Играй, детка

— Ты ведь допиздишься однажды, Ренгоку. Он в ответ только смеется и продолжает стоять в планке. Как и я. Уже позади две минуты. — Ты с ним спал. Не спрашивает, утверждает. — Я знал, что так будет, Узуй. Слишком хорошо тебя знаю. — Кёджуро… — Он ведь тебе тоже понравился. Признайся. Поднимаю голову и смотрю вперед. Ты на другом конце поля, но хорошо тебя вижу. Чеканишь мяч уже двадцать минут, а вокруг столпилась почти вся команда, считают. Твое лицо сейчас наверняка сосредоточенное и серьезное. — Всё равно, Кёджуро. Ты для меня друг и капитан команды, а не Ларисочка Гузеева. Нахер ты мне его подсовываешь? — Никого я не подсовываю. Он парень взрослый и сам принимает решения, что ему делать, а что нет. Я просто не стал от него скрывать, что то, что о тебе и трех твоих подругах говорят — это брехня. Ренгоку тяжело стоять в планке и говорить, он пыхтит, но терпит. Не сдается мне. Напоминает мне тебя. — В любом случае хватит с меня. Нужно завязывать с этими играми, пока слишком далеко не зашло. — А разве не зашло? — Дальше хуже будет. Для него. — Для него, блять? — Ренгоку плюет на планку и наше негласное соперничество и падает на поле, а потом садится и смотрит на меня — Ты чего больше боишься, Узуй? Сердце пацану разбить? Больно ему сделать? Нет. Ты сраный эгоист, всегда таким был. Ты думаешь только о себе. Ты никого к себе не подпускаешь слишком близко, потому что боишься, что будешь страдать. Поэтому ни Макио, ни Сума, ни даже Хинацуру не смогли этого сделать. Даже они не смогли перейти установленную тобой черту. Удобно всех держать на расстоянии вытянутой руки, да? Ренгоку сплевывает и продолжает: — Ты думаешь, что все тебя боготворят. Готовы в рот заглядывать и целовать песок, по которому ты ходил. Только на самом деле всем от тебя что-то нужно. А этому пацану нужен только ты. Он тобой бредит, он только о тебе и думает. — Тем более. Значит это зависимость. Мания или что там еще? — Ах, зависимость значит? — Кёджуро трет переносицу и смотрит на тебя через поле. — Тогда давай, рви в клочья. Только после матча, понял? До этого не смей. Он играет круто, когда играет для тебя. «Он играет для тебя». Из башки не идёт. Снова и снова крутится заезженная пластинка. «Он играет для тебя». Ты чеканил мяч дольше всех своих друзей, не уронил ни разу. И не тупо на стопе и коленке. Принимал и спиной, и головой, и грудью. Умничка. Ты бы и дальше продолжал, но тренерский свисток зовет на тренировочный матч. И первым делом посмотрел в мою сторону, когда остановился. Да смотрел я, смотрел. Смотрел на тебя, Зеницу. И ты улыбаешься и бежишь на построение. Я хотел уйти, но остался. Даже пошел в команду. Команду твоих соперников. Хочу посмотреть, как ты раскроешься. Перехватил твою усмешку, когда натягивал изумрудную жилетку поверх формы. А ты уже был в оранжевой. Нас разделяет ширина поля, но я вижу все твои финты хорошо. Вижу, что команда тебе доверяет. И в связке Гию и Санеми не брезгуют тебе пасовать, ведь ты зарекомендовал себя за это время. Что ж, тогда и я дам шанс мелкому Камадо. Вы выиграли. Ты счастлив до усрачки. Как будто лигу чемпионов взял, а не сраный тренировочный матч. Но я понимаю, что смотрю на тебя такого пиздецки радостного и сам улыбаюсь, а на душе тепло и хорошо. И хочется врезать себе за это. Ты после тренировки караулил меня у раздевалки и потянул за руку в каморку для обслуживающего персонала. Пиздец, ты хочешь это здесь сделать? Малыш, нас выгонят не только из команды, нас из универа отчислят ко всем хуям. Но ты хочешь просто поцеловать меня. Просто. Поцеловать. Тянешься, а я отворачиваюсь. — Давай без этого, ладно? — Почему, Узуй? — Просто это палево. Выйдешь со стояком отсюда вместе со мной. Весь растрепанный. — А тебе этого не хочется? Растрепать меня, мм? Закусываешь губу, голову на бок склоняешь. Чистый секс в каждом движении. — Не хочется по шее получать от тренера. И ухожу. От греха подальше. Потому что ты и есть грех. Восьмой смертный. А в глазах четко вижу, что ты осознал что-то. И такая тоска в этих омутах цвета янтаря. И боль. Черт, смогу ли я? Может просто сбежать и бросить всё? Нет. Всего лишь порвать. Всего лишь пацан. Всего лишь ты. Матч проходит через два дня. Команда «Демонов» из конкурирующего с нами вуза. Мы всегда идем ноздря в ноздрю. Но в последние четыре года держим первенство. И мне страшно хочется в этом году взять кубок. Стать чемпионом в юбилейный, пятый раз. Музан Кибуцуджи, их играющий тренер. В этом году тоже выпускается, как и я. Это его последний шанс стать чемпионом. Этот уёбок ненавидит меня и всю нашу команду, включая тренера. Он довольно скалится, скользя взглядом по моему спортивному костюму, когда понимает, что сегодня я на поле не выйду. А потом переводит взгляд на разминающийся на поле молодняк и смотрит как змея перед броском на маленьких пушистых крольчат. Ух, сука. Блестяще бесит. Подхожу к тебе. У тебя руки подрагивают от волнения, но держишься молодцом. Даю наставления, рассказываю слабые места их сборной, кивая в сторону того или иного игрока. — И их капитан, Музан. Хитрая, наглая змеюка, будет рушить тактику и не гнушается грязными приемами. — Я знаю. Я смотрел все записи их игр за последние годы. — Готовился? — Типа. Еще что-нибудь? — Это всё. Хотя, Зеницу… Вскидываешь огромные глазищи и смотришь пристально. В самую душу. — Покажи мне, как ты умеешь играть, окей? Подмигиваю и ты ухмыляешься. Теперь почти не волнуешься. Ты готов к игре. Теперь давай, детка, играй. Всё это видел Музан. Глаз с нас не спускал, пока мы говорили. Теперь он тебя, Зеницу, будет мурыжить скрупулёзно, хуже, чем других. Но я все равно ставлю на тебя, цыплёнок. Нахуй красное и черное, нахуй зеро. Я ставлю все свои фишки на жёлтое. Кибуцуджи не может раскусить тебя, он тебя недооценивает в первом тайме, за что платится двумя пропущенными. Он думает, что ты пародия на меня и будешь копировать мои фирменные движения. Но ты совсем другой. Ренгоку не позволяет амбалам-соперникам подбираться к тебе близко, Гию и Санеми дают пространство для маневра насколько возможно. И ты забиваешь свой первый гол. Третий в их ворота. Я вскакиваю со скамейки вместе со всеми и ору. Трибуны скандируют твое имя. Команда тебя обнимает и хлопает по спине, а ты ищешь мой взгляд. И находишь. После финального свистка счет на табло 5:2 в нашу пользу. Ты отыграл все основное время и почти не выдохся. Еще бы, адреналин зашкаливает. Ты забил дважды. А я радовался как своим. Даже больше. Ренгоку подошел на парковке, прислонился спиной к моей машине рядом со мной. Тяжело вздохнул, прежде чем заговорить. — Не передумал делать это? — Нет. — Он отлично сыграл. — Он почти блестяще сыграл. — Может и лучше ведь. Только представь, если ты всерьез за него возьмешься. Музан соснет хуйца. И это будет и твоя победа тоже, потому что ты его научишь. — Стать его личным тренером? — Почему нет? О, а вот и он. Удачи. Только не плачь, тушь потечет. — Иди нахуй, у меня водостойкая. Кёджуро отходит, походя мимо тебя похлопывает по плечу. Ты подходишь, становишься напротив. На расстоянии вытянутой руки. Как символично. — Узуй. — Зеницу, ты молодец. — Знаю. — Бесит меня это твое вечное «знаю». Знаешь? — Знаю. Улыбаешься. И я тоже. — Надо поговорить. Ты только не сильно расстраивайся. — Да не буду я, я уже все понял. Ты хочешь перестать спать со мной. Без проблем. — О как. Ну… Отлично. Порядок? — Да, порядок. Только, Узуй… — Мм? — Мы же будем общаться? Только на тренировках. Мне нужна будет твоя помощь, чтобы стать тебе достойной сменой. Ты же должен заботиться о судьбе своей команды? Хочешь, чтобы сборная и дальше удерживала титул чемпиона? Хитрый маленький чертенок. Не могу не восхищаться. Тактик ты классный. — Хорошо, Зеницу. — Будешь меня тренировать и учить? — Буду. — И никакого секса. — И никакого секса. Протягиваешь руку. Жму твою ладонь. Тонкая и изящная. Сильная и крепкая. Сейчас хочется послать все к чертям и потянуть на себя. Заключить в плен рук и целовать. И трахать тебя такого хочется. Запретного теперь. Ты ведь специально, да? Выкрутил все, будто это твое решение. Молодец, Зеницу, далеко пойдешь. На выходных намечается традиционная вечеринка. Конечно же костюмированная. Первая игра сезона — отличный повод. Шинобу Кочо организовывает всё, как и всегда. В резиденции ее семьи, которое называется «Поместье Бабочки». Но на самом деле это никакое не поместье, а огромный развлекательный комплекс. С отелем, клубом, огромным бассейном под открытым небом и прочими приблудами. Можно даже на лошадях покататься. Но в выходные всем будет не до них. Намечается знатная туса. И я готовлюсь как всегда тщательно. Продумал свой образ досконально и уже давно. Изумрудное трико без рукавов с штанами-шароварами, ноги бинтую бордовыми лентами, за спиной два огромных меча, связанных цепью. На бицепсах золотые браслеты, и на запястьях тоже. На лбу повязка с крупными блестящими камнями и с нитками камней поменьше, болтающимися у лица. Эффектно. Завершают образ ослепительного ниндзя разноцветный маникюр, серьги и красная клякса на левом глазу. Вау, что это за блестящий красавчик подмигивает мне из зеркала? Выхожу из своего номера в самый разгар вечеринки. Музыка, шум, толпы народа в красочных одеяниях. Встречаю Шинобу, опять в костюме синей бабочки? Никакой фантазии. Ренгоку в огненном плаще. Вся наша сборная уже в сборе. А где ты? Тебя не вижу. Теперь вижу и прыскаю от смеха. Ты, Иноске и Танджиро оделись…гейшами? Уродливо-размалеванными, как матрешки. Закатываешь густо накрашенные глаза и спешишь уточнить. — Мы просто проспорили. Я хотел другой костюм. Мнешь в пальцах рукав желтого кимоно с белыми треугольничками. — Какой? Спанч-боба? Пикачу? Миньёна? А, нет. Наверное, кого-то из Симпсонов. — Желтый — мой любимый цвет. Смейся сколько влезет, но мне плевать. С вызовом вскидываешь размалеванное лицо и отпиваешь из своего бокала. — А они что здесь делают? Слежу за твоим взглядом. — А, команда соперников тоже приглашена. Это традиция, для поддержания дружественных связей, так сказать. Музан Кибуцуджи оглядывает нас насмешливым взглядом. Его окружает толпа верных «демонов». Он в белой шляпе с черной лентой, в черном пиджаке и белых брюках. Хуй пойми, что это за персонаж. Но выяснять не собираюсь. Ты уже танцуешь на танцполе. Дрыгаешься и трясешь двумя белобрысыми хвостиками. А я иду в бар. Страсть, как хочется накидаться. Из наших у стойки никого. Беру саке и выпиваю первую стопку. Рядом раздается знакомый голос. Мерзкий, тихий и вкрадчивый, как шипение змеи. — Узуй, это твоя девочка? Кивает в сторону танцпола. — Музан, что тебе нужно? В любом случае мой ответ — «пошёл на хуй». — Да ничего, просто хотел сделать комплимент. Ты ведь любишь комплименты. — Обожаю. — Птичка на хвосте принесла, что тот паренёк — твой протеже. Только он совсем не похож на тебя. — На меня вообще никто не похож, слишком я прекрасен. — Значит это неправда? Он свободен? Могу взять под крыло. — А крыло тебе не сломать? Поворачиваюсь и смотрю в два красных глаза под полами шляпы. — Ну ты ведь не посмеешь, Узуй. Так он свободен? — У него спроси. — Значит свободен. — Улыбается мерзко. — Отлично. В моем вкусе именно такие сладкие крошки, как он. — Эта сладкая крошка тебе не даст. — С чего такая уверенность? Я — видная личность, у меня свое модельное агентство и фотостудия. Это ты не оценил, а он сможет оценить по достоинству. Молодой, подающий надежды дизайнер. И личико сладкое, если его умыть конечно. — Он не поведется на всё это дерьмо. — Проверим? — Пфф. Валяй. Ухмыляется и уходит. Теряется в толпе, как по волшебству. Я долго один не остаюсь. Пью с командой, танцую, снова пью. Хорошо, что ты такой яркий. Желтое пятно всегда на виду. Передо мной на танцполе крутит жопой красотка из банды «демонов». Даки, кажется. Как-то раз мы чуть не переспали. А сейчас она так сексуально извивается передо мной, что ее намерения очевидны. Хочет восполнить пробел. — Может продолжим наш танец в твоем номере, Узуй? Обвивает мою шею лентой и тянет на себя. Я пьян и почти ведусь. Только колючий взгляд жжет и отрезвляет как пощёчина. Твой. Ты сидишь на одном из диванчиков, а рядом с тобой Музан. Склонился к тебе, шепчет на ухо. А ты смотришь на меня с обидой и болью. И залпом осушаешь бокал. Музан щелкает пальцами и перед тобой уже ставят новый. Блять, всё понятно. Перевожу взгляд на Даки. Она жмется ко мне полуголыми сиськами и покусывает губки. Прости, дорогуша, но нихуя не соблазнительно. Особенно когда знаю, что ты лишь отвлекаешь моё внимание от своего босса и его жалких методов обольщения. Накачать мальчишку дешевым пойлом. Зашибись, Казанова херов. Пробираюсь к тебе сквозь толпу, но неожиданно на меня кто-то вешается. И снова на твоих глазах. Блин, Мицури Канроджи, так не вовремя. Висит на шее и болтает ножками. — Узуууууй! Мы не виделись сто лет! Пошли танцевать? Пока отвлекаюсь на розововолосую бабенку, с которой мы дружим уже шесть лет, теряю тебя из виду. Черт, Зеницу. Нахожу уже на веранде. Ты еле на ногах стоишь. Смотришь осоловелыми глазами в точку перед собой. А Музан поглаживает твою руку. Отрубить бы ему пальцы, у меня и мечи с собой. Но больше беспокоит твой взгляд. Что ты пил? — Эй, Узуй, у нас здесь приватная беседа вообще-то. Ко входу подъезжает здоровенная черная машина. На дверце логотип модельного агентства «Демоны двенадцати лун». — О, а теперь нам пора. Зеницу, пойдем. — Ты чем его накачал? Подхожу к тебе и хватаю за подбородок. Блять, точно под чем-то. — Убери от него руки. Зеницу уезжает со мной, он согласен. Это его решение. — А мое решение не пускать его никуда. В этот момент к нам подходят пара «демонов», смотрят угрожающе, но мне срать на них. Прячу тебя за спину. Ватно топаешь и не понимаешь, что творится, судя по всему. — Что здесь происходит? Узуй? Зеницу? Ренгоку подходит к нам, с ним Иноске и Танджиро. Видимо они тебя искали, цыпленок. — Проваливай нахер отсюда, Музан. Против нас двоих с Ренгоку и немаленького такого Иноске Музан ссыт рыпаться. Усмехается и ныряет в тачку со своими «демонами». Танджиро трясет тебя, но ты молчишь и бездумно лупаешь глазами. Стеклянными. Хватаю за руку и тяну за дом. Нагибаю тебя над клумбой и засовываю пальцы в рот. Пока ты выблевываешь последнее выпитое, Ренгоку отгоняет от нас случайных зевак. — Что смотрите? Ну плохо стало, перепил, с кем не бывает? Идите куда шли. Танджиро сует бутылку с водой. Заставляю тебя выпить всю и ты снова блюешь, пока я держу тебя. Ты почти отключаешься. Кёджиро быстро понимает, что к чему: — У меня в номере есть абсорбент. — Давай, я пока его у себя спрячу. Неси в мой. — Его нужно к врачу! — Вставляет Иноске. — Нет, если Кочо узнает, то расскажет тренеру и его отстранят. И нас, за то, что не уследили. Идите лучше отвлеките ее. Ренгоку раздал команды и ушел. Я хватаю тебя на руки и несу к себе. Ты не такой уж легкий, как кажешься. Хотя и совсем маленький в моих руках. Пачкаешь раскрашенным лицом мою одежду. Плевать, только держись, малыш. Сейчас станет легче. Пока жду Ренгоку, умываю тебя, вытираю насухо. Ненадолго приходишь в себя, шлёпаю по щекам, чтобы не вырубился. Как раз вовремя открывается дверь. Кёджуро уже развел порошок в бутылке. Ты пьешь только половину, потом крутишь башкой. Но заставляю выпить до последней капли. — Блин, его будет еще тошнить. — Я прослежу за ним. — Не уснешь, Узуй? — Нет. — Ты ведь тоже пил, много. — Да что там мне того саке, на мой вес это фигня. — Ну да, слоняра ты все-таки. — Ой, а сам? Кёджуро уходит. Стягиваю с твоих волос две красные резинки и массирую череп пальцами. Твоя голова в моих руках. Ты такой милый, нежный и хрупкий. Блаженно улыбаешься, на мгновение открыв глаза и увидев меня, и снова вырубаешься. Кладу на живот, даже не раздеваю. Рядом ставлю тазик и ведро. Всё, что смог найти. Ложусь рядом и слушаю твое тихое сопение. Ночью тебя рвало раза три. Сколько же в тебя помещается жратвы? Ты же такой мелкий. Пою тебя без конца, чтобы не было обезвоживания. Под утро ты уткнулся в мое плечо и ногу на меня закинул. Твоя башка была так близко, что четко ощущался запах. Твой, цветочный. Его даже блевота не перебила. В рассветных лучах хорошо разглядел безмятежное, милое личико. Такой красивый. Ангел. Уснул, обнимая тебя. Проснулся от звуков воды из душа. Ты уже встал. Я заказал завтрак в номер по телефону и постучал к тебе. — Зеницу, ты как? — Я нормально. Скоро выйду. Завтрак принесли, а ты все там. — Выходи, пойдем есть. — Мне стыдно. — Пфф… Серьезно? — У меня кимоно все заблевано, и я ничего не помню. И спрашивать у тебя страшно. — Надень банный халат и выходи. Расскажу на сытый желудок. В тебе сейчас нет вообще ничего. Выходишь. Пиздец тебе неловко, понимаю. Но ты ни в чем не виноват. Виноват я. Кто ж знал, что тебя нужно к себе привязывать, чтобы не начудил? Мы едим, ты слушаешь. Краснеешь и отводишь взгляд. Такой смешной, перепачканный джемом, облизывающий пальцы. — Ну что ты за свинюка? Вытрись уже. Размазываешь джем еще сильнее и продолжаешь облизывать пальцы. — Вот бестолочь. Кидаю в тебя виноградом. Смеешься и пытаешься поймать ртом. Потом прилетает мне, но я сразу поймал. Самодовольно подмигиваю и жую. Ты пробуешь поймать, подкидываешь, промахиваешься, смеешься. Потом резко замираешь с каменным лицом. — Музан. Он что-то подсыпал мне, да? — Видимо так. — Что теперь будет? Вдруг это наркотик, и я теперь зависимый? — Не смеши, скорее всего просто клофелин. — Зачем ему это нужно? — Захотел трахнуть молодого красавчика, да еще из команды соперников, потешить свое самолюбие, пофоткать голого и шантажировать. Да всё что угодно. Это же Кибуцуджи, он уёбок. — Он реально способен на это? — Он на подобной херне построил свой бизнес. — А футбол ему зачем? — Не знаю. Любит? Вот тебе зачем? — Ну… На самом деле… Да неважно. Теперь нравится. — Ну вот видишь. Молчишь. Откусываешь кусок тоста, смотришь с хитрицой. — Молодого красавчика, значит? Да, Узуй? — Надо же поднять тебе самооценку после рвота-марафона на всю ночь. — А ты хочешь? — Что? — Трахнуть молодого красавчика? — Зеницу, мы же договорились вроде. Забыл? Черт, у меня сразу встает. Сразу. От одного твоего хитрого озабоченного взгляда. Если ты сейчас же не переведешь всё в шутку, то пиздец тебе, малыш. — Мы же можем и не заниматься сексом. Есть и другие способы. Пожимаешь плечами как ни в чем не бывало. Блять, вижу какую игру ты затеял. — Что ты предлагаешь? — Давай сыграем в игру? Называется «Смотри, но не трогай». Я могу начать. Ты тянешь за махровый пояс халата и раскрываешь его. Ну конечно, ты голый под ним. Что дальше, малыш? Вот черт. Зачерпываешь пальцем джем. Слишком много. Капаешь им на себя. Ягодные капли падают на грудь, живот, одна маленькая попала на головку вставшего члена. У меня пересыхает во рту, и я шумно сглатываю. Ты радуешься моей реакции. Улыбаешься и размазываешь каплю по груди. Возле соска. — Черт, какой же я неуклюжий. Такой грязный. Пиздец как хочется облизать. Скользить шершавым языком по твоей нежной коже и слизывать капли джема. Ты развратная сучка. Бесстыжая маленькая блядь. Знаешь прекрасно, что хочу тебя. Дразнишь, разыгрывая сценку из посредственного порнофильма. И это срабатывает. На ура причем. Потому что стоит на тебя каменно. Но держусь, хочу посмотреть, как далеко ты зайдешь. Откидываешься спиной на подушки, полулежишь и раздвигаешь свои потрясающие ножки. Раскрываешься передо мной. Тянешь мошонку вверх, чтобы показать свою розовую дырочку. Мм, сука. Какая же ты сука, Зеницу. Где только нахватался этого дерьма? Пальцы, перепачканные джемом, скользят по члену. Пальцы другой руки массируют вход. Ты постанываешь и закусываешь губы. Глаз с меня не сводишь. Своих медовых, полупьяных, сумасшедших. Даже не представляю, как я, наверное, жалко выгляжу со стороны. Сижу и пускаю на тебя слюни. Молиться на тебя готов. Такого развратного невозможно. И сожрать тебя целиком хочу. Сильно закусываю щеки изнутри, чтобы не потерять остатки рассудка. — Мм, даа… Смотри, Узуй, только трогать нельзя. Нельзя коснуться меня… Ммм… только взглядом. Не больше… Не выдерживаю, ныряю рукой в штаны и освобождаю член. Смазка уже течет, размазываю и дрочу. Глаз не свожу с тебя. И понимаю, чтобы сорваться, мне нужно приковать себя к батарее. Только никакая батарея не удержит. А ты продолжаешь ласкать себя. Жрешь глазами мой член. Дышишь ртом и облизываешься без конца. — Прекращай это. Слышишь? — Нет. Не могу. Я представляю тебя. Как будто это твои пальцы сейчас трахают меня. — Прекрати, Зеницу, остановись. Но я сам не могу. Не могу. Меня сейчас разорвет на части. Но чертов запрет, чертово правило, гребаное табу блокирует что-то на подсознательном уровне. В футболе нельзя нарушать правила. Готов ли я рискнуть сейчас и получить желтую? Да хоть красную уже готов. Лишь бы взять тебя, наконец. А ты сейчас и запретный плод, и змей-искуситель одновременно. И мне уже дрочить на тебя больно. И смотреть больно. И слушать твой голос тоже пытка. — Как же я хочу тебя. Зеницу, ненавижу. — Ну так что же ты не возьмешь? Бери же меня, ну. Дышим загнано. Дрочим и смотрим друг на друга. Ты ласково и медленно. Я с бешеной скоростью. — Нет. Нельзя. Ты сам придумал эти правила, малыш. — Я их придумал. Я и поменять могу. — Называй. Что угодно, только разреши уже вылизать тебя. — Мм, в моих руках такая власть. Улыбаешься и продолжаешь тянуть себя пальцами. И я в жизни ничего развратнее не видел. И ничего так сильно не желал. — Говори, я не железный. Иначе трахну просто так. — Тогда условие — ты трахаешь только меня. И больше никого. — Идёт. Накидываюсь сразу. Насилую твой рот и спускаюсь ниже, к перепачканной джемом груди. Слизываю все и прикусываю соски по очереди. Когда лижу живот ты вздрагиваешь и втягиваешь его непроизвольно. Ты сам слаще джема, малыш. Ты как сахар. Несмело зарываешься пальцами в мои волосы. А когда спускаюсь к члену и слизываю джем с головки сжимаешь сильно. Почти вырываешь пряди кулаком. Прикусываю легко, в дисциплинарных целях. Вздрагиваешь и ослабляешь хватку. Понимаешь меня. Я отсасываю тебе и трахаю пальцами. Твой скулеж чередуется с заполошным шепотом. Выгибаешься так, что приходится держать тебя. Надавливаю рукой на живот, и ты кончаешь. Содрогаешься и вздрагиваешь как от электрического тока. И виновато смотришь потом, понимаешь, что нужно было предупредить. Но ты не смог, ты был где-то в другой вселенной. На языке и горле твой вкус. Я бы не назвал его сладким после твоего перемазанного джемом члена, но мне все равно нравится. Соленый и пикантный. Но глотать не собираюсь. Сплевываю в твое очко. Ты тянешься ко мне, целуешь, обхватываешь мое лицо ладонями. Ты кошмарно нежный, хочется пить тебя. Отстраняю и тяну за бедра вниз, укладываю под себя и нависаю сверху. Наконец-то. Вхожу. Как же в тебе хорошо. Так жарко, так тесно, так влажно от моей слюны и твоей спермы. Ты переплетаешь наши пальцы и шире раздвигаешь ноги. Да, детка. Именно так. Набираю темп и понимаю, что долго не продержусь. С тобой вообще сложно выдержать долго, ведь ты доводишь меня до оргазма не только узкой дыркой. Всё в тебе — до безобразия мягкая кожа, до ужаса сладкие стоны, дурманящий запах и кошмарно пьяные глаза — всё в тебе, Зеницу, сводит с ума. И ты это чувствуешь. И шепчешь куда-то в шею без конца. «Узуй, тебе хорошо?», «Тебе нравится внутри меня?», «О, да, Узуй, ах». И мне внутренности скручивает этот твой горячий шепот. И скрип кровати. И шлепки наших тел. Я близок. Готов уже сейчас, вот-вот. И взгляд уже рефлекторно ищет твой. И только тогда я взрываюсь внутри. Наполняю тебя горячим семенем и обессиленно падаю сверху. Ты какие-то узоры выводишь пальчиком на моей спине. Целуешь взмокший висок. А я сейчас отключусь. Но всё же встаю и иду в душ. Быстро обмываю тело и возвращаюсь к тебе с мокрым полотенцем. Вытираю твой липкий живот и складки полужопий. Ты смущаешься, краснеешь и снова смотришь этим взглядом полным обожания, вместо «спасибо». Растягиваюсь на кровати рядом. Сейчас бы проспать до вечера. — Узуй? — мм? — Ты ведь понимаешь, что я серьезно? Это реальная сделка. — Ага. — Ты ведь не потому что хотел меня трахать сейчас согласился? — Я согласился, потому что хочу тебя трахать вообще. И теперь ты попал, Зеницу. — Почему? — Потому что, если я буду иметь только тебя одного, то тебе придется подставляться всегда. Где я скажу и когда скажу. Я скажу тебе приехать — и ты приедешь. И покорно откроешь рот и раздвинешь ноги. — Ух, не терпится уже начать. Ты улыбаешься и подлезаешь под руку, кладешь голову на сгиб плеча, обнимаешь рукой и закидываешь ногу. — Это что за херня еще такая? Сбрасываю твою наглую собственническую лапу. — Зеницу, ты себе только любовь какую-то не придумывай. И отношения в своей башке желтоволосой не рисуй, понял? — И как тогда это называется? — Ты сам сказал — сделка. — Но ты будешь меня тренировать, как договаривались? — Да. — И трахаться будешь только со мной? — Ага. — Тогда меня все устраивает. Снова укладываешься башкой на мое плечо и жмешься к боку, но ноги и руки уже ко мне не тянешь. Быстро учишься. Сон прерывает противно громкий голос Ренгоку. — Уборка номеров! Подъем, блять. Автобус ждет, Зеницу. Отлипай уже от Тенгена и шевели булками. Если сможешь. Ты красный до кончиков ушей. Смешно, пиздец. Прячешься от капитана под одеялом с головой. Швыряю в Кёджуро подушкой и выгоняю за дверь. Он принес твои вещи. Переодеваешься и целуешь на прощание, мокро и страстно. Шлепаю по жопе в дверях, и ты убегаешь по коридору мимо Ренгоку. Мы с Кёджуро возвращаемся в город на моей тачке. Он поглядывает искоса и усмехается своим мыслям, но молчит. — Да говори уже, блять. — Да тут и говорить нечего. Что вам на свадьбу подарить? — Ты долбоёб, Кёджуро. Сказал же, просто буду делать из него годного футболиста. Ну и поебывать его периодически. — Как удобно. А главное столько времени вместе будете проводить. Я бы сказал дохера. — Тем лучше. Значит быстрее надоест. И мне и ему. — Посмотрим, посмотрим. — Это тупо секс. Никаких отношений со слюнявой заботой, хождением за ручки и всякими сюсями-пусями. — Ну а ночью тогда что было, Узуй? Не слюнявая забота? Ты же мог трахнуть там кого угодно. Вот прям любую, любого. Кроме меня конечно. Мог сбагрить Зеницу его друзьям, чтобы они за ним блевоту убирали. Но нет, ты сам все это делал. Тазики подставлял и водичкой поил. И что это как не забота тогда? Блять. Блять. Блять. Блять. Нет. Это всего лишь секс. Тупо секс. И ничего больше.