головы, будто оценивая.  – Нам еще предстоит познакомиться заново. – сказал он.  – Не уверена, что хочу иметь знакомство с врагом. Извини за холодность, мне просто больно.  – Иди сюда. – Итэр раскрыл руки для объятий, но Люмин грубо отказалась. – Нет. – отрезала она. – Спасибо.  – Люми…  – Ты сделаешь мне больно.  – Не сделаю. Дай шанс хотя бы единственному исключению в cвоем собственном доме.  Люмин немного постояла на месте, потом стала медленно подходить, внимательно следя за реакцией сиблинга. В нем открылось зеркало, отъехало в стороны, и теперь невозможно было видеть в нем себя. Это Итэр. Он живой.  Она подошла к нему и просто положила лоб на плечо. Не обняла, и себя не обнимать попросила тоже.  – У меня все еще болит тело. Не трогай меня. – сказала она, так и опершись лбом о плечо брата.  – Как скажешь… Я правда не хотел сделать тебе больно. По крайней мере, не настолько сильно…  – Плевать, Итэр. Мне бывало и больнее.  Эмоции не получалось открыть и вылить. Крышку замуровали, не только не давая разрешения ее открывать, но и лишив всяческой возможности ее открутить в принципе. Единственный вариант - разбить.  Люмин почему-то была уверена, что если не сейчас, то обязательно потом Итэр разобьет ее. Вытащит эмоции вместе со слезами, и все внутренности станут внешностями. Он обязательно это сделает. Итэр сделает ей больно, чтобы она развалилась по кусочкам, рассыпалась в его руках и заговорила. Сказала все, что она думает о нем и его злоебучей Бездне.  Итэр бы попал в ловушку: он сломает Люмин, она выскажет ему все, разобьет таким образом его, и оба будут разбитые, как выбитые неоткрывающиеся двери. Это был бы единственный способ к примерению. Единственное “но”: никто из них не позволит себя сломать.  – Я теряю терпение в последнее время. – сознался Итэр. – Я начинаю думать о том, как бы избавиться ото всех, кто стоит у меня на пути. Я настолько сильно устал, что меня иногда переклинивает и…  – Ты начинаешь забывать о том, что я твоя сестра, и внутренний голос начинает говорить тебе убить меня, хотя ты все равно плачешь из-за тоски расставания.  – …Д-да…может только без "плакать", но да.  – Не отнекивайся, принц Бездны тоже может так делать. Мы оба уже психически нездоровые.  – Хотя бы сделай вид, что ты этого не слышала.  – Тогда сделай вид, что ты уже забыл о своих долбанутых планах. Брось эту херню.  – Не могу.  – Я тоже уже не могу. – Люмин отстранилась. Узенькая щель приоткрытой двери снова захлопнулась. Маска сильной и независимой путешественницы опять вплотную прилегла к лицу. Боль закрылась, и снова стало холодно. – Но за абсолютно каждую территорию Тейвата, за каждый город я буду стоять до конца. Разрушить ты их сможешь только через мой труп.  – Потому я и не стал трогать твой чайник.  – Я должна тебя за это благодарить?  – Это я должен. Это место было чем-то похоже на…дом. Наверное, потому что его построила ты.  Близнецы молчали. Больше говорить было нечего, слов не оставалось больше. Лица стали говорить мало, только глаза себя выдавали. Зеркало осталось лишь в них.  – Я тебя люблю. – в один голос сказали сиблинги, но их слова остались в них же. Они друг-друга не услышали и по-прежнему не верили.  – Но удачи желать тебе не стану. – Люмин замотала головой.  – Солидарен. Только…только береги себя, пожалуйста. Прошу, я не хочу быть в этом мире один.  – Если ты меня убьешь, то, увы, будешь один со своей Бездной. Она же тебе больше понравилась.  Итэр стиснул зубы, ладонь постепенно превратилась в кулак, и он заставил себя выдохнуть.  – По крайней мере, с ними я могу не церемониться.  И Итэр ушел, оставив за собой лишь золотистую пыль.  – Ничего, братец. – сказала Люмин, помолчав недолго. – Я церемониться тоже не стану.  Т-тепло…дом…Альбедо…Тарталья очень уставший, он спит в одной из спален моей Обители. В моей же тихонько звучит музыка. Какая-то старая, на винил записанная. Там очень чудно поет мужчина. Мне нравится.  Мне жаль, что я снова сорвалась на Итэра, но больше держаться я не могу. Его больше нет рядом со мной. Он от меня за тридевять земель, в совершенно другой галактике. Это не тот человек, с которым мы решали споры и дела с помощью камень-ножницы-бумаги. Нет. Это не мой брат больше, и я ему не верю.  И чуть только я снова начала об этом думать, меня тут же отвлекает мой милый дивный друг, моя сильнейшая опора, мой Альбедо. Он нежно берет меня за вытянутую руку, одним ловким движением отводит ее в сторону, прижимается грудью к моей. По талии неожиданным теплом поползла его вторая рука и она остается там. Держит. Чувствую, как мне постепенно становится жарко. Как его глаза пылают космическими солнцами, а звезда на шее будто переливается золотом и блестками. Он неописуем, и его неописуемая правая нога ступает вперед, заставляя мою левую ногу автоматически отступить назад. Поворот, я делаю решительный шаг в ответ, и мы танцуем восьмерку по всей нашей спальне. Мелодично, нескоро. Я чувствую, как внутри любовь разливается горячим послевкусием Бейлиса. Оно подбирается резко и сразу в грудь, как только Альбедо начинает петь: – Love me tender...  И я ему в ответ:  – Love me true...  – All my dreams fulfill...  – For my darling, I love you...  И в один голос мы поем "And I always will".