Играй, детка

Госпожа Тамаё отреагировала спокойно. Наверняка ожидала от меня именно этого. Может разве что не в последний момент. Она конечно пробовала приводить логичные и здравые аргументы. Но нет. Мое решение не было настолько спонтанным. Оно зрело во мне уже давно. Когда ты сказал те слова в своей комнате, я задумался об этом впервые. Когда ты удалял все совместные фотки, это уже подмывало послать всё к чертям. Когда ты ушел и осталась только работа — я все понял. Но не решился тогда. А сейчас решился. Я пообещал отдать все заработанные за этот год деньги. Они всё еще на корпоративном счёте агентства. Госпожа Тамаё отмахнулась и сказала, что все вопросы обсудим при личной встрече. Выбегаю из здания аэропорта и судорожно ищу взглядом такси. И улыбаюсь широко. Во все 32 своих белоснежных зуба. На парковке розовый фольксваген жук Макио. Все три красотки в форме чирлидерш нашей команды. Хинацуру держит в руках сумку с моей формой. Сума размахивает плакатом «Узуй — пятикратный чемпион!», а Макио уже заводит движок. Блять, как же я их обожаю. Женился бы на всех троих сразу. Только напомните мне больше никогда не садиться в машину Макио. А лучше кто-нибудь лишите ее прав и ключи заберите. Это еще та лихачка. Да, на красный она не ехала. Но на желтый рвала так, как будто он зеленее зеленого. Мы были на волосок от смерти точно. Чуть не попали под трамвай, камаз и маленький фургончик. — Ну не попали же! Не нойте и не мешайте мне рулить! Макио перекрикивала сигналящие ей машины, когда пересекала сплошную и играла в шашки. Хинацуру вжалась в переднее сиденье и всю дорогу не открывала глаза. Меня колбасило на заднем сидении маленькой розовой машинки, пока я переодевался в форму. Бедная Сума, впечаталась лицом в мою жопу, когда нас развернуло в очередной раз на повороте. А я влетел лицом в стекло. Но зато мы примчали очень быстро. И я бежал к проходной, сжимая в руках пропуск. Теперь я его никогда не забуду. Я выбежал из раздевалок и прибежал на кромку. Кагая Убуяшики осмотрел меня с головы до ног. — Тренер, я пришёл. — Вижу. Разминайся. Я немного пробежался туда-сюда, помахал товарищам по команде. Болельщики увидели меня и загалдели. Начали громко скандировать мое имя. Теперь уже все повернули головы в мою сторону. И соперники тоже. И ты. Ренгоку крикнул что-то типа «Не отвлекаемся на этого опоздуна. Играем!». И ты сразу включился в игру. Но твою слабую улыбку я успел заметить. Я тоже рад тебя видеть, Зеницу. Пока растягивался подошла Шинобу. Ввела в курс дела. Ее спокойный голос успокаивает и настраивает на победу. Как всегда. Кочо отличный психолог. — Позади 17 минут. Счет пока по нулям. Мы задержали начало матча, тянули время как могли. Все были уверены, что ты придешь. Убуяшики-сан планирует заменить Зеницу тобой, поэтому будь готов. — Что? Почему его? — «Демоны» играют в него. Бьют в ноги. Ведут себя агрессивно, к нему особенно. Не знаю уж что он им сделал. И судьи в этот раз судят не в нашу пользу. Зато я догадываюсь. Твоя игра в кошки-мышки с Музаном не могла закончиться хорошо, малыш. Этот матч может обернуться серьезной травмой. Слежу за игрой и продолжаю хорошенько растягиваться. Ты отлично держишься. Хотя демоны и давят жестче. Несколько раз сбивали с ног. Но судья не то что горчичник не выдал, он даже игру не остановил. Но и ты не пальцем деланный. Лихо подскакивал и мчался в атаку. Ты не из тех бабочек, что любят симулировать. Ты — стойкий оловянный солдатик. Перепасовка прошла относительно успешно, ты близко подобрался к штрафной. Офсайда нет. Принимаешь мяч и обходишь защитника. Давай, сейчас. Бляяяяяять. Этот огромный амбал влетел бутсами в твое колено. Ты упал и покатился по полю. Я слышал твой тихий вскрик от резкой боли. И как будто сам ее чувствую. Черт, Зеницу. Я не вижу твоего лица, ты все еще лежишь на траве и тяжело дышишь. Сначала арбитр молчал, не давал свисток, и игра все еще продолжалась. Но трибуны подскочили все. Даже нейтральные и болельщики соперников. Поднялся громкий протестующий вой и свист. Кто-то уже выкрикивал маты в сторону судейской команды. «НА МЫЛО!». «НЕЧЕСТНО!». «СУДЬИ КУПЛЕНЫЕ!». Тогда все же арбитр дал свисток. Медики уже бежали к тебе. Знаете, что сейчас произошло? Умышленное нарушение, направленное на срыв явно результативной атаки. Даже есть очень поэтичное, хоть и неофициальное название — Фол последней надежды. И сейчас произошло именно это. По правилам игрок, совершивший фол, удаляется с поля с показом красной карточки. Знаете, что сделал судья? Ничего. Он не дал даже желтой. Но мне плевать на это. Пока игра остановлена нужно убедиться, что с тобой все хорошо, малыш. Ты встал на ноги. Твое колено уже обильно обработали заморозкой. Ты кривишься от боли, прихрамываешь и разминаешь его. Показываешь тренеру, что сможешь дальше играть. Только сейчас обращаю внимание на то, что происходит на поле. Команды сцепились. Ренгоку уже лицом к лицу с Музаном. Если поднести зажженную спичку, то все взлетит на воздух ко всем хуям. Танджиро пытается оттащить Кёджуро. Иноске тоже переругивается с нападающим соперников. А Санеми на всю нападает на амбала-защитника, который сбил тебя с ног. Пока его брат Генья орет на судью. Более спокойные ребята пытаются их разнять и успокоить. Всё это под свист трибун. Санеми Шинадзугава получает желтую за то, что толкнул защитника соперников. Это пиздец. Уже все всё понимают. Судьи действительно куплены. Свист продолжается. Судья дает свисток, и все нехотя расходятся по местам продолжая материть команду соперников. Убуяшики-сан дает знак замены. — Узуй, заменишь Санеми. Я понял. План заменить тебя не сработал. Теперь нужен запасной. Если Шинадзугава сейчас схватит красную — мы останемся в меньшинстве до конца игры. А он точно схватит, потому что этот парень просто бешеный. Поднимаю руку. Мой номер появляется на табло. И трибуны орут мое имя. Сейчас я покажу кто здесь папочка. Выбегаю быстро, занимаю центральную позицию. Пока не разыграли мяч успеваю крикнуть тебе: — Поделишься левой бровкой? — Мне не жалко левой бровки для бога этой самой бровки. Ухмыляешься. Усмехаюсь в ответ. Свисток и понеслась. Да, я долго не выходил на игру. Действительно долго. Но я не прекращал тренировки. И опыт опять же. Тело помнит и реагирует молниеносно. Разум дает импульс, а мои ноги уже делают свою работу. На уровне рефлексов. Технику не пропьешь и в карты не проиграешь. Мы отобрали мяч во время штрафного. Кёджуро на Иноске. Иноске выбивает далеко, но точно на Генью. Соперники отбирают вдвоем, давят и Генья скидывает назад на Гию. Тот быстро дает мне. Я уже подбираюсь к штрафной. Вратарь широко расставляет руки, страхует нижние углы, с этого положения они для меня удобнее всего. Защитники страхуют, пытаются отобрать, но моя скорость слишком высока. Расчехляю арсенал хитрых нежданчиков. Вся надежда на тебя. Ты уже в нужной позиции, ждешь сигнала. — ЖЕЛТОК! Даю резкий пас влево. Принимаешь грудью. Колено. И удар с поворота на 180 градусов. Четкая девятка. Сильная, мощная и совершенно не берущаяся. Отточенная нашими тренировками. Гол. Столпы — 1. Демоны — 0. Зеницу Агацума открывает счет на тридцатой минуте. На меня напрыгивает радостный Ренгоку. Сверху еще кто-то из наших. Обнимают, душат и орут. Как же я скучал по этому дерьму. Но рано радоваться. Осталось еще 15 минут первого тайма. Демоны полны сюрпризов. Продавливают и заставляют нас встать в штрафную почти всей командой. Отобрать не получается. Музан бьет. Мяч почти прошел под перекладиной. Гёмей успевает выбить кулаком в последний момент. Угловой. Разыгрывают и давят. Удар в створ. Вратарь берет четко и фиксирует. Но один из демонов все же типа не успел остановиться и влетел в него. Только Химеджима огромный и толстокожий, он даже не почувствовал. Хотя обидно, что подлый прием после свистка остался ненаказанным. Но в этом матче справедливости ждать не приходится. Будем зубами выгрызать победу. Нерушимый закон футбола: не забиваешь ты — забивают тебе. Работает безотказно. Химеджима скидывает в центр на меня. Я принимаю и отдаю пас на Гию. Мы на этой стороне поля из наших только вдвоем. Тебя зажали и перекрыли все ходы, а травму серьезнее получать сейчас нельзя. Гию идет сам. Обходит либеро. Вратарь готов выпрыгнуть. Томиока скидывает назад пяткой. Принимаю и бью в створ. 2-0. Уходим на перерыв. Хочу подойти к тебе, но тебя окружили медики, тренер и капитан. Поэтому пока пью воду и стою в стороне. Ко мне подошел Санеми и шепнул на ухо. Киваю ему и подхожу к тебе ближе. — Не меняйте меня, я смогу играть. Финал, мне терять нечего. — А здоровье? Без ноги хочешь остаться, парень? Седой усатый медик нашей команды. Опытный и грамотный. Щупает твое колено и неодобрительно качает головой. — За лето восстановлюсь. Дайте мне эти 45 минут, тренер, пожалуйста. Подхожу ближе. Ты смотришь на меня. Убуяшики-сан следит за твоим взглядом и поворачивается ко мне. Смотрит пристально и серьезно. — Что скажешь, Узуй? — А врач что сказал? Наш медик тоже смотрит на меня и снова отрицательно качает головой. А ты смотришь с такой надеждой, с такой мольбой, что сердце рвет. Понимаю, что ты хочешь играть. Что в лепешку расшибешься, но выдержишь. И будешь зубами рвать изо всех сил. До последнего. Знаю. Но Санеми шепнул мне тогда, что слышал разговор демонов. Музан лично приказал вывести тебя из игры. Шинадзугава видел его выражение лица в момент твоего последнего падения. Кибуцуджи улыбался. — Позвольте ему досмотреть игру, Убуяшики-сан. — Конечно. Но потом сразу в больницу. — Что? НЕТ! Я буду играть! Кричишь, подскакиваешь и сразу кривишься от боли. Но, хромая, прыгаешь ко мне. — С чего это ты решаешь? — Зеницу… — Нет! Не говори мне, что это для моего же блага. Я докажу, что могу. Я докажу тебе, Узуй! — Ты уже все доказал. Ты — лучшая, самая достойная смена. Надежда нашей сборной. У тебя еще всё впереди. Не рискуй своим коленом сейчас. Там на поле вся наша старая гвардия. И друзья твои. И я тоже. Есть кому побеждать демонов. — Кладу руки на твои плечи и смотрю пристально в огромные янтарные глаза, говорю уже совсем тихо — Зеницу, я буду играть только для тебя. Твой взгляд меняется. Ты опускаешь голову и вздыхаешь. Кёджуро уже тащит меня под локоть на поле. Перерыв скоро закончится. Музан самодовольно лыбится, глядя на меня. Подмигивает, сука. Как будто знает, что сейчас произойдет. И в первые десять минут второго тайма я уже начинаю в это верить. Потому что за первый же фол из игры выходит Генья. Желтая, следом красная карточка, и мы остаемся в меньшинстве. Теперь тактика самая уебанская. Встать вдесятером в ворота и не пускать. Ненавижу это, но придется идти на вынужденную меру. Первые двадцать минут кружат как коршуны и просто запугивают. Прессингуют всерьёз только когда мы теряем бдительность. 2-1. Музан Кибуцуджи все же забил. Все наши атаки срывают, команда начинает нервничать. Все уже на пределе. Сейчас ни в коем случае нельзя терять головы. Меньшинство сказывается. На сороковой минуте Музан делает дубль. 2-2. У нас пять минут. Если они забьют — то всё. Если счет останется равным — будут пенальти. Музана устроят оба варианта. Только меня нет. Ведь я обещал тебе. Я играю для тебя, малыш. Разыгрываем с Кёджуро в центре поля. Смотрю на скамейку. Ты грызешь ноготь на большом пальце и дергаешь здоровой ногой. Глаз с меня не сводишь. Ренгоку собран и решителен. — Рискнём? — Рискнём. Едва заметно кивает Танджиро. У нас есть заготовленная система знаков. Для таких редких и почти безнадежных случаев. Ключевое слово — почти. Свисток. Сбрасываем назад. Я рву на левую бровку. Кёджуро страхует Камадо справа. Гию уже летит в центре. Иноске принимает и отдает дальний на Игуро. Теперь катаем около штрафной. У каждого по блокирующему игроку соперников. На мне двое, включая Музана. Он шипит и хватает за футболку исподтишка. Игуро пасует на Токито. Он на Ренгоку. До свистка две минуты. Кёджуро дает назад на Иноске. И теперь вся надежда только на его силу и мою скорость. Лечу к воротам. Иноске выбивает мяч, навешивает сильно и высоко. Ренгоку делает обманный рывок головой, отвлекая вратаря и я выпрыгиваю рядом ровно тогда, когда мяч пролетает надо мной. Музан не успел среагировать. Бью через себя и падаю на спину. Даже не вижу мяч в воротах. Но слышу оглушающий рев трибун и финальный свисток. А через секунду на меня наваливается орущая толпа. Давят под грузом своих тел, превращая меня в блинчик. 3-2. Столпы — чемпионы. Это самый сложный мой финал. Самый эмоциональный. Кёджуро вытирает слезы футболкой. Танджиро и Иноске орут и прыгают возле него. На поле уже бегут остальные игроки со скамейки запасных. Музан сплёвывает на поле и матерно разносит своих сокомандников. Но всё это я вижу краем глаза. Потому что как только встал сразу бегу к тебе. А ты хромая прыгаешь навстречу. Хватаю тебя и отрываю от земли. Прижимаю крепко и дышу в твою шею. Ты пахнешь цветочным лугом после дождя. Нас обнимают и другие ребята, радостно орут, машут майками. Но я слышу только твое бешеное сердце. И своё. Отпускаю спустя вечность. Поддерживаю под плечо, когда тебя забирает Шинобу. Наши уже идут на построение. — Пойдем, Зеницу, скорая ждёт. — А кубок? — Зеницу, тебе на МРТ сейчас нужно, а не кубок целовать. Успеешь еще. Ты прихрамываешь, опираешься на шею Шинобу и идешь к выходу со стадиона. Даже обернуться не успеваешь, подхватываю на руки и несу. А ты обвиваешь мою шею. — А как же кубок? — Подождет. — Но он твой последний. — Ну и что. — Ты же должен был улететь. У тебя же рейс. — Я остался. — А важный клиент? — Зеницу, заткнись ты уже. — Ага. Пока ждали расшифровку МРТ мы оба молчали. Да и при медике с Кочо говорить было неудобно. Врач обрадовал новостями. Всё обошлось. Относительно. Растяжение передней крестообразной связки колена. Операция не потребуется. Походишь в лангете недельку другую, помажешь мазью и пройдет. А сейчас примешь обезболивающее и полежишь ногой кверху. Эту ночь проведешь в больнице. Шинобу отзванивается тренеру, и они с медиком уходят. Тишина в палате становится густой. Эмоции утихли, адреналин отступил. Теперь ты прикрываешь веки и отворачиваешься, разбрасывая по подушке золотые короткие пряди. Избегаешь мой взгляд. — Зеницу… — Давай будем говорить, когда обезболивающее подействует? Не вопрос, а утверждение. Молчу некоторое время, устало тру переносицу пальцами. Но молчание давит, а поток слов уже рвется изнутри. Непривычно. Но хочется сказать тебе всё сейчас, пока ты не отключился. — Болит сильно? — Отвали. Я просто забыл, что не разговариваю с тобой. А теперь вспомнил. — Не разговаривай, послушай меня. — А ты меня послушал? Тогда на парковке. И не заливай мне, что пришел ради меня. Всё, что ты делаешь — только ради себя самого. — Ты прав. — Собираюсь с мыслями и некоторое время молчу. Таращусь в твой профиль и упрямо поджатые губы. — Ради себя. Только я с тобой и я без тебя — это два разных человека. И второй мне больше не нравится. Заинтересованно и хитро косишься в мою сторону и снова отводишь взгляд. — Я уже и забыл кто я вообще такой. Сам не знал, чего хочу. Жил свою блестящую жизнь и даже не задумывался об этом, пока не появился ты. Снёс всё к чертям, как грёбаный ураган. Как ебучее цунами. Накрыл с головой и всё полетело по пизде. Ты, твой взгляд, голос, запах и тело. И теперь уже никогда не будет как раньше, Зеницу. Ты — грёбаное до и после. — Блять, у тебя значит я во всем виноват? — Я не это хочу сказать. — А что? — Я пытаюсь попросить прощения. — Это самые конченые извинения, которые только можно придумать! — Ты не даешь мне договорить, придурок. — Иди на хер! Я вообще не хочу это слышать. — Хочешь и будешь. Я никуда не уйду, пока не выскажу. И ты не уйдешь, потому что не сможешь. Тыкаю пальцем в перебинтованное колено, подвешенное над кроватью хитроумной конструкцией. Бьешь меня по руке, и я хватаю твою ладонь. Прижимаю к губам и целую кончики пальцев. Дальше уже шепчу и трусь носом в твою кисть. А ты наконец поворачиваешь голову ко мне и смотришь на меня. — Я хочу сказать, что ты раскрыл мне глаза на меня самого. Подошел близко, слишком. Без спроса, без разрешения. Строил хитрые планы и расставлял ловушки. И я попадался каждый раз, хоть и видел их насквозь. И мне нравилось попадать в твои капканы. Мне без них теперь слишком пусто и некомфортно, Зеницу. Я без них уже не я. Ты коснулся моей щеки, виска, поправил выбившуюся из хвоста прядь и заправил за ухо. Невесомо и нежно. А у меня снова рой мурашек бежит по спине. А словесный поток и не норовит прекращаться. — Я упрямо и эгоистично пользовался тобой, а ты позволял. Дарил всего себя и просил взамен только быть верным тебе. И я был самым счастливым на свете, когда ты просто был рядом. Но понял это, только когда ты ушел. Никогда еще мне не было так больно. А потом узнал про Музана и боль вышла на новый уровень. Одно дело быть без тебя, но совсем другое — знать, что ты с кем-то другим, не со мной. Делаешь кого-то счастливым. Шутишь, смеешься, мельтешишь желтым пятном и готовишь ебучие запеканки. И оказывается, что мне нужно именно это. Только сейчас я хочу по-настоящему. Не хочу тебя прятать и скрывать нашу связь. Позволь мне и тебя сделать счастливым, Зеницу. Целую твоё запястье и жду твой ответ. Секундная стрелка настенных часов бьет набатом по ушам. А ты всё молчишь и смотришь куда-то сквозь меня. — Я и был счастлив. Говоришь задумчиво. Пожимаешь плечами. А потом хмуришься и переходишь на крик. — Знаешь, ты самый упёртый, самовлюбленный, эгоистичный, злой, грубый, непробиваемый, напыщенный собственник. И я могу дальше перечислять кучу эпитетов, и все попадут в точку. И ты так и не попросил прощения! Улыбаюсь и закатываю глаза, пока ты кричишь всё это. — Что мне сделать, чтобы ты простил меня? Хочешь отсосу? Прямо сейчас. — Я хочу свидание! Настоящее. — Будет тебе свидание. — И отсосешь! Тянусь к резинке шорт, но ты хватаешь меня за руку. — Потом. У меня всё тело ниже пояса занемело от укола. — Значит потом. — Но вверху всё по-прежнему чувствительное. Поцелуй меня. Приказываешь тоном капризного избалованного ребёнка. Ухмыляюсь, нависаю над тобой и касаюсь губ. Отстраняюсь немного, чтобы подразнить, и ты хватаешь за ворот футболки и тянешь к себе. И кто из нас еще грубый собственник? Скольжу языком по нижней, и ты охотно подаёшься навстречу. Напористо целуешь в ответ и постанываешь. Так сладко, что сминаю в пальцах наволочку твоей подушки. Нас отвлекает шум из коридора. Не узнать громкий бас Кёджуро невозможно. Отстраняюсь и сажусь на прежнее место. А ты облизываешь губы и хитро щуришься на меня, когда распахивается дверь. В маленькой палате толпа народу. Почти вся команда. Тренер и Кочо тоже здесь. И даже мои крошки приехали. Шум, гам, замечания персонала, недолгое затишье и снова хохот и ор. Ты держишь в руках кубок и почти плачешь от счастья. Целуешь его и сжимаешь мою ладонь крепче. Твой первый кубок. И мой последний. Через час всех всё-таки выгнали отсюда. Даже меня. — Вы ему кто? — Я ему парень. — Да хоть муж! Пусть спит, завтра заберёте. Сейчас будет ужин, а потом отбой. И меня бесцеремонно выпихали за дверь. Только я все равно вернулся. Ненадолго. Поцеловать тебя перед сном. Ты уже почти вырубился, улыбаешься и выцепляешь остатками уплывающего в сон сознания: «ты мой парень». Блаженно улыбаешься в мои губы и сопишь. Сладких снов, ангел. Завтра вернусь за тобой. Ухожу счастливый и окрыленный. Даже если бы мы проиграли сегодня, все равно бы был таким. Потому что выиграл кое-что покруче кубка. Девочки ждали меня на парковке. Вечером было прохладно, коротенькие топики и юбочки формы чирлидерш не спасают. Молча обнимаю сразу троих и протягиваю руку Макио. — Ключи. — Эй, это моя машина. — Голосуем. — Узуй. — Узуй. Хинацуру и Сума даже не задумались перед ответом. Макио обижено цыкает и отдает ключи с брелоком-клубничкой. О том, как я смотрюсь за рулём маленькой розовой машинки предпочитаю не думать. Потому что думаю о тебе. Утром встаю рано и еду сначала в общагу. Танджиро собрал твои вещи и вызвался поехать со мной. Правда пожалел, когда ты начал жрать мой рот вместо приветствия. Теперь так будет? Сначала напрягает твоя игра на публику. Но потом смотрю в твои глаза и вижу, что для тебя сейчас больше нет никого. Только мы с тобой. Но всё равно помечаю в голове обговорить с тобой правила приличия в обществе. Забрасываем Камадо обратно в студгородок и едем ко мне. Ты со своими костылями полулежишь на заднем сидении. Больничный завтрак ты пропустил и требуешь пиццу. Заезжаем в аптеку, за пиццей и в продуктовый. И везде же прешься со мной, нет бы в машине посидеть. Но это было твое условие, чтобы не жрать в машине. — Ну почему? Она так пахнет. — Заляпаешь сидения. — Я их кое-чем похуже заляпывал. Шепчешь в ухо и прихватываешь зубами мочку. Облизываешь серьгу. Блять. Мы когда-нибудь доедем до дома? Сегодня вечером у Кёджуро вечеринка в честь нашей победы. Он живет в общаге, потому что дом семьи Ренгоку находится почти в пригороде. Но сегодня он в нашем распоряжении. Капитан традиционно устраивает тусовку для команды по окончанию сезона. И обычно я помогаю ему еще с обеда. Хотя в этот раз хочется задержаться. Но нельзя. Кёджуро потом будет так заёбывать, что себе дороже. Едешь со мной и по дороге обсуждаем как нам вести себя перед командой. Для меня это тоже в новинку. — Они всё равно всё знают, догадываются уж точно. — Это не значит, что можно слюнявить меня при всех, Зеницу. — А когда можно тебя слюнявить? — Когда это уместно, например? — Но обнимать тебя можно? — Можно. И держать за руку. — А слюнявить за руку? — Зеницу, блять. — Ну всё-всё. Ты сидишь на веранде, положив ногу на деревянные перила. Пока мы с братьями Ренгоку таскаем ящики с алкоголем, коробки с пиццей, развешиваем гирлянду с лампочками и расставляем столы. А еще прячем всё бьющееся. Оставляем только колонки и врубаем музыку. Уже подтягиваются первые гости. Основная тусовка во дворе. Но и по дому туда-сюда слоняются пьяные футболисты. Ты тоже напился. Как автору первого гола тебе нужно было пить из кубка. Толпа скандировала «пей, пей, пей» пока ты не выпил до дна. Благо кубок не такой большой, размером с твою голову. Но пиво из тебя теперь быстро выходит. И ты постоянно бегаешь в туалет на своих костылях. И теперь устал. — Кёджуро, мы пойдем в твою комнату. Зеницу нужно полежать немного. — Ага. Только не смейте там трахаться. Это святая святых, там до сих пор есть мои детские игрушки. Не хочу, чтобы плюшевый мишка видел ваши члены. — Я оплачу ему игрушечного психотерапевта. — Серьезно, Узуй. Не смейте пачкать мою простынь. — Не будем, мы обычно глотаем. — Моя жизнь никогда не будет прежней. — Обещаю, трахаться не будем. Отсосать не значит потрахаться. — Заткнись. Просто заткнись, Узуй. — Пойду заткну себе рот членом Зеницу на глазах твоего плюшевого мишки. — Не смей! Отверни его к стене хотя бы. — Может он захочет поучаствовать. — Блять. Ренгоку не на шутку распсиховался и ушел в свою комнату. И вернулся через пару минут уже с большим плюшевым медведем. — Теперь ты в безопасности, мой хороший. Посиди здесь и посторожи моё пиво. — Кёджиро, я же пошутил. — Иди уже. Забрать тебя из толпы друзей было сложно. Еще сложнее дотащить до спальни на втором этаже. Ты развалился на кровати и устроил травмированную ногу на гору подушек. Лангета уже была вся изрисована и исписана. Все оставили свои автографы среди футбольных мячей и нарисованных членов. Но членов все же было больше. Никакой фантазии. — А вот этот я нарисовал! Это твой. — Вижу. Он самый большой. — Дааааа. Хочу взять твой огромный член, Узуй. Уже нетерпеливо царапаешь мою ширинку и облизываешь губы. Черт возьми, как же ты быстро заводишь меня. Перекидываю ногу через тебя. Ты приподнимаешься на локтях и зубами цепляешь молнию. Тянешь вниз. Не выдерживаю и помогаю тебе. Приспускаю трусы, член лупит тебя по лицу, и ты тянешься к нему губами. Устраиваю одеяло позади тебя. Теперь ты удобно откинул голову, сжимаешь в руках мою задницу и подталкиваешь к себе. Кружишь языком по головке, облизываешь длину, спускаешься к яйцам и тянешь в рот. Посасываешь и выпускаешь. Повторяешь с другим и возвращаешься к головке. Причмокиваешь, гоняешь по стенкам щек, и я провожу пальцем по выступающему бугорку. Твоя кожа нежная, волосы шелково струятся в кулаке. Перебираю их в пальцах ласково, пока ты сосешь и закатываешь глаза. Длинные ресницы трепещут, дрожат. Ты стонешь от наслаждения. А я глаз не могу отвести от тебя. Играешь долго, но знаешь, что я так не кончу. Поэтому отстраняешься и смотришь с мольбой. — Узуй, трахни меня в рот. Бью членом по щеке, по губам. — Проси лучше. Насаживаешься глоткой. Глубоко. Кряхтишь и задыхаешься, но почти заглатываешь полностью. Давишься и жмуришься. Выпускаешь и хватаешь воздух. Снова шлепаю тебя членом по лицу. — Еще. Просишь хрипло и сам подставляешь щеку. Сучка. Моя развратная маленькая сучка. Бью несколько раз уже больнее. Не выдерживаю и грубо хватаю за волосы. И вот теперь я уже действительно срываюсь и трахаю твой рот. Быстро вбиваю член в хлюпающую глотку, по твоим щекам текут слезы, а по моим яйцам слюни. Обожаю. Отстраняю и даю отдышаться пару секунд. Снова вставляю и снова вколачиваюсь глубоко. Твои сдавленные прерывистые стоны, когти вцепившиеся в мои ягодицы и взгляд, застланный пеленой слез подводят меня ближе к этой пропасти. Но недостаточно близко. Отстраняюсь и приказываю. — Давай рукой. Быстрее. Послушно хватаешь и надрачиваешь. Быстро и сильно сминаешь в кулаке. Так как я люблю. Смотришь то на него, то на мое лицо. А я хватаю ртом воздух. Вот сейчас. Успеваю вставить тебе в рот и кончаю с громким стоном. Смотришь со смесью удивления и наслаждения. А я лениво гоняю головку по твоему нёбу и всё же произношу: — Обещал Ренгоку не пачкать его постель. Глотай. Достою член. Ты улыбаешься, щуришь хитрые глаза и вываливаешь язык с белой спермой. Это что угроза? Прячешь обратно складываешь губы в трубочку. Шантажист. Наклоняюсь, легко целую и ты громко сглатываешь. Умница. Слезаю с тебя и падаю рядом, заправляя член в трусы. Мне нужно отдышаться, чтобы ответить тебе взаимностью. — Значит и ты глотнешь мою? — Видимо придется. — Знаешь, это ведь как признание в любви. — Странная теория. Ты глотал с самого первого раза. А тогда ты меня больше ненавидел. — Нет. Я в тебя с первого взгляда влюбился. Поворачиваюсь к тебе, а ты прячешь взгляд за челкой. Расстегиваешь джинсовые шорты и достаешь свой член. Медленно водишь ладонью, размазывая смазку. — Я это к тому, что если ты не готов, то можешь выплюнуть. Я не обижусь, все понимаю. Как-то печально звучит твой голос. Зеницу, откуда в твоей башке эти странные теории? Про яичницу, про глотание? Такие дурацкие и при этом наполненные смыслом. Встаю и ложусь ниже. Убираю твою руку и беру в рот. Мм, твой вкус и запах. Я скучал. Вылизываю твою мошонку, носом прижимаю член к твоему животу. Ты сдавленно скулишь и убираешь волосы с моих глаз. Возвращаюсь к головке и целую. Кружу языком и погружаю в рот полностью. Набираю темп, и ты стонешь громче. И еще громче, когда ввожу в тебя палец. Массирую нужную точку и продолжаю сосать. Насаживаюсь ртом на твой член. Головка елозит по горлу, раздражает, но я терплю. Сминаешь в пальцах покрывало, чувствую, как сильно ты напрягся, сейчас кончишь. В нёбо выстреливает твое семя. Теплое, солоновато-сладкое. Жду, когда ты распахнешь свои глаза. Безумные, совершенно поехавшие. Смотрю в них, когда глотаю. Твои зрачки расширились до предела, когда увидел, как дёрнулся мой кадык. Я в первый раз в жизни проглотил сперму. Но я и никогда в жизни ничего подобного не чувствовал, малыш. Я не знаю любовь ли это. Не уверен до конца. Мне тупо не с чем сравнивать. Но я готов глотать твое семя до скончания веков, если ты будешь смотреть на меня так, как сейчас. Мы вернулись ко мне поздно. Возвращались за забытым костылём и застали Кёджуро и Танджиро. Они сосались прямо на глазах у плюшевого медведя. Камадо сидел сверху на Ренгоку, пока тот вылизывал его гланды и мял руками задницу. Сначала нас не заметили, но я не удержался и всё же ляпнул: — То есть плюшевый мишка на ваши члены смотреть может, а на наши нет? Потом в меня полетел этот самый медведь. Я подхватил тебя в одну руку, костыль в другую и побежал. Потому что дальше целились уже пустой бутылкой от пива. — Ты знал? — Нет, я был уверен, что у Танджиро есть девушка. А ты знал про Ренгоку? — Ну. Теперь знаю. Пиздец неожиданно. Уже под утро, когда ты сопел рядом от Кёджуро пришло сообщение: К: знаю, что никому не скажешь, но всё равно попрошу. К: никому, Узуй. У: ясен красен. У: это останется между мной, Зеницу и медведем. У: давно вы? К: с ¼ У: это ты с ним в номере закрылся? К: ага. У: хорошо скрывали, я бы в жизни не догадался. К: надеюсь и дальше так будет. К: мы не готовы открыться, как вы. К: по крайней мере пока. У: всё будет хорошо, Кёджуро. У: спокойной ночи, голубки. Через пару дней я приехал в агентство. Госпожа Тамаё обрадовала новостями. Клиент не стал подавать иск на агентство за мой поступок. Но о сотрудничестве речь разумеется больше не пойдет. — А знаешь, что страннее всего? Когда документы о твоем увольнении были готовы, а с сайта убрали твоё портфолио, то все резко отстали от нас. Даже штраф каким-то чудом исчез из базы. — Вот как? Это действительно странно. — Я вчера ужинала с клиентом и встретила Музана. Он выглядел подавленным, как мне показалось. Я спросила будет ли он продолжать попытки нас перекупить. И знаешь, что он ответил? «У меня больше нет интереса к вашей захудалой конторке». — Хм. — Я сразу подумала о тебе. Ведь вы с ним в давней вражде. Ты не думаешь, что он хотел перекупить нас только для того, чтобы иметь над тобой власть? — Вполне в его стиле. Но я рад, что всё так обернулось. — Признаться я тоже. Только жаль прекращать наше с тобой сотрудничество. Она грустно улыбнулась и поставила подпись на документах о моем увольнении. Деньги, которые я заработал, уже перевели на мой счет. Их оказалась не мало. Если продать машину, то можно купить маленькую квартирку рядом с универом. — Заходи к нам в гости, всегда будем рады тебя видеть. — Я тоже, госпожа Тамаё, обязательно. Спасибо вам за всё, что вы для меня сделали. Мысли о Кибуцуджи вертелись в голове заезженной пластинкой. Я давно его знаю и слишком хорошо. Мы учились вместе в школе, играли в футбол за одну команду. Я всегда был полузащитником левого фланга, а он нападающим. У нас были странные отношения. Всегда неоднозначные. Не спорю, у меня сложный характер. А в подростковом возрасте так вообще пиздец. Оторви и выкинь. Но в какой-то момент я так зациклился на собственном я, футболе и модельном бизнесе, что вообще перестал интересоваться чем-то или кем-то еще. У меня не было близких друзей в школьные годы. Кроме Сумы, Хинацуру и Макио. Ренгоку появился уже позже, как и другие ребята. А Музан то пытался подружиться, но делал это навязчиво и как-то подло что ли, всегда пытался доминировать надо мной, подмять под себя и сделать своей свитой, а меня это никогда не устраивало. То он объявлял меня врагом и строил козни. Короче его колбасило туда-сюда, а мне совершенно не было дела до него и его заёбов. Я просто знал, что он есть, что он бесячая гнида с мерзким змеиным голосом и таким же характером. Всерьез он выбесил меня только тогда, когда полез к тебе. Вот тогда мне впервые стало не всё равно. И теперь он проиграл последний университетский финал, упустил возможность загнать меня в официальное рабство и потерял тебя. Ведь потерял же? Ты же не думаешь продолжать с ним общаться? Первым делом спросил тебя об этом, когда пришел домой. Ты сказал, что он больше не писал тебе с дня финала. Он поздравил с голом, спросил, как твоя нога и пожелал удачи и выздоровления. Вот сука. Я не стал рассказывать тебе, что он буквально организовал твою травму. И что, выйди ты во втором тайме, тебе бы вообще ногу оторвали. Не стал тебя расстраивать и пугать. Зачем? Всё обошлось. Но какое-то мерзкое чувство всё же засело в душе. И елозит теперь там скользким противным червем. — Теперь мы вместе, и ты не будешь с ним общаться, понял? — Ты еще не сводил меня на свидание. Значит пока не считается. — Считается, Зеницу. Будет тебе свидание, когда снова станешь двуногим. — Значит с четвероногим тебе на свидании со мной стыдно будет, да? — У тебя на лангете нарисован 1000 и 1 хуй. Конечно стыдно. — Я дорисовал их и теперь это цветочки. — Хуёвые цветочки. Надо быть слепым, что не увидеть, что это члены. — Каждый видит то, что хочет видеть! Я вижу цветочки. — Короче, осталось совсем немного и эту хрень цветастую с тебя снимут. Тогда и сходим, обещаю. А ты пообещай не общаться больше с Музаном. — Тц. Сначала свидание — потом обещание. — Гордый маленький упёртый баран. — Ревнивый наглый собственник. — Господи, как же я хочу тебя. И тогда мы нашли позу, в которой твоя нога находилась в относительном покое. Лежа на боку, а я пристроился сзади. И мы забыли об этом разговоре. Через неделю гипс сняли, и ты быстро восстанавливался. Со свиданием все снова затянулось. Потому что у тебя началась сессия. А к экзаменам ты готовился не так тщательно, как к финалу чемпионата. Поэтому засел за учебники. И даже вернулся в общагу, чтобы не отвлекаться на меня и мой член. А еще ты напомнил про визитку. Я созвонился с руководителем бренда, мы договорились встретиться в их офисе. Я должен привезти все свои эскизы и несколько сшитых Мицури вещей. Встреча была назначена за день до твоего последнего экзамена. Ты обещал пойти со мной. Точнее я обещал взять тебя с собой. Ты сказал, что готовиться к экзамену тебе будет не нужно. Достаточно принести все конспекты. А они у тебя есть. Но к нужному времени ты не приехал. И телефон у тебя был выключен. Поэтому я отправился сам. Встреча прошла отлично. Мои работы очень понравились. Мы долго болтали, обсуждали последние коллекции. Он обещал пригласить меня позже, когда составят контракт, если я согласен. А я согласен. Еще он предложил мне стать лицом моей линейки. И показал их студию. Там как раз шла работа. Интересно с кем они сотрудничают? Ну еще бы. Музан навязал своих демонесс. Даки сразу заметила меня. Когда я попрощался с владельцем и вышел на улицу она увязалась за мной. — Тенген, ты здесь какими судьбами? — Тебя это не должно ебать. — А где же твой желтенький птенчик? — И это тоже не должно тебя ебать, Даки. — Блин, какой же ты злобный ублюдок. — Спасибо. Пока. — Пока! Надеюсь Музану будет приятно ебать твоего цыплёнка! — Что ты сейчас сказала? — Я сказала, что сейчас Музан насаживает твоего любимого на свой болт. — Не неси херни, Даки. — Это правда, Узуй. Я не шучу. Именно поэтому и вышла сюда к тебе. Предупредить. — Предупредить? Что ты знаешь? — Музан хотел отомстить тебе. И ему тоже. Агацума сам ему написал насколько я знаю. Он должен был приехать к Музану, чтобы забрать конспекты для экзамена. Вроде бы. Я не знаю всего разговора. Знаю только, что Музан очень жесток. И тебе лучше поспешить, если хочешь успеть спасти своего цыплёнка.