Белое небо

— Для тебя этот мужчина, точно приманка из кошачьей мяты для кота, — небрежно сказала ба, помешивая со скоростью звука сладкий заварной крем своим любимым венчиком. Запах сахара, сливок и слоёного теста на кухне стоял умопомрачительный. — Только не снова, ба, я прошу тебя! Ради всей любви ко мне! — Именно потому, что я очень люблю тебя, я и говорю эти возмутительные вещи. «Привыкай», — повисло невысказанное в воздухе. Вэй Ин не мог отрицать того факта, что благодаря этим поддразниваниям, он стал более спокойно относиться к собственным чувствам. Он перестал защищаться и просто признал за собой пагубное отрицание, от которого следовало давным-давно избавиться. В нём преобладали чистые эмоции, и их повышенная концентрация плохо влияла на чистоту его разума и на способность мыслить логически. И ба неделикатно указала Вэй Ину на этот его недостаток. Она дразнила его и подталкивала на общение с людьми, а затем выгоняла гулять с сыном на улицу или в лес, чтобы он медитировал, набирался терпения и приводил в порядок мозги. И так день за днём. Возможно, ему действительно не хватало спокойствия и некоторой доли рациональности в том, что касалось Лань Чжаня. — Пап! Папа! Папа, идём гулять, ловить рыбку, хочу плавать! Лодка! Пап! Надоедливая мелкая заноза. А-Юань стал слишком активным и громким. Вэй Ин подхватил А-Юаня на руки и посмотрел в окно. Начало декабря. Снова шёл грёбаный дождь. Дождь со снегом. Холод пробирал до костей. Вэй Ин хотел солнца, тепла и секса — он смело признался себе в этом несколько дней назад, — и погода ничуть не уменьшала его жестоких страданий. — Плавать не будем, — отрезал Вэй Ин, но, увидев, как у А-Юаня начала дрожать нижняя губа, смягчился: — Надевай свой дождевик. Абсолютно нелепый рыжий дождевик с лисьими ушами на капюшоне и подобием хвоста позади — это была самая любимая вещь в увеличивающимся гардеробе А-Юаня. Любовь с первого взгляда. Конечно, Вэй Ин играл нечестно, переводя внимание сына на обожаемый им дождевик. Однако отвлечь сына чем-то приятным в его списке задач — стояло на первом месте. Это лучше, чем доводить такое простое дело до истерики и слёз. — И пчелиные сапоги, — деловито добавил А-Юань. — И пчелиные сапоги, — громко вздыхая, умилился Вэй Ин. Ужасные пчелиные сапоги. Вэй Ин опустил ребёнка на пол, и А-Юань, почувствовав вкус свободы и приближающихся приключений, рванул к шкафам и полкам с верхней одеждой. С шуршанием сняв дождевик с вешалки (ба уважала только вешалки) и раскидав в разные стороны свои полосатые резиновые сапоги, А-Юань лучезарно улыбнулся и подозвал Вэй Ина к себе. — Гулять, — счастливо чирикнул он. Слишком счастливо для того, кто собирался пойти гулять в снегодождь. — Сколько энергии, — хихикнула ба из кухни. — Идите, но до обеда, чтобы оба были дома. Хорошо? — Хорошо, — буркнул Вэй Ин, кисло глядя на погоду за окном. — Хорошо! — ещё шире улыбнулся А-Юань, садясь на пол и натягивая сапоги на ноги. Вэй Ин, покачав головой, с ухмылкой присел перед сыном и поменял сапоги местами, потому что кое-кто чересчур самостоятельный снова перепутал право и лево. — Вот так, лисёнок. Запоминай. А-Юань кивнул и с ничуть не угасшим энтузиазмом встал на ноги и схватился за дождевик. Его он надел уже самостоятельно, пока Вэй Ин доставал с верхних полок шапку и шарф. А-Юань не очень любил, когда на шею что-то давило, но ради спокойствия папы и гулянки согласился потерпеть. А вот шапки с помпонами ему нравились. О перчатках, несмотря на все уговоры ба, никто из них даже не заикался. Малыш из принципа не носил перчаток, полностью беря пример с Вэй Ина, который презирал любые барьеры, ограничивающие тактильные ощущения и препятствовавшие его взаимодействию с внешним миром. Вэй Ин был способен обойтись без зрения в полной тьме в течение долгого времени, но руки всегда должны оставаться свободными. Никаких перчаток и рукавиц в этом доме. С глаз долой — из сердца вон. — Тебе тоже нужен плащ, — сказал А-Юань, рассматривая чёрную кожаную куртку Вэй Ина и делая это с таким сомнением, что у него из горла невольно вырвался лёгкий и ласковый смешок. — Да? И какой же? — С кроликом! — С кроликом? — игриво, с преувеличенным восторгом переспросил Вэй Ин. — Почему с кроликом? — Папа любит кроликов. «Особенно в жареном виде и со специями», — пошутил в мыслях Вэй Ин, испытывая в этот момент что-то очень похожее на дежавю. А-Юань вёл себя почти в точности, как Лань Чжань. Их трепетное отношение к кроликам и прочей пушистой живности делало им обоим честь, и он был горд знать, что его сын и возлюбленный разделяли друг с другом что-то общее. Глубинное понимание ценности чужой жизни — восхищало Вэй Ина. Это притягивало его к людям так, как пчёл притягивает мёд. «Они бы подружились», — с любовью подумал он. — Конечно, любит, ведь он живёт рядом с одним из них. — Вэй Ин щёлкнул сына по носу и поправил слабо повязанный шарф на его шее, затягивая потуже и любуясь ярким рисунком на нём. На сердце разлилась горячая нежность. — Я не кролик, — смеясь, запротестовал А-Юань. — Да, ты маленький и хитрый крольчонок. До взрослого кроля тебе далеко, как пешком до луны. — Эй! — возмутился А-Юань и поднял руку над собой, показывая свой рост. — Я уже большой. Вэй Ин охотно согласился и ответил: — Потом проверим, насколько большим ты стал. Что-то мы давно не измеряли твой рост. На самом деле они измерялись пару месяцев назад, когда в последний раз проверялись у врачей, но дети растут быстро. Да и насечку на дверном косяке сделать несложно. А-Юань подпрыгнул от нетерпения и быстро закивал, а после потащил его за руку к двери. Вэй Ин успел смириться с мыслью о прогулке под ледяным дождём и лишь устало раскрыл над ними ярко-жёлтый зонтик. Они вдвоём выглядели довольно комично — высокий мужчина в тяжёлой кожаной куртке и детским зонтом в руке и мальчик в нелепом дождевике и резиновых сапогах в жёлто-чёрную полоску. Однако Вэй Ина это мало волновало, пока его ребёнок хорошо проводил время. Спустя десять минут неспешной прогулки его куртка и волосы покрылись тонким слоем льда. Холодный ветер задувал под воротник. Океан ревел. Волны с шумом и грохотом разбивались о камни и скалы. Лодки изредка задевали своими боками длинный деревянный пирс. Их небольшой порт был пуст, и лишь пара человек укрывали свои судна навесом и собирали остатки рыбных сетей. Отец и сын. Вэй Ин прикрыл глаза и подставил лицо навстречу кусачему ветру. Запах йода и соли был сильнее, чем обычно, свежий и дикий, неумолимый. И как бы он ни жаловался на погоду ранее, ему нравилось это. А-Юань кричал, вторя крику чаек, и бегал по скользкому пирсу, не слушая предупреждений Вэй Ина и его просьб об осторожности. — А-Юань! Будь осторожнее. Кто будет вылавливать тебя из воды, когда ты упадёшь? — Папа выловит, — уверенно заявил он. И побежал дальше. Вэй Ин недоверчиво рассмеялся от такой вопиющей наглости. Эхо его смеха подхватили мужчина и юноша пятнадцати лет, единственные во всей округе, кто мог услышать их короткий диалог. — Тогда не бегай, — попросил Вэй Ин и следом предупредил: — Ты можешь поскользнуться и упасть. — Не-а! Упрямый лисёнок. Вэй Ин благополучно забыл, что когда А-Юань не сидел у него на руках, он бегал. С тех пор, как А-Юань познал все прелести бега, обычная ходьба перестала его устраивать, и потому ни дня не проходило, чтобы он не упал и не ударился. Ему ужасно повезло, что Вэй Ин любил упрямых. Однако Вэй Ин бы солгал, если бы сказал, что не был рад таким переменам. Видеть улыбку сына и слышать его смех и детский лепет каждый день, что они проводили вместе, — это благословение свыше. А-Юаню становилось лучше и горе постепенно забывалось. Вэй Ин испытал непередаваемое облегчение, когда заметил, что слёзы на лице его маленького лисёнка всё чаще стали появляться из-за разных бытовых мелочей, из-за которых не стоило сильно переживать. С его плеч будто свалилась невидимая тяжесть, оставившая после себя в напоминание лишь жгучие и болезненные следы от таких же невидимых цепей. Три раза А-Юань упал. Два раза Вэй Ин помог ему встать, потому что его об этом попросили. Если бы А-Юань захотел встать сам, то пожалуйста, пусть встаёт сам. Он не стал бы вмешиваться туда, куда его не звали, без прямого обращения. Он позволял сыну исследовать окружающий мир любыми доступными способами. Вэй Ин только потворствовал стремлению А-Юаня к самостоятельности. Это, признаться, было сложно и трудно, но он держался за свои принципы изо всех сил, понимая, что ничем А-Юаню своей гиперопекой не поможет. Ещё в детстве пережив сильнейшее потрясение, он прекрасно понимал, что если будет ограждать сына от всех проблем, то тот просто не выживет. Вэй Ин хотел, чтобы в случае чего А-Юань всегда смог за себя постоять. Это и было его главной целью — вырастить доброго, умного и сильного молодого человека, способного защитить себя и свою семью и справиться со всеми напастями. А-Юань должен был знать, что мир не страшен, когда рядом есть люди, готовые помочь. И Вэй Ин — всего лишь один из них. Бояться мира — значит, бояться самого себя. Это глупо. Так много раз говорила ему ба. Она и мама воспитывали его и никогда ни в чём не ограничивали. Всегда рядом, всегда готовые предложить ему руку помощи, они не переходили границ вседозволенности и показывали Вэй Ину, какой бывает жизнь, позволяли пробовать, ошибаться и набивать шишки, помогая лишь тогда, когда он по-настоящему нуждался в этом. Спустя ещё десять минут губы А-Юаня слегка посинели. Пухлые щёчки стали нежными и красными. Малыш дрожал от пронизывающего холода, несмотря на то, что раньше, благодаря своей природной стойкости, практически никогда не мёрз. Вэй Ину же было всё нипочём, кровь его прекрасно согревала, но для теплолюбивого и неокрепшего ребёнка здешний климат был не совсем привычен. Это первая зима А-Юаня на севере. Если повезёт, то скоро он увидит настоящий снег. — Замёрз? — заботливо спросил Вэй Ин, беря руки А-Юаня в свои, горячие, и согревая его негнущиеся пальчики своим же дыханием. — Д-да, — просиял А-Юань. — Домой? — Чай? — с надеждой спросил лисёнок. Его невинные глаза и милые надутые губы растопили бы даже самое жёсткое и равнодушное сердце. Что уж говорить о бедном Вэй Ине. — Дома будет чай. И пирожные. — Что… пирожные? — Угу, бабушка делала крем и раскатывала тесто. Ты же самолично у неё целые куски со стола брал и съедал в один рот, жулик, — хитро протянул Вэй Ин и ущипнул А-Юаня за щёку. — Ай! — Актёр, — с удовольствием промурлыкал мужчина и ущипнул сына за вторую щёку. — Папа! Нельзя! — Кто сказал? — Бабушка. — Бабушка сказала, что мне нельзя щипать тебя за щёки? А щекотать? И щекотать нельзя? — Нельзя, — тихо пропищал А-Юань, и Вэй Ин затрясся от едва сдерживаемого смеха. — Ну, придём домой и спросим у бабушки, как на самом деле обстоят дела. Бабушка же нам врать не будет, правда? Пусть она судит. — Хорошо, — довольно кивнул А-Юань, точно зная, на чьей стороне будет ба, и оба они поспешили домой. На этот раз А-Юань держался рядом, а не торопился убежать далеко вперёд. Любопытные взгляды больших и тёмных глаз прожигали в Вэй Ине дыру. Что-то его гложило и волновало, и, судя по всему, он не решался спросить. Одно это заставило Вэй Ина насторожиться. Обычно А-Юань ничего не боялся у него спрашивать. — Баобэй? Всё в порядке? — скрывая волнение в голосе, спросил Вэй Ин. А-Юань заколебался. — Ты же расскажешь мне сказку? — прошептал он. Так хрупко, что у Вэй Ина в груди всё сжалось. «Я буду рассказывать тебе сказки до тех, пока ты не вырастешь, — хотел сказать он, — а когда вырастешь, мы будем вместо сказок обсуждать, как прошёл твой день и делиться планами на будущее. Я мечтаю об этом. Думаю об этом каждый день». — А когда я не рассказывал тебе сказок? — Вчера. А. Вчера. — Но ты же уснул раньше, малыш, — извинился Вэй Ин. — Папа не успел тебе и слова сказать, как ты уже уснул сладким сном. — Папа говорил много по телефону. Долго. С кем он говорил? Вспомнил всё-таки. У А-Юаня, к его радости и величайшему разочарованию, была чересчур хорошая память, не говоря уже о внимании. В будущем, когда его лисёнок станет большим и коварным рыжим лисом, это сыграет с Вэй Ином злую шутку. Вчера Лань Чжань позвонил раньше, и Вэй Ин просто не нашёл в себе сил отклонить звонок. Они проговорили около часа, слишком занятые друг другом, чтобы обращать внимание на окружение и время. А-Юань терпеливо ждал, играя в гостиной с ба, и посылал ему любопытные взгляды, ёрзая на месте от нетерпения и желания подойти. Бабушка, добродушно качнув головой, взяла А-Юаня на руки и скрылась с ним в ванной комнате. Поняв намёк, Вэй Ин неохотно попрощался с Лань Чжанем и спустя минут двадцать забрал сонного А-Юаня у ба. Он успел спеть всего одну песню, прежде чем А-Юань счастливо уснул на его руках. И пусть Вэй Ин не рассказал своему ребёнку сказку, однако он не был безответственным и жестоким родителем. Он не допустил бы пренебрежения. — Это был мой… друг, — сказал Вэй Ин. — О, — заинтересованно протянул А-Юань. — А кто это? Как его зовут? — Лань Чжань, — улыбаясь, ответил он, — но ты можешь называть его гэгэ. — Гэгэ? — Ага. Вэй Ин улыбнулся шире, представив красивое и изумлённое лицо Лань Чжаня. Никто, кроме него, не смел обращаться к нему столь фамильярно, и навряд ли за годы что-то поменялось. — Гэгэ! — радостно воскликнул А-Юань, пробуя слово на вкус. — А я могу поговорить с гэгэ? — А вот об этом надо спросить у самого гэгэ. В целом Вэй Ин был не против общения между ними. Он был бы счастлив понаблюдать и посмеяться.

***

Крепкий и горячий чай с сушёными ягодами — официально лучшее, что придумало человечество, решил Вэй Ин. Он допивал свою последнюю чашку на сегодня перед тем, как лечь спать, и лениво монтировал видео, отслеживая время в углу экрана. А-Юань тихо сопел в соседней комнате, убаюканный обещанной песней и сказкой. Бабушка тоже спала. После ужина она по традиции ругалась на его режим сна и снова спрашивала о дальнейших планах. И план был. План постепенно осуществлялся. В конце концов его жажда деятельности победила. Вэй Ин нашел работу в Форксе. В одном автосервисе не хватало опытного механика, и он по-быстрому скинул им своё резюме и прикрепил к нему рекомендации с прежнего места работы, которые с трудом выбил у Миндзюэ-гэ, не желающего так просто расставаться с его «золотыми руками». График был свободным. Два через два. Иногда могли вызвать и просто так, когда, например, другой механик не справлялся. Вэй Ина это полностью устраивало, и проблем по идее возникнуть не должно. А-Юань привык к бабушке и к относительному одиночеству. Теперь он не пугался отсутствию отца и спокойно оставался один или в компании той же ба. Она бы присмотрела за ним ради него. В мастерской пустовало, а его напарники были теми ещё халтурщиками. Но с приходом Вэй Ина это место стало более оживлённым и клиентская база расширилась. Много кто заходил и просто так, чтобы, очевидно, поглазеть на него, поздороваться и понаблюдать за его работой. Подобные визиты по мнению нежданных посетителей являлись дружескими, и Вэй Ин не стал спорить. Он им ничего не должен. Он им не друг. По выходным, со слов других работников, к ним обычно захаживал некто по имени Джейкоб Блэк, сын Билли Блэка, одного из старейшин, волчонок со спящей кровью. Брал ненужные инструменты и детали и уходил. Вэй Ин застал его всего раз. Джейкоб был улыбчивым и солнечным парнем, очень добрым и по-своему наивным. Он много говорил о дочке шерифа, ради которой привёл в порядок ржавый пикап шевроле. В день приезда дочери в Форкс Чарли Свон лично позаботился о том, чтобы авто стояло на подъездной дорожке и ждало свою хозяйку. Белла, по слухам, этому рычащему красному монстру на колёсах искренне обрадовалась. Новое приобретение улучшило ей настроение и сделало терпимым внезапный переезд. Девочка всё же из жаркой Аризоны сюда приехала. И дождливый и туманный Форкс для неподготовленных, непривычных людей был... В общем, это был не лучший выбор. Что ж, понравилась ей машина, и ладно. Просто чудесно. О вкусах не спорят и о причинах резких перемен в жизни не спрашивают. Ещё была подработка на пару недель в Порт-Анджелесе в антикварном магазине, где проводилась глобальная реставрация и инвентаризация товаров. Там тоже были нужны умелые руки, и Вэй Ин с удовольствием откликнулся. А-Юань просился пойти вместе с ним и, вновь наткнувшись на мягкий отказ, послал в него взгляд раненой косули, блестящий от непролитых слёз. Вэй Ин уступил. Разумеется, он уступил собственному сыну и на первое время согласился даже брать его с собой. Хотя он был бы намного спокойнее, если бы А-Юань остался в безопасной резервации, подальше от хитрых и назойливых вампиров, которые по договору не могли нарушать установленных границ. Работодатель, сухонький старичок с добрым скрежещущим голосом, согласился и пошёл навстречу. Вэй Ин откинулся назад и потёр сухие глаза. — Ещё чаю, — решил он и отправился было на кухню, как откуда-то полилась тягучая мелодия гуциня. Вэй Ин поставил её лишь на одного человека, а другие любимые песни по итогу распределил между оставшимися номерами. — Алло? — произнёс вполголоса он, глянув на часы. Было уже явно больше девяти вечера, и по идее его не должно так сильно удивлять то, что ради него нарушали режим сна, потому как всё это происходило далеко не в первый раз. Но… — Лань Чжань? — Мгм. Вэй Ин с дрожью выдохнул и опустился на стул. Снаружи свистел ветер. — Привет. — Привет, Вэй Ин, — мягко поздоровался Лань Чжань. — Я… И тут Лань Чжань почему-то растерял слова. Вэй Ин нежно хмыкнул на это. «Глупый», — с лаской подумал о нём он. — Хм? Тебе так не терпелось поговорить со мной, что нарушаешь правила? Не слишком ли часто? Я этого не стою, — включил дразнящий тон Вэй Ин. — Вэй Ин стоит всего на свете, — страстно возразил Лань Чжань, и Вэй Ин почувствовал, как внутри него всё горячо сжимается и отзывается на эти слова. На короткое мгновение он потерял дар речи. Сдержав неуместный звук, рвущийся прямо из лёгких и щекочущий, будто лепестками цветов, стенки его горла, мужчина издал взамен задыхающийся смешок. — Лань Чжань… Предупреждай, прежде чем говорить такие вещи. — Почему? — Потому что я могу взять и поверить тебе, — хрипло произнёс Вэй Ин, но откашляться не пытался. Это другого рода хрипотца, не поддающаяся его контролю. — Пожалей моё хрупкое сердце. — Это правда. — Хорошая шутка, — машинально ответил Вэй Ин. Универсальные ответы имели свойство спасать его шкуру от неловких ситуаций и неизбежного смущения. — Не шутка. Но он ничего не мог противопоставить этой твёрдой уверенности. Вэй Ин беспомощно обвёл взглядом комнату. Свет настольной лампы слабо отражался от зеркальной поверхности окна. Вэй Ин видел и своё отражение, взволнованное, распущенное, с лёгким румянцем на скулах и щеках и припухшими красными губами, которые он непроизвольно покусывал во время работы. Как там сказала ба? Олицетворение греха? — Так стремишься загнать меня в угол? Лань Чжань, ты играешь нечестно, — низко проговорил Вэй Ин. Это ночь. Это всё её влияние. — Застал меня врасплох посреди ночи и смущаешь своими сладкими речами. Я же могу не о том подумать. — Подумать о чём? «О том, что ты флиртуешь со мной, например. Что за вопрос?» Вэй Ин позволил своему молчанию ответить за него, и Лань Чжань поддержал его в этом. Невозможно, чтобы Лань Чжань флиртовал с ним. — Почему ты позвонил? — спросил Вэй Ин, жаждая скорейшего ответа. Как показала практика, молчание в их случае редко являлось эффективным способом решения проблем. Как бы он не закрывал на это глаза, недоразумения между ними рассеялись не до конца. Остаточная боль всё жила в сердце Вэй Ина и подпитывалась глубокой болью потери, не исчезнувшей в одночасье. Вэй Ин многое понял из скупых объяснений Лань Чжаня и был готов принять его обратно; но надеяться на взаимность?.. Что ж, он справедливо отложил этот вопрос на потом, в долгий ящик, и решил медленно наслаждаться тем, что есть. Идти в том темпе, в котором им обоим будет комфортно. И если Лань Чжань когда-нибудь решит рассказать больше (стать для него чем-то большим), Вэй Ин выслушает. Он не уйдёт больше. Не так просто. — Не мог уснуть, — послышался шорох. Лань Чжань, должно быть, разговаривал с ним лёжа в постели. — Бедняжка, — понимающе закивал Вэй Ин. — Как ты? — Устал. Ты? — Ну, день у нас был насыщенным. Вот доделываю кое-что, тоже не могу уснуть. — Вэй Ин должен больше отдыхать. Здоровье важнее. Под грудиной расползлось нещадное тепло. Лань Чжань заботился о нём. — Твоё здоровье не менее важно, — сказал Вэй Ин. — Ты должен больше заботиться о себе. — Мгм. Вэй Ин тоже. — Это я понял, — отозвался Вэй Ин приглушённым смехом, — а не понял я того, почему ты не можешь уснуть, Лань Чжань. Для тебя уже довольно поздно. — … — Я могу помочь? Лань Чжань колебался, и это было хорошо видно, но потом, видимо, он устал от своего косноязычия и сказал: — Твой голос. — Мой голос? — переспросил Вэй Ин, расширив глаза. Чистейшее изумление — вот что он чувствовал. Удовольствие, капельку самодовольства, веселье, облегчение… — Мгм. — Мне… Может, мне тогда спеть тебе что-нибудь? А-Юань любит слушать мой голос перед сном. — Мгм. — Хорошо, — вздохнул Вэй Ин. — И какую же песню ты хочешь? Всё, что угодно. — Что желает спеть Вэй Ин. Вэй Ин в совершенстве знал колыбельную, которую он пел для А-Юаня каждый вечер. Спеть её лично для своего любимого человека — было тем, о чём он не мог и мечтать. Вэй Ин задрожал от предвкушения и без предупреждения тихо затянул первые ноты, вкладывая в неё все свои чувства. Эта песнь предназначалась для любимых. И он пел бы её беспрерывно днями напролёт, если бы они попросили. Вэй Ин — ничто иное как любовь для них. Он их дом. Он хотел быть для них домом.