Играй, детка

Больше от этой дуры я ничего не добился. Еще не знаю верить ей или нет. Но липкий страх уже ползет по спине. Жуткое, неприятное чувство. Нужно срочно что-то делать. Твой телефон выключен. Может быть ты пошел ко мне домой? Или в общагу? Еду к себе и по дороге звоню Танджиро, Иноске, Ренгоку, всем, кто мог тебя видеть и знать где ты. — Он долго говорил с кем-то по телефону, потом взял свой рюкзак и ушел. — Когда это было, Танджиро? — Часа три-четыре назад может. Что-то случилось? — Он мог поехать к Музану? Он говорил что-нибудь о нём? — Музану? Вроде бы нет. Ты что-то знаешь, Узуй? — Не знаю. Просто предчувствие хуёвое. И телефон у него выключен. — Да, он разрядился. Зеницу как раз ругался на это, когда уходил. Дальше трубку у Камадо отобрал Ренгоку и включил громкую связь. Видимо тоже напрягся, когда услышал имя этой суки. Я пересказал ему разговор с Даки. — Узуй, куда он мог поехать за этими конспектами? К нему в офис? — Как вариант. Чёрт, надеюсь он дома. Я уже поднимаюсь. — Не дёргайся. Он не дурак. — Блять, его здесь нет. Сука, сука, сукаааа. — Успокойся. — Как, блять? Так, его планшет лежит на кухне. — Даки сказала, что он сам ей написал. Может быть посмотреть переписку? Там может быть адрес и время. — Танджиро, ты знаешь пароль? Камадо сомневался перед ответом, но не долго. Он чувствовал мое волнение. Скорее всего и сам переживает за друга. Ненавижу лезть в чужие переписки и никогда подобной хернёй не занимался. Но сейчас другой случай. Действительно. После последнего сообщения от Музана в день финала был следующий разговор: З: Привет. Музан, у тебя мои конспекты? Я мог оставить их в кафе, когда мы встречались в последний раз. М: Здравствуй, Зеницу) М: Ты эти конспекты имеешь ввиду: *фото каких-то листов А4* З: Да, это они. Мне они нужны очень срочно. Где можно их перехватить? М: Перехватить? Даже не знаю. М: У меня много работы, я не планировал выезжать. М: Можешь приехать и забрать их сам, если хочешь. З: Может кто-то из твоих друзей будет ехать в центр и возьмет их с собой? М: Я не служба доставки, Зеницу. З: Я тебя понял. З: Просто они очень-очень срочно мне нужны. М: Ну так приезжай. Я в новой студии, они у меня. Вот адрес: #### — Узуй, ты знаешь где это? — Нет, Кёджуро. Но гугл показывает, что это новый микрорайон. Он сейчас строится. Там еще нет никаких зданий толком, только бетонные заготовки. — Думаешь он туда попёрся? — Не знаю. Но я еду туда. — Может быть нам тоже подскочить? Мало ли. Вдруг… — Решай сам, Кёджуро. Я бросил трубку. Как назло, в городе уже начали собираться пробки. Машина ехала медленно, а я готов был взорваться. Твой телефон по-прежнему был выключен. Я звонил раз сто, не меньше. У меня уже дергается глаз и колено. Сука, я придушу Музана, если он хоть пальцем тебя тронет. Бросил тачку в паре кварталов и срезал путь через дворы. Бежал изо всех сил. Вот уже показались будущие высотки, а пока еще просто каркасы зданий. Конечно же огорожено забором. Но не настолько высоким, чтобы не перескочить с разбега. Мне некогда искать другой способ пробраться внутрь. Нужное здание нашлось быстро. На территории не было не души. Странно. Будний день, стройка должна идти во всю. Какой-то ебучий триллер. Вхожу и открываю все двери. Из последней, прямо по коридору падает тонкая полоска света. Открываю ее. — Надо же, какой сюрприз. Узуй Тенген собственной персоной. Змеиная лыба растягивает тонкие губы. Музан сидит в кожаном кресле и курит. Но тебя нигде нет. Оглядываю помещение. Повсюду какой-то полиэтилен. Висит клоками со стен и деревянных конструкций. Пахнет краской. И табачным дымом. Кожаное кресло Музана выглядит здесь инородно. — Где Зеницу? — Потерял свою крошку? Какая жалость. — Он был здесь? Блять, отвечай уже. — Знаешь, сегодня прекрасный день. Всё складывается как нельзя чудесно. Сначала твоя сладенькая детка сам мне написал, я был так рад. Наконец-то смогу взять то, что мне нужно. Ты думаешь я не знаю, что он возомнил себя супершпионом? Такой забавный. Но он ошибался, мне не нужна была информация о вашей команде. Мне даже он был не нужен. Просто нравилось смотреть как ты бесишься, когда он со мной. Надо было сделать это раньше, пока он не побежал снова к тебе и не свернулся клубочком в твоих ногах. Хотя теперь, когда ты так сильно к нему привязался сделать это будет еще приятнее. — Что сделать? Что тебе от него нужно, мразота? Молчит долго. Затягивается и выпускает кольца дыма. Смотрит в упор и испытывает мое терпение. — Что бы ты сделал, если бы нашел его вечером в больнице? В реанимации. После обильной кровопотери и с разорванной жопой. Избитого, измученного, изнасилованного мальчишку. Кровь в жилах холодеет. Во рту все пересыхает. Ноги становятся ватными. Музан наслаждается ужасом на моем лице и продолжает: — А потом бы еще на твою почту пришло бы видео. Долгое и очень интересное. С процессом. Даже со звуком. Отменным звуком. Ты бы смог посмотреть и послушать, как твой мальчик вырывается, мучается и кричит от боли и унижения. Я бы дорого заплатил, чтобы посмотреть на твое лицо в этот момент. — Ты больная конченая тварь. Но даже ты бы не смог так поступить. — О, ты прав. Я бы не смог. Я ведь соврал тебе, он совершенно не в моем вкусе. Зато у меня есть пара знакомых, которые предпочитают именно таких сладеньких маленьких крошек. Сзади слышится движение. Кошу взгляд и улавливаю два силуэта. Появляются по бокам, окружая меня. Огромные, блять. Страшно подумать, что бы они с тобой сделали, будь ты здесь. — Ебать. Где таких откармливают? — Знаю места. Видишь, Узуй, с кем приходится иметь дело? Если бы ты мне тогда не отказал, всё могло быть иначе. — Всё еще плачешь обо мне ночами? Мило. — Обидно я бы сказал. Не умею забывать старые обиды. И ребята расстроились. Они ведь так и не получили обещанное. Амбалы хрустят костяшками. Угрожающе разминают запястья. Надо бы валить отсюда. — Видимо Зеницу все же не порадовал своим появлением. Его здесь нет, следов насилия тоже. Я узнал, что хотел. Пячусь спиной к выходу. Пытаюсь держать в поле зрения двух переростков. — Ну куда же ты так спешишь? Так мило общались. Не хочешь познакомиться поближе с моими друзьями? — Обойдусь. Я уже рядом с дверью. Музан щёлкает пальцами и один из них срывается и летит на меня. Подныриваю под руку и бью в ребра. Ему похуй. Ожидаемо. Замахивается снова. Уйти от удара сложнее, но удерживаюсь на ногах. Подлетает и второй. Сука. Пока отбивался от первого, второй подобрался сзади. Успел перехватить мой замах. Плечо больно вывернулось. Первый уже встал и ударил ногой по бедру. Я падаю на колени. Теперь уже один фиксирует мои руки сзади, выгибая их вверх, а второй хватает за волосы и поднимает голову. Музан медленно подходит, наклоняется и выдувает дым прямо мне в лицо. Едкий и колючий запах раздражает сетчатку глаз и ноздри. — Не нравится дым? Ну да, ты не куришь. Такое красивое тело стоит беречь. И представление неплохое получилось. Только неудачное. Где учился драться, Узуй? Ах, да. Младший братец. Наверное, следовало ходить с ним на борьбу, а не на футбол. — Пошёл ты. — Ты не в том положении, чтобы дерзить, Узуй. Зато твое положение просто идеально подходит, чтобы мне отсосать. — Друзей своих попроси себе отсосать. — Это не интересно. Интересно было бы посмотреть, как растлевают твоего любимого Зеницу. Интересно было бы посмотреть, как ты отреагируешь на это. Остался бы ты с ним после этого? Или нашел бы себе другого мальчика, более целого и не с травмированной психикой? Но самое интересное — это наконец получить то, что я хочу на самом деле. Так что ты можешь отсосать мне и прогнуться, подставляя свою наверняка девственную дырку и пойти по своим делам. Или сделать всё тоже самое, но уже не сможешь ходить. Выбирай. — Так ты этого хотел? Поиметь меня? Какой ты жалкий уёбок. — Поиметь. Наказать. Заставить страдать. Называй как хочешь. Теперь тебе проще будет, ведь пока твоей пташке ничего не угрожает. Расплатишься за всё сам, не его ценой. Можешь даже думать о нем в процессе. Считай, что спасаешь его таким образом. Музан бросил окурок на пол и потушил носком ботинка. Начал расстегивать пряжку ремня. Амбал слева клацнул ножом-бабочкой. Приставил лезвие к моему горлу. Пиздец. Надо было соглашаться на помощь Ренгоку. Может потянуть время? В любом случае, самое главное — ты жив. И тебя явно здесь даже не было. Так что я сам виноват, что допустил вероятность того, что ты попрешься прямо в лапы к Музану. Я оказался намного глупее. И теперь расплачиваюсь за это. Я почти обречен. Ключевое слово — почти. Упоминание моего брата Музан допустил зря. Мы не общались и не виделись больше пятнадцати лет. Он ушел из семьи вместе с отцом. И я не думал о нем, даже не вспоминал никогда за эти годы. Но кое-что всё-таки помню. Наши совместные уроки борьбы. Воспаленный опасностью мозг выбрасывает всю чепуху и пытается найти что-то, что поможет спастись. Так работает адреналин. Вспоминаю все, чему учил нас с братом отец. Обрывки фраз, приемы, движения. — Не делай глупостей, Узуй. Открывай рот. И еще, я ненавижу, когда царапают зубами. Ну ты и сам знаешь. — Пусть руки отпустят. — Не думаю, что это необходимо. — И куда я от вас троих денусь? Пусть отпустит. Медлит, размышляет, но все же кивает. Урод сзади отпускает. Разминаю кисти, все еще стоя на коленях. Лезвие другого качка по-прежнему у моего горла. Пора. Бью по руке с ножом. Быстро и резко. Подскакиваю на ноги и уворачиваюсь от заднего. Против таких огромных ублюдков работает только один удар. И они это знают, поэтому подбородки прячут за кулаками. Бью в яйца с ноги. Он открыл башку. Лови апперкот. Один есть. Растянулся на полу звездочкой. Второй летит на меня и сбивает с ног. Почти упал сверху. Я успел откатиться в последний момент. Подскакиваю. Он тяжелее, медленнее. Бью в челюсть с ноги. Падает, но поднимается. В руке тускло блеснул металл ножа. Блять. — Сделай уже что-нибудь. Музан отошел подальше. Стоит рядом с креслом. Бугай делает выпад. Снова. Мои резкие отскоки спасли. Но он вскинул руку вверх. — АААаа Даже голос свой не узнаю. И почти не вижу ничего. Левый глаз полоснуло. Сука. Но летящая на меня тяжелая рука справа, каким-то чудом прошла мимо. Я успел пригнуться. Бью головой в лоб. Блять, больно. Кровь хлещет и застилает взгляд. Но вижу, как он теряет ориентацию в пространстве на секунду. Этого хватает, чтобы перехватить его и наконец повалить. Валюсь сверху и бью в морду почти наугад. Перед глазами бордовая пелена. Под кулаком хлюпающее месиво из костей и крови вместо лица. Останавливаюсь только от резкой боли. Под ребром. С трудом фокусирую взгляд. Рукоятка торчит справа. Музан стоит надо мной. Его безумный испуганный взгляд, гулкие звуки сирен с улицы — последнее, что я помню прежде чем повалиться на спину и уплыть в темноту и пустоту. Первым приходит запах. Смесь хлорки, озона и еще один тонкий аромат. Настолько тонкий, что почти не различим. Но слишком знакомый, чтобы не узнать. Твой. Цветочный луг после дождя. Потом слышу звук. Какой-то равномерный писк. Пи… Пи… Пи…. Что это? Датчик какой-то? Пытаюсь открыть глаза. Тяжело. Веко разлепляется с трудом. И только правое. Левого не чувствую. Блин, а глаза вообще можно чувствовать? В комнате темно. Но тусклый свет все равно бьет по сетчатке. Жмурюсь. Пытаюсь пошевелиться, но не могу. Издаю странный, невнятный стон. — Тише-тише. Не надо шевелиться. Ладони касается твоя. Тёплая, нежная. И голос твой нежный и тихий. Но чувствую в нём беспокойство. Открываю глаз до конца. И вижу тебя. Сидишь справа в больничном халате. Глаза красные, опухшие. Но улыбаешься и гладишь мои пальцы своими. — Всё будет хорошо, Узуй. Всё будет хорошо. Повторяешь слова как мантру. Наверняка сам себе талдычил их всё это время. Кстати сколько прошло времени? Какой вообще сейчас день? Пытаюсь спросить, но во рту пересохло. Получается колючее хрипение. Подаешь мне стакан воды и вставляешь трубочку в рот. Пью жадно. Не думал, что настолько хочу пить. — Я знаю, что хочешь спросить, но я должен позвать врача. Нажимаешь какую-то кнопку. В комнату сразу влетают люди в белых халатах. Ты отходишь, а они кружат вокруг. Проверяют капельницы, датчики, перевязки. Потом что-то теплое разливается по вене и отключаюсь. Не знаю, какой сейчас день. Но точно день. Солнце из окна лупит ярким светом по правому глазу. Обвожу взглядом палату. В кресле в углу растянулся Кёджуро. Дремлет, подпирая щеку кулаком. — Кхм… Сразу подскакивает. Подходит и садится на стул рядом. — Ну привет что ли. Как ты себя чувствуешь? Говорить можешь? — Д-да. Вроде. Голос все еще не мой, но он хотя бы есть. — Давай-ка ты пока помолчи, а я расскажу, что случилось. И Ренгоку рассказал о том дне. Оказывается, уже два дня прошло. Ты был со мной больше суток, отходить от меня отказывался. Но в конце концов тебя заставили уйти в соседнюю палату. И сейчас ты все еще спишь. Так вот, возвращаясь к тому дню. Когда я говорил с Ренгоку и Камадо по телефону я не бросил трубку. Я всего лишь выключил громкую связь. И они слышали всё. Когда Музан только начал говорить, они стали записывать разговор. Все же Кёджуро учится на юриста, мне бы и в голову такое не пришло. Когда Музан заговорил о тебе, они вызвали полицию и сами поехали туда. Они слышали всё. Скорую тоже вызвали они, когда услышали звуки борьбы. Именно это и спасло мне жизнь. — А где был Зеницу? — Я думал ты сначала про глаз свой спросишь — Кёджуро улыбается и продолжает — Зеницу был у деда. Ему позвонили, сообщили, что у старика сердце прихватило. Он помчался туда. Телефон разрядился, а зарядку он не смог найти. Он сказал, что ни за что бы не поехал к Музану. У него и в мыслях не было. — А с дедом что? — Всё в порядке. Живее всех живых. Ну давай, спроси уже про глаз. — Ну ладно, ладно. Что с моим глазом? — Ничего. Но шрам теперь на пол ебала. Так что вовремя ты уволился. Усмехаюсь. И он тоже улыбается. Действительно вовремя. — Музану теперь пиздец. Помимо записи разговора есть записи с камер. Полиция повязала его и тех двух уродов. Здорово ты их конечно, жаль Кибуцуджи врезать не успел. Эти двое — бывшие зэки. Насильники и грабители. Помимо нападения на тебя еще вскрылись документы с подтверждением подкупа властей, налоговой и прочих структур. Так что он встрял конкретно. Когда поправишься, тебя допросят. И в суд соответственно придется прийти. — Если он не откупится и до суда дойдет. — Дойдет. Кто-то случайно слил в сеть запись, не знаю даже кто. Притворно наивно хлопает ресницами. — Вообще без понятия? Усмехаюсь в ответ. — Вообще. Личность неизвестная, но жадная до справедливости. Говорят, что красавчик невероятный. — Теперь то да. Я ведь уже никому не конкурент по красоте. — Это неправда — Появляешься в дверях и материализуешься на моей постели — Ты самый красивый даже со шрамом. Как же я рад тебя видеть. Знать, что ты жив и здоров. Трогать твою ладонь и смотреть в огромные медовые глазищи. Глажу тебя по щеке, а ты трешься о мою ладонь и целуешь. Прижимаешь к своему лицу. Опаляешь дыханием. Ренгоку уходит, оставляет нас одних. И ты наконец склоняешься ко мне и целуешь в правый уголок губ. Обхватываешь нижнюю губу своими. Отпускаешь и припадаешь снова. Открываю рот и толкаюсь языком навстречу твоему. Ты сладкий, влажный, мягкий. А у меня наверняка изо рта воняет. Но тебе плевать. Вылизываешь меня, выцеловываешь всего. Отстраняешься и целуешь всё лицо, не скрытое повязкой. Брови, глаз, щеку, висок, подбородок. А я срываюсь на полупьяный от твоих поцелуев шепот: — Пожалуйста, не пропадай так больше. Я чуть с ума от страха за тебя не сошел, Зеницу. Я куплю тебе телефон с самой лучшей батареей и кучу повербанков. И ты будешь их с собой таскать в тележке, так их будет много. А лучше вообще от меня ни на шаг не отходи. Никогда. — Конечно. Я всегда буду рядом. А в универ можно будет ходить? И на тренировки? Улыбаешься. Думаешь, я шучу? — На тренировки я буду ходить с тобой. — Только это не скоро. Рана глубокая. Врачи говорят никаких резких движений минимум пару месяцев. Пока всё хорошо не затянется. Хорошо, что органы не повреждены. — А секс — это резкие движения? — Ну… Наклоняешься ниже и шепчешь у самого уха. — Я буду сверху. Снова целуешь. Дурманишь вкусом и запахом, своим теплым телом рядом. И мне больше ничего не нужно сейчас. Только ты. Проваливаюсь в сон, когда ты гладишь мои волосы и что-то шепчешь. Неразборчиво, почти неразличимо. Но отчетливо слышу твоё: «я люблю тебя». И теперь я точно знаю. Я тебя тоже. Я тебя тоже люблю, Зеницу. Первый розовый луч рассвета пробивается в комнату. Крадется из-за полуприкрытой бамбуковой шторы. С улицы слышен крик чаек и плеск набегающих на берег волн. Равномерный. Размеренный. Я не сплю уже пару минут. Проснулся и любуюсь спящим тобой. Сейчас солнце взойдет выше и яркий луч доберется до твоего лица. Ты будешь сонно жмуриться, отворачиваться, пытаясь спасти ускользающий сон. Но я не дам. Пощекочу пальцем твою щеку. И ты распахнешь свои огромные янтарные глаза. И улыбнешься. Но пока ты все еще спишь. Обнимаешь рукой и ногой. А голова на моей груди. Тебе не нужна подушка. Да, Зеницу? Теплый, мягкий, нежный ты. Только мой. У нас осталась всего неделя здесь. В маленьком домике на берегу моря. Безлюдный пляж, море, соленый воздух и мы с тобой. И эти пару недель в конце лета перед твоим новым учебным годом ты наконец засчитал за свидание. С того самого дня первый месяц я провалялся в больнице. Еще один дома, но он тогда почти ничем от больницы не отличался. Долго тянулись допросы, расследования и суды. И сейчас, наконец, все осталось позади. Раны затянулись, но оставили шрамы. Шрамы эти ты целуешь и гладишь пальцем. И если бы не ты, я не знаю, как справился бы со всем. Вывез только благодаря тебе. И эта поездка — моя тебе благодарность. Но не только она. Есть еще кое-что. Контракт с брендом был подписан. Теперь я в штате как дизайнер, но работать могу из дома. Как вольный художник. Присылать работы в срок, участвовать в летучках по видеосвязи и прочее, прочее. Мне уже нравится работать там. Имущество Музана, его бизнес-проекты пошли с молотка. Госпожа Тамаё перекупила часть студий и даже сохранила штат моделей. Но название изменила, разумеется. Мне она предложила возглавить прежнюю, дочернюю студию. Я долго думал, но всё же согласился. При условии, что смогу совмещать с новой работой. Её и новый бренд все устроило. Так что работы теперь будет много и нужно успеть отдохнуть за оставшиеся дни. Пока мы здесь я попросил девочек найти нам квартиру. Небольшую, но уютную. Не далеко от универа и студии. Чтобы нам обоим было легко добираться пешком, потому что машину я все же продал. Пока она нам будет не нужна. В пятикомнатных апартаментах в центре будут жить Хинацуру, Макио и Сума. Они отказались от моего щедрого предложения и твердо решили, что будут платить мне за съем жилья. Разумеется, со скидкой. Они смогли найти идеальную квартирку для нас. Спальня, кухня-гостиная, маленький кабинет. Огромные окна. И район спальный. В десяти минутах ходьбы от ВУЗа и в пятнадцати от студии. Муцури всё обставляла, выбирала мебель, текстиль и прочее. Главное мое пожелание: «жёлтое, но не слишком». И все, что она присылала, оставило меня довольном. Так что по приезде тебя ждет сюрприз, крошка. У тебя тоже многое изменилось. Ты рассказал, что изначально планировал поступать в другое место. В другом городе. Что всегда любил рисовать и хотел связать свою жизнь с этим. — А почему ты пошел учиться сюда? — Ну. Была одна причина. Смотришь хитро и улыбаешься. Откладываешь нож и масло и забираешься мне на колени. Обвиваешь шею руками и прижимаешься крепко-крепко. И я обнимаю тебя в ответ. — На самом деле мне нравится учиться здесь. Преподаватели хорошие, предметы интересные, друзья появились. И футбол. Теперь я ни за что не переведусь. Я хочу удерживать титул чемпиона до конца, как ты. — Но ты же любишь рисовать. И хочешь. Почему не попробуешь публиковать где-нибудь? В той же инсте. Я видел твои работы, они смешные и классные. Выходи за рамки зарисовок на желтых стикерах. — Ну не знаю, это же всего лишь хобби. — Оно может перерасти в нечто большее. — Ну. Наверное, стоит попробовать. И ты попробовал. И очень удачно. Тебе предложили создать иллюстрации для детской книги. Уверен — это старт будущей карьеры успешного художника. Я верю в тебя, Зеницу. Сегодня мы целый день валялись в постели. Читали, смотрели сериал, пили холодный чай и спасались от жары и пекла. А к вечеру выползли на пляж встречать закат. Ты расстелил большое покрывало, поставил корзинку с едой и принялся накрывать импровизированный стол. Только я не хочу сейчас есть. Я хочу тебя. Тяну вверх футболку и стягиваю через голову. Перехватываю твой взгляд. Ты тоже хочешь. Никогда не можешь устоять перед моим обнаженным телом. Облизываешь губы, сглатываешь и спешно складываешь все обратно в корзинку. Я уже скидываю льняные шорты и тяну вниз твои. А ты все роешься в этой корзине, пока не выуживаешь оттуда тюбик со смазкой. — Я тоже хотел предложить тебе секс на пляже. Улыбаешься коварно и помогаешь мне стянуть с тебя одежду. Ложишься на спину, раздвигаешь ноги и проводишь пальцем по основанию пробки. Желтой. Мой подарок, который ты слишком высоко оценил. — Я люблю, когда твои пальцы меня тянут, но скакать на твоем члене я люблю больше. — А я люблю тебя. Тюбик вываливается из рук. Твои и без того огромные глаза сейчас просто гигантские. Моргаешь длинными ресницами. Недоуменно, неверяще. Приподнимаешься на локтях. — Что ты сейчас сказал? — Я люблю тебя, Зеницу. Нависаю сверху и целую шею, спускаюсь к ключице. Теплый ветер ласкает кожу. Волны шумно набегают на берег и с мягким шипением уползают обратно в море. Твои пальцы скользят по моей спине и рукам. Пока я целую твою грудь, живот, едва заметную дорожку светлых волос от пупка к паху. И беру в рот уже мокрую головку. Ты стонешь и выгибаешься. Плавишься в моих руках. Тяну пробку и достаю. Теперь уже мои пальцы хлюпают в тебе. Мокро, пошло. Просишь вставить тебе срываясь с шепота на всхлипы. И я поддаюсь сразу. Нависаю над тобой и вхожу до упора. В тебе так же хорошо. Так же узко и горячо. Каждый раз как в первый. Ты изгибаешься подо мной, стонешь так сладко, что заглушаешь волны. И твои руки повсюду, в моих волосах, на спине, бедрах, давят на ягодицы, заставляя входить в тебя глубже. А губы судорожно ищут мои. Тянешься, накрываешь своими и сразу врываешься языком. Ты безумен, неистово горяч. Твоя страсть распаляет так, что искра превращается в пожар. И тебе уже мало. Хочешь быть сверху. Послушно перекатываюсь на спину, и ты седлаешь меня. О да, детка. Ты действительно любишь скакать на моём члене. Твоё лицо в этот момент, напряженные мышцы тела — мое любимое зрелище. Ты прекрасен сейчас. Само совершенство. Всё в тебе — растрепанные ветром волосы, подсвеченная красным светом закатного солнца кожа, закатившиеся глаза и раскрытый от стонов рот — всё в тебе сводит меня с ума. Ты поймал свой любимый темп. Хлюпаешь дыркой, сжимаешь мой болт стенками мышц. Я опираюсь руками сзади, чтобы сидеть и позволять тебе касаться меня. Без конца наглаживать мою грудь, кубики пресса, руки и шею. Позволяю сжимать тонкие пальцы на кадыке. Придушивать слегка. А ты млеешь от моего хриплого шепота и скачешь еще быстрее. — Да, детка. Так. Насаживайся, трахай себя моим членом. Мм. — Аа… Узуй… Я сейчас. Скажи это. — Я люблю тебя, Зеницу. — Мммм… Выстреливаешь на мой живот. Продолжаешь лениво двигаться на мне и блаженно лыбишься. Падаю на спину и тяну тебя на себя. Полежи пока, теперь я буду тебя трахать. Фиксирую рукой твою попку и вколачиваюсь снизу. Быстро и грубо. Ты приходишь в себя, опираешься на вытянутые руки и подставляешься удобнее. Выгибаешься в пояснице, и я кончаю. Ярко. Остро. Глубоко. Целуешь долго и медленно. Нам некуда спешить. Валяемся на покрывале голышом, обнимаемся и едим. До самого вечера, когда ветер стал прохладным, а на розово-пурпурном небе зажглись первые звезды. Только тогда идем в дом, вместе принимаем душ и валимся на постель. У нас ещё неделя в этом раю только для нас двоих. У нас ещё вся жизнь, чтобы любить друг друга.