Играй, детка

— И ты старше, в конце концов. Должен быть ответственней, мудрее… Голос Убуяшики-сана в моей голове звучит приглушенно и издалека. Фоном. Потому что на первый план выходишь ты и твои стоны. И огромные медовые глазищи, и шелковые волосы, скользящие сквозь пальцы кулака. Правда запах я почти сразу забыл, но точно помню, что он был ахуенен. И сейчас, спустя два дня после того матча я летел на тренировку ракетой. Хоть и знал, что выслушаю от наставника, что буду стоять с понурой башкой и извиняться без конца. Это мелочи, можно пережить. Я хотел тебя увидеть. Вечером того самого дня, когда я дрочил на тебя и твой рот во второй раз, я сильно пожалел, что сбежал. Что оставил тебя там в таком виде и в хрен пойми в каких чувствах. Убуяшики-сан прав, я же старше и должен быть ответственен в конце концов. Успокаивал себя тем, что ты тоже только внешне малыш. Так-то тебе уже есть 18. Уже должен понимать, как относиться к спонтанному перепиху. Я ведь почти не заставлял тебя этого делать, ведь так? Ты сам протянул лапки к моему члену и встал на колени передо мной. До жути хотелось увидеть тебя. Твоя хлипкая и тощая фигурка уже мутировала в моем сознании, теперь ты кажешься мне хрупким, изящным, как дорогущая антикварная статуэтка. Уже пару дней как хотел проверить так ли это на самом деле или мой мозг окончательно потек и пора в больничку. Он уже превозносит тебя и идеализирует. Какой бред. Угорал сам с себя и дрочил на тебя. Но ты не пришел на тренировку. Иноске сказал, что ты уехал к родителям в другой город, Танджиро — что ты приболел. Кто из них врет? Конечно же оба. Я уже знаю причину, и эта причина — я. Кагая Убуяшики тоже так считает, но ничего не сказал и начал тренировку. До следующего матча две недели, он важен. Первый матч всегда хорошая возможность показать себя. И я покажу, я в отличной форме. Ты не появляешься и на следующий день, предсказуемо и тупо. Если дальше будешь строить из себя опороченную деву и обиженную недотрогу пропуская тренировки, то вылетишь из команды. Даже в запасе держать не станут. Надеюсь до тебя это дойдет, когда твои дружки передадут тебе слова тренера. На третий день я увидел твою желтую башку в другом конце кампуса. Значит на учебу ты не забил, да? Ну хоть что-то. С трудом подавил странный порыв побежать за тобой. Это что еще такое? Вечером ты тоже не появился на поле. Тренер подозвал меня и назвал номер комнаты в студенческом общежитии. Я все понял. Сам хочу поговорить с тобой. Натягиваю худи поверх футболки, штаны сверху велосипедок, меняю бутсы на цветастые эйры и топаю через всю территорию. Общага недалеко от поля, удобно устроился. Твоя комната на восьмом этаже в самом конце коридора. Ты не открываешь с минуту, спрашиваешь «кто?», но я молчу и все же вижу твою голову в приоткрытую щель. Любопытный мышонок. Не даю тебе хлопнуть ей у меня перед носом, подставив носок кроссовка. А потом толкаю и ты отлетаешь, а я вхожу. Оглядываю холопу, в которой явно живут трое. — И как вы умещаетесь в этой коробке? Здесь свободно вздохнуть нельзя. — Ну так и не надо здесь вздыхать. Комнаты в общежитии не рассчитаны на мутантов-переростков. Голос сочится ядом, кривишься и типа незаметно толкаешь под свою кровать стопку журналов и какие-то вещи. Почему я знаю, что кровать твоя? Да потому что она желтая, блять. — Я пришел, чтобы позвать тебя на тренировку. Халтурщиков никто терпеть не станет. — Зато мудаков последних там охотно терпят. Зло бубнишь под нос, но я четко слышу обиду. Имеешь право. Я бы себе еще и в морду дал, но у тебя другие методы. — Давай, выговаривайся. Высказывай все дерьмо, что в тебе скопилось за неделю. — За пять дней вообще-то. — Что, зайти через пару деньков? Пусть настоится? Агацума, у меня времени нет на этот детский сад. — А на что есть? На потрахаться? У тебя же столько гражданских жен, целых три. Пока всех поимеешь уже и день прошел, да? Поворачиваю к тебе голову наконец и разглядываю с интересом. В огромной толстовке лимонного цвета с ярким смешным принтом, у меня была когда-то точно такая же, но я ее еще летом похерил. Ты в ней тонешь, твое тело вообще не видно под ней. Глаза бегают лихорадочно и руки прячешь, а ножки мнешь, пока продолжаешь уже орать на меня. Ты чем до этого занимался? Дрочил или плакал? Или и то и другое? — И мозгов хватает только перед камерой раздеваться и лыбу давить. И дизайнерские работы у тебя посредственные и никакие. Все сырые. Я уже сейчас, на первом курсе это понимаю, но всем похуй. Все закрывают глаза и ставят тебе автоматы, потому что ты футболист и пиздец какой красавчик. Типа из-за тебя все идут учиться сюда, летят как мухи на мёд. Только ты не мёд, ты — кусок говна вонючего, жидкого такого и зелёного. И футболист ты тоже весьма средний. Ты стал сдавать в последний год, потому что думаешь, что лучше тебя никого нет. Придурок перекачанный с комплексом бога… — Назови, кто лучше. — Что? — Кто лучше меня на левой бровке? — Ну… да много кто. — Никого нет. И пока еще не пришла достойная смена. А если ты хочешь доказать, что сможешь лучше, что уделаешь такого переоцененного меня, то нужно тренироваться, а не дрочить в душной каморке. — Я-я не делал этого. Я учился вообще то. Подхожу к кровати и ногой зачерпываю стопку журналов. Втаскиваю их на ковер и вскидываю брови. Все журналы со мной. И это не какое-то совпадение. На четырех из девяти — я на обложке. В остальных пяти огромные развороты со мной. Какая коллекция. Тут еще что-то валяется. Тюбик смазки. Серьезно, блять? Я всегда дрочу на сухую, но ты видимо еще та неженка. Смотрю на тебя. Молчишь и красный как рак. Прячешь глаза свои бесстыжие. Просто пиздец как трогательно. Хватаю за подбородок и поднимаю вверх, но все равно косишь зенки в сторону. — Посмотри на меня. Быстро. Упираешься, сглатываешь и медленно переводишь взгляд. Огромные глазищи, блестят от влаги. Ресницы эти еще длинные. Ты вообще весь смазливый и красивенький. Будь ты девочкой, за тобой бы все бегали. Такая няшная у тебя мордашка. Никогда не тянуло на таких сладких мальчиков, но тебя очень хочется. Но сейчас я здесь не за этим. — Можешь что угодно про меня думать. Но то, что случилось — уже случилось. Пострадал, поплакал, поныл и вернулся в строй. Знаешь сколько всего еще с тобой будет? Я никому не скажу, если боишься. И виду не подам, что у нас что-то было. Так что давай, сопли на кулак и пошел на поле. Даже не пошел — побежал. Говорю спокойно и уверенно, твой взгляд меняется пока говорю. Отпускаю твой подбородок, пальцы обжигает ощущение нежности твоей кожи. — Я не смогу тренироваться, когда ты там. Тоже. Не смогу сосредоточиться. — Меня тоже бесит большинство членов команды. Да и вообще людей. Надо учиться не обращать на это внимание и идти к своим блестящим мечтам. Разворачиваюсь к двери и собираюсь открыть, как ты вскрикиваешь, не давая уйти. — Стой, Узуй, я не это имел ввиду. — А что? Поворачиваю голову через плечо. Ты вздыхаешь и заламываешь пальцы на руках. Нервничаешь, волнуешься, но решаешься и киваешь на разбросанные по ковру журналы. Да, это красноречивее любых слов, малыш. Я тебя понял. Теперь знаю, почему ты меня бесил и провоцировал. Дрочишь на меня. Хочешь меня. — Ты трахался когда-нибудь? — Нет — Тихо и сипло, должно быть рот пересох от нервов. Подхожу к двери, разочарованно вздыхаешь, но потом удивленно вскидываешь голову. Потому что я закрываю замок и поворачиваюсь к тебе. Опираюсь спиной на дверь, складываю руки на груди. Любуешься моими банками под тканью худи, гладишь взглядом и губы закусываешь. Как тогда. — Разденься. Не прошу, приказываю. Хочу посмотреть на тебя голого. Не можешь быть ты так прекрасен, должен быть изъян. Хотя сейчас я все равно тебя поимею, цыпленок. Меня уже вряд ли что-то остановит, даже если у тебя там хвост или чешуя. Даже если чешуйчатый хвост. Я возбудился еще пока шел сюда. Тянешь толстовку вверх и скидываешь на комод у кровати, медленно цепляешь пуговицу джинс и расстегиваешь молнию, пока я скольжу взглядом по фарфоровым плечам и груди. Ты не такой уж и тощий, подкачался за все это время. Мышцы под кожей играют и напрягаются, красиво подсвеченные полузакатным мягким солнцем из окна за твоей спиной. В золотом часу твоя кожа кажется персиковой. Хочется коснуться, погладить нежно, а потом укусить до крови. Чтобы синяк остался уродливый, чтобы был в тебе какой-то изъян. Потому что сейчас я его не вижу. Ни единого. Когда перешагиваешь через джинсы на полу, стянутые вместе с бельем и тянешь ногу вверх, чтобы снять носок. Полубоком ко мне. Вижу ямку ягодицы, напряженное бедро и икры, и уже хочу вылизать тебя с ног до головы. Заканчивая членом, который сейчас бодро залупился в потолок и призывно покачивает взмокшей головкой. Теперь ты полностью голый, смотришь несмело, но в глазах вижу щенячий восторг. Ты близок к своей мечте, ведь ты мечтал о сексе со мной, да, малыш? И жадно дышишь. Скоро, скоро получишь, что хотел. Сполна получишь. Еще будешь умолять остановиться. — Повернись. Покажи себя. Мой голос едва заметно охрип, не знаю заметил ли ты. Теперь вижу, заметил. Улыбаешься, когда поворачиваешься боком, потом спиной. — Остановись. Любуюсь тобой. Ты — что-то неземное, эльфийское, ангельское. Широкие плечи, тонкая талия, эти ямочки на крестце, тонкие стройные ножки и просто чумовая задница. Невероятной красоты два симметричных полужопия. Два аппетитных пирожка. Аж зубы заныли, как хочется куснуть и помять в пальцах. И кожа такая же нежная и ровная, как на твоем личике. Ни прыща, ни волос. Идеальная. Не у всех баб, с кем я спал, такая. И близко такой не было. Я вообще думал, что такие только на пачках с подгузниками бывают, и то отфотошопленные. Но вот она — идеальная жопка, только руку протяни, Узуй. И протяну. Но позже. Сейчас хочу любоваться и жрать глазами. Не думал, что я настолько голоден. — Раздвинь булки, медленно. Ты стесняешься, но послушно кладешь ладони на ягодицы, пальцами раздвигаешь и чуть выгибаешься в пояснице. Так вот для чего была смазка. Из отверстия торчит черная латексная пробка. — Надо же, не желтая. Усмехаешься и смотришь из-за плеча, продолжая растягивать передо мной свою задницу. Оттягиваю штаны вместе с велосипедками и трусами, хватаю член рукой и вожу по длине, размазывая смазку. Глаз не сводишь с моей руки. Хотя какой руки? С огромного хера, который ждал и о котором грезил в своих мокрых и стыдных фантазиях. Наверняка развратных до жути, иначе не было бы этой пробки в твоей жопе и этого пиздеца в безумных глазах. Даже смотреть в них боюсь. Утянешь ведь в пучину адскую. Хотя уже, что там говорить. Подхожу ближе продолжая дрочить. На тебя и твою дырку. Толкаю на кровать, ты ложишься поудобнее на живот и прячешь лицо в сгиб локтя. Но так не пойдет, ставлю раком. Оглаживаю спину вдоль позвоночника от шеи к копчику. Выгибаешься как кошак, льнешь под руку и дышать боишься. Обвожу основание пробки, глажу вход и спускаюсь по шовчику ниже, к розовым яйцам с мягким белобрысым пушком. Сжимаю в ладони, и ты стонешь. Так же сладко, так же протяжно и тихо. Подцепляю пробку и высовываю, она хлюпает, покидая твое тело. Смазки ты не пожалел. А розовая, упругая дырка капризно закрывается передо мной. Красивая, пока еще почти целая. Что там той пробки? Она как один мой палец. Мну в ладонях твои ягодицы и раскрываю ее. От вида и ощущения дурею и дышу как в лихорадке. Глажу, мну, ты уже весь покрылся мурашками, заглядываешь из-за плеча. Встречаю твой взгляд и звонко шлепаю по правой. Вздрагиваешь и вскрикиваешь. А я ныряю пальцем внутрь и тебя словно током прошибает. Как я и говорил, что там той пробки? Второй палец вошел с трудом. И если ты кончаешь на такой маленькой затычке, то у меня для тебя хорошие новости — на моем члене тебе понравится точно. Но ты и сейчас уже готов обкончаться, вижу, как дергается твой член, пачкает соком твой поджарый живот. Пальцы хлюпают в твоей заднице, тянут и дразнят, а ты скулишь и напрягаешься всем телом. Но терпишь, боишься меня не впечатлить. Не знаешь ведь, что я в любом случае не уйду, пока не трахну тебя. Даже если будешь вырываться и орать, я уже готов тебя насиловать. Но рад, что пока не приходится. От третьего пальца ты весь красный и стонешь задушено. Я снова и снова цепляю подушечками бугорок простаты, а ты вскидываешься и скулишь. Твои звуки великолепны, продолжай. Мне нравится тебя слушать, и даже тянуть тебя мне нравится. — Можешь громче, не стесняйся. — Услышат. Задушено, искусанными губами. Хмыкаю в ответ и продолжаю мять твою жопу в руках. Но ты послушался и действительно стал чуть громче и менее сдержанным. Понял, что мне это нравится. Хочешь меня порадовать. Улыбаюсь и поощрительно сжимаю твою мошонку. Выгибаешься сильнее, стонешь протяжно, сам насаживаешься на мои пальцы. Ох, какой же ты. — Кончишь на пальцах? — Мм… даа… И я увеличиваю темп и наконец кусаю тебя за упругую ягодицу. Легонько, скорее целую зубами, чем кусаю. И трахаю тебя пальцами. И ты послушно подставляешься и скулишь. — Мм…да.да.да.Узуууй… Кончил с моим именем на устах? Ты чего, эй? Даю отдышаться, вытаскиваю пальцы и переворачиваю тебя на спину. Прячешь лицо в предплечьях, убираю их в стороны, сопротивляешься, но я раздраженно цыкаю и прижимаю твои запястья к кровати по бокам от головы. Тебе стыдно, вижу. Но совершенно зря, крошка. Мое лицо разглядываешь с опаской и находишь в нем что-то, отчего улыбаешься и облизываешься. Поглаживаешь пальчиками мои ладони. Ты сама нежность и я уже не могу терпеть, как хочу трахнуть тебя. Стягиваю худи, следом уже взмокшую футболку. С восхищением пялишься на мой торс и протягиваешь руки, чтобы потрогать. Но боишься обжечься, останавливаешь ладони в миллиметре. И я сам подаюсь ближе. В теплые и нежные твои ладошки. Пальцы скользят по груди, плечам, обводят кубики. И это кайфово, но не вовремя, потому что у меня сейчас яйца лопнут. Встаю и стягиваю остатки одежды. Вновь сажусь на кровать и тяну твои ноги на себя, кладу тебя боком. И вхожу. Распираю тебя изнутри. Ты такой узкий, такой тугой, словно и не было в тебе сейчас трех моих пальцев. Не могу сдержать стон, когда вхожу полностью. Ты кусаешь свое запястье, а в зажмуренных глазах стоят слезы. Поглаживаю бедро, нежное как шелк, и нависаю над тобой. Шепчу, что скоро не будет больно, прошу потерпеть и расслабиться. Двигаюсь медленно и плавно, ты ёрзаешь подо мной и пытаешься коснуться всего меня, где только можешь дотянуться. Через время ты привыкаешь и уже кайфуешь с моим членом внутри. Я поворачиваю тебя на спину, и ты вцепляешься меня руками и ногами, прижимаешь к себе, сминаешь в пальцах мои руки, спину, тянешь резинку на хвосте и зарываешься пальцами в мои волосы. И я позволяю тебе, хотя раньше никогда не разрешал никому. Мои волосы вообще кроме меня и Сумы никто не смеет трогать. Но это приятно до дрожи. Почти так же, как скользить внутри тебя. Ты решаешься поцеловать меня в шею, опаляешь горячим дыханием. Облизываешь, водишь языком какие-то узоры. Это что послание, малыш? Чувствую, что уже близок. Отстраняюсь и ты капризно дуешь губки. Интересно, ты специально это делаешь? Или твое лицо просто запрограммировано быть милым? Спрашиваешь разочарованно: — Что ты делаешь? — Хочу развернуть тебя, давай раком. — Нет, я хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда кончишь. Я даже замер. Меня никто никогда не просил об этом. По крайней мере вслух. И это кажется таким интимным, что даже то, чем мы здесь занимаемся не идет ни в какое сравнение. Теперь я тоже этого хочу. Смотреть на тебя. Закидываю твои стройные ножки на плечи и нависаю сверху на вытянутых руках. Ты складываешься пополам, а от ощущения моего члена в такой позе раскрываешь рот в немом стоне. Он глубоко в тебе и тебе это нравится. Не могу глаз оторвать от твоего лица. Смотришь пристально, взглядом кричишь о чем-то, но я тебя не понимаю, не могу разгадать. Но чувствую, что это что-то хорошее. И ты хороший. Губу нижнюю закусываешь острым клыком и стонешь, глядя мне в глаза. И я кончаю в тебя, глубоко и бурно. Острым спазмом сотрясаясь и наваливаясь сверху, пока ты сбросил с моей шеи свои невозможные ноги. Я опять кончил от твоих медовых глаз. Понятное дело, что не только от них, но именно эти огромные блестящие омуты поставили финальную точку. Кому рассказать, я бы сам в такое не поверил. Это же только в сказках бывает, да? Или в мелодрамах каких-нибудь дешманских. Ты лежишь подо мной и дышишь тяжело, целуешь мою грудь и гладишь спину. А я чувствую животом, что ты тоже кончил. Вместе со мной. Приподнимаюсь на локтях, но хватаешь цепко и сильно тянешь на себя обратно. Хочешь полежать и пообниматься? Ну так и быть. В качестве компенсации за мой прошлый побег. Только не долго. Не люблю я это. Хотя через пять минут уже сомневаюсь в этом и не хочу уходить. И выходить из тебя не хочу. Но нужно, потому что снова встает внутри тебя. А тренировка скоро закончится и сюда придут твои дружки. Тебе это не нужно. Отстраняюсь, вынимаю член. Смотришь устало и улыбаешься. — Скажи что-нибудь, Узуй. — Это было блестяще, малыш. — Малыш? — Недовольно и обиженно шепчешь. — У меня имя есть. — Я знаю. Зеницу. Зеницу Агацума. Улыбаешься шире. А я сажусь на кровать и осматриваюсь. Тянешь салфетки с прикроватной тумбочки и даешь мне. Мысли мои читаешь? Мило. Так мило, что сначала вытираю тебя. А ты любуешься и почти боготворишь. Зря, это даже не забота. Банальная вежливость. Вытираюсь сам и натягиваю вещи. Пока липкую потную футболку протягиваю через руки и голову ты уже сидишь с пустым стаканом на кровати. — Хотел попить и облил твою кофту. Случайно. — Случайно, блять? А что глаза такие хитрые? — Всегда такие. Хмыкаю и натягиваю на себя твою лимонную худи. Блин, прям один в один моя, и размер мой. Пахнет тобой только, цветочным лугом после дождя. Так даже лучше. — На счет тренировок. Я не уверен, что хочу продолжать. — Сдурел? Ты же хотел стать мне заменой. — Хотел, только… Блин, все как-то сложно. — Пфф. Из-за меня? — Из-за нас. — Каких еще нас, Зеницу? — В смысле? Ну… Я… Мы же… — Не придумывай. Потрахались и всё. Лицо такое, будто ударил тебя. Натягиваешь одеяло, прикрываясь. Поздно скромничать. — Я хотел играть раньше. — Сглатываешь ком и продолжаешь. — Но теперь не вижу смысла. В игре накосячил, ты меня с дерьмом мешаешь, не считаешь ровней. — Так ты и не ровня. Пока. Но шансы есть, ты вполне себе. Если постараешься, то добьешься больших высот. Юркий, ловкий, быстрый. Поработать над техникой и точностью и вообще будет блестяще. — Ты правда так считаешь? — Да. И знаешь, не бросай. Я и правда сдаю уже. Дам дорогу молодым. Уйду из сборной. — Что? А команда? А тренер? — Он поймет. Он ценит мудрые решения. — Ты же шутишь? — Нет. — Пожимаю плечами, а ты чуть не плачешь. — Ну хватит, не оплакивай. Ухожу в лучшей своей форме. И все еще действующий чемпион. А дальше давай ты. Подмигиваю и ухожу. Чувствую, что хочешь окликнуть, но не решаешься. Правильно, не нужно. Не беги за мной, малыш. Ах, прости. Не беги за мной, Зеницу.