Белое небо

Однажды А-Чэн ребёнком заблудился в лесу. Это случилось, когда мадам Юй наконец сжалилась над ними и позволила им троим — ему, А-Чэну и А-Ли — отправиться на лето к таинственной бабушке Вэй Ина. В ход пошли все виды убеждения, и они сумели добиться своего. Мадам Юй неохотно уступила и, списавшись с ба, согласилась отпустить их в путь с некоторыми условиями: ежедневные звонки, устные отчёты о прошедшем дне и обязательные семейные визиты раз в три недели. А-Чэн и А-Ли впервые разлучались с родителями на такой долгий срок и ожидаемо боялись неизвестного, но рядом с насмехающимся Вэй Ином им становилось значительно спокойней. Они верили ему и искренне доверяли его суждениям. Вэй Ин чувствовал себя самым старшим в их неразлучном трио, и даже А-Ли без споров, — чего она, как правило, тщательно избегала и считала неприемлемым, — признавала его первенство. В отличие от маленького Цзян Чэна. Дело было в том, что на пятый день в доме ба, в полной глуши, далеко от современного и жаркого Лос-Анджелеса, он и А-Чэн сильно поссорились и последний убежал в лес, не желая ничего слушать, обиженный на весь мир. Вэй Ин не побежал за ним следом. Он был слишком горд и зол, чтобы возиться с избалованным младшим братом, который плевал на уважение к нему и его единственной семье. Бабушка — она же была ему, как мать, а он ей — как родной сын. Вэй Ин ни от кого не потерпел бы нарушения закона гостеприимства: оскорблять хозяев в их доме — табу, запрет. Так нельзя. И А-Чэн должен был понимать эту разницу и не переступать границ дозволенного. В результате Цзян Чэн по собственному невежеству потерялся в лесу. В полнолуние. А-Ли была в отчаянии, на грани слёз, когда к вечеру её диди не пришёл. Бабушка тоже отсутствовала и потому, логически рассуждая, не могла помочь. А-Ли в течение целого часа умоляла Вэй Ина пойти и попробовать самим поискать его, пока полностью не стемнело, однако Вэй Ин отправился на поиски в одиночку, сказав а-цзе не волноваться, оставаться дома и ни в коем случае не выходить на улицу. Он тоже сильно переживал, хоть и не показывал этого внешне. В облике зверя бегать по лесу легко, особенно когда знаешь его с детства, как свои пять пальцев, и чувствуешь витающие в воздухе изменения. Нужно быть внимательным, чтобы не попасть в ловушку, умным, чтобы избежать затаённого коварства, и хитрым, чтобы обмануть и уйти невредимым. Лес никогда не стоял на месте. Лес менялся и жил своей жизнью, жуткий, страшный и бесконечно прекрасный. Напитанный магией до самых краёв. Здесь силы Вэй Ина и его энергия восстанавливались намного быстрее, по сравнению с жизнью в большом и людном городе, расположенном неподалеку от бесплодной пустыни. Вэй Ин нашёл А-Чэна в стороне от всех главных троп, которыми пользовались местные жители и по которым он обычно гулял, когда уставал от людей. Поначалу эти тропинки хорошо заметны, безопасные с виду, с зелёными папоротниками и мелкими цветами, невысокими травами и кустарниками по краям, но они были хитры тем, что чем дальше идёшь по ним, тем незаметней и у́же те становятся, причудливо разветвляясь и уходя глубоко в чащу. Человек незнающий, неопытный и несведущий не нашёл бы дороги обратно, как бы он ни старался. Лес заманит и не выпустит. Места силы, подобные этому, любят играть со смертными, пока их силы и воля не истощатся. С такими опасными вещами шутить было не принято. Чужаков редко пускали в лес и больше знакомили с океаном или местными обычаями, танцами, легендами, песнями, едой. Только не лес. Вэй Ин умел играть по чужим правилам, находить лазейки, где их не было, договариваться с духами, пользоваться преимуществами, а А-Чэн — нет. Ему ни к чему было знать о подобном. Он всего лишь ребёнок, который не сталкивался ранее с мистикой и сверхъестественными созданиями. Ребёнок, и не более того. Его глупый и упрямый младший брат, окружённый со всех сторон родительской любовью и тёплой преданностью старшей сестры. А Вэй Ин… Он с первого взгляда на него понял, что будет защищать его, несмотря ни на что, и решил, что никакие обиды не встанут между ними. Вэй Ин ошибался, но тогда это было единственным, чего он по-настоящему желал для Цзян Чэна. Защита и надёжное плечо, обещающие безопасность. Выскочив из деревьев рыжей стрелой, Вэй Ин от радости и нетерпения сбил А-Чэна с ног. Его восьмилетнее тело не выдержала столкновения с тяжёлым и массивным лисом и, естественно, упал на землю. Уже тогда Вэй Ин был очень крупным, намного крупнее, выносливее и сильнее обыкновенной лисицы. А-Чэн перепугался до смерти и, только заметив, что ему не причиняют вреда и чего-то ждут, отнял руки от лица и взглянул в большие и тёмные глаза Вэй Ина, умные и родные глаза. — В-вэй… Вэй Усянь? Вэй Ин завилял хвостом и боднул брата головой, фыркнув ему прямо в лицо и уткнувшись мокрым носом в шею, заискивающе сверкая карими глазами с алыми прожилками, от которых А-Чэн не мог оторвать взгляд. — Вэй Усянь, — твёрже повторил мальчик. Да! Вэй Ин кивнул, по-птичьи наклонил голову набок и лизнул брат в нос и в щёки, собирая с мягкой кожи засохшие слезы горячим языком. — Фу! Не делай так! Почему ты такой огромный? И правда. С этим было сложно поспорить. А в будущем он обещал стать ещё больше. То есть… ещё больше, чем сейчас. Но это могло и подождать. Схватив острыми зубами край фланелевой рубашки хмурого младшего брата, Вэй Ин потянул его в сторону дома, и А-Чэн, слава всем духам, послушался и без лишних слов пошёл за ним. Маленькое приключение успешно завершилось, стоило им выйти из леса, столкнувшись нос к носу с ба. Бабушка наказала всех. Цзян Чэн и Вэй Ин каждый день в течение нескольких недель вставали засветло, в дождь и зной, в любую непогоду, и шли рыбачить, помогать распутывать сети, чинить лодки, сортировать, потрошить и разделывать рыбу, чистить и солить икру, готовить еду для остальных под руководством старших. А А-Ли присоединилась к ним за компании, потому что тоже считала себя виноватой и попросила наказания за несуществующий проступок. Лучшее лето в их жизни.

***

Вспоминая хмурое и бледное лицо спасённого А-Чэна и свои наивные обещания, Вэй Ин начинал медленно осознавать, каково это — заблудиться. Только между ним и его братом была и есть одна существенная разница. Заблудиться в лесу и заблудиться в дебрях собственной души — вещи разные. Это совершенно другое. Лес для Вэй Ина большую часть жизни служил домом и спасением, противоречивым, непостоянным и опасным, как обоюдоострый нож, но всё-таки спасением. Общение с Лань Чжанем в самом начале чем-то походило на хождение по такому ножу. Одна ошибка — и всё полетит в пропасть. Общение с ним было подобно тому, как в незнакомом и не дружелюбном к чужакам лесу заблудился А-Чэн. Первоначальная неловкость от разговора с ним вскоре вылилась в обжигающее смущение: Вэй Ин сгорал от стыда и искренне радовался тому, что никто не видел его красного лица. Длинные паузы заполнялись отвлекающей болтовнёй Вэй Ина, у которого в голове отсутствовал важный центр, отвечающий за фильтрование речи. И Лань Чжань, этот невыносимый человек, ни на йоту не упрощал ему задачу. Его возлюбленный был внимательным, чутким и замечательным слушателем. И те, кто говорил, что он скучный, суровый и холодный, были в корне не правы. Лань Чжань — тёплый, горячий человек, эмоциональный, добрый и хороший. Он никогда никого не обижал, несмотря на свою кажущуюся холодность, всегда вежливый и почтительный. Он был забавным и интересным. Его искромётное и тонкое чувство юмора не оставляло Вэй Ина равнодушным. Вэй Ин считал дни и часы до того момента, когда они снова смогут поговорить и обменяться чем-нибудь личным и повседневным. Он безмерно ценил каждый их разговор и пребывал в чистейшей эйфории после завершения звонка. Вэй Ин с нетерпением ждал, когда Лань Чжань позвонит ему вновь и спросит, как дела. Независимо от обстоятельств, условий жизни, настроения и времени суток, он стабильно интересовался у него здоровьем, делами, а также его общим самочувствием. Что… льстило. Лань Чжань слушал внимательно. Всеобъемлюще. Он, казалось, ловил любое слово Вэй Ина, вырывающиеся из его рта единым потоком. Ничто не ускользало от внимания Лань Чжаня. Вэй Ин чувствовал, когда его слушали, и Лань Чжань слушал с рвением юного ученика, восхищающегося своим учителем, — он знал это. Любая информация, какой бы незначительной она ни была, тщательно откладывалась в голове А-Чжаня и сохранялась навсегда. Лань Чжань имел идеальную память. Он запоминал всё. По мелочам, по деталям, всплывающих в дальнейших разговорах, Вэй Ин с трепетом и тихим недоверием ещё раз убеждался в том, что их долгие беседы хранились в памяти Лань Чжаня так, как у других людей хранились самые ценные сокровища, принадлежащие им и только им, безраздельно. Каждая мысль, каждое высказывание и мнение Вэй Ина — это отдельная драгоценность, которая шла в сокровищницу души Лань Чжаня и навечно оставалось в его сердце. По крайней мере, Вэй Ину хотелось думать об этом именно так, ибо сам он жил подобным образом. Он пытался запомнить всё и запечатлеть воспоминания о своём возлюбленном, о его личности, любым доступным способом. Он рисовал, слушая голос Лань Чжаня, плёл амулеты, используя янтарь, кедр и серебро, вырезал из дерева цветы и фигурки зверей в виде пухлых кроликов или птиц, — синичек, снегирей, нежных горлиц. А-Юань был только счастлив новым игрушкам и добавлял их в новую пополняющуюся коллекцию, стоявшую рядом с отдельной коллекцией всех его насекомых и членистоногих. Вэй Ин специально сделал и повесил для него полки, на которых можно было хранить всё это добро. Лань Чжаню нравилось слушать про А-Юаня, и ни едином звуком и словом он не выдал своего неудовольствия по данному поводу. Наоборот, он часто спрашивал про него и поддерживал Вэй Ина в его непростой и одинокой родительской жизни. И хотя он не мог в полной мере отвечать за чувства этого мужчины, но предательская часть его души довольно урчала от внимания и заботы любимого человека. Забота Лань Чжаня была ненавязчива и невинна, и оттого ещё более желанна. Настоящий джентльмен. Вэй Ин становился жадным и голодным до него, до всего Лань Чжаня. Его тело подавало недвусмысленные сигналы, но он упрямо игнорировал это и сосредотачивался на текущих задачах, загоняя свои чувства и желания туда, где им было самое место. Вэй Ин держал его имя в мыслях годами. Он делал это так долго, что уже начал забывать то время, когда имени возлюбленного не существовало в его жалкой жизни. Он… Он мог бы выдержать столько же. Скрывать свою любовь — было для него привычным делом. Вэй Ину достаточно лишь знать, что и его имя тоже что-то значило для Лань Чжаня, раз уж он так часто произносил его вслух. Его имя служило, чтобы заполнить тишину между ними, чтобы подтвердить присутствие, сказать: «Ты здесь». Как будто Вэй Ин исчезнет, если он перестанет звать. Вэй Ин не был глуп. Он видел и слышал это в чужом голосе. Знал это. Его сердце болело и наливалось нежностью. И он звал Лань Чжаня в ответ. Потому что не мог поступить иначе и потому, что очень его любил. Имея возможность слышать Лань Чжаня, но не видеть, Вэй Ин всё больше и больше начинал ценить их общее время. Голос возлюбленного был единственной доступной для него вещью в серой череде одиноких дней. К сожалению, они пока что не могли встретиться и увидеть наконец повзрослевшие лица друг друга. Лань Чжань был занятым человеком и жил очень далеко. А Вэй Ин в свою очередь боялся и не хотел объяснять А-Юаню свою связь с новым-старым другом. Достаточно и того, что ба безжалостно дразнила его и не оставляла в покое ни на минуту. Вэй Ин не желал ничего объяснять и пускаться в неоправданный риск до тех пор, пока сам не привык к этим шатким отношениям. И Лань Чжань, насколько он знал, тоже не спешил делиться им с другими. (Вэй Ин задавил в себе довольное и удовлетворённое собственническое рычание, идущее изнутри, и подумал об А-Юане. Помогло слабо). А-Чжань говорил мало, предпочитая нейтральные темы о работе и быте, и обычно сообщал о каких-то серьёзных делах в общих чертах, но зато щедро делился книгами, которые он недавно прочитал, выходками двух непослушных и избалованных кроликов, которых очень любил, здоровьем своей милой кошечки с кремовой нежной шёрсткой, которую Лань Чжань ласково называл Персик. Его рутина. Кроликов звали Ворчун и Чихун, и Вэй Ин, пользуясь случаем, взорвался смехом, мысленно сравнивая Лань Чжаня с Белоснежкой. О, из него вышла бы прекрасная диснеевская принцесса. — Бесстыдник, — беззлобно произнес Лань Чжань. Но Вэй Ин продолжал посмеиваться, зажимая рот ладонью и смахивая с глаз невидимые слёзы. — Я могу подарить тебе ещё пять кроликов, Лань Чжань, — по доброте душевной предложил Вэй Ин. — Для полноты картины. Что думаешь? Лань Чжань хмыкнул. — Думаю, я не готов усыновить ещё пятерых. Мой бюджет весьма ограничен. — Много крольчатины не бывает, — улыбнулся Вэй Ин, — пушистые, милые, вкусные… Молчание. — Ты не ешь кроликов, — неуверенно, с опаской проговорил Лань Чжань, и Вэй Ин снова рассмеялся. — Я хищник, Лань Чжань. — Но Вэй Ин не ест кроликов? — Не ем, будь спокоен. Меня бы сын не простил, — сквозь непрекращающийся смех произнёс он. — Мгм. — Я слышу сомнение в твоём прекрасном голосе. Лань Чжань беззвучно поперхнулся, но от Вэй Ина ничего не скрыть. — Что? — переспросил он. — Что? — невинно поинтересовался Вэй Ин, игриво прикусив нижнюю губу и тихо сожалея о том, что не мог увидеть лица Лань Чжаня прямо сейчас. — Вэй Ин. Наглый лис встретил наполовину недовольное восклицание очередной порцией весёлого смеха. «О, я так его люблю, — подумал он. — Уже много лет я не смеялся так сильно». Это было так хорошо. — М? Лань Чжань? — Я могу позвонить тебе сегодня вечером? Мой перерыв заканчивается. — Конечно. Звони, когда захочешь. — Это не проблема? Я никого не разбужу? — А-Юань теперь любит спать в своем гнёздышке в гостевой комнате, — успокоил его Вэй Ин. — Большая потеря, ничего не попишешь, но зато никто не пинает меня во сне по ночам. Лань Чжань фыркнул. — Представь себе, — покачал головой Вэй Ин. — Представляю, — мягко ответил Лань Чжань. — Пока? — А? — Прощаюсь первым. Точно. Вэй Ин же сам попросил его прощаться первым. — Тебе точно пора? — он нарочно тянул время. Было трудно прощаться, даже зная, что вечером, всего через несколько часов, они заговорят вновь. — Да, — с сожалением выдохнул Лань Чжань. — Вот как. Вэй Ин зажмурился. В мыслях и несбыточных мечтах он прощался с ним словами «я люблю тебя». Но потом перестал это делать, опасаясь, что невольно скажет о своей привязанности вслух. Сегодня он решил слегка нарушить устоявшийся порядок и, вздохнув поглубже, негромко произнёс: — Пока, А-Чжань. «Люблю тебя». Он сделал это первым. Попрощался. — Вэй Ин, — задохнулся Лань Чжань. — До вечера. Вэй Ин ждал, и наконец он получил от него самое сладкое обещание на свете, ведь Лань Чжань никогда не лгал и не уходил от ответа: — До вечера… Вэй Ин.