История одного города

      Красный глаз светофора всполыхнул, переменил решение и разрешил дилемму — замигал на прощанье и исчез, дав зеленый свет. Как брошенная на удачу монета, что на мгновенье вспыхивает полированным ребром, прежде чем лечь под ладонь и отбросить все прочие варианты.       По мнимой ошибке Митч поворачивает на западную Кинг-стрит. Эта улица не ведет никуда — офис, дом и даже дом родителей находятся в диаметрально противоположной части города. Вся его регулярная жизнь уходит, удаляется вместе с набегающим пробегом. Остается далеко позади, пока спереди надвигается огромное и чужое небытие.        Митч выезжает на Сентр-стрит.       Мимо петляют все прочие — странные и порочные — улицы. Кингскорт-авеню. Раскин-стрит. Одна за другой.       У каждого есть свои тайны. Тайна Митча — в том, почему он заблудился именно в эту сторону.       Потому что именно в этой стороне ближе всего оказывается заведение Майло. Совершенно случайно.       В какой-то момент полета становится не так уж важно, есть ли у монеты вообще обратная сторона.        Одно время в том здании располагался ресторан. Если хорошо прислушаться, иногда в нем до сих пор можно расслышать звук разбивающегося бокала шампанского, который фантомным эхом бродит по стенам, как призрак. Запертый навечно.        Митч точно его не услышит: даже на подъездной дорожке народу полным-полно — благо, его пропускают без очереди. В обеденные часы по всей улице хоть шаром покати, но под вечер безжизненный котлован разливается в бушующее море. Это определенно не то заведение, в которое заходят рабочие после смены, чтоб выпить пива, услышать новый анекдот и обязательно подраться за полчаса до закрытия: враждебная и разношерстная толпа у входа лишена обаяния законченных алкашей и социального дна. Толпа обеспечена и жестока. Митч старается не разглядывать лица.        Все это — ров с пираньями перед крепостью. Один длинный порочный коридор, оканчивающийся незаметной дверью за барной стойкой. Обычно так располагаются двери в туалет или запасной выход. Обшарпанная, ничем не примечательная дверь — посетители Майло проходят в нее, как на прием к королеве Англии.        Проходя мимо бармена Митч поднимает раскрытую в приветствии ладонь. Спрашивает:        — Как жизнь?        — Лучше, когда я где угодно, но не здесь, — скороговоркой чеканит тот свою коронную фразу. Из года в год, без перемен.        — Он здесь?        Бармен кивает головой. Кивает так же коронно, как и говорит:        — Проходи.        Митч заходит в зазеркалье за стойкой, попадает на склад: пара стеллажей, уставленных всем, что только может понадобиться в основном помещении, разбросанные сбоку коробки и бесконечно стеклянное войско бутылок с самым разным легковоспламеняющимся содержимым — все это тоже часть рва с пираньями.       Помимо прочего на складе хранится еще парочка дверей.        Одна из них распахнута настежь — за ней играют в карты и явно ждут нового претендента на место за столом: без лишней скромности зазывает яркий свет и громкий веселый разговор. Другая закрыта. Первая Митча ничуть не интересует, и он идет ко второй — рядом стоит человек, которого Митч уже видел. Тот еле заметно качает косматой головой, поймав его взгляд.        — Ты кто, Виктор? — спрашивает Митч, по-свойски приваливаясь к стене.       — Виктора здесь нет, — лаконично отвечает знакомый незнакомец с каменным лицом.       — А, прости. Вы с ним так похожи.       — Мы близнецы.       — Да ну? Это многое объясняет. И как только ваш босс вас различает.       — Он зовёт по фамилии.       Митч усмехается.       — Это в его духе.       Из кабинета выходят мрачные люди. Такие точно не ведут разговоры ни о чем, кроме своих мрачных дел. Они проходят мимо и таинственно исчезают в проеме служебного входа. В нем моросит мелкий дождь.        — Проходи, — кивает Митчу охранник.        — Привет Виктору, — кивает Митч, собираясь с духом.        Суровое лицо отвечает едва заметной, но однозначно вежливой улыбкой.       И там уже, за второй, самой главной дверью Майло следит за ним — не шевелясь, одними глазами, как бог всего этого безобразия заполняя свой кабинет. Майло что-то записывает не глядя — смотрит на Митча, когда он усаживается перед ним. Майло опускает взгляд в противовес тому, что устремляется прямо на него, и уже глядя в запись говорит:        — Что, приехал за долгом? Это была разовая акция, теперь я не на все согласен.       Отгоняя прочь из мыслей слова «теперь» и «согласен», Митч покачивает головой:        — Да нет, я не по поводу того твоего визита. Не совсем, — он оглядывается. — Мило у тебя тут.        Майло снова зорко смотрит на него.        — Спасибо. Тогда зачем ты здесь?        Митч отвечает не сразу. Смотрит по сторонам. Потом вполголоса говорит, увлеченно разглядывая потолок:        — Может, сходим куда-нибудь?       Майло молчит. Испытующе и безумно долго. Митч продолжает смотреть в потолок, но знает, что Майло смотрит на него. Смотрит и даже не моргает.       Тянутся особенно длинные секунды.       Наконец Майло усаживается в своем кресле повыше и медленно уточняет:        — Ты имеешь в виду…        — Да, да, — торопливо перебивает Митч, отлипая от потолка и встречая его взгляд. — Поедим, сделаем что-то вместе или выпьем, не знаю, что тебе нравится. По правде, в городе кроме этого особо делать и нечего.       Майло все еще смотрит своими беспристрастными глазами — не моргая, не отводя взгляд. Наблюдает. Он говорит:       — Ладно, давай просто выпьем.       — Да, отличная идея, — выдыхает Митч. — Но не здесь, у тебя сегодня слишком шумно.       Майло задумчиво отводит взгляд. И тонко улыбается.       — Как захочешь, Митч. Ты выручал меня столько раз — будет справедливо, если я исполню пару твоих желаний.       Из кабинета они выходят вместе: нависают темные стены, узится дверной проем. Майло небрежно бросает — так безлично, что Митч не сразу понимает, к кому он обращается:       — Гловач, свободен.       Охранник молча отходит в сторону. Задача персонала для Майло заключается в том, чтобы никак не обозначать свое присутствие.       Пока они продираются через темное, кипящее море зала, Митч спрашивает:        — Как его зовут?        — Борис, — незамедлительно отвечает Майло. Без единого сомнения.        — Так ты их все-таки различаешь.        — Конечно. Но они об этом не знают.       Митч припарковался на противоположной стороне улицы. Свежий воздух выигрышно контрастирует с внутренним жаром клуба. Уже стемнело. Дождь перестал моросить.        В машине Майло спрашивает:       — Что теперь, поедем в мотель?       Митч смеется.       — Мотель? Серьёзно?       Майло непритязательно пожимает плечами.       — Это нейтральная территория.       — Встречаться в мотеле — все равно, что гулять по улице, взявшись за руки, — морщится Митч.       — О, извини, я бы не стал делать это на заднем сидении твоего кадиллака или под кустом.       — Я не это имел в виду.       Майло скептически хмыкает.       — И что же ты имел в виду?        Митч приоткрывает рот и ведет головой в поисках того, что же он имел в виду.       Майло неотрывно изучает. С явным интересом.        — Ты голоден? — внезапно спрашивает он.        — Не-а.        Митч оборачивается с недоумением, но не задает никаких вопросов: Майло человек специфический. Какие к нему могут быть вопросы.        И тем не менее уже в баре Митч спрашивает:        — Ты так легко согласен на все потому, что я тебе нравлюсь, или ты ждешь, пока я исчерпаю свой кредит, чтобы выставить счет?        Майло ему загадочно улыбается.        — Ты не тот человек, от разговора с которым можно отказаться.        — Если ты согласился ради выгоды, то будешь разочарован, потому что делового разговора у нас не будет, — доверительно понизив голос сообщает Митч.        — Это хорошо. Я был бы разочарован, если бы ты притащил меня сюда, чтобы говорить о делах.        Необъяснимо естественно вышло у Митча украсть Майло и самого себя, спрятать бог весть в какой дыре — за миниатюрным столиком в чистом и модном полупустом баре в спальном районе среднего класса. В месте, где их никто бы не узнал.       И необъяснимо покорно позволил себя украсть Майло, наблюдавший за всем происходящим с любопытством ученого, открывшего неизвестный доселе феномен.        Митч подпирает голову рукой, принимая задумчивый вид. Майло напротив выглядит сыто и уверенно — Митч вдруг отчетливо ясно осознает: все, что произойдет дальше, будет целиком и полностью лежать на его совести. Прямо как рука Майло вдоль левого фланга стола. Царственно и неподъемно.        — Теперь я не знаю, о чем с тобой говорить, — беспомощно вздыхает он.        — Расскажи о себе, — предлагает Майло, и Митч не уверен, что понимает его.        — Поиграем в двадцать вопросов?       — Лучше поиграем в ответы, вопросов уже достаточно.       — Так у тебя есть вопросы.       — Не так много. Ты хочешь ответить?       Митч проникновенно подается вперед, разнося терпкий запах табака и виски, и качает головой:       — Я не дам тебе пин-код от своей кредитной карты.       Майло улыбается.       — Так я и думал.       Митч вдруг смотрит на него серьезно.       — Не хочу у тебя ничего спрашивать, чтобы не узнать ничего о твоих делах. Ничего не хочу об этом знать. Только один вопрос.       — Я весь внимание.       — Водка?       — Почему ты так решил?       — Это все твой славянский магнетизм.       — Не думал, что он на тебя действует.       Митч поджимает губы.       — Теперь тебе придется пить водку со мной.       Заказали. Митч закурил.       Майло смотрит, как он курит — лениво и вальяжно, — как выпускает сизый ореол дыма, окутывающий его, словно туман.       — Знаешь, что в Огайо запрещено поить рыб? — прерывает молчание Митч, завороженно смотрящий на пожирающего его глазами Майло.       — Повезло, что ты не рыба, — отвлеченно отвечает тот.       — И мы не в Огайо.        Митч подносит высокую водочную стопку ко рту. Майло внимательно смотрит, как он касается ее губами. Отпивает мягко и бережно. От холодного стекла у Митча немеют губы.       Майло медленно втягивает воздух.       — Ты не умеешь пить водку, — констатирует Майло.       Митч растерянно смотрит — сперва на него, потом на стопку у себя в руке.       — Да ну?       — Ты пьешь, как виски.       — Ну, я же ирландец. Мы всё пьем, как виски.       — Не в этом дело. В Америке никто не умеет пить водку.       — Тогда научи меня, — незамедлительно предлагает Митч.       — Выдыхай. До конца, пока в легких ничего не останется. Задержи дыхание. Вот так. Теперь пей и вдыхай одновременно. Резко.       Майло с упоением наблюдает, как Митч выполняет все его инструкции. Когда тот наконец опрокидывает стопку, протягивает руку и берет ее за донышко — придерживает, чтоб не осталось ни капли.       Митч шало косится на руку, оказавшуюся в опасной близости, еще не зная, что в следующее же мгновенье — стоит ему только отвести начисто опустошенную стопку от губ, — рука окажется уже под его носом.       Внезапно и бесцеремонно, как залпом проглоченная водка по пищеводу.       — И занюхни, — наставительно говорит Майло.       Вдохнуть Митч не может — оторопел, закашлялся. Впечатление от водки напрочь стирает опасный выпад в сторону его лица. Воздуха бара ему отчаянно мало, где-то в желудке заводится нервозная щекотка.       Майло напротив быстро опустошил свою стопку. По той же тактике, которую присоветовал Митчу, но выполняя все с заводской точностью.       Пальцы Митча обжигает сигарета, догоревшая до фильтра.       — Повторим, — тихо и решительно говорит он.       Майло смотрит на него азартно.       — Похоже, ты тоже на все согласен.       — Я привел тебя сюда не для того, чтобы отказываться от водки.       Митч глубоко и ровно вдыхает, замечая, что нервничает.       — Теперь я буду задавать вопросы, — предупреждает Майло после того, как они выпивают снова.       Митч смеется.       — Ты начинаешь задавать их не раньше двух стопок? Прям как чертов политик. Валяй.       — Почему ты тогда предложил мне это?       Митч мигом перестает смеяться. Жалеет о том, что согласился на вопросы. Ни малейшего подобия улыбки не остается на его лице.       — Это была шутка. Разрядить обстановку под конец рабочего дня, — сконфуженно оправдывается он.       Майло легонько качает головой.       — Ты шутил про то, чтобы заняться со мной сексом. Это не разряжает обстановку. Скорее наоборот, — сухо и медленно говорит он.       «Это было глупо», понимает Митч с сияющей ясностью.       — Секс — твоя профессия, ты им торгуешь, — отмахивается он с деланной небрежностью.       — Нет, ты меня неправильно понял.       — Ладно-ладно, мне плевать, не хочу слушать.       — Секс не имеет значения, это валюта. Интернациональная и очень ходовая. В этом городе и вовсе основная. Секс популярнее, чем доллар.       Митч сглатывает, у него во рту пересыхает.       Майло смотрит на него, как удав на кролика.       Митч в ужасе от своей собственной реакции.       — Перестань произносить это слово, — требовательно говорит он.       — Почему?       — Потому что у меня уже в ушах звенит.       Майло смотрит на него с улыбкой. Митч вдруг замечает, что тот склонился над столом и весь тянется вперёд — напряженный, как будто готов в любой момент ввернуть решительный маневр.       Митч расправил плечи, одернул пиджак, машинально поправил волосы.       — Хочешь еще выпить? — спрашивает Майло, зачем-то двигаясь еще ближе.       — Только не водка.       — Уверен? Даже если третья стопка тебя уложит, — Майло переходит на шепот, — после ты захочешь ещё.       Митч нервозно усмехается.       — Это уже слишком, сбавь обороты.       — Это уже слишком, если мы не шутим, — незамедлительно парирует Майло.       — Если?       — Говори прямо, Митч.       Митч нервничает, прочищает горло. Собирается с мыслями. Наконец подается к Майло всем телом, наваливаясь на стол — сокращая и без того короткую дистанцию, — и обстоятельно опускает на столешницу сцепленные в замок пальцы.       — Майло, давай проясним. Ты гей?       — Нет, — Майло невозмутимо ведет бровью. — Я бисексуал.       Митч несколько секунд смотрит на него, обрабатывая полученную информацию. Майло терпеливо ждет результат.       Митч давится слюной.       — Так, ладно, давай по домам, — сбивчиво тараторит он, избегая смотреть в глаза. Оставляет на столе деньги и, не оборачиваясь, отходит — делает все быстро и неловко.       Майло добавляет двадцатку на чай, поднимается и медленно идет по следу.       — Не убегай, я тебя не укушу, — громко говорит он.       — Да, прости, — Митч останавливается у выхода и ждет.       — «Что-то приятное». Что ты имел в виду, Митч? — спрашивает Майло на пути к машине.       Митч на секунду замешкался и даже немного отстал. Его спутник не сбавил шагу.       — Я ничего не имел в виду, просто сказал. Забудь. Прошу, просто забудь.       Они подходят к машине — каждый со своей стороны.       Майло ловит взгляд Митча через крышу.       — Не принимай близко к сердцу, Митч.       Митч приоткрывает рот, чтобы ответить, но так ничего и не говорит. Усмехается. С улыбкой смотрит на Майло.       — Мы же взрослые люди, Митч, — добавляет тот, испытующе глядя в его глаза.       Митч больше не улыбается. Выдерживает взгляд и первым залезает в машину.       — Похоже, ты сам не знаешь, чего хочешь, — философски замечает Майло, занимая пассажирское место. — И не можешь попросить об этом.       Митч не торопится поворачивать ключ.       — Ты о чем?       Майло смотрит на него снисходительно.       — Давай покажу. Иди сюда.       Он приближается. Кладет руку на затылок Митча и притягивает к себе лицо, усталое от борьбы со всем миром.       Майло целует Митча, и держать его за затылок больше не нужно — Митч сам напирает, — рука Майло опускается на его бедро, сжимает истомно и смело, их губы покалывает после спирта, Митч дышит быстро и тяжело, надрывно хватает чужое плечо в поисках опоры, а Майло шумно выдыхает в его рот.       — Мой язык у себя в горле — вот, чего ты хочешь, — хрипло шепчет Майло.       После Митч не сразу открывает глаза. Поджимает губы, облизывается, слышит свой собственный голос:       — И что теперь?       Майло улыбается сдержанно, как будто вспомнив что-то смешное, и перекатывает невысказанное во рту.       — Ты мне скажи.       Митч тяжело дышит, отводит взгляд в лобовое стекло. В его ушах колотится пульс.       — Я отвезу тебя туда, откуда забрал, а сам поеду домой, — медленно проговаривает он, как под диктовку.       И заводит мотор.       Майло не шелохнулся — только закатил глаза.       — Можешь сперва сделать кое-что для меня? Это не займёт много времени, — говорит он.       — Что?       — Иди сюда, — Майло хлопает по своему плечу.       Митч смотрит на него в смятении.       — Что?       — Придвинься и повернись спиной, — терпеливо поясняет Майло.       К смятению Митча прибавляется ужас. Он смотрит на Майло, как на сумасшедшего.       — Нет.       — Только на одну минуту.       — Как ты себе это представляешь?       — Очень просто. Давай, двигайся.       — Тут маловато места для таких маневров.       — Нам хватит. Попробуй.       Митч вздыхает и недовольно пыхтит, но делает то, чего от него хочет Майло: поднимает одну ногу на сиденье, разворачивается и неловко опускается назад — до тех пор, пока на его горло не опускается рука.       Его голова вдруг оказывается на чужом плече — Майло резко прижимает ее к себе и крепко сжимает челюсть, не позволяя шевельнуться. Хорошо, что хоть шею не свернул. Митч пытается сказать что-то важное, но из его плотно сжатого рта выходит только нечленораздельное мычание. Ему в спину больно впивается рычаг коробки передач, он выгибается, пытаясь свести ущерб к минимуму, а Майло бесцеремонно расстегивает его ширинку.       Митч хватает руку на своей шее, но не пытается её отвести. Второй рукой он неловко шарит в воздухе, пока чужая хозяйничает в его штанах.       — Не дёргайся, — горячо шепчет Майло ему на ухо.       Митч послушно замирает. Медленно опускает руки. Дышит тяжело. Он закрывает глаза: все равно угол обзора не дает увидеть ничего, кроме потолка салона.       Майло обхватывает его член — Митч чувствует прикосновение, чувствует, как кровь отходит от головы и всего тела — вся она притекает к ладони Майло, и именно там вдруг оказывается единственный важный пункт во всем его существе. Митч чувствует много, но и этого недостаточно — он хочет весь завернуться в руку, которая достаёт его и вдруг исчезает.       Митч алчно двигается вперед, вслед за ускользнувшим райским давлением, врезается бедром в руль и протыкает поясницу рычагом, который впивается в него, как огромная заноза. Он болезненно стонет.       — Тише-тише, — шепчет Майло, и сплевывает себе на ладонь с суровой простотой.       Стоит прикосновению вернуться, как Митч расслабляется и обмякает. Майло лукаво спрашивает:       — Тебе нравится? Ну же, я вижу, что нравится. Скажи мне.       Митч согласно вздыхает сквозь сжатые зубы.       — Громче, — безжалостно требует Майло.       Митч нетерпеливо ворочает головой, пытаясь скинуть руку с горла, и Майло ослабляет хватку, когда Митч сглатывает, перед тем как сказать:       — Да.       Майло поощрительно проводит по его шее пальцами.       — Вот так.       Он мог бы вовсе уже не держать Митча, тот и сам не отказался бы от своего унизительного положения: не поднял бы головы с чужого плеча и не подумал бы уйти от жесткой руки, которая так мягко касалась его.       И когда Майло говорит:       — Кончи для меня, — Митч жалостливо скулит.       — Да, вот так, — повторяет Майло, выдаивая его до последней капли.       Митч отводит руку назад и вслепую находит ей чужую голову, обнимает ладонью затылок, пока Майло зарывается лицом в воротник его рубашки — перед тем, как окончательно отпустить.       Вырвавшись на свободу, Митч сразу хватается за поясницу.       — Блядь, Майло…       — Да? — отзывается тот, как ни в чем не бывало.       Митч с неудовольствием трет свою челюсть.       — Это было необходимо?       — Я хотел, чтобы ты помолчал.       — Ты просто зверь.       — Видишь, секс ничего не значит, пока не почувствуешь что-то.       — Не любишь в машине, да?       — Не особо.       Майло открывает бардачок.       — Презервативы есть, а салфеток нет. Я даже не удивлён.       Митч тянется на заднее сидение и достаёт салфетки.       — Ты просто искать не умеешь, — говорит он.       Митч смотрит, как Майло вытирает ладонь. Начисто, старательно — израсходовал штуки три и выбросил в окно.       Майло остался точно таким же, каким и был. Митч тихо спрашивает:       — Зачем ты это сделал?       — Мне показалось, тебе будет легче, если я все возьму в свои руки. И, будь уверен, не одному тебе это понравилось.       — Охренеть. Я недостаточно выпил для такого.       — Теперь можешь отвезти меня туда, откуда забрал, а сам поезжай домой.       Митч страдальчески качает головой, пытаясь устроиться поудобнее.       — Для начала мне нужна сигарета.       Майло смотрит, как он закуривает, и говорит:       — Что мне в тебе особенно нравится, Митч, так это то, что ты всегда исполняешь мои просьбы.