Играй, детка

«Чтобы сделать человеку плохо — сделай ему очень хорошо, а потом верни как было». Слышали такую тему? Так вот, это ебучая правда. Не знаю, кто это придумал. Но наверняка у него тоже был ты, а потом ушел. Ушел и забрал с собой свои вещи, книги, кусок моего вывороченного изувеченного сердца и желтую зубную щетку. И теперь в квартире как будто все не так. Как будто она пустая и необжитая. Вот тут должен лежать твой раскрытый учебник. Вот тут стоять твоя чашка. Из духовки должен доноситься какой-то ахренительный аромат. А у меня должен рот слюной наполняться от одного этого запаха. А вот тут, напротив меня, должен сидеть ты. В максимально уродливой застиранной желтой футболке, с растрепанными волосами и поджатой к подбородку голой коленкой. Ты должен сонно улыбаться и нести всякую чушь. А я вскидывать брови и смотреть на тебя, как на придурка. А ты должен в ответ смеяться и толкать меня ногой под столом. А я хватать тебя за нее и щекотать, пока ты не повалишься на пол, а я не нависну сверху. Вот так должно быть. А не вот так. Как сейчас. С безвкусной овсянкой. С таким же безвкусным кофе и убивающей тишиной. Тоже безвкусной, кстати. Устало роняю голову в ладони и зарываюсь пальцами в волосы, так и не притронувшись к пустой каше. В кухню заходит Хинацуру. От этих их жалостливых взглядов хочется блевать. Она забирает мою тарелку и через пару минут ставит обратно. Уже с орехами, ягодами и нарезанными бананами. Лениво помешиваю и зачерпываю ложку. — Вкусно? Спрашивает с улыбкой. В ответ лишь пожимаю плечами и жую. А она вздыхает. Потому что на самом деле мой ответ — «у него вкуснее». И Хинацуру это знает. И все девочки. Они стараются отвлекать меня как могут. Тащат куда-нибудь постоянно. И просто находятся рядом, не давая окончательно сойти с ума. Сначала я был против и гнал их прочь. Но потом понял, что так правда легче. Немного. — Во сколько сегодня рейс? — Через час начнется регистрация. Мне уже пора. — Когда вернешься? — Оттуда полечу на другой проект. — Вот как. Ты так много работаешь, Узуй. Да. Работы много. Дохуя я бы сказал. В университете мне теперь можно вообще не появляться. Максимум прийти получить диплом и поулыбаться на камеру в конце года. А сейчас я много работаю. Как ты там сказал? Раздеваться и лыбу давить? Да, такая у меня работа, малыш. И каждый раз под щелчками камеры, в тонне тоналки на лице и теле и центнере стайлинга в волосах, под светом прожекторов и ламп я думаю об этом. «И мозгов хватает только перед камерой раздеваться и лыбу давить». Ну неужели реально? Вот, блин, серьезно? Это что, правда получается? Мне же всегда нравилась моя блестящая работа. Я ее обожал. Нет, обожаю. Или обожал? Да блять. В любом случае я умею это делать и умею хорошо. Меня хотят клиенты. Я продаю всё дерьмо, что рекламирую. Меня даже конкуренция не пугает. Молодые смазливые качки и рядом со мной не валяются. Не сравнивайте жопу с пальцем. Я — Узуй Тенген. Не родился еще тот, кто меня затмит. Даже когда постарею для модельного бизнеса, а это далеко не скоро, лет через 10-15, я буду востребован. По-другому и быть не может. Так что можно не переживать ни о чем и еще минимум 10 лет раздеваться перед камерой и лыбу давить. Насквозь фальшивую такую лыбу. И больше ничего. Работа мечты, нахуй. Возвращаюсь домой через две недели и валюсь на кровать. Как же дерьмово мое тело реагирует на долгие перелеты. Сейчас бы твои юркие пальчики проработали меня. Промяли, продавили, прожали бы так основательно. Наверное, нужно записаться к массажисту. Но сейчас горячая ванна и спать. В ванной снова думаю о твоих пальчиках. На моем члене. Мм, Зеницу, даже дрочить на тебя не могу перестать. Что ты со мной сделал? Просыпаюсь уже на следующий день. Я проспал часов четырнадцать. Слышу, как Макио пылесосит. Сегодня суббота? Видимо да. Не хочу пока выходить. Достаю телефон. Мне прислали новые снимки для моего профиля. Теперь за этим следит сотрудник агентства. Составляет и планирует сетку моего аккаунта. А мне было настолько похуй, что я даже спорить не стал. Выкладываю карусель фоток с очередной съемки. Я весь перепачкан белой краской. Торс, лицо, волосы. Снова всплывает ассоциация. Не удерживаюсь и перехожу в твой профиль. Тебя стало меньше. Самого тебя. И фоток меньше. Не как обычно. Листаю дальше. Вот после этой были фотки с моего дипломного проекта. Мы с тобой стояли рядом, я тебя приобнимал. Это со стороны так казалось, на самом деле я держал тебя за задницу. Мне нравилась эта фотка. И держать тебя за задницу нравилось. Дверь распахнулась и Макио входит в комнату с пылесосом. Потом сразу выключает. — Тревога! Он зашел в его инстаграм! Она падает рядом со мной, в коридоре топот двух пар ног. Хинацуру падает с другой стороны. А Сума прямо сверху на мою спину. — Что происходит? — Мы переживаем за тебя, Узуй. — Поэтому решили меня раздавить? — Ну, типа того. — Дурочки. Спихиваю с себя Суму и она скатывается между мной и Макио. — Если что, я мониторю все его соц.сети. Если будет что-то, что тебе нужно знать, я сразу сообщу. — Пиздец. Спецагент Сума. — Для тебя же стараюсь вообще-то. — Спасибо за заботу. — Ты стал такой злой. Тебе нужно развеяться. Ты только и делаешь, что работаешь и тренируешься в зале. Макио права, все так и есть. — Может сходим сегодня вечером в тот новый ресторан? Там большой благотворительный вечер. Будут все сливки. Твоя агент прислала билеты и на нас. — Хинацуру подпирает голову рукой и почёсывает мою спину. Макио поддержала: — Да, давно не наряжались как шлюхи и сутенёр. Я уже соскучилась по этим шокированным лицам и осуждающим взглядам. — И я. У меня как раз новое платье пылится в шкафу. Настало его время. — Поддержала Сума. Видимо всё решили без меня и за меня. Но выйти в люди кажется хорошей идеей. Вечером собираюсь. Игнорирую предложенный фрак. Надеваю объемную черную футболку, толстую золотую цепку на шею, зауженные костюмные брюки со стрелками и ботинки. Волосы Сума укладывает в небрежную укладку. Типа я такой шел, потом резко подул ветер и вот такие теперь у меня волосы. Ресторан огромный и пафосный. Нам под стать. Мы четверо входим с видом богатых наследников королевской семьи. Сума сразу хватает бокалы шампанского с подноса официанта. Фу, кислятина какая-то. Не хочу это пить. Но выпиваю залпом, когда вижу Музана. Эта мразь конечно же здесь. Болтает с кем-то ко мне спиной. Отходит в сторону, и я вижу тебя. Мы встречаемся глазами. Скользишь по мне взглядом и закусываешь губу. Не надо, Зеницу. Не делай так. Ты же знаешь, как это действует на меня. Пульс учащается, сердце колотится, дыхание сбивается. — Зеницу тоже здесь. Пойдем поздороваемся. Макио тянет меня за руку. Все девочки обнимают тебя по очереди. Расспрашивают как твои дела. Ты улыбаешься им и избегаешь моего взгляда. А я не могу на тебя не смотреть. Ты очень красивый. В том самом луке с дипломного проекта. В пиджаке, который я расписывал больше восьми часов для тебя. В какой-то момент девочки идут за стол, и мы остаемся одни. Наедине, хоть и посреди толпы раздутых мажоров. Ты чувствуешь себя неловко, не знаешь куда деть руки. — Ты с ним? — Ну… Да, он позвал. Сказал надеть, что-нибудь красивое. Улыбаешься и разводишь руки, демонстрируя свой лук. Тебе и правда очень идет. За спиной раздается самый мерзкий звук на свете: — Узуй, дорогой. Рад тебя видеть. Участвуешь в аукционе? — Нет, Музан. Оставлю тебе возможность попантоваться размером кошелька. — Что так? Не можешь блеснуть размером? — Размером кошелька. Договаривай до конца. — Думаешь превосходишь меня в других размерах? — Спроси у своего спутника. Он может сравнить. Только сильно не расстраивайся. Ты вспыхиваешь. Заливаешься красной краской. Возмущенно хлопаешь глазами. А я разворачиваюсь и ухожу к нашему столу. Да, это было низко. Не спорю. Меряться письками с Музаном, еще и тебя в это втягивать. Но мне все равно обидно. Это моя месть за то, что ты с ним. Гнусная, ниже пояса, но все же. Стало немного легче. Вечер тянется долго. Общаюсь с тьмой знакомых дизайнеров, журналистов, рекламщиков, бизнесменов, бывших клиентов. Но взгляд всё равно судорожно ищет тебя в толпе. Сначала Музан таскал тебя за собой, но тебе явно неприятно стоять и улыбаться незнакомым людям. Наверняка чувствуешь себя не в своей тарелке. Поэтому шепчешь ему на ухо и идешь за стол. Соседний от нашего. Вот так совпадение. Ужин прерывается на аукцион. Богатые дяденьки и тётеньки покупают всякую антикварную ерунду. Деньги идут в фонд защиты природы. Девочки потягивают шампанское и шушукаются. А я лениво ковыряю вилкой лосося. Когда выставляют самый дорогой лот вечера Музан вступает в игру. Стартовая ставка десять тыщ дохуищ. Все в зале знают Кибуцуджи, понимают, что он не природу спасает. И что уродливый позолоченный скипетр ему на хер не упал. Просто этот мудак красуется и показывает какой у него большой банковский счет. Он змеино улыбается после финального «продано» и уходит оформлять документы. А я физически не могу находиться здесь. Чувствовать твое присутствие рядом и не иметь возможности коснуться. И права на это не иметь. Кошу взглядом в твою сторону. Ты снял пиджак и повесил его на спинку стула. Тоже смотришь на меня. Зло и обижено. Не выдерживаю и ухожу. — Узуй? Хинацуру обеспокоено хватает за руку. — Веселитесь, все в порядке, просто башка от этого кислого пойла разболелась. Пойду домой, прилягу. Девочки кивают, и я покидаю зал. Уже в коридоре, проходя мимо уборных слышу шаги за спиной. — Ну-ка стой. Ты не уйдешь, пока я всё тебе не выскажу. Разворачиваюсь к тебе и опираюсь плечом о стену. Вскидываю брови. И тебя прорывает. — Ты не имеешь никакого права так со мной обращаться! Что ты себе позволяешь? Я пошел с ним, потому что он позвал меня. На вечер, полный кучи людей, СМИ и камер. И не побоялся, не постеснялся, в отличие от тебя. И даже то, что я с ним пошел, не значит, что я с ним сплю, понятно? Он меня ни к чему не обязывает. Я могу уйти, когда захочу! — Здорово, рад за тебя и твоего благородного спутника. У него такие светлые и чистые намерения. Только бокал проверяй. Там может шипеть не только шампанское. У тебя кулаки сжимаются и разжимаются. Хочешь мне врезать? Ну давай, не сдерживай себя. Я даже тебе помогу. Сделаю шаг навстречу. Не знаю кто первый на кого кинулся. И плевать. Целовать тебя такого безумного и страстного — это нечто. Твои руки уже тянут за волосы, язык насилует мой рот, дыхание такое горячее и тяжелое. Я и сам безумен сейчас. Прижимаю тебя к себе, сминаю в ладонях твою упругую задницу. Эту маленькую и прекрасную, созданную для моих рук и члена. Кстати вот он, трусь стояком о твой живот, и ты жалобно стонешь. Скучал по нему? Он по тебе да. Ныряем за дверь туалета и закрываемся. Он узкий, но нам хватит и этого. Целую жадно, но ты резко отстраняешь. Ты злобно щуришься и вскидываешь руку. Шлепок. Щеку жжет твоя пощёчина. Прикладываю пальцы к лицу. — Это за твои слова! Мне нечего сравнивать. Я видел только твой член, кроме своего. Ох, детка я сейчас сожру тебя. От твоих слов я чуть не кончил. И даже твой удар меня сильнее завел. Целую и грубо расстегиваю твою ширинку. Разворачиваю лицом в стену и падаю на колени. Резко стягиваю твои брюки вниз. Вот она, идеальная задница. Красивая невозможно. Нежная и упругая. Шлепаю по ней, и ты вскрикиваешь. Мну полужопия и раздвигаю в стороны. Сглатываю, когда вижу ее. Маленькая розовая звездочка входа. Узкая и сладкая. Только моя. Лижу широким мазком от яиц до копчика. Ты выгибаешься и подставляешься. Елозишь булками по моему лицу. О да, малыш, давай, насаживайся на мой язык. Вылизываю и трахаю языком под звуки твоего жалобного скулежа. Растягиваю в стороны ягодицы и грубо сплевываю в твою дырку. Снова ныряю языком. Снова плюю в тебя. Ты уже почти готов. Яйца сводит, член уже пачкает секретом трусы. Пиздец как хочу войти в тебя, малыш. Суешь мне что-то в ладонь. Крем для рук. — Он лежал на полке у раковины. — Сойдет. Густо смазываю им пальцы и вхожу на пробу двумя. Выгибаешься и стонешь в согнутый локоть. Массирую бугорок простаты, и ты дрожишь. Зеницу, крошка, рано кончать. Приставляю головку. Уже бордовая от напряжения. Идет туго, но дырка поддается. Помнит хозяина. Принимаешь полностью и скулишь. А я вгрызаюсь зубами в твой затылок, чтобы заглушить стон. Фиксирую бедро одной рукой и сжимаю твою шею другой. Чуть придушиваю и поворачиваю большим пальцем твой подбородок к себе. Целую. Ты прикрываешь глаза и тянешься еще. Стонешь в мои губы, когда толкаюсь в тебя. Ещё. Ещё. Задираю твою водолазку вверх. Провожу рукой по ребрам, царапаю горошину соска. Ты безупречно нежный. Как шелк, как кашемир, ты сама гребаная нежность. Давишь стенками на мой член, и я вколачиваюсь быстрее. Шлепаю по твоей жопе. Фиксирую за тазовую косточку и душу твою тонкую шею. Не даю повернуть голову. Я уже скоро и мне нужен твой взгляд. Блядский и пошлый. Невинный и неземной. И всё это в двух медовых омутах. Самых прекрасных на свете. — Скажи, что ты ни с кем не спал, Узуй. Скажи, что хочешь только меня. — Ни с кем. Хочу только тебя, Зеницу. — Ууузууй мм… И ты таешь в моих руках. Держу тебя крепче, чтобы не упал, и вколачиваюсь. А ты смотришь полузакатившимися глазами, и я кончаю в тебя. Остро и ярко, мучительно хорошо. Вжимаю в стену грудью. Дышим и целуемся. Влажно, коротко и горячо. — Я скучаю, Зеницу. — Я тоже. Очень. Отстраняюсь и прячу член в штаны. Помогаю тебе. Не хочу выходить отсюда. Отпускать тебя снова. Смотришь на часы. — Мне нужно поспешить, он, наверное, ищет меня. Кривлюсь, как от кислого. Ну зачем ты сейчас о нем заговорил, блин. — Иди первый, мне еще нужно выпустить твоих нарождённых детей погулять в унитаз. — Тц, Зеницу, блин. — Смеюсь и закатываю глаза. — Что? Говорю, как есть. — Фу мерзость. И своих детей тогда со стены вытри. Пусть не растекаются по кафелю. — Ладно. Вали уже. Закрываешь за мной дверь и слышу твой тяжелый выдох. А потом ухожу. На следующий день я снова улетел. В этот раз меня не было неделю. Когда вернулся созвонился с Кёджуро. Уже вечность его не видел. Мы встретились на поле в 8:30 утра. Я был здесь с шести и всё это время чеканил мяч. Соскучился по этому ощущению. По бутсам, гетрам и шортам. По стриженому газону. Ренгоку надел перчатки и стал в ворота. Вратарь он посредственный, но кое-какие банки все же смог взять. — Ты почти не теряешь форму. Тренер будет рад это знать. — Передавай привет Убуяшики-сану. — Лично поздороваться не хочешь? Скоро финал, тренируемся почти каждый день. — Ещё бы. — Ты всё еще в списках на игру, Узуй. — Зря. В этом нет смысла. — Он всегда тебя ждет. Всегда смотрит на вход до последнего. — Убуяшики-сан? — Агацума. Устало вытираю пот со лба и ставлю мяч на точку. Мы пробыли здесь еще час, прежде чем пошли в соседнее кафе. Ренгоку долго рассказывал кучу новостей, прежде чем снова заговорить о тебе. — Слушай. Как твой друг, я понимаю, что тебе херово. Но как капитан команды я тебя прошу — приходи на игру. Я уже говорил тебе однажды — он играет для тебя. Если ты не придёшь, то… Блин, я даже не знаю тогда что. — Кёджуро, как ты думаешь, почему мы встретились на поле в такую рань? Когда все на парах? Почему я не пришел на обычную тренировку? — Избегаешь его. Но, Узуй. Финал. Твой последний кубок за сборную. — Уже не мой. — Хорошо, тогда мой. Мой последний кубок. И Гию тоже. Наш, блять. Нашей сборной. Мы последние два года как братья все. Неужели ты не придешь просто поддержать? Да, действительно. Это же не просто время и силы. Это больше, чем игра. Больше, чем кубок. Это — команда. Семья. И Ренгоку прав. — Почему ты его избегаешь? Я думал вы нормально разошлись. Без конфликтов. — Ну. Почти. Просто он сейчас не свободен. И я не смогу сдержаться. Так что это во благо хрупкого мира. — Не свободен? — Ага. Он с Музаном. — С Кибуцуджи? Блять, он же наш соперник. Мы же против «демонов» играем в финале. — Да-да. Вот именно. — Стоп, ты уверен? Зеницу не очень похож на конченого долбаёба. Он вроде парень умный, хитрый и расчетливый. — Уверен. Спец-агент Сума мониторит все соц.сети. И этого урода тоже. И его банды. И Агацума там затесался плотно и тесно. Ходят гулять за ручку в парк, кафе, кино, домино. Вся хуйня. — Бля, я не верю. Что-то тут не так. — Это уже не моё дело. На счет финала я обещаю подумать всерьез. Если что на трибуны приду как зритель. — Ну. Это уже другой разговор. Кёджуро толкает меня локтем и вгрызается в свой разорви-ебало-бургер. Проходит еще пара недель. Когда я здесь, то заглядываю на поле по утрам. Иногда улетаю на несколько дней. Но Госпожа Тамаё старается давать мне отдых, насколько это возможно. Я работал в домашней студии нашего агентства для бренда спортивной одежды. Нужно каталог новинок обновлять, поэтому сегодня участвуют только мои ноги. Меряю гору велосипедок, шорт, спортивных штанов, леггинсов, тайтсов и прочего. Все в разных расцветках еще. И кручусь-верчусь, чтобы отснять их со всех ракурсов. Ну хотя бы никто не будет говорить, что я не даю огня и жара. Моя жопа может прекрасно работать, пока мое лицо унылое и пустое. Именно тогда и заходит моя начальница. Здоровается и рассказывает дела нашего агентства. Пока я поворачиваюсь на одном месте под щелчки камеры. — И он полон решимости нас перекупить. Я уже так устала биться за это. Просто устала, Узуй. — Госпожа Тамаё, Музан просто мудак. Всегда таким был. Неужели ничего нельзя сделать? — Он натравил на нас налоговую, пожарных и даже роспотребнадзор. И все они находят к чему придраться. Я уже встряла на один крупный штраф. Вся надежда на нового клиента. И на тебя, разумеется. Они хотят именно тебя. — Хм, ну естественно. — Если не это, то мне придется заложить дом и машину. Одну я уже продала. — Госпожа Тамаё, я сделаю всё как всегда блестяще, и мы сможем расплатиться. — Спасибо, Узуй. Твои слова внушают оптимизм. Контракт у меня с собой, подпишешь? Заканчиваем с последними шортами. Яркого желтого цвета. Хмыкаю про себя и иду к столу с документами. Пробегаюсь взглядом и уже беру ручку, когда смотрю на даты. — Рейс ровно через неделю. — Да, что-то не так? — Но моя сборная в этот день играет финальный матч. — Дорогой, я думала, что ты уже не в команде… — Но это важно для меня. Я хотел посмотреть игру. — Узуй, я понимаю. Но это работа. Важный клиент. Ты же в курсе нашего сложного положения. Опускаю взгляд и выдыхаю. Снова натыкаюсь на ярко-желтые шорты. Нет, это неспроста. — Госпожа Тамаё, пожалуйста, свяжитесь с клиентом. Вдруг есть возможность перенести рейс? Я отработаю сверх нормы, выложусь на всю. Пожалуйста, мне очень нужно на эту игру. Она смотрит пристально и долго. Улыбается мягко и качает головой. — Хорошо, дорогой. Я свяжусь с ними и попрошу перенести рейс на более позднее время. Но клиент отказался. Их сторона была непреклонна. Нужен был я и именно в это время. А самолет вылетает ровно со свистком. В момент начала финальной игры. Грёбаная драма. Не могу успокоиться, когда еду за рулем. Мчу на поле. Тренировка поможет. Пусть уже вечер. Несколько десятков кругов и футбольный мяч. Вот, что мне сейчас нужно. Ухожу, когда солнце почти село. Сажусь в машину и смотрю в точку перед собой. Я устал, но не успокоился. Звонок телефона. «Желток». Ты часто звонишь в последнее время. Но я не брал трубку. После того как Сума показала скрины сторис этого мудилы и его дружков-демонов, где ты сидишь с ним в обнимку или держишься за руку. Это выше моих сил. Но сейчас отвечаю. Хер знает почему. — О, я думал опять поболтать с автоответчиком, но рад, что ты наконец ответил. — Что тебе нужно? — Поговорить. У меня есть отлична новость, Узуй. — Да пиздец. — Давай встретимся и поговорим нормально? — Я не могу. Занят. Много работы. — Но сейчас ты со мной разговариваешь. — У меня перерыв. Стук в окно. Поворачиваю голову. Ты машешь телефоном и улыбаешься. Блять, теперь хоть по газам давай и сваливай. Но нет же. Выхожу. — Понимаю, у тебя перерыв небольшой, поэтому не отниму много времени. У меня правда отличная новость. Уже несколько недель не могу тебе дозвониться. Трубки не берешь, заблокировал меня везде. — Что ж под дверь не приперся, раз так важно сообщить мне? — Зачем? Я знаю, что иногда ты тренируешься по утрам. Мог бы и здесь подкараулить. — Улыбаешься и пожимаешь плечами. — Но новость и правда отличная, тебе понравится. И ты рассказал мне про тот благотворительный ужин. Когда я ушел, ты вернулся к своему столу. Возле твоего стула тёрся какой-то мужчина и с интересом разглядывал твой пиджак. Он спросил откуда он у тебя. И ты рассказал ему обо мне и о моей линейке для дипломного проекта. Тот был в восторге и попросил показать другие работы. И ты показал ему фотки. Оказалось, что он руководитель известного бренда одежды. И они как раз ищут дизайнеров для сотрудничества. Им нужны как раз такие яркие и интересные решения. И творческий подход. Он дал свою визитку и просил с ним связаться. Он хочет встретиться и обсудить предложение о сотрудничестве. Да, новость отличная. И визитка не липовая. Я знаю и бренд и даже руководителя. И сотрудничал с ними не раз в качестве модели. Поднимаю голову и смотрю на тебя. У тебя в глазах огонь горит. Ты рад так, как будто это тебе предложили. И еще миллион долларов сверху накинули. — Ну? Круто же! Ты сможешь стать дизайнером, сотрудничать с известным брендом. Твои вещи будут продаваться по всему миру, Узуй! — Это только предложение встретиться. Даже не собеседование. — Но ты все равно пройдешь его, и они обязательно тебя возьмут. Здорово же! Закатываю глаза и убираю визитку в карман. Разворачиваюсь к дверце, но ты хватаешь за руку. — Стой, подожди. Мы ведь уже давно не виделись. — Мне нужно домой. Я устал и хочу спать. Еще дорога, душ. — Я могу поехать с тобой? Меня как будто током ударили твои слова. Ты серьезно? Сдурел совсем? К Музану своему езжай. За кого ты меня держишь? Думаешь можно и со мной, и с ним? Вырываю руку. Открываю дверцу. — Узуй. — Не надо, Зеницу. Пока. — Ты придешь на финал? — Нет. У меня самолет в это время. Важный контракт. — Ты же шутишь, да? — Нет. — Но я… Узуй, я прошу тебя. Пожалуйста, приходи на игру. Не смотрю на тебя, но слышу, как дрожит голос. Оттого еще больнее. — Зеницу, Музан будет на игре. Тебе этого мало? Нужно, чтобы и я был? — Что? Узуй, ты всё не так понял. — Ой, блять. Раздраженно вздыхаю и сажусь в машину. А ты лупишь по дверце и кричишь. — Стой, подожди! Я все объясню! Пожалуйста, выслушай меня! Но в этот раз я уже не останавливаюсь. Даю по газам и резко выкручиваю руль. Ты кричишь и даже бежишь за машиной. А потом останавливаешься и со злостью пинаешь щебень парковки. Я видел в зеркало заднего вида. Контакт «Желток» оставил рекордные 100 пропущенных. До того, как я выключил телефон ко всем хуям. Потом ты звонил девочкам, но они уже знали, что отвечать. «Прости, Зеницу, он не хочет говорить с тобой». На следующий день я бегал в зале. Беговая дорожка — это полная хуйня. Никогда не сравнится с футбольным полем. Но теперь видимо только так. Кто-то очень дерзкий и наглый выключает ее, и она останавливается. Ренгоку. Достаю наушник и вытираю пот со лба. — Скажи, что это неправда и ты придешь на игру, Узуй. — У меня важный клиент. — А финал не важный? — Важный. Но у меня работа. — Клиентов у тебя еще миллиард будет, а финал последний. — Я знаю. Но все сложнее, чем кажется. И я рассказал ему про трудности нашего агентства. Про Музана и его козни. Про то, что госпожа Тамаё уже продала машину и рискует заложить остальное имущество. И о том, что все упирается в этого крупного клиента. Который не смог пойти навстречу и перенести мой рейс. Кёджуро хмурился и внимательно слушал. Все понимал. Выбор был очевиден. — Я понимаю, Узуй. Наверное, ты правильно поступаешь. Но мог бы мне и сам сказать. — Я собирался. — И мог бы выслушать Зеницу. Он ведь хотел рассказать тебе как на самом деле обстоят дела с Кибуцуджи. — Да насрать мне на это. Своих проблем хватает. — Его не стал слушать, а меня послушаешь. Он выдернул из моего уха наушник, который я успел вставить обратно. — Зеницу сразу раскусил Музана. Ему не нужны его милое личико и прогулки под луной. Он хотел выуживать из него инфу про тебя и команду. Кибуцуджи искренне считает, что Агацума наивный и глупый ребенок, и Зеницу решил этим воспользоваться. Он специально проводил с ним время и вешал ему лапшу, а сам мотал на ус инфу о демонах. — Блять, ну какой же дураааак. Черт, Зеницу, тупица! — Согласен. Действовал он тупо. Но когда он мне рассказывал это, то оказалось, что не так все необдуманно. И территорию выбирал только нейтральную, где полно людей. Не садился с ним в машину, не ездил к нему, хотя тот изворачивался так и эдак. А не рассказывал никому, чтобы его не отговаривали и не помешали его «операции по дезинформированию соперников». Пожалел об этом вчера, когда понял, что ты все знаешь. Пиздец он головой об стену бился. Пришлось успокоительное вколоть. — Ты веришь ему? — А ты разве нет? Конечно верю. Он же тебя любит, мудака ты кусок. И ты его тоже, я же вижу. Пиздец вы сложные конечно. Про вас можно снять сериал для подростков. — Или фанфик написать. — Короче, теперь ты все знаешь. Не хочу повторять, что команда — это твоя семья. Шантажировать, что «если не придешь на матч — то ты мне больше не друг» тоже не буду. Ты взрослый мальчик и сам можешь расставить приоритеты. Тяжело вздыхаю и делаю глоток воды. — Ладно. Мне пора. Из списков на игру я тебя все равно исключать не стану, ты все равно часть команды. Хотя бы так ею останешься. — И уже в дверях Кёджуро останавливается и добавляет — И еще, Узуй, если на игру не придешь — ты мне не друг. Показывает язык и уходит. В день финала проснулся рано утром. Еще солнце не встало. Сижу уже собранный напротив дорожной сумки. Пью кофе и жую бутер. А в душе гребаный пиздец. Все на части рвет. Что-то дергает проверить форму. Сумка всегда лежит в шкафу на выходе. Все на месте. Хинацуру постирала и сложила всё аккуратненько, как всегда. Рядом стоят какие-то тубы. Открываю. Там плакаты «Вперёд, Столпы!», «Столпы — чемпионы». Ах, да. Девочки же собираются идти на игру. Чувствую себя отвратительно. Предателем, не меньше. Всё скручивается внутри. Еду в такси и собираю все приметы, что нахуй мне это не нужно. Нам перебежали дорогу все черные кошки этого города. Но на регистрацию приехал вовремя. Проверил документы и билеты, вдруг все же забыл? Но нет. Да и в такси я их уже проверял. Просто я не хочу уезжать. Занимаю очередь и дергаю ногой. Но и очередь движется быстро. Слишком. Я уже у трапа. Вот-вот где-то там раздастся свисток и начнется игра. Тренер Кагая Убуяшики дает последние наставления. Гёмей Химеджима, наш вратарь, уже поправляет свои перчатки. Все ребята уже выстраиваются, чтобы спеть гимн. Все. Гию Томиока, братья Шинадзугава, Ренгоку, Обанай Игуро, Муичиро Токито, Иноске Хашибира, Танджиро Камадо, другие ребята-игроки. И ты. Зеницу Агацума. Стоишь сейчас в своих желтых бутсах и смотришь на вход. Ждешь, что я приду. А я сейчас поднимусь в самолет и займу свое место. Смогу ли я это сделать? Нет. Достаю телефон и набираю номер. — Госпожа Тамаё, простите меня, но… Я увольняюсь.